***
18:53 —Добро пожаловать, Генрих. — РИ стоял непоколебим и прекрасен, несмотря на прибавившиеся годы, он не стремился сохранять свою молодость, остановившись на внешности свойственной 45 -50 возрасту. Но что в тридцать, что сейчас он выглядел прекрасно. На холодных платиновых волосах не видно седины. Они всегда зачёсаны и уложены. Изумрудно-лазурные глаза, вернее глаз смотрит прямо слегка смешливо. А дряхлым его назвать язык не поворачивался никогда, как был богатырём так и остался. —Николай. — ГИ кивнул и показал прислуге на машину; — Достаньте мои вещи. —Как всегда надменен, больше чем британец. Сашка, Мишка, достаньте чемоданы, и можете отдыхать. И тебе Олег спасибо, можешь отдохнуть перед обратной дорогой. — РИ кивнул людям, которые с такой же улыбкой выполнили его просьбы; — Заходи, а то совсем околеешь, и так уже бледнее смерти. —Ничего ты не понимаешь. Несмотря на слова, немец старался запахнуться в кожаный, с тёплым подбоем плащ, и быстро поднялся по крыльцу. Казалось приобнявшая его рука русского, была горяча настолько, что ощущалась сквозь одежду. И ведь сейчас была лишь осень, совсем не зима. В его владениях сейчас +13 и туманы, а здесь уже снег. В доме для него уже приготовили тапочки с натуральным мехом, «чуни» как их называет русский. Привычка переодевать обувь иногда была полезной. И его тонкие ботинки, правда, промёрзли. Не успел он толком раздеться, как его обняли, целуя в щёки, опять же по традиции, да ещё и окунули в аромат розового парфюма, коньяка и чужих феромонов густых и терпких. Похлопав русского императора по спине, всё же вырвался из объятий. —Ты точно околевший птенец. Хаха. Вороны. Растопите камин сильней и подайте горячий чай с вареньем. Генрих, ты вечно одеваешься слишком легко. Немец, избавившийся от верхней одежды, поправлял волосы, собранные в хвост и слегка заплетённую в сложную косу, лишь фыркнул. —Я подожду тебя в гостиной красавица, а то пока ты напомадишься, судный день начнётся. —Не говори как мой брат. Но для того чтобы уместиться в гостиной перед камином понадобилось почти полчаса. ГИ не оказался от возможности переодеться полностью, заодно согреться немного в душе. РИ его не торопил и встретил доброй улыбкой, которая казалось не исчезала. —Прекрати. — немец, скрестил ноги, размазывая малиновое варенье по кусочку хлеба. —Что? —Твоя улыбка. Ничего хорошего не предвещает. Сразу к делу перейдём или обсудим что-то другое. —Ты путаешь меня с Александром. — Николай вздохнул, вспоминая своего брата, и положил ладонь на сторону с повязкой, закрывающей глаз; — Тогда чтобы не портить аппетит перед ужином. Км. Как Ренейт? —Хорошо. Вернулся к привычному образу жизни. Готовит, вышивает, гуляет с собаками, заботится о сыне. Этот кабель блохастый. Ох, извиняюсь, эта рыжее отродье, где? —Сбежал. — Николай вздохнул; — Не беспокойся, я отвесил ему десяток тумаков для прочистки ума. Да он и сам весь расклеился. Осунулся. Он выглядит потрёпанней меня. Я уже не молод, но он. —Ты не плох. Даже сейчас. Конечно, век назад ты был неотразим. — ГИ хитро улыбнулся. Его друг протянул в его сторону руку, подхватывая смоляную прядь и пропуская её между пальцев. —Ты всё тот же. Неувядающий цветок. — Русский улыбнулся, замечая самодовольную улыбку немца всё также красующегося в возрасте между тридцатью и сорока, но почти не заметный румянец, под слоем белил пахнущих лилией, выдавал его с головой, показывая как он доволен комплиментом. —Кто бы говорил. От самого цветами пахнет. ГИ отобрал свои волосы и постарался перекрыть своими феромонами волну чужих, хотя здесь всё пахнет русским. Слегка смоляной аромат роз, табака и гвоздики окружал словно капкан. Повисло напряжение. Но их прервал голос горничной. —Николай Иванович, ужин на столе. —Да, Сонечка, уже идём. Сегодня будет печёная куропатка, греча и пирог с печенью. —Звучит аппетитно. Империи под руку друг с другом отправились трапезничать, рефлекторно переходя на французский.***
