Не радуйся, когда упадёт враг твой

      Всем была известна легенда, как создавался мир. Но почти никто не мог подтвердить это, однако каждый верил. Это сделала богиня. Это сделала… богиня? Пожалуй, точно скажут только ее близкие друзья, а хотя, они вообще могут быть у божественной сущности? Богиня создала и свет. Странно так случилось, что где есть свет, там и тьма. Свет отражался на тверди, а та разрасталась гуще и гуще, создавая крепкий шар, после по нему разлилась вода… Этот шар обозвали Землей. Она была пуста и пустынна, лишь одно место, самый центр, был райским местом. Там цвели цветы, была мягкая зеленая трава под ногами, грозные защитники-деревья, наивкуснейшие плоды. Совершенно разные — бери какие захочешь, что и делали первые, кто имел честь жить в этом месте. Адам и Ева.       Первые люди. Как и первые, кто ослушался запрета. Согрешили. Тогда такого слова и не существовало, никто не знал, что такое может быть. У всех был шок, когда рай опустел и сгнил без надобности, с гневом божьим. С тех пор они стали игрушками. Все они - ангелы, демоны, люди, звери. Все… Кто не съел яблоко. Яблоко, как символ свободы, символ самостоятельного выбора своей судьбы вне плана божьего. Но так ли это? Или просто у таких существ больше путей, чем у остальных? Азирафаэль был куда свободнее других. Решал сам сделать ли ему шаг или же остаться на месте. К его ногам когда-то упало яблоко. Спелое, красное, наливное. — Я же не срывал его… — подумал он, поднимая фрукт и откусывая от него кусок. Ведь их нельзя именно срывать, так? — Мне никто не запрещал есть яблоки. — подумал одинокий падший ангел, откусывая кусок куда больше, обвиснув змеем на ветке. «Не радуйся, когда упадёт враг твой, и да не веселится сердце твоё, когда он споткнётся.»       Год за годом. Кажется, их выборы вели исконно к одному исходу — их встрече. Где бы ни были они, через год, через два, через сотню они встречаются. Пусть случайно, пусть иногда ища другого глазами, без интереса, пусть намерено, с просьбой. Но, ведь так нельзя? Один ангел, второй демон. Один пытается отстраняться, второй сблизиться. Один пытается напасть словами, второй поддается, и они вновь не говорят сотни лет. Пока не подписали договор.       Это было большим шагом вперед. На далеко-далеко вперед. Азирафаэль стал куда общительнее, стал меньше избегать, идти самостоятельно на контакт с змеем. Но теперь этого змея звали Кроули. — Кроули? Что это значит? Это «Кроули»? — Азирафаэль вскинул брови и сморщил нос, распахивая свои ясные глаза. — Ничего не значит. Просто имя, что непонятного? — огрызнулся демон, запивая слова хорошим вином. — «Эх, умели же когда-то его делать» — думает он через сотню лет на том же самом месте, но уже в одиночку. «Истинная любовь не может говорить, потому что истинное чувство выражается, скорее, делом, чем словами.»       И вот же, прошло так много времени. Азирафаэль должен был уже привыкнуть к Кроули, к его нападкам и привычкам, знать его как вылущенного. Но так или иначе вздрагивает сразу, как слышит его голос за своей спиной. Почему же? Лишь неожиданность. Кроули обожает подкрадываться. Но не всегда он слышит его. Будь то в толпе, или будь то в раздумьях. Его заставал демон и не стеснял себя ни в чем: ни в касаниях, ни в словах. Обхватывал теплое ангельское тело грубыми тонкими руками, обвивал ноги вокруг его ног, словно змея, поймавшая жертву. И замирал. Не ждал ответа, просто переставал быть чем-то материальным, лишь на словах, конечно. Он был видим, осязаем. Но, сам себя тот не ощущал, не думал и не дышал. Кроули всегда успевал вовремя отцепиться от бедного хранителя врат, когда тот приходил в себя или обращал на него свое внимание. Его глаза метались из стороны в сторону, волнуясь пуще обычного. Но, не говорил он ничего. Пусть ловил, нарочно стоял смирно, и только крупная дрожь в теле его выдавала, как и резкая потребность в дыхании. И живя так долго с людьми, дышать стало для них обоих в привычку. Даже сон, пусть и в основном для Кроули, а Азирафаэль лишь за компанию. Одиноко спать одному, не уложив руки на чужой живот, не сложив ноги к чужим, дабы отогреть их. «Возлюби ближнего твоего, как самого себя.»       