Горячая рука на её талии

      Она просыпается урывками, ныряя из густой мути сна в реальность. На автомате проводит рукой по лицу, словно снимая липкую паутину, приходя в себя, но не открывая глаз. В горле болезненно першит, в ногах запуталось одеяло, жарко давя на ноги. Она медленно спихивает его к краю кровати, открывая сухому воздуху еë голые ноги. Приятно нахлынувшая прохлада ускоряет мысли, до этого медленно ворочавшиеся в чугунной голове.       О чем был сон? Уже забылся, оставив после себя поганое послевкусие и болезненную усталость. Она пытается отгородиться от обрывочных мыслей, перестать думать, стараясь снова заснуть.       Тщетно, напротив, с каждой секундой всë явственней ощущается реальность. Тяжелая темнота за веками, пустота в животе и его горячая рука на еë талии. По-хорошему горячая, не как откинутое одеяло. Его размеренное почти бесшумное дыхание слышится совсем рядом. Она медленно раскрывает глаза, но различает лишь неясные силуэты. Мысленно произносит короткий заговор, и окружающая тьма отступает. Ночное зрение не идеально, но даже этого хватает для того, чтобы различить знакомые черты.       Она рассматривает его. Не исчезающее даже во сне нахмуренное выражение на и так суровом лице; складка меж бровей, плотно сжатые губы; казалось, он даже во сне не теряет бдительность, готовый тут же вскочить и помчатся по очередному срочному вызову от начальства. Танька до дрожи ненавидела, такие ночные подъемы. Они означали только то, что, мазнув поцелуем по её лбу, он спешно попрощается, захлопнув входную дверь, оставляя Таньку ворочаться до утра, уткнувшись носом в его подушку. Повезет, если вернется к полуночи, а не на следующий день. Она никогда ничего не говорила по этому поводу, прекрасно зная на что шла. Ей оставалось лишь выдыхать сквозь стиснутые зубы и как мантру повторять молитву и заговоры на удачу да делать очередной оберег на будущее. Под кроватью, в коробке из-под микроволновки, скопилось множество неиспользуемых амулетов и талисманов. Об этом она ему тоже никогда не говорила.       Прикусывает нижнюю губу, сосредотачиваясь на родном лице. Через левую скулу тонкой линией проходит белесый шрам — первая стычка по юности в подворотне; у роста линии волос тоже белая неровная полоска, оставшаяся от схватки с ничками; в уголке рта еле заметная отметина, бой с местными оборотнями-лисами в лесах соседней области; на подбородке свежий рубец — хорошо приложили прикладом самодельного обреза.       Танька знает историю большинства шрамов наизусть, но он не все рассказывает. Например, откуда этот, на задней стороне шеи, обычно скрытой воротником рубашки? По следам затянувшейся кожи можно отследить место бывших швов, она насчитала пять. А тот что так аккуратно расположился под одиннадцатым ребром? Те что пересекают икры ноги, словно по ним хлыстом прошлись?       Он не отвечал на эти вопросы, лишь кривил губы в неприятной полуухмылке. Танька не настаивала, захочет — сам расскажет, нет — так, значит, ещё не время ей знать об этом. Задумавшись, она неосознанно поднимает руку и медленно проводит по щетинистой щеке. Опомнившись, отдергивает ладонь, но уже поздно. Чуть морщась он тут же перехватывает её запястье поднося обратно к лицу. Танька гладит большим пальцем по виску, чувствуя как старый оборотень сжимает её ладонь в ответ.       — Вот чего тебе не спится, ведьма? — спрашивает он охрипшим голосом, лениво приоткрывая один глаз. — Ещё своими огнями светишь.       Танька на секунду зависает, но тут же зажмуривает глаза, туша колдовские искры под веками.        — Не знаю… — слова неохотно проталкиваются через пересохшее горло и потрескавшееся губы, — Сон приснился плохой, вроде…       — А тебе другие снятся? — он проводит пальцами по её запястью.       — Только когда ты долго рядом. — Танька ведёт плечом и тут же прикусывает кончик языка. Нельзя, нельзя так говорить, получается так, словно она его обвиняет.       Он лишь хмыкает и тянет её ближе к себе. По коже пробегают мурашки от контраста холодного воздуха и его горячего тела. Танька теснее прижимается, по привычке переплетая ноги, проводит свободной рукой по его позвоночнику. Оборотень прикрывает глаза и бурчит куда-то ей в макушку:       — Спи, утро ещё не скоро. — обратно возвращает ладонь на её талию.       Танька тихо выдыхает, расслабляется, чувствуя запах его кожи, въевшийся запах черного кофе и легкой дымки сигарет.       — Может, возьму на следующей неделе пару отгулов.       Уголки её губ дрогнули в улыбке.