20:49 —Всё же ты не умеешь воспитывать детей. — ГИ пил слегка прогретый с каплей мёда вермут, наблюдая за прохаживающимся РИ. Плотный ужин слега раздобрил их обоих, но и прибавил сил для споров. А немец любил дразнить этого русского медведя. Его белый мишка, ленивый, вальяжный и сильный, и суровый. Как же он любит противоречивые личности. —Кто бы говорил! Я помню исполосованные спины твоих детей, их синяки и простуды после карцера. Тот же Рейх. Сколько раз ты его унижал. —Но зато он смог удержать власть, в отличие от Веймара, которого сбили с пути твои близнецы. Да и именно СССР сорвал цветок моего младшего ребёнка. По твоей вине. Ты обязан был мне сообщить, что у него началась первая течка. —Всё было хорошо. — РИ скрестил руки за спиной и встал спиной к камину, рассматривая развалившегося с полураспущенными волосами на кушетке кайзера; — Ты ведь знал сам, что они неровно дышат друг к другу. Они оба были осторожны. При этом я обеспечил принцессе защиту. —Ха! Ты вообще должен был не допустить этого. — ГИ махом опустошил бокал, со звоном опуская его на небольшой стеклянный столик; — Знаешь какой это удар под дых. Вечно ты прощал Союзу выходки. —Я видел в нём наследника. И ничего слишком вызывающего или неправильного он не вытворял. —Да, да. А потом они убили твоего брата и почти убили тебя. —Это РСФСР, мелкий бес. — РИ потёр ноющий из-за погоды на груди шрам, такой же был на ноге, чуть выше колена; — Союз не дал меня убить. И Рейха он любил. Если бы не Елена. —Сам пустил эту ведьму в дом, и сам предложил её сыновьям. А за ними и Пелагею с Марфой. —А сам что лучше меня? Сара тоже не лучшая кандидатка Веймару в жёны была. Она старше его почти на семь лет. Бедный юноша, оно была таким же диктатором как и ты. Уж лучше бы на австриячке Анне остановился, она хоть и глупа как пробка, зато миловидна и добра, да и поздоровей была. А Рейх. Сколько он натерпелся? Скольких ты стимулировал обещаниями отдать его на «поиграть». До сих пор помню рвение твоего министра финансов. И ведь не постеснялся приказать сыну раздеться перед ним, да и другими подчинёнными. Шесть человек сидело, большая часть из которых вообще жената и старше его им за пятьдесят всем было. Кто там ещё был казначей и принц, ответственный за промышленность и металлургию. Да, да. Конечно, они так облизывались на него. А ведь даже первой течки ещё не было. Они его чуть ли не ущупали, под сорочку лезли. А ты что? Сидел и третью бутылку в одну морду вылакивал! —Зато как моя экономика развивалась! Я обогнал даже тебя и Британию. — ГИ встал; — От моих детей была польза! А твои негодны ни на что. Половину территории растеряли! —Они были твоими пешками. Одного свои же подчинённые в могилу свели. —Веймар слабак. —Не говори так о нём. Он был хорошим и добрым. Он мог бы изменить вашу чёрную репутацию. —Замолчи! Это мои дети как хочу так с ними и обращаюсь. Сам смотрел на Рейха всегда. —Я смотрел на него как на невестку сына, а не как на породистую скотину в отличие от тебя! ГИ отвесил РИ пощёчину. Русский император замер и зарычал, срывая повязку. Переливистый светлый белок, испещрённый янтарными узорами, испускал свечение, словно солнце, чёрно-золотой двуглавый орёл вместо радужки и зрачка расправил крылья внутри. ГИ поморщился и почувствовал, как ослабевает. Чёртова сила русского. Зарычав попытался сопротивляться, но ему хватило доступных возможностей лишь на то чтобы раскидать вокруг них вещи, и то не шибко сильно. Над ним нависли, угрожающе рыча. Он сам был альфой, но его 192 против двух с