Твоя душа — одно желанье

Парочка тусклых ламп освещала роскошный кабинет. Он был до безумия огромен; ни один, даже самый тщеславный человек, не нуждался в комнате подобных размеров. Но для Мефистофеля кабинет являлся постоянной обителью. Каким бы могуществом не обладал дьявол, он прикован обязанностями, подобно жалкой шавке на цепи. Хотя со стороны человека это выглядит несуразно, дьяволу было абсолютно плевать. Его всё вполне устраивало, лишь изредка покой нарушали знаменательные дни, когда на Землю пробивались потусторонние силы. — Если бы это был действительно день, меняющий привычный баланс сил… — процедил Мефистофель и пригубил вина. — Луна просто слегка покраснела, а какой ажиотаж среди смертных, — схватился за виски дьявол. — Надо было того идиота ещё при жизни наказать, умудрился же до обезглавливания распространить нелепый слух о том, что в день кровавой луны нечистые духи преисполнятся силой. Мефистофель знал, что до наступления темноты на Земле оставалось совсем немного. К сожалению, безумно трепетный к своему времени дьявол, был вынужден просиживать драгоценные мгновения безбожно бездельничая, сидя в кабинете и попивая вино. Когда бокал опустел, Мефистофель вышел из-за стола поправить без того прекрасный внешний вид. Резким взмахом руки он убрал единственную малюсенькую складку на бархатном чёрном фраке идеального покроя. Достав платок из грудного кармана, дьявол протёр до блеска отполированные острые туфли. Единственным светлым элементом костюма была белоснежная рубашка. Небольшой порции крахмала хватило, чтобы сделать её воротник острее любого лезвия. После того, как дьявол собрал пышные волосы, напоминающие цветом черноту беззвёздной ночи, в аккуратный хвост, на его руке вспыхнула алым огнём пентаграмма. — Что-ж, изредка можно хорошенько поработать, — похрустел пальцами Мефистофель перед тем, как переместиться к первому клиенту. Зловоние, подобное смраду сотен тысяч трупов, сразу ударило в нос. В нём угадывались нотки человеческих нечистот, гниющей массы, кучи мусора и взвеси от угольных печей. Так было в большинстве крупных городов Европы, но только столица Величайшей империи могла похвастаться настолько сильным ароматом. — Вот и он, мой любимый Лондон. Скоро перееду, если клиентов отсюда не убавится, — размышлял вслух дьявол. Чуть погодя он ощутил на себе взгляд парочку изумлённых глаз. Перед Мефистофелем стоял мальчишка лет четырнадцати. К чертам, присущим его возрасту, по типу: несуразной растительности на лице, неравномерным конечностям и кучи живости в глазах, примешивались отличительные особенности нищих. Грязь подворотни, ставшей местом призыва, равнялась количеству пыли и чёрных пятен на личике мальчишки, а многообразие дыр в одежде — отверстиям в швейцарском сыре. Сам Мефистофель очень выделялся на фоне окружения. Ровный стан, безупречно подобранный наряд, шелковистые волосы и общий приличный вид делали его жемчужиной в куче помоев. Ещё больше это стало очевидно, когда дьявол произнёс изящным голосом, чересчур культурные и красивые слова для здешних стен, не слышавших ничего более ругани и матов. — Я предполагаю, меня вызвала Ваша уважаемая персона? Я обладаю множеством имён, но предпочитаю когда меня нарекают Мефистофелем, — отвесил элегантный поклон до самой земли дьявол. Мальчишка отошёл на пару шагов, а после схватившись руками за голову, начал неистово смеяться. Смех был звонким, энергичным, но вместе с тем режущим, слегка отдавая истерическим хохотом. — У меня получилось! У меня получилось! — повторял парень, в перерывах между приступами. Дьявол стоял с ровной осанкой и заправленной за спину рукой, внимательно осматривая мальчишку. С внешним видом всё было очевидно; Мефистофель подмечал особенности души. За долгие годы жизни он научился по малейшим деталям в поведении отмечать черты характера, страхи, желания и прочее. — Извините, просто я безумно рад Вас наконец увидеть! — по-утиному переминался с ноги на ногу парень. — Я — Джереми Айберг. Какими-то достижениями и титулами пока не обладаю. Пока, — ухмыльнулся малец. Мефистофель глухо хмыкнул в ответ на слова парня и вернул беседу в деловое русло. — С какой целью Вы меня призвали? — Я? Ну как, тут же очевидно… — засмеялся Джереми. — Продать душу в обмен на исполнение любого желания. — Мальчик, а ты не слишком мал для такого? — Мефистофель резко сменил учтивость на высокомерие в отношении юного клиента. — А тебе это разве важно? — с претензией произнёс мальчишка. — Я, вроде, не пиво покупаю, чтобы беспокоились