Общее

      Голубой всегда был цветом, любимым Бай Хэ. Летнее небо с вкраплениями редких облаков, так сильно напоминающих воздушную сахарную вату. Новые обои её комнаты, разделяемой с другими соседками в детском доме. Её собственные глаза, которые она видела каждый раз, находясь перед зеркалом, и улавливала этот небесный цвет. Как распускающийся летом голубой колокольчик, Бай Хэ сама напоминала этот нежный и крохотный цветок. С тонкими, как ветви ивы, ручками и хрупким, как засушливый листок, здоровьем. Она хранила в себе много слабостей: как перед милыми, пушистыми животными, так и перед страхом темноты, скрывающим неведомых ей монстров. Бай Хэ и не догадывалась, что когда-то она сама станет тем самым монстром, скрывающимся в смуглой тьме из тайн и жестокости. Сейчас подол её такой небесно-голубой юбки собирает иней. Это напоминает то самое дневное небо с вкраплениями ватных облаков, и отчего-то становится невыносимо грустно. Место неба заняла вечная ночь, пришедшая в её мир сумбурным ураганом и не желающая её оставлять. В своей прежней жизни Бай Хэ напоминала голубые колокольчики. Тонкую, как стебелёк, лёгкую, как нежные лепестки, и до ужаса хрупкую девочку. Сейчас она — ледяная глыба. В её голубых глазах никто больше не может прочесть тот почерк детской наивности и доброты. Сейчас там плещутся бури и снежные ураганы. Чужой. Той, что поселилась внутри. Когда тонкая ручка потянулась вверх, вместе с ней, как по волшебству, потянулись и предметы. Предметы не здешние, магические. Слова, что текли из её уст новым голосом, также говорили о волшебстве. Вот только не о том, что в сказках. В сказках, где магия неотъемлемая часть жизни, нет непрекращающейся мути, усыпанной грязью и мусором земли, а в небе — сплошь непроглядной тьмы, сначала состоящей из потолка канализаций, затем из бесконечной ночи, которую навеяла, кажется, она сама. А точнее та, что спряталась в её изнанке. Стук её каблуков отражался от стен коридоров, заставляя всех замереть в ожидании. Так происходило каждый раз, когда Костяной Демон хотела, чтобы все присутствующие знали о её приходе. Каждый раз, когда та, что посчитала тело девочки подходящим сосудом, к которому можно прикрепиться клещом, жаждала внимания, провожающего её медленно-тягучую походку тем самым взглядом, который был так сильно ненавистен самой Бай Хэ. Взгляд, утопленный в настороженности и страхе. Взгляд, который, уловив чужое присутствие, тут же тупится в пол. Кто был вынужден подчиниться чужой силе и воле. Той, что обещала моря и океаны, острова и материки мнимой королеве. Той, которая жаждала вовсе не бесконечной вьюги и зимы в мире. Чтобы подол её платья покрывал не иней со снегом, а пепел и прах уничтоженного мира. Ведь небесное сияние не может исходить от демонического создания. Но верить в небылицы было проще, нежели воспротивиться созданию, готовому своей нежной походкой пройтись по головам ради поставленной цели, не различая перед собой ни союзников, ни врагов. Со временем стали возникать странные мысли или же видения, мельтешащие перед глазами в самые неожиданные моменты, они скорее напоминали сто раз пережёванную пленку, чем что-то разборчивое. Видения, пусть и скоротечные, мелькали перед глазами едва уловимым и очень пугливым призраком, но заставляли её содрогаться. Рокот в её собственной груди напоминал рычание бьющегося об прутья рёбер дикого зверя. Дикого и необузданного, но всё ещё сидящего в клетке. Вот только что будет, когда прутья прогнутся, ведь хранящаяся там мощь, что переполняла Демона, уже билась через край, грозясь однажды сломать сдерживающий её сосуд. Трещины давно расползлись тонкой паутиной, незримой для окружающих, но так ощутимой для Бай Хэ. Болезненная девочка, хрупкий цветок, страшащийся собственной тени и монстров в шкафу. Та участь, что уготовила ей судьба, казалась ей самой жестокой и несправедливой. Не той, которую должна понести за свои детские проказы девочка её возраста. Улизнуть из детского дома, чтобы погладить кота, — не то преступление. Не та судьба. Не то, что она должна встретить в конце пути, который наступит так скоро. Но даже если так, было что-то общее между Бай Хэ и той, которая завернулась в чужие лоскуты кожи, натянула одеждой сухожилия и мышцы. Отравляя кровь и разум безумными ведьмовскими видениями. У которой в сердце бури и нескончаемая зима. Чей взгляд не хуже вьюги опаляет всех. Пока по венам течёт смешанная с инеем кровь, а ноги, наподобие деревянных, ступают по мёртвой земле. Страх смерти. То, что одинаково сковывало как маленькую девочку, ещё не познавшую мир, так и многолетнее демоническое создание, желающее видеть мир, усыпанный в прахе. Белым не как вьюга зимы, а белым, как лист бумаги. Царь обезьян был одним из тех многочисленных демонических существ, по невезению которого удалось встретить Бай Хэ. Когда предоставленные ей в подчинение нелюди смотрели с притупленной неприязнью, скользящим в мути их глаз страхом и едва уловимым уважением, взгляд Великого Мудреца пылал ненавистью. За спиной Костяного Демона сиял диск луны с вероятностью однажды потухнуть и оставить мир совсем без красок. Разве что только блеск черепов и хрустящего льда под ногами. За спиной же Царя всегда следовал свет, будто волшебная обезьяна это воплощение яркого солнца. Мудрец был жарким пламенем, жгучими углями, кислым дымом. И погибелью. С мощью, которая способна проглотить и укрыть собой само небесное светило, и сверкать не хуже того. Сунь Укун был ночным кошмаром для своих кровожадных и жестоких врагов, хорошим другом, за чьей спиной можно было укрыться. Героем, сошедшим со страниц фантастических сказок. Не с переливающимися в глазах снежными бурями, а с расплавленной медью. И взгляд, пылающий огнями ненависти, был направлен на девочку. Ту, которая считала мужеством сдержать слёзы после случайно разодранной коленки. Ту, которая считала времяпрепровождение с уличными котами предпочтительнее, нежели со сверстницами. Которая хвасталась своей новой прелестной розовой юбкой, была первой в очереди на просмотр кино с глупой школьной романтикой и любила ванильное мороженое. Сейчас её тело покрыто крупной сеткой трещин и кровотечения нет только из-за той жестокой стужи внутри неё. С ней происходит самый несправедливый суд, участницей которого ей не суждено стать, хоть на чаше весов и находилась её собственная жизнь. Последние полгода она видела только жестокость и строящиеся козни. Её новая жизнь сопровождалась горьким железным привкусом на губах. Взглядами неприязни и отвращения к той персоне, что носила на себе чужую кожу. Которая изнашивала тело, не принадлежащее ей. В глазах застыли слёзы и бесконечная скорбь. По прежней жизни. По людям, к которым не успела привязаться. По любимым вещам, мягкости кошек и вкусу сладостей. Хватка на её шее становилась жёстче, перекрывая воздух, а когти впивались в нежную кожу. Запертый внутри демон бился неудержимой вьюгой. И чем-то это напоминало и само состояние Бай Хэ. Мысли её судорожно крутились и вертелись в голове. Ей собираются переломать шею, как животному на скотобойне, и последнее из её видений будет не мерзлота, а выжигающее все мысли, опаляющее пламя.