небольшим метров казались никчёмными, особенно без силы демона. Его толкнули так, что он сначала врезался в стену, а потом развалился на кушетке. Тонкая резная спинка треснула от удара. Повалившись на бок и поморщившись, посмотрел на друга. —Тварь. Как всегда используешь нечестную игру. —Ты одержимый! На себя смотри. Греховодник. Жадный, скупой, распущенный… —Да, да. А сам что агнец? — ГИ закашлялся; — Прямо апостол целомудрия! РИ оказался нависающим над ним в туже секунду. Схватив сильные руки чуть выше локтей, впился когтями, показывая слегка чёрный язык и перелив глаз от чёрного в красный, но и потом и это престало получаться. Немец показал клыки и зарычал, старясь отпугнуть другого альфу. Но его феромоны оказались уничтожены и подавлены. Теперь он был словно беззащитная самка. —Как же ты любишь меня бесить. —Хах-ха. А тебя до сих пор заводит мой острый язык. И как ты смеешь со мной так обращаться? — немец дёрнулся, пытаясь скинуть чужие вдавливающие его в кушетку руки, которые иногда ещё и оглаживали его тело, расстёгивали атласный жилет. —С тобой можно только так. Ведь на большее, чем раздвинуть ноги ты неспособен. Российская Империя победоносно улыбнулся, колко вставляя одну из любимых фраз друга по отношению к собственному ребёнку и многим другим в частности. Пары движений хватило, чтобы стащить брюки с немца, а за ним и его жилет. Шоколадного цвета атласная лента сама спала от постоянного ёрзанья. Она отпустила чёрные пряди и те водопадом поструились вниз, переливаясь в жёлто-розовом свете, ловя и оранжевые всполохи камина, кончики легли колечками на золотистом паркете. Сам же РИ лишь скинул тёплый кардиган и расстегнул брюки. ГИ зарычал с ненавистью смотря на чужую застёгнутую рубашку, пока его собственная, служила путами для его же рук. —ГИ. Мой милый Генрих. — Николай провёл по чертам чужого лица, всё такого же свежего, с кожей довольно тонкой и мягкой для представителя доминирующего пола; алые глаза напоминали червонное золото залитое свежей кровью, зрачки расширенные, губы бледные, красиво изогнутые, слегка припухлые, но тонкие и жесткие; — Ты не меняешь ни своё мнение, ни поведение, ни свои привычки. Ты видишь в Рейхе себя? Вы очень похожи, но ты более порочный, ведь ты альфа, готовый принять другого. Горячими сухими ладонями он очертил сухожилия паха, и, уложив одну на живот, пальцами другой коснулся сфинктера, даже мягкого и слегка открытого. Немец зарычал. —Я никогда не буду завидовать омеге. И тем более равняться на неё. И кто бы говорил об испорченности. Ты меня совратил первым. —А ты и не возражал тогда и сам снял свой камзол и лёг в мою постель. И ты готовился, мой маленький кайзер. — РИ улыбнулся и облизал губы. ГИ усмехнулся и показал язык. Его поцеловали сразу. РИ протолкнул в него пальцы на сухую, совершенно не заботясь, даже слюной не смочил. Поморщившись в поцелуй, прикусил чужую губу. Да, этого он и хотел ласки и грубости одновременно, забота с наплевательским отношением От оставленного засоса на шее, вырвался непроизвольный стон. Тяжёлое тело в сто пять килограмм вдавливало его в трещащую от веса кушетку. За окном что-то грохнуло, напугав обоих, и люстра погасла. Вновь шум, топот. —Николай Ив… —Сонечка, всё хорошо, иди посиди на кухне, пока электрик не посмотрит что случилось. Тц. Нам камина хватит. —Хорошо. Девушка ушла, не став заходить в закрытую гостиную. ГИ улыбнулся и посреди разговора прокусил чужую, так удачно подставленную, шею. В отместку сразу получил введённый по костяшки три пальца. Острая вспышка боли свела спину, заставив замереть в напряжённой изломанной позе. На его ключице сомкнулись зубы, прокусывая кожу. —Ты так приятно пахнешь ирисами. Ммм, как наш любимый уголок у пруда в тени дуба. —Хаха –хаха! Ах-ха-ха-хаа! А-ха. Николай. Николай. Может, прекратишь болтать? —А ты так хочешь, чтобы я перешёл к действию? РИ усмехнулся и устроился удобней, разводя длинные ноги немца. Накрыв его своим телом, обнял одной рукой, вплетая пальцы в волосы, создавая опору под шею, и не давая отвернуться от своего взгляда. Вытащив собственный член, провёл по нему и, не медля, приставил к разработанному отверстию. ГИ попытался дёрнуться. Так как он лишь дразнил, но не хотел, что бы его вязли без основательной подготовки и смазки, такой жёсткий секс он планировал чуточку позже. Но возмутиться ему не дали, завязывая поцелуй. Головка вошла быстро, сперва подразнив чувствительное мышечное кольцо. Но потом его перестали жалеть, в три рывка заходя почти по основание. ГИ не смог сдержать вскрика и капли слёз выступили на глазах, ткань рубашки обмотанная вокруг рук затрещала, а плечи заломило от напряга. Без силы демона он не мог глушить свои ощущения, он снова стал уязвим. РИ утешающе погладил и стал раскачиваться, медленно, даже стараясь не сильно покидать болезненно сжимающееся тело. —Miststück! — ГИ попытался пнуть «друга», но его ногу перехватили и поцеловали под коленом. —Тише, маленький кайзер. Тише. Ты же любишь жёсткое обращение. Николай рассмеялся и покинул ещё не привыкшее к нему тело, переворачивая на четвереньки и забираясь на кушетку полностью. Та жалобно скрипнула, так же как и запыхтевший немец. Уложив его поудобней, вновь вошёл, не доводя до узла три сантиметра, но и этого было достаточно, чтобы выбить искры из глаз партнёра. Схватив связанные руки, удерживал их, не давая заодно приподниматься. ГИ пытался расслабиться, но неудобная поза… Он сжимался и делал лишь больнее им обоим. Было сухо. Тело альфы не способно выделять смазку. РИ поморщился, ему тоже было не особо комфортно. Наклонившись, стал целовать чужие чувствительные ушки. ГИ вздрогнул, заливаясь краской. Вторая рука русского подлезла между ним и кушеткой, и дотронулась до соска, начиная его щекотать и потирать. Клыки другого альфы царапали кожу на основании шеи, посылая табун мурашек, пробуждая инстинкт бежать и спасать себя или сражаться, что из-за невозможности превратилось в животный страх. Но стоило только чужому дыханию задеть уши. —Ах! Толчки стали редкими, но сильными и выбивали не то что воздух, казалось душу. —Тебе лучше? —А ты обо мне заботишься? — ГИ повернул голову на бок, больше прижимаясь к мягкой обивке виском и заглядывая за спину; — Oh, wie süß. Mein kleiner... Aach! Mein kleiner Bär. —Всё весело тебе. Николай слегка выпрямился и схватил чужие волосы, наматывая на кулак. Если немец ехидничает –значит ему всё нравится. Следующий толчок стал сильнее предыдущего. И каждое новое движение становилось быстрее и грубее. ГИ вынул спину дугой, стараясь изменить угол проникновения. Казалось его внутренности скоро превратятся в кашу, а такни не выдержат и порвутся. Он еле глушил крики, но не мог контролировать выступающие слёзы и дрожь. Вот-вот и он сломается… Но первым не выдержала мебель. ГИ зажмурился, когда пол стал резко приближаться и раздался треск. Сильного удара не последовало, высота кушетки была чуть больше 50 сантиметров. Да и русский тоже не забывал следить за окружающей обстановкой. ГИ прижимали к широкой груди, и усеянная перстнями рука русского упиралась в крупный на полу обломок, плотная ткань не порвалась даже после того как треснул каркас и они хоть и с шумом но мягко и без травм оказались на полу. Шеи коснулись горячие и сухие губы. —Испугался? —А ты как думаешь? Я не хочу сломать свой прекрасный нос. А! Ах. Амх. ГИ согнулся, когда его тело покинули. Это было и приятно и больно одновременно. Через мгновение он уже был в воздухе, и он вуаля принцесса