за мой возраст. — Тебе не кажется ироничным, что до определённого возраста нельзя вступать в брак, пить алкоголь, курить сигары, и в то же время какой-нибудь парнишка может преспокойно продать душу дьяволу или обыкновенному человеку, устроившись на четырнадцатичасовую рабочую смену? В рассуждениях Мефистофель отдалился от земного и принял типичный для философа вид, ухватившись рукой за приподнятый подбородок. — Лирическое отступление. Можешь не отвечать. — И не собирался, — надменно цыкнул Джереми. — И всё же, это не отменяет тот факт, что в столь раннем возрасте ты можешь поддаться эмоциям и загубить оставшуюся жизнь, — Мефистофель с язвительной ноткой произнёс слова учителя-наставника. — Оставшуюся жизнь? Серьёзно?! В текущих обстоятельствах мне остаётся только влачить жалкое существование, которое при всём желании не назвать жизнью, — с поразительным цинизмом, в разы превосходящим таковой у самого дьявола, рассуждал Джереми. — Раньше моя жизнь была настоящей мечтой. Родители входили в верхушку столичной интеллигенции, поэтому богатство, слава, связи, образование и лёгкая жизнь были мне обеспечены. Я наслаждался всем: от бабочек, летающий в саду, и до уютных вечерних посиделок с семьёй. В тот момент я был счастлив и искренне любил жизнь, не понимая глупых писателей, рассуждающих о её невзгодах. Особенно смехотворными мне казались депрессивные труды русских авторов, которые как позже оказалось, просто-напросто слишком хорошо изображают реальность, а не тот фальшивый купол радостей и веселья, висевший надо мной с самого рождения. Джереми хихикнул, вспомнив прошлого себя. — Хорошее продолжалось до злополучного момента, когда консервативные противники отца до крайности возмутились его новой книгой и решили уничтожить нашу семейку. Куча денег, благородное происхождение и кумовство, пара ложных обвинений и одна фальшивая бумажка о делах с иностранными агентами — вот что требуется, если хочешь опорочить достойного гражданина и разрушить счастливую семью. Мать скончалась от инфаркта в зале суда, после оглашения приговора. Отец умер в тюрьме. Нас с сестрой вышвырнули на улицу, где малютка подхватила холеру, не дожив и до первого юбилея. Чего-чего, а экспрессивности у юноши было через край; блистательную карьеру актёра он мог построить без труда. Бойкий и твёрдый голос оглушительными залпами выстреливал отточенные эмоциями слова. Глаза пылали гневом, пропитанным яростью и безмерным отвращением. Руки же работали активнее, чем у любого итальянца, подкрепляя каждое предложение хлёстким движением. — Теперь на завтрак, обед и ужин меня ожидал блевотный запах трущоб, ставший для меня заменой роскошных трапез. Вместо ванны по воскресеньям — умывальные процедуры тряпкой, пропитанной сточными водами. А высшему обществу, манерам и интеллектуальным беседам — ничтожный сброд, омерзительный в каждом движении и низкая, напоминающая мусор, речь. Мне тут не место! Это не моя судьба! Жизнь ошиблась, и её ошибку приходится исправлять сверхъестественными силами. — А ты не думал, что первые годы твоей жизни, тот самый «фальшивый купол» защищающий от несчастий — есть иллюзия? Как ты сам сказал, тебе открылась правдивая сторона жизни, так с чего ты решил, что жизнь в богатстве и славе предназначена для тебя? Ты упомянул судьбу. Наверняка, раз ты оказался в таком положении — то это её прихоть. Никто не говорил, что судьба благосклонна, даже на краткий миг к «успешным» людям. Линии судьбы непредсказуемы и никогда не стоит излишне превозносить или презирать судьбу, как бы дела не шли на данный момент. А причём тут судьба? Перед тобой стоит дьявол, значит существует и Бог, и тогда получается Он определяет, что ждёт человека. Нет, это скорее чушь, ведь сам человек определяет будущее, уподобляясь порокам или продираясь через них к благодетелям. Первых людей мы называем «плохими», а вторых «хорошими», но разве грешники и святые сами заслужили данные им звания? Скорее обстоятельства делают человека сильным и мудрым для праведной жизни, или же наоборот слабым и порочным для грешной, ведь как ты можешь быть милосердным, когда вся жизнь пропитана жестокостью; праведным, обитая в невежестве; скромным в обществе транжир и чревоугодников. А как считаешь ты? Расхаживая из стороны в сторону, Мефистофель будто гипнотизировал, хотя намного больше очаровывали не движения, пускай и превосходные в своей элегантности. Речь, безупречная в каждом слове и даже малейшей интонации, околдовала красотой. Хотелось записать её на пластинку и переслушивать