Утки благодарно ловили еду, тревожа водную гладь. День невероятно дождливый, но это не значит, что нельзя выходить совсем из своих нор. Над головой защитным барьером раскрылся зонтик, ограждая от капель воды. Странно, что это место для их двоих стало чем-то родным, независимо от того, как много они путешествовали по миру. Как так случилось, что они оба полюбили это место? — Не знал, что ты не равнодушен к таким праздникам. Вроде тебе не положено. — задумчиво произносит Азирафаэль, услыхав, что Кроули оказывается нравится Пасха, как и символика пасхального кролика. — С чего вдруг не положено? Я, между прочим, как и ты, застал Иисуса еще живчиком. — пряча ладони в карманы, Кроули поежился. Он уже как пол часа нагло ухватал местечко под чужим зонтиком, от чего расстояние между ним и ангелом было непозволительно близко, будто их не связывал лишь договор, а что-то большее. Например, другой договор, брачный. — Я же не про это, Кроули. И ты это знаешь. Ты все еще демон, с чего бы тебе с твоим статусом любить Пасху? — Я тебя совсем не понимаю. Что значит «всё еще»? Кем я должен был стать по твоему мнению? Кроули умел перевести тему разговора, особенно с болтуном Азирафаэлем и его любовью оправдываться. «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине, все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит.»       Во времена Кандийской войны, когда было особо тяжело в Англии, они собирались в небольшом доме Кроули. Он был на окраине Грейт-Ярмута. На тот момент население было там не густое, особенно, когда большинство ушло на войну. — К тебе они тоже заглядывали? — спросил Азирафаэль, выпивая пока свой первый бокал вина на эту ночь. Их ноги обогревал идеально отделанный камин, а спины шерстяные пледы. Огонь успокаивающе трещал, позволяя окунуться обоим в сладкую пьяную полудрему. — Конечно. Было ошибкой здесь легально регис-с-стрироваться, теперь военные тут частые гости, — недовольно буркнул Кроули. Для него этот бокал был далеко не первым, — Но, никто из них не выходит больше из этого дома. Я не собираюсь жертвовать своим телом ради очередной войны. Такого же мнения был и Азирафаэль, поэтому место, где он числился, давно пустовало. Он скитался по городам, пока не наткнулся на старого друга (пусть он и отрицает это всеми руками и ногами.). Был любезно принят в дом, даже сам не просился — предложили сами. — Куда думаешь деваться потом? Я не гоню, просто мне интересна твоя конечная цель. — демон тяжело вздохнул, не желая портить настрой обоих. — Ну, — неловко начал ангел, — Я думал, пока буду скрываться, до окончания войны, потом окончательно перееду в другой город. Надоело мне это. Кроули понимающе кивнул, подливая обоим вина. Он бы с радостью перенес эту войну в любое другое время, если бы мог. Увы, эту организовывал не он.       Они болтали до рассвета. Не до конца понимая, о чем, прыгая с темы на тему, казалось бы, никак не связанных. Им не нужен был сон, несмотря на то что Кроули уже привык спать, потому что это делали люди в его окружении, он так и не уснул. Бутылки были опустошены, стоя где-то за креслами, дабы не мешались болтающимся ногам. Им уже не холодно, а волосы Азирафаэля больше не были сырыми из-за дождя на улице. Они завились кудрями, почти сосульками. Хотелось взъерошить их, поправить на место, где они лежали все эти годы, снова их выпрямить. Кроули держался из-за всех сил, даже будучи пьяным, пока не настал тот самый момент. Азирафаэль