на руках короля. РИ решил расположиться у камина на полу. Персидский ковёр был более-менее мягким и добавлял удобство паркетному полу. Русский смилостивился и развязал чужие руки. Немец усмехнулся и слегка трясущимися и онемевшими руками сжал чужую шею. —Зря, очень зря, Mein kleiner Bär. Erwürgen. —Ты беспомощен сейчас как двухнедельный котёнок. Твои зубки ничто для медведя. РИ ухватил слегка острые колени, разводя ноги, чуть ли не до шпагата. ГИ прикусил губу, пыхтя и отворачивая голову от света, стараясь скрыть розовые щёки, которые ещё сохраняли толстый слой пудры, которая тоже хорошо скрывала прилившую к лицу краску, но вот уши. РИ усмехнулся. —Я думал тебе плохо, а тебе хорошо оказывается. Николай слегка склонился и поцеловал под разочарованный вздох живот рядом с головкой вставшего члена, подразнив её горячим влажным дыханием. Оставив засос, заскользил выше, стараясь не отрывать губы от чужой кожи. Оперевшись локтями об пол, потёрся и заурчал. ГИ не омега и не женщина, но с ним хорошо. Ухватив одну ногу, закинул на свой локоть, уместив ладонь на выступающей бедренной кости и вошёл в раскрытое тело. Генрих длинными ногтями впился в чужую спину, выгибаясь. Его шею под кадыком коснулись зубы, прикусывая и оттягивая кожу, а потом смещаясь под подбородок. —Ну что ты всё медлишь? Постарел? Али забыл как что делается? —Тебя жалею. Ведь не уедешь от меня с порванными чреслами. РИ начал вновь набирать скорость, его притягивали к себе чужие сильные руки. Довольно фыркнув, отдался процессу. Они успеют за неделю надоесть друг другу и вспомнить «Кама-сутру», у него было, как издание раритетное Империя Ци подарил, так и внук как-то раз современный вариант принёс. —Да! Да! Чёрт меня возьми! — ГИ чуть на голову не встал когда его уха коснулся, влажный обжигающий язык. РИ решил его достать и вытянуть все нервы, за раз смешивая боль и неторопливость. В одном немец находил искусство и умел терпеть и даже наслаждаться, второе терпеть не мог. Таранящие толчки и неспешные поглаживания и покусывания. А потом его лишь удерживали на полу, не давая шевелиться и наполнив почти до болезненного, упираясь узлом в раскрасневшиеся стенки, всего исцеловали, не оставив не облизанного ни зацелованного места на груди и шеи. РИ провёл мучительно медленно по напряжённой жилке. ГИ зажмурился, его феромоны бились почти в истерике, заставить альфу который сильнее его он не мог, но и самому ничего не делать. Ррр! Безысходность, возбуждение, жажда. Феромоны почти искрились, порох стал горячим и раскалённым дымом, дождь –грозой, а сладкий ирис превратился в нектар удушающий и вязкий. РИ поцеловал его в хрящик уха, наблюдая. Наслаждение. Да. Это он хотел видеть - не надменную принцесску, а распростёртый под ним разврат чистой воды. Жаркое распалённое тело, покрытое его укусами, бледные губы порозовели, брови изогнуты и подняты, глаза широко распахнуты и в них плещется красное море, зрачки как чудовищная бездна поглощают радужку, пунцовые щёки, в слабых разводах от пудры, и испарина, а внутри стало влажно от собственного предэякулята. Превосходно и не следа надменности. Сев на свои колени, затащил чужие бёдра на себя и, продолжая склоняться, стал выцеловывать ушко и держать тонкие локти прижатыми к полу. ГИ сжал его ногами, всхлипами и высокими стонами заполняя пространство, шепча и хвалы и хулы на всех известных ему языках. РИ укусил тонкий хрящ, двигаясь в направлении лишь простаты, постоянно дразня её. Выпустив свой аромат на полную еле сдержал желание пометить так удачно подставленную шею. ГИ с восторженным возгласом кончил на свой живот за пять минут активных действий. Николай рыкнул и покинул содрогающееся тело. Свет до сих пор не включили. Подняв бесчувственного ГИ на плечо решил покинуть гостиную, прихватив их раскиданные вещи, быстро поднялся наверх в свою комнату, распугивая всех от коридора своими феромонами. Уместив ГИ на кровати, лицом в белоснежные простыни, запер дверь разделся до конца и продолжил прерванное на немного занятие. У них в переди ещё два часа, так как этого часа ему не хватило.***