раз за разом, вместо самой прелестной музыки. В глазах сияла глубина космоса и что-то, в разы более великое, что не способен познать человеческий разум. А ухмылку поистине можно назвать дьявольской. Всего какая-то тонкая линия губ поднимала животный страх из самых глубин подсознания, вместе с неземным влечением, вызванным вечным желанием человека найти ответы на все вопросы во вселенной и инстинктивной любовью к эстетическому совершенству. — Я считаю, что ты должен выполнить моё желание, — Джереми сложил руки на груди, хмуро поглядывая на попусту распинавшегося дьявола. — Точно, извини, — упёрся ладонью в лоб Мефистофель. — Понимаешь, я уже в тысячный раз слышу подобную историю. Люди иногда могут удивлять, но только иногда. В остальном они одинаковы, особенно в желаниях, вот и приходиться развлекаться время от времени, чтобы не сойти с ума от скуки. Пропустим. Я вижу, что ты железно уверен в намерениях, и отговаривать не буду, всё же я дьявол, и не мне читать нотации, — Князь Тьмы предоставил Джереми не пойми откуда взявшуюся бумагу с ручкой. — Желание типичное, так что договор взял из шаблонов. Надеюсь ты не обидишься. Стоит подписаться вот здесь, и договор войдёт в силу. Перед этим настоятельно рекомендую прочитать содержание. Парниша пробежался глазами по договору и смело поставил подпись в правом нижнем углу. — Благодарю, с Вами приятно иметь дело. В ближайшее время богатство само найдёт тебя. Удачи, пусть жизнь будет весёлой, радостной и полной удовольствий, ведь после твоя участь незавидна. Чудовищный холод пронизывал сказанное. Мурашки пробежались по телу мальчишки, заковывая в цепи ужаса. Даже наигранная сверкающая улыбка дьявола не спасала дело, лишь запугивая ещё больше. «Надо будет усложнить призыв. Раньше я думал, что знания демонологии и латыни будет достаточным, для отсеивания простачков, но как оказалось, даже мальчишка с книжкой под рукой и ломаной латынью способен вызвать меня. Совсем никуда не годится» — Мефистофель корил себя, пока перемещался через пространство к следующему клиенту. Противные трущобы сменил роскошный для земного мира кабинет. На стенах висели картины прославленных художников, сверху дарила яркий свет крупная люстра, а на широком столе из слоновой кости стояли позолоченные часы. — Дьявол собственная персона, — поклонился Мефистофель. — Славу богу, не архангел Михаил, — пробухтел неуместную шутку тучный мужчина. Он тут же уселся за белёсый стол и, сложа руки, начал буравить взглядом дьявола. В движениях мужчины явно проглядывалась солдатская строгость и чёткость. О профессии также свидетельствовали обширные шрамы на лице и плеяда медалей, украшавших генеральский мундир. — Том Клеймонт. Генерал третьей армии Союза Северных Американских Штатов, — по-армейски представился генерал. — Чем могу Вам помочь? — услужливо поинтересовался Мефистофель, вышел из пентаграммы на полу и приблизился к собеседнику. — Для начала, вкратце обрисую ситуацию. Мы уже не первый год воюем с южными выскочками, за это время добились значительных успехов. Казалось, парочка успешных сражений и победа наша, — внезапно остановился генерал. — Однако, как это и бывает, что-то пошло не так? — расплылся в улыбке Князь Тьмы. — Да… что-то пошло не так… — Том глядел пустыми глазами через фигуру Мефистофеля. Его взгляд проходил насквозь не только дьявола, но и весь кабинет, и уходил на мили вперёд. — Обыкновенное сражение обернулось полной катастрофой из-за моей самоуверенности. Я видел, как мои люди падают ниц целыми сотнями, как ядра пушек разрывают плоть. Таких громких и таких жалостных криков я не слышал никогда в жизни. Большинство моих людей погибло. С ними я прошёл огонь, воду и медные трубы… А теперь их нет. Генерал поправил седые волосы и вытер пот, льющийся рекой со лба. — Пусть так! Это моя ошибка. Я готов нести чёрную метку на репутации военного. Но пострадала не только моя карьера. Пару дней назад я получил письмо от неизвестных. Вся моя семья находится у них в заложниках. В конверте с письмом находился палец с обручальным кольцом жены! Они хотят, чтобы я перешёл на стороны Юга со всеми своими солдатами. Боевой дух с организацией подорван, люди действительно готовы переметнуться. Стоит мне отдать приказ — так и будет. Мефистофель слушал генерала с явным интересом, отражающимся исключительно во внешних проявлениях, при этом оставался далёким от заинтересованности внутри. — Соболезную. Ваше положение трагично. — Это мягко сказано, — напряг мощные челюсти генерал. — Какого чёрта, эти