задумался, смотря впереди себя на что-то. Так происходило всегда, когда его неожиданно застигала какая-нибудь мысль, и реальность его более не волновала, дабы случайно не забыть эту величайшую идею. Кроули придвинулся ближе, опустил голову на чужое плечо, не стесняясь, запустил свои длинные пальцы в чужие пряди. Они были мягкими и гладкими, будто оливковое масло. Демон прищурился нерешительно, но в конце концов закрыл глаза, с легким сердцем дыша в унисон Азирафаэлю. Эти мгновения показались вечностью, пока демон не заметил отходящее чувство, как начинает немного приходить в себя ангел, слегка дрожать плечом. Кроули сразу отодвинулся. «Вы слышали слова: «Люби ближнего своего, но ненавидь врага своего». Я же говорю вам: любите врагов своих и молитесь за тех, кто преследует вас.»       Сколько бы не прошло лет, Азирафаэль почти не менялся: даже одежда. Старая, поношенная, но за ней ухаживают невероятно хорошо, иногда даже не верится, что в ней кто-то выходит на улицу, ведь за все это время ни одного пятнышка. Хотя, нет, кое-что поменялось. Чертов галстук-бабочка, которая не вписывалась ни во что! Хотя, ангел был совершенно другого мнения обо всем этом, считая все, что он носит, эталоном красоты и ухоженности. — Боже, какой сейчас век? Ты что, до конца существования Земли будешь это носить? — буркнул Кроули, когда на дворе стукнул уже как двадцать первый век. Ого, столько прошло времени, учитывая еще и те года, когда вести счет никто и не думал. Удивительно, как летит время. — Да, буду. И менять свое мнение не собираюсь, Кроули. Я прекрасно выгляжу в этом наряде, я же ничего не говорю о твоих чересчур облегающих брюках, вот и ты молчи. — Что? Повтори?       Это не было перепалками, как бывало в самом начале их пути, когда они из кожи вон лезли, дабы задеть другого за живое, отодвинуть от себя настолько далеко, насколько это было только возможно. Теперь же, они держались друг за друга почти до самого конца апокалипсиса, пусть и вздорили его часть.       Солнце уже грело по-другому, а ветер был легче обычного у их любимого озера с утками, а хлеб был куда мягче. Мир ощущался по-другому. Как и все его окружение, будто сменилось на их двойников, хоть он и понимал, что это не так. Это будто перенасыщение кислородом, пьянящее, выбивающее из колеи. Кроули иногда не чувствовал свои руки, когда те неосознанно сами тянулись к ладони ангела и брали ее, только после прогулки он узнавал из вопроса Азирафаэля «Почему ты держал меня за руку? Тебя что-то беспокоит? Ты все можешь рассказать мне.», что он держался за него. А демон не знал, что ответить, как себя повести. Его беспокоило одновременно всё и ничего.       У людей всегда был огромный минус — смертность. Ты не успеваешь сблизиться с ними, нормально поговорить, и вот ты уже в приглашенном письме на похороны. Этот человек мог считать тебя другом всю его жизнь. Как смешно. Поэтому Кроули не бежал за общением к кому-либо, кроме Азирафаэля, хотя и он зачастую гонял его. Не то, чтобы это было особо важно для демона. Для Кроули? Да никогда! Он не будет грустить из-за очередного очевидного отказа ангела о невинном поцелуе, даже просто в щёку. — Нет, Кроули. Я всё еще ангел, а ты демон. Нам нельзя… Всего того, что ты мне предлагаешь. — прижав к груди книгу, Азирафаэль отвернулся от Кроули, занимая себя уборкой в книжном магазинчике. Кроули никогда не обижался на такое. Никогда и не думал обижаться. Но, с той фразы он почему-то стал чаще сбрасывать звонки ангела, у него появлялось все больше дел и меньше времени на прогулку с ним. Это было и больно, и правильно. Азирафаэль не хотел, чтобы наверху подумали чего-то «не-такого» о нём, вот Кроули и помогает ему как, то и всегда было. — Слушай, почему ты стал так часто пропадать? Я чем-то тебе не угоден? — волнующе спросил его