—Ах! Ааа! Аа! А! Ай! Аумх! Ах! Ааа! Ах. —Ты как серена, мой маленький кайзер. РИ натягивал обмотанные вокруг чужой шеи волосы, создавая поводья-удавку, и просто вколачиваясь в распалённое и растянувшееся под него тело, не забыв добавить немного смазки, ради собственного удовольствия. ГИ упирался в высокое изголовье руками, поплывшим и обезумевшим взглядом смотря на свое отражение в висящее перед ним зеркало. Закатив глаза, кончил во второй раз. Он всегда проигрывал русскому в выносливости. Очнуться с членом в одном месте было не то что удивительно, просто немного не по себе. Он не помнил, как оказался в прогретой до жары спальне, это и смутило, ведь он мог проваляться без чувств не один час, а РИ его состояние не остановит, на практике проверяли, марафон на 12 часов до сих пор вспоминается с содроганием. Но думать не хотелось. Слишком приятно было от, наконец, разошедшегося во всю богатырскую силу Николая. Жалость? Жалость нужна девушкам, которые не способны принять этого монстра-богатыря целиком, а вот ему… Ему только в удовольствие принять 32 сантиметра. ГИ прогнул спину и слегка расслабился, ощущая, как вылизывают его лопатки. Перекинув волосы на одну сторону, завёл руки назад самолично насаживаясь на член и обнимая другого альфу за плечи. Повернув голову, получил поцелуй в уголок покрасневших и слегка припухших от бесконечного терзания губ.. —Генрих. Отдохнул. Мне нужно ещё немного. Ещё пол часика минимум. —Уже два с половиной прошло от начала. Если не все три! —Прости-прости. РИ не испытывал угрызений совести и заставил партнёра сесть на корточки, очень не любимое положение. ГИ старался сдержать писк. На мягком матрасе он никак не мог устойчиво стоять и то наваливался вперёд, то назад, веселя своей неуклюжестью русского. Его шею вновь укусили и стали зализывать. Пара кровоточащих ран покрывала его грудь и бока. Размашистые фрикции по простате пускали дрожь по телу. Не выдержав через пятнадцать минут, повалился вперёд, упираясь темечком в кровать, открывая беззащитную шею. РИ зарычал и навис над ним, прикусывая слегка выше феромонных желёз. ГИ испуганно дернулся, когда чужие клыки прокололи кожу. Замерев как загнанная дичь, он закричал от вторгшегося узла. РИ обвил его талию, сжимая и делая ещё уже, чем есть. Горячее семя стало заполнять, пока собственное стекало по ногам и животу, пачкая кровать. Сил держаться не было, и ГИ повалился. Перьевая подушка была мягкой и насквозь пропитана чужим цветочным ароматом слегка пряным, слегка смоленым. РИ потёрся носом об ушной хрящик и поцеловал в висок, чувствуя как бьётся на нём жилка, и всё довольно мурча, несмотря на чужие хриплые ахи и охи. —Мой маленький кайзер, удовлетворён? —Я…— ГИ закрыл глаза и больше не смог открыть ни их, ни рот, просто отрубаясь. —Это ты на каком… Хм. Языке сказал. — РИ вздохнул, замечая, что партнёр уже не с ним, но пока жив; — Эх. Доходяга. Вечно больше двух часов выдержать не можешь. РИ повернулся на бок, спиной ко входу, чтобы скрыть от незваных и нежелательных посетителей сею картину. Узел засел крепко, а учесть что в теле альфы… Это надолго, очень надолго. Коснувшись шеи поцелуями, зализал пару укусов, которые заживут, стоит только перестать подавлять чужую силу. ГИ завозился. Накрыв вечно холодного во многих смыслах немца одеялом, вместе с собой, устроился поудобней, позволяя использовать руку в качестве подушки. ГИ запах удивительно приятно, так мягко и свежо. Слегка согнув ноги, постарался сделать «клубок», так как это самое комфортное положение для сна после секса с привлекательным и даже любимым партнёром.***