сукины дети посмели напасть на мою семью?! Как они могли тронуть жену! Я бы простил всё, но семья — это святое. Привлекать её — это гнусно, это подло! — ударил по столу что есть мочи Том. Голос, натренированный в десятках битв, оглушал в спокойной обстановке. Лицо генерала окрасилось в красный, забавно пощадив линии шрамов. Его руки дрожали, но чтобы этого не было так заметно, Том сжимал их в кулаках с безумной силой. — Эти ублюдки должны страдать за содеянное: за моих солдат, мою честь, мою семью. Пусть все, кто к этому причастны, испытают столько страданий, сколько вообще возможно. Это же реализуемо? — генерал отдышался и спросил спокойным, немного жалостным тоном. — Реализуемо, стоит лишь подписать договор. Но перед этим я хотел убедиться. Вы же хотите воспользоваться моими услугами ради мести, я прав? — Да! — второй раз ударил по столу Том. — Это месть. За преступлением должно следовать наказание — так гласит принцип справедливости. Мефистофель тут же разлился циничным смехом. — Извините, но это очень забавно. Люди так обожают это слово. Справедливость, — излишне трепетно произнёс дьявол. — Это такое же абстрактное понятие, как любовь и свобода. Правда именно справедливость впитала в себя больше всего крови на свете. Сколько же аристократов, буржуа, людей различных национальностей и взглядов было убито ради справедливости! Я очень давно наблюдаю за людьми, и все горазд говорить о ней. Если любовь и свобода существуют в той или иной степени, то справедливость — это миф, порождённый «великим разумом человека». Без этого мифа, человек сходит с ума, ведь понимает правдивую сущность жестокого мира. Потому люди предпочитают использовать огромную стену лжи для комфортного существования. При том, они готовы убить любого, кто посмеет исковеркать понятие справедливости, не беря в расчёт само существование человека, ведь оно несправедливо и по отношению к природе, и к морали, и к Богу. Мефистофель поправил волосы и уставился на генерала. На лице Тома виднелась буря эмоций, полыхающих внутри и рвущихся наружу. Дабы не дать излиться им раньше времени, дьявол продолжил наседать: — А Ваша интерпретация меня смешит в разы больше. Месть сравнивать со справедливостью, — наигранно задумался Мефистофель. — Жалкий круговорот насилия, вызванный гневом, при всём желании не назвать справедливостью, ведь по словам Ваших же мыслителей — правосудие ради справедливости должно быть бесстрастным, в противном случае — это просто самосуд и потакание мимолётным эмоциям, что делает человека животным. — И тогда, по-Вашему я должен сидеть как трус, оставив преступников безнаказанными?! — Что Вы, я ничего не утверждаю. Я всего-то дух. Это Вы живёте, и Вам решать что делать в той или иной ситуации. Я просто рассуждаю, не более. — Тогда заставьте их страдать! — Обязательно. Однако для договора нужны чёткие формулировки. Кого Вы подразумеваете под «виновными» в Ваших трагичных событиях? — Всех! Всех кто к этому причастен! — потерял присущее всем генералам профессиональное хладнокровие Том. — В широком смысле слова это более восьмидесяти семи тысяч, — моментально выдал дьявол. — Так много? — генерал рассеянно посмотрел в глаза Мефистофелю. — Конечно, в случившимся виноваты солдаты Юга, рабочие с крестьянами снабжающие их припасами, полицейские, проигнорировавшие похищение и даже одна горничная из вашего дома, которую подкупили. Это малая часть полного списка. Генерал на миг заколебался, будто ребёнок перед сложной задачей у доски, но затем вернул былую уверенность. — Ладно. Ладно! Я чхал на них! Южные свиньи сами виноваты, раз беспрекословно слушают заветы расистов. Продажная горничная и жалкие полицейские тоже заслуживают кары. Я уверен, остальные тоже! — Как скажете. Этот пункт мы утвердили, — покачал головой Мефистофель, расписывая индивидуальный контракт с генералом. — Я бы хотел обсудить и саму месть. «Столько страданий, сколько вообще возможно в нашем мире» — звучит очень расплывчато. Давайте я зачитаю, как понимаю сам. — Зачитывай! — с неким азартом сказал Том. — Все лица, указанные в дополнение один, будут подвергнуты воздействиям, входящим в дополнение два, например: сжигание заживо, ослепление, сдирание кожи, поедание крысами и жуками изнутри. Эти же меры будут применяться к близким и любимым, смотрите дополнение три, — дьявол использовал холодный тон юриспруденции, оглашая трагичные судьбы тысяч людей. — Стой, а причём тут близкие? — Надеюсь это риторический вопрос? Терпеть бесконечные пытки, без шанса на