Азирафаэль, когда они покупали мороженное, когда, по словам Кроули, у него наконец-то выбилась свободная минутка в графике. — Нет, почему? Я же говорю тебе: «мно-го ра-бо-ты.» — чуть раздраженно повторил третий раз за прогулку демон. — Не верю я тебе. Признавайся сейчас же, или… Я сам займусь своей большо-о-ой работой! И почему-то в сердце, в его каменное сердце, кольнуло. Кольнуло виной, совестью и горечью. «Не отказывайте друг другу, разве что с обоюдного согласия на некоторое время, чтобы вы могли предаться молитве, а затем снова соединяйтесь, чтобы сатана не мог искусить вас из-за отсутствия у вас самообладания.»       «Стоит дать руку - так по локоть откусят» — это было про Кроули. Стоило в его жизни появиться нежности, ласке, Азирафаэлю, так ему стало всего этого катастрофически мало, и не ясно, как он жил до этого. Изнывая в жажде, Кроули зачастил в книжный магазин, теперь почти всегда закрытый из-за его похождений туда. Ангел пытался сопротивляться, достойно выдерживая каждое испытание, но даже ангельское терпение не вечное — маленькие кроткие поцелуи в пухлые щеки заканчивались куда более глубокими, жадными в губы. Никто из них, кажется, не мог этого остановить, пускали на самотек. Азирафаэль думал, что ничего плохого нет в чем-то большем, чем поцелуй в щеку, главное, чтобы далеко не зашло. Кроули думал, что это его шанс показать все, что он чувствовал на протяжении стольких веков. Белокурый возмущенно выдохнул, когда беспорядочные поцелуи дошли до его шеи, сжимая кожицу, всасывая ее в себя, будто сок из трубочки. — Так, нет-нет-нет… — было заговорил он, пока эти поцелуи не продолжились. Губы Кроули были горячими и жесткими, каждое их касание, как лезвие, терзало его нервы, рвало и резало беспощадно, грубо прижимая к себе, привязывая те самые оборванные концы нервов. — Да-да-да. — в противовес зазвучал демонический голос, который, кажется, вот-вот затрещит. Повязка, что болталась на шее чисто красоты ради, слетает с тела Кроули, падая рядом на пол, пока ее владелец опускался на колени. Дух его подпрыгивал и замирал на высоте, не желая возвращаться в то, в чём был раньше, в ту тьму, где пребывал слишком долго. Свет озарял обоих, внутри и снаружи. Лучи солнца грели головы, распаляя и без того горячие тела больше. Вдыхая глубже, ангел запрокинул переполненную мыслями голову. Глаза блаженно прикрытые, двигались из стороны в сторону, будто пытаясь разглядеть что-то в темноте под веками. Легкие сдавило, так сладко и крепко, что воздух выходил из них, как песня, стонами, распевая самую бессмысленные и в то же время глубокие текста. Они вырывались из него бесконтрольно, громко, совсем непривычно для обычно спокойного и тихого ангела. Горячий длинный язык проходился по нежной плоти, сразу, как спали нежного цвета брюки. Те шелестнули тихо, а после сразу послышался истомный стон сверху. Конечности наполнялись лавой доверху, и та мгновенное застывала. Становилось всё тяжелее и тяжелее стоять, в какой-то момент Азирафаэль оперся на рыжую голову Кроули, сжимая пальцами жесткие локоны. Его волосы, как огонь. Были обжигающе привлекательны, невероятно яркими и манящими — хотелось прикоснуться каждому, да только за попытку вероятно отгрызут руки. Так и было. Но, только не с белокурым ангелом. Ему всегда было можно чуть больше, чем остальным. Это «чуть больше» становилось больше с каждым тысячелетием, сближая их, и ангел разрешал в ответ еще больше. Его сдавливали жесткие губы, рвали на части, вынимали этот самый корень тьмы из него следующим мягким стоном, новым сжатием рыжих прядей, что отблескивали легким золотом, частицей рая, что еще хранилось в Кроули. Она никогда его не покинет, как и частица ада в ангеле. Еще совсем чуть-чуть и станет так сладко, как никогда не было, так горячо, горячее адского пламени и разогретого котла для грешника. Азирафаэля толкнуло назад, заставляя выпрямить впервые сгорбленную спину. Тот испустил несчастный выдох, когда приятная горячая лава оттекла.       