Горе луковое

Шток не любил больницы с детства. Этот особый запах лекарств, резиновых перчаток, и различных медицинских инструментов был мало приятен. Особенно когда ты ребёнок, особенно когда ты беден, и тебе приходится лечиться в весьма сомнительных зданиях, в углах коих уже скопилась плесень. Михаэля буквально на руках приходилось тащить в эти злосчастные больницы. Если его и удавалось туда затащить, он кривился и ходил по врачам с ужаснейшей гримасой. Теперь же, будучи взрослым человеком, руководящим на высокой должности и правой рукой самого умного учёного всего СССР, приходилось держать свои позывы сморщиться, ведь он и сам был хирургом (что весьма иронично в данных обстоятельствах). Этот Чёртов запах ни с чем не спутать и Шток даже не пытается открыть глаза, чтобы подтвердить догадку, которую уже учуял. Он в больнице. Но какого чёрта? Добрых секунд 30 его разум только пытается запуститься заново, потихоньку начиная вспоминать цепь событий. Майор доставляет голову Петрова, и Лариса кидает в него гранату. Это всё, что смог выудить его мозг. Вполне возможно, что балерины, которые находились вместе с ним в тот момент и спасли его. Но сильно думать об этом желания не было, хотелось чтобы голова перестала так адски гудеть. Открывать глаза он также не хотел. Ничего интересного, ведь кроме ослепительно белых стен он не увидит. Ну может капельницу ещё и столик рядом с кроватью. Так что Михаэль продолжил лежать, не открывая глаз. Надеясь снова провалиться в царство Морфея. Скрип открывающейся двери вывел его из транса. — Товарищ Сеченов, вы уверены, что точно в порядке? — голос раздался эхом по комнате. — Абсолютно, я смогу передвигаться и без вашей помощи. Всё-таки не впервой. — говорит до боли знакомый голос. Михаэль и вздохнуть не смеет, пока не слышит, что дверь закрылась. Только после этого, он пытается приоткрыть правый глаз. Но свет от ламп и белые стены слепят его куда сильнее чем он ожидал, пульсация отдается в итак болящие виски. — Oh Gott. — между стонами боли произносит немец. Собрав все силы воедино, он открывает и второй глаз, пытаясь сфокусировать взгляд хоть на чем-нибудь. К счастью, Дмитрий Сергеевич быстро реагирует на это, кладя руку на щеку Миши и слегка поворачивая его голову в свою сторону. — Тише, тише, — произносит Дима, стараясь не выдавать слишком звонких нот в голосе. Радость от пробуждения Михаэля теплом отдается в его груди. Глаза напротив кажутся потерянными и Дима из последних сил удерживает себя, чтобы не поцеловать его. Другой рукой он нащупывает пульт от камер, выключая их в пределах этой палаты. Теперь уже не сдерживая порыва, он берёт руку Михаэля и покрывает костяшки мягкими, лёгкими поцелуями, будто боясь, что даже это может навредить ему. Шток, ещё не совсем пришедший в себя, не сопротивляется. Только жмурит глаза от ласки как котёнок и мычит что-то нечленораздельное. — W-was ist passiert?.. — мямлит он, когда Дима удосуживается оторваться от него. Мысли в голове ещё не совсем в порядке и слова вырываются на родном для него языке. — Ist viel passiert, hast du Kopfschmerzen?— на нём же отвечает Сеченов. Шток, пару раз моргая, смотрит уже куда более осмысленным взглядом и кивает. Рука Димы ложится на затылок, приподнимая. В другой же, между двух пальцев, у него таблетка. Он подносит их к сухим губам Штокхаузена, на что тот покорно открывает их и таблетка оказывается у него во рту. Дима же берёт стакан и даёт запить её. Таблетка действует сразу же, и не то что бы она улучшила общее состояние Штока, но по крайней мере, боли в висках уже нет. Чего не скажешь об острой боли в левом боку. Рвано вдыхая, он переводит взгляд на своего начальника. — Зд'равствуйте Дмит'рий Сергеевич, — уже на русском, с привычным поддельным немецким акцентом говорит он. — Ну здравствуй, горе моё луковое, — с теплотой в голосе отзывается Дмитрий. Вторая рука обхватывает холодную руку Михаэля, — везёт же тебе на всякие приключения. — Да не то слово. — тихо бормочет он. Дмитрий внимательно вглядывается в глаза напротив. Шток смотрит в ответ, но быстро проигрывает эту импровизированную игру гляделки, замечая одну деталь. — Ты в коляске, — позабыв про всякие правила приличия говорит он. Сеченов же, в недоумении хлопнув глазами, лишь снова улыбается. — Да, а ты в постели. — Тебя ранили? Что произошло? — Встрепенулся Шток. Потянувшись вперёд чтобы сесть, он быстро упал обратно, протяжно застонав. — Тише, Миша, а то покалечишь себя ещё больше, — с беспокойством в глазах говорит Сеченов. Он дожидается пока лежащий отдышится и боль в боку утихнет, продолжая говорить: — Произошла небольшая неприятность. В двух словах: Сергей был обманут Харитоном, после небольшой потасовки с близняшками (то, что в ходе потасовки была разрушена большая часть кабинета, он не уточнял) он выстрелил в меня, но всё же, я сумел убедить его, что он ошибается. Харитона мы поймали, будем решать, что теперь с ним делать. Повезло ещё, что спецотряд вовремя подоспел. Конечно, изложено это было в весьма краткой форме. По лицу Штока было видно, что он и сам понимал: много чего осталось за кадром. Но сейчас его это мало волновало. Дмитрий Сеченов с ним. Живой и более-менее здоровый. Большего не надо. — Рад, что ты жив Дим, — тихо произносил он. Тот лишь улыбается и целует костяшки пальцев Михаэля. — А уж я-то как рад, что ты жив, — в уголках глаз начинают скапливаются слезы. Не в силах побороть свою сентиментальность, он осторожно переставляет одну, а за тем другую ногу с коляски. Рукой опираясь на тумбу, он, стиснув зубы, пытается встать. — Эй-эй! — возмущается Шток, видя как тяжело это даётся Сеченову. Тот будто и не слышит, становясь на нетвердые ноги, опираясь одной рукой о тумбу. Другую же он высвобождает из хватки цепких пальцев. Освободившуюся руку он подносит к покрытой щетиной щеке. Дима сгибает руку в локте, стараясь согнуть и спину. Живот нещадно пронзает острая боль, но стараясь не упасть лицом в грязь перед человеком его сердца, он склоняется над ним, даря поцелуй прямо в губы. Шток в секундном замешательстве, смотрит в медовые глаза напротив. Дима же, вновь дарит ему поцелуй, но уже чуть напористей, чем раньше. Шток, высвободив руку к которой не подключена капельница, вплетается пальцами в каштановые волосы. Но быстро отпускает, стоит услышать болезненный стон в губы. Дмитрий отстраняется, убирая руку с щеки. Рука ложится рядом с головой Штока и становится опорой для Димы. — Если мы так продолжим, я просто упаду на тебя, — криво улыбаясь проговаривает он, и Михаэль сам пытается улыбнуться. Иногда его начальник и правда был идиотом. Всё так же медленно Дмитрий опустился в коляску. Шток не мог отвести от него взгляд. Обычно от Сеченова веяло кофе, бумагой и напыщенной самоуверенностью. Сейчас же, с ним была только бесконечная усталость. — Ну надеюсь тепе’рь то ты уст’роишь нам медовый месяц, — пытаясь улыбнуться, говорит Шток и Дима не может сдержать собственной улыбки: — Обязательно Миш, обязательно.