24 октября; 11:37 ГИ поморщился от ясного солнца, слепящего глаза. Попытка сдвинуться сопровождалась хлюпающим звуком и болью внизу живота. Попытавшись рукой приподнять одеяло, понял что те жутко затекли и держат руку Николая, которая заменила ему и подушку. Застонав и заёрзав в попытках сесть, разбудил и русского. Этот медведь, не слушая возражений и даже глаз не открыв, навалился на него, целуя и оглаживая словно женщину, начав с волос и плеч с грудью, закончив ногами и ягодицами. —Ну, что ты раскудахтался петух гамбургский? —Кто. Ах чёрт!. Ты… ГИ свёл ноги, сжимаясь весь от ноющей боли и ощущения текущего из него чего-то. —Ах, да, я повязал тебя вчера. — РИ улыбнулся, как будто это не он и в действии ничего такого не было, хотя вязка для второго партнёра словно пытка; — Ты как? — всё та же невинная физиономия и ласковый заботливый тон. — Ich werde dich töten. Ich bin aus... Ich werde Eisbein aus dir machen. —Значит всё не так плохо. Ну не сопротивляйся, сейчас помогу. РИ достал повязку и закрыл глаз. Свечение угасло, и Великий Орёл заснул вновь. ГИ застонал от наполняемой его силы. Гул в голове прекратился и послышался привычный голос демона, который ехидничая, стал шутить на тему порванной чужим узлом задницы. ГИ поморщился и зарычал, окружая себя чёрным туманом, который не хотел слушаться. Спустя пять минут он уже чувствовал себя лучше. РИ любезно наполнял ему ванную, не стесняясь прохаживаясь по комнате полностью нагим. Лохматые платиновые волосы, общая заспанность забавно его преображали, да и хромал на правую ногу друг сильнее. Но это не помешало русскому подхватить его на руки и погрузить в горячеватую воду. —Волосы. Чёрт. Они же намокли. Их нужно было… —Не кричи, капризуля. — РИ закрыл чужой рот ладонью; — Сейчас помогу. —Такой заботливый стал, я гляжу. —Да. Я всегда такой. И я не против отведать чего-нибудь тобой приготовленного, ту же рульку по Баварски, Мне сказать, что бы поросёнка по моложе или с жирком зарезали. А может…— РИ поцеловал поджатые губы; — Будешь клубнику, в теплице у меня растёт, крупная сладкая, красная. —Буду. ГИ расслабился, игнорируя смех демона внутри, который сказал, что за вазочку с клубникой он готов продать свою задницу.***
25 октября, 14:36 Поедать клубнику после обеда, что может быть лучше. РИ заботливо дал ему отдых после первой пастельной баталии. Только заставил сходить в баню, что почти пытка, но ноющая спина после этого прошла. Всё же есть что-то полезное в этом крематории, и особенно в анисовой настойке друга. Попыток поменять их роли ГИ давно оставил, ведь сил ему не хватает, и РИ не потерпит власти над собой. А он сам… Он тоже не хотел, но не смог устоять перед соблазном тогда ещё молодого северного красавца безумно горячего в одежде, а уж если без неё. Он только ставший править, молодой и неопытный, попал в капкан. Да… Славное время. Тогда ещё молодой русский очаровал его своим морозным образом и тёплым взглядом. В отличии от Александра, жгучего брюнета с тёмными зелёными глазами и лишь лёгкой морозной синевой у зрачка, яростного завоевателя, настоящего зверя, Николай всегда был для семьи, ему неинтересна большая политика, он отец и брат, опора и помощник, тот дом куда можно вернуться и к кому прижаться. Образ отца? Да, вот что зацепило, помимо красоты, конечно же, на том далёком подсознательном уровне. Священно-Римская Империя был заботливым и добрым, но не с ГИ. Австрия и Пруссия получали всю его любовь, а ему не досталось ничего, несмотря ни на какие достижения. Они все считались бездушными. Может