Он жалел о каждом своём «нет». Становилось и плохо, и радостно с каждой минутой, а вокруг становилось, будто темнее, контрастнее. Страсть вытекала из их губ, направляя поцелуи, из рук, когда они в нескончаемой жажде хватались друг за друга. Слышатся шаги с входной двери в книжную лавку. Ангел не закрыл магазин, ведь не ожидал подобного исхода. Такие громкие в бывалой тишине, заставляющие белокурого сжаться, будто до размеров атома, и замолчать. — Здесь есть кто-нибудь? — раздался после голос. Мужской, низкий, даже немного хриплый. Кроули совсем не пытался отстраниться, выйти за ангела и спровадить посетителя, а наоборот. Прижал к стенке Азирафаэля сильнее, жарче, ухмыляясь красным щекам, трепетному тихому ангельскому шептанию прекратить. Было так страшно быть застигнутым незнакомцем. Если он сделает пару шагов вперед, оглянется налево и увидит их? А если стащит книгу? Мысли вновь заполонили ранее пустую легкую голову, оттягивая вниз, заставляя повиснуть на крепких плечах в пиджаке. — Ау? — подал голос тот снова, когда Кроули стянул штаны с Азирафаэля полностью. Страх превратился в грешный азарт, доставляя истомную боль, заставляя биться в сладкой судороге ног. Ангел откровенно висел на нём всем своим весом, не стесняясь более ни в чем, кроме как гостя его магазинчика. Рука судорожно держала рот, пока длинные холодные пальцы Кроули опустились на него, сжимая, вытягивая все капли жизни, что были у него на протяжении стольких веков. Из него вырывалось измученной мычание, мольбы о уходе человека прочь, и кажется, тот их услышал. Сзади них послышалось смущенный кашель и быстрые шаги к двери. «Дзынь» колокольчиком и они вновь одни.       Руки Кроули забрались под жилет, рубашку, нажимая на поясницу, вынуждая прогнуться к нему, обогнули края лопаток, оставляя несчастный орган истекать предэякулятом в немой просьбе сделать хоть что-нибудь. — Кроули… — вымученно шепчет ангел, прижимаясь к спасителю бедрами, к тому, от кого палило жаром хлеще, чем из ядра вулкана «Везувий». — Знаю. — отцепляя от себя ангельские руки и ноги, Кроули укладывает на единственно горизонтальную поверхность рядом — на стол. Неудачное стоявшая подставка для свеч падает слишком громко и звонко. Жар разжёгся сильнее, бурнее, когда ангелу раздвинули в стороны ноги. Легкий холод ударил по ногам, когда с демона упали его джинсы, звеня блестящей пряжкой ремня. Дальше было быстро, невыносимо горячо и совсем немного больно. Азирафаэль кричал, не то от того, что не мог выразить свои чувства любым другим способом, но и копить их было обжигающе больно, то ли от того, как в него вбивались, прижимали, и целовали, целовали, целовали… Кажется, именно этого им не хватало всю их жизнь, обычных поцелуев, нежности и ласки, страстной и жадной, их общей безопасной стороны, где всегда покой и только они двое. — Прошу, прошу, прошу… — судорожно стонал ангел, цепляясь за края стола, пытаясь хоть как-то вынести всю эту любовь, что вылилась на него снежной лавиной, к которой он не был готов — к такому не подготовиться даже за век.       Мир стал куда темнее прежнего, блеклым. Азирафаэль чувствовал чужие пылающие пряди на своей спине, казалось, они светились, как настоящий огонь в камине, сжигали каждый его защитный барьер, все его стереотипы от других ангелов, что с демонами водиться нельзя — опасно. Но, это «опасно» такое сладкое, невыносимо вкусное блюда из всех возможных, когда-либо придуманных людьми. Люди самые лучшие повара, это точно. Лава вновь разлилась по нему, по его животу и спине, согревая и без того горячую спину, сырую от пота обоих. «Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут.»