спасительную смерть, для некоторых крепких орешков — ничего, а вот наблюдать за страданиями близких, в полном бессилии помочь — страх задевающий каждого. Не могу представить, насколько неприятно видеть, как твоего сына четвертуют, а дочку насаживают на кол. Бывалый генерал побледнел, став подобным столу, за которым сидел. Его огромная, широкая челюсть отвисла и начала безмолвно подёргиваться. — Это же… — Жестоко? Безумно?! Верно, мой друг! Сложно подыскать нечто более безжалостное. Ваша жажда мести приведёт к феерической катастрофе. Одна личность подвергнет тысячи других неземным пыткам из-за ничтожной обиды! Это же так в духе человека — столь порочного и жалкого существа. Давайте, поставьте подпись, и заветное желание исполнится! Деловитый Мефистофель превратился в безумного фанатика. Его глаза излучали страсть демонической натуры, отражая в зрачках огни преисподней. Голос возвышенно говорил об ужасных вещах, точно как первобытный человек, благоговейно трепетал перед идолами языческих богов. На Тома давил гнёт высшего существа и сверхъестественных сил. Казалось, кожа чувствовала приближение пламени, способного расплавить горы и испарить моря. Внутреннее чутьё подсказывало, что надо бежать сломя ноги, от исчадия ада. Рациональное сдавало позиции иррациональному. И несмотря на давление Князя Тьмы, натренированный рассудок ветерана смог взять контроль над телом и сказать нерешительное тихое «нет». В тот же миг Мефистофель вернулся в обыкновенное состояние и поклонился. — Жаль, что Вы передумали и отказались от моих услуг. Удачи на фронте и в семейной жизни, генерал, — попрощался дьявол, напоследок окрасив кабинет красным потусторонним светом. Ночная синева причудливо смешивалась с красным ликом луны. На горизонте расположились, словно веснушки юной девы, скромные домики, чуть поодаль виднелись травяные луга, а за спиной находилось спокойное тёмное море. Бриз освежал после душного кабинета и развевал полы костюма. На улице было приятно прохладно. Но для клиента прохлада была излишней: рослый юноша в полном расцвете сил, дрожал и натирал руки. — Мефистофель, к Вашим услугам, — поклонился дьявол. — Жерар Салю, рад Вас видеть, — неуверенно пробормотал парень в рабочей одежде рыбака и неуклюже поклонился. — Чем могу служить? — Будьте добры, исполните моё желание. Одна девушка, её зовут Берзе, разочаровалась во мне. Но я её люблю душой и сердцем. Сделайте так, чтобы она любила меня как раньше, прошу! — Жерар упал на колени и взмолился на дьявола. — Мой милый друг, Вы же знаете, что нельзя загадывать у джинна? — Мефистофель сверкнул белоснежными зубами, сияющими в ночи. — Н-не понимаю, о чём Вы? — потупил взор парень. — Нельзя загадывать больше желаний, нельзя воскресить мертвеца и нельзя влюбить в себя человека. — Тогда… — в страхе замотал головой парень. Дьявол громко засмеялся, разрывая ночную тишину. — Извините, просто пошутил. Я — не джинн и таких ограничений у меня нет, но больше одного желания я не исполню. Не соизволите рассказать Вашу историю с Берзе? Особенно меня интересует что понимать под «любила меня как раньше». Жерар не поднялся, а лишь присел на мягкую траву и, глубоко вздохнув, начал рассказ: — Я познакомился с Берзе год назад. Она приехала в наш городок из Парижа, потому что умер муж. Здесь находилась её родня — обыкновенные рыболовы. Своим появлением она взбудоражила всех, словно факел, брошенный в муравейник. Я был одним из первых, кто начал общаться с ней. И скажу прямо, она покорила меня в первый же день. Её глаза подобны лучшим самоцветам, каждое движение наполнено грацией, а манеры и ухоженность делают её недосягаемой, подобно ангелу. Юноша говорил о Берзе, как и подобает влюблённому. Слова были наполнены любовью и теплом, а глаза блестели ярче звёзд. — Я водил её в единственное достойное заведение в городе, где подавали блюда традиционно южно-французской кухни, смешанной с итальянской. Я всегда заказывал лазанью, а она пасту-болоньезе. После мы прогуливались по побережью, говорили обо всём на свете и в конце приходили сюда, в наше собственное местечко, где мирно лежали, любуясь облаками, — с улыбкой на лице вспоминал картины прошлого Жерар. — И что же нарушило идиллию? — В один момент, мой отец попал в шторм. В тот день ветер был настолько сильным, что сбивал с ног, а молнии били не прекращаясь одна за другой. Он чудом вернулся живым, но на нём места здорового не было. Превосходный корабль, понятное дело, был разрушен. Ранее наша семья была более чем обеспеченной, если конечно не сравнивать с торговцами и аристократами, но после бедствия всё стало ужасно. Почти беззаботный я, начал ходить в плаванье каждый день, чтобы заработать на пропитания семьи и лечение отца. Про роскошь и речи не шло вовсе. С того момента Берзе начала охладевать и отдаляться от меня. Голубые, подобно Средиземноморскому морю, глаза Жерара начали испускать слёзы. Парень кусал себя за запястья, от чего по грубым рукам рыбака начали течь струйки багровой крови. — Я решил прямо всё обсудить, вроде бы благое намерение, которое Берзе встретила без капли энтузиазма. Она сказала, что я ей больше не интересен и приказала впредь не подходить к ней… — закончил рассказ на драматичной ноте Жерар. — Печальная история, ничего не скажешь. Ответьте, о чём Вы говорили в те прекрасные беззаботные дни? — О поэзии, об искусстве, о море, о людях, обо всём! — Тогда расскажите о взглядах Вашей любимой, — задавал вопрос за вопросом Мефистофель, постепенно пробираясь к истине. — Да вот так с месту сложно сказать. Она в целом не разговорчивая. Это я готов говорить до бесконечности. — Повторите, из-за чего Вы влюбились в неё? — Из-за красоты глаз, бесподобной фигуры, ровной осанки, изящных движений, манящей загадочности… — Достаточно. Из предоставленных сведений я могу сделать вывод, что любви не было вовсе. Мы живём в реальном мире, а не в романе, поэтому даме, имеющей опыт в общении с галантным, образованным и богатым мужчиной, простой деревенский юноша ничего не может дать. Отсюда постоянное использование: наверняка помимо походов в ресторанчик, ты одаривал её чем только мог. По глазам вижу, я прав. А её неразговорчивость сводилась к тому, что ей не о чем было разговаривать с тобой, и тем более ей не хотелось раскрывать себя. Ты же влюбился не в натуру, а в жалкую внешнюю оболочку, в возвышенный образ, которым можно только восхищаться, однако, невозможно взамен получить от него любви. Сомневаюсь, что тебе нужна «любовь» как раньше. — Да! Я признаю, что она не любила меня. Да, она пользовалась мной. Но несмотря ни на что, она стала смыслом моей жизни. Я ел с мыслью о ней, мылся думая о ней, засыпал… Она была даже во снах! Я ничего уже не могу поделать, потому и призвал дьявола. — Мне нет смысла говорить о том, как ничтожно и глупо делать другого человека смыслом своей жизни. Сердцу не прикажешь, как говорят поэты, — договор с ручкой материализовался в руках Мефистофеля. — Тут всё по стандартному образцу — используется универсальное понятие «любви», которое расписано на пятьдесят тысяч слов в первом дополнении, при желании можешь ознакомиться. Парень помотал головой. — Мне этого не надо. — Раз так, поставь подпись, и Берзе будет твоя, — развёл руками дьявол и расплылся в улыбке. — Так и сделаю, — расписался дрожащей рукой Жерар, усеивая пергамент тёмными пятнами от падающих слёз. — Напоследок, пожелаю Вам долгих лет жизни и жаркой любви, — сказал Мефистофель перед тем, как оставить юношу наедине с горечью. «Нет, я понимаю паренёк из богатой семейки. Вполне себе мог выучиться. Но откуда у простофили-рыбака такие знания? Первым делом вернусь и поменяю всё. Это никуда не годится!» — О, добро пожаловать! Вина не хочешь? — почти по-приятельски приветствовал дьявола лохматый парень. — Приветствую. Пожалуй, откажусь, на работе не пью. Я… — Мефистофель, Князь Тьмы, Сатана, дьявол, чёрт. Я знаю, у тебя много имён, — поглаживал густые усы клиент. — Я — Алессандро, никудышный изобретатель и никчёмный философ, — широко улыбался парень, раскинувшись на скромном стуле. Окружение полностью отражало личность владельца. Дьявола вызвали в мастерскую, где царил творческий беспорядок: горки стружки возвышались около станков, кучи заготовок и неудачных поделок валялись по углам, а книги были разбросаны по всему помещению. — Приятно… — Давай перейдём сразу к делу и оставим формальности, — вновь перебил дьявола изобретатель. — Мне нужно Знание. Причём не просто понимание каких-то конкретных вещей, по типу: сколько всего существует химических элементов или как работает электричество. Это люди рано или поздно узнают. Я хочу понять само мироздание, видеть в каждой вещичке связи со всем бытием и небытием, — увлечённо рассказывал о своём желании Алессандро. Он горел этой мечтой, уже предвкушая блаженство истинного знания. — А ты, случайно, не разочаровался в людях? — в типичной манере интересовался Мефистофель с улыбкой на лице. — Разочаровался и ещё как. Я верил, что человек — это великое существо, единственное в мире способное понять вечные законы мироздания. Но вот уже сколько лет изучаю науки, читаю книги, экспериментирую на практике и размышляю днями напролёт. Да ничего из этого не приближает к финальной цели. Вместо полного познания, проскакивают лишь секундные откровения, которые похожи на лучики света в бескрайнем сером облаке. Это я говорю про свою ничтожность. Остальные люди совсем никуда не годятся. Дай Бог, пара процентов от всего многомиллионного населения Земли, способна мыслить и стремиться к познанию. Девяносто восемь, а то и больше, радостно живут в невежестве. Но ещё хуже когда кто-то из этой тупорылой толпы хочет показаться умным. Особенно грешит этим наш интеллектуальный век. В понимании «интеллектуала», быть умным — это отсылаться к «сложным» книгам, кидаться терминами при любой возможности и вечно использовать цитаты великих людей, ведь самостоятельно ничтожество не способно придумать ничего уникального. — Ты мне напоминаешь одного человека. Он тоже был разочарован и одержим познанием. История циклична, — Мефистофель протянул Алессандро договор и спросил — Напоследок, ты считаешь что знание — это счастье? — Не знание, а абсолютное знание. Разные вещи. Счастья можно добиться либо в блаженном невежестве, как большинство людей, либо в божественном познании. Всё или ничего. Человек же ищущий истину, никогда не станет счастливым. Он не может вернуться в невежество, ведь уже прозрел, но и не может достигнуть просветления, из-за ничтожности человеческого разума. Так философ, изобретатель, назови как хочешь, обречён на вечные поиски истины и, как следствие, страдания. Только пару раз за жизнь он способен прикоснуться к божественному и в такие моменты постигает совершенное счастье, неземное блаженство от торжества разума пронизывает его. Я испытывал такое, но за парой секунд эйфории следуют годы страданий. Мне надоело это. Я хочу получить истину — раз и навсегда, — без колебаний произнёс Алессандро и подписал договор. В ту же секунду философ задрожал, словно от мощнейшего заряда электричества, но спустя несколько секунд его отпустило. Он сидел, запрокинув голову. Его конечности свисали, как у бездыханного тела. И при этом на лице сияла ослепительным светом улыбка счастливого, в полном смысле этого слова, человека. Следующий клиент находился в крошечной комнатке. Густая темнота покрывала её, только огонёк свечки позволял осмотреться. Сначала мелкое помещение казалось жилой комнатой, хотя на деле это был чулан. Он не имел окон, его стены осыпались, как древние руины. В воздухе не хватало кислорода. — Здравствуйте, извините за мои хоромы, — сказал клиент приглушённым, обволакивающим, словно шёлковое одеяло, голосом. — Бывал в местах и похуже, — комично наклонил голову Сатана, для которого потолок был слишком низок. — Думаю нет смысла представляться — своё имя и фамилию я напишу в договоре, не беспокойтесь, — будто специально запрятался больше в тень клиент, совсем скрывая внешность. — Как скажете, — удивился дьявол заботе со стороны человека. — Тогда, разрешите уточнить, я могу загадать одно желание? — Так точно. — Любое желание, каким бы оно не было? — У сил зла нет ограничений, — позабавился дотошности клиента Мефистофель. — Превосходно. Значит, Вы сможете сделать так, чтобы люди научились разговаривать? — продолжал спокойно спрашивать инкогнито. — Что Вы имеете в виду? — Люди не умеют разговаривать. Они могут лишь болтать, кидаться словами. Единицам доступна способность понимать смысл сказанных слов. — Я до сих пор не могу понять, к чему Вы клоните. — Да, желание своеобразное. Наверняка оно встречается в разы реже, чем жажда богатства или любви. — Вы правы, случайно не работали моим секретарём? — засмеялся дьявол. — Нет, просто предположил, — меланхолично ответил собеседник и продолжил свою мысль. — Так вот, люди не умеют разговаривать. В обратном случае, в нашем мире не было бы войн, оскорблений, скандалов и каких-либо конфликтов. — Вы очень интересная личность. Считайте это лучшим комплиментом со стороны тысячелетнего существа. — Приятно слышать. Я думаю, Вы постепенно понимаете ход моих мыслей. Разговор — это нечто величественное и всеобъемлющее. Но, опять же, людям он даётся тяжело. Вот представим ситуацию. Есть две страны, спорная территория и куча оружия. В нашем мире это непременно закончилось бы войной и тысячами погибших. Перед войной следовали бы формальные переговоры между странами, заранее провальные. Почему же? Потому что одни люди смотрят предвзято на других. Они видят врагов, угнетателей и так далее. Зачем идти на уступки, если есть шанс унизить нелюдей? Какие бы аргументы не были использованы, стороны будут глухи к ним. А теперь напряжём воображение и представим людей, умеющих разговаривать. На переговорах они будут максимально честны и всеми силами избегать кровавого разрешения конфликта. Они будут видеть равных себе людей, ведь страна, национальность и характер, не должны менять человеческое отношение. С какой стати? Но ведь умение разговаривать — это умение ставить себя на место другого и понимать его; гипотетически быть и главой другой страны, и её солдатами, и её жителями. Незнакомец поменял позу, и уселся нога на ногу. Во тьме на секунду показалось уставшее, грязное лицо молодого человека с тусклыми глазами. — Извините за отступление. Есть один принцип, которым должен пользоваться каждый при переговорах и в целом по жизни. Это принцип «ширмы», как я его назвал. Нам нужно решить данный конфликт по-справедливому. Тогда используя волшебные силы воображения, мы покидаем наши тела и встречаемся за столом переговоров, который находится за ширмой, ширмой — олицетворяющей жизнь и земной мир. Так как мы только души, и не знаем кем станем по возвращению, в наших же интересах сделать мир максимально правильным и удобным для всех людей. Это лишь мысленный метод, но он позволяет добиться объективности человеческому сознанию, столь необходимому для разговора. Таким образом, умение разговаривать включает умение ставить себя на место другого, понимать его и, следовательно, заботиться обо всех людях, без земных предубеждений, потакая «своим» и угнетая «чужих». — Могу заметить, понятия правильного разговора для Вас очень комплексное. — Именно. Разговор — это инструмент, с помощью которого можно создать рай на земле, решить все вековые проблемы, осознать переживания каждого человека и проникнуться ими. Это я накидал первые попавшиеся из головы варианты, а их почти бесконечное множество. Если люди научатся не просто делиться информацией, а понимать друг друга, считывать суть слова, а не его форму и звучание — то человечество достигнет небывалых высот. Да, остаётся порочная природа человека, но умение разговаривать сбалансирует её. И, кто знает, может спустя пару веков, другой безумец решится обменять душу во благо цивилизации. — Поздравляю, — легонько похлопал Мефистофель. — Ты стал четвёртым человеком, который отдал свою душу, чтобы совершить нечто столь глобальное. Каждый раз после такого мир людей менялся до неузнаваемости. — Мне всё равно. Я ничем не примечателен, у меня нет талантов и способностей, чтобы изменить мир своими силами. С самого рождения я копошусь в грязи и максимум чего добился — поступил на юридический факультет. Единственное моё отличие от остальных — это своеобразное мировоззрение. Я мечтал воплотить его в жизнь, сделать что-то полезное с помощью упорного труда, несмотря на посредственность во всём. Но сейчас меня исключили из университета, завтра выгонят из каморки, и то если доживу, ведь я ничего не ел с две недели. Я жертвую свой душой, зная какие страдания меня ждут после смерти, не из эгоизма, не чтобы прославиться и стать героем. Я просто хочу сделать мир лучше, вот и всё. Это желание имеет место на жизнь, но к сожалению прописать его в договор не получится, — закашлял парень. — Тогда предоставлю написать договор тебе. Интересно, как у тебя получится вынести всё на бумагу, — будто поставил ставку на неудачу бывшего студента Мефистофель и предоставил лист с ручкой. Парень подошёл к делу с холодной головой. Строка за строкой он вымещал на бумагу свои мысли, причём соблюдая нормы юридического языка. Пускай в каморке не было окон, но все понимали что ночь давным-давно прошла. Мефистофель молчаливо радовался, наблюдая за уникальным клиентом, освободившим его на краткое мгновение от вековой скуки и, к тому же, от поднадоевшей работы. Бывший студент апатично протянул договор. На десятках страниц всё было изложено идеальным образом. Формулировки были таковыми, что переиначить и понять по-своему их не получится, а также студент вместил как можно больше изменений в одно желание, что чётко позволяли правила. Парень болезненно засмеялся, заметив блеск удивления и даже отдалённого восхищения в глазах дьявола. — Недаром я на юриста учился. Придётся выполнять условия договора, — сказал он перед тем, как упасть лицом на стол после тяжёлой ночи. — С радостью. Не часто людям удаётся обдурить меня, играя в мою же игру, — ухмыльнулся Мефистофель, посмотрев на безупречный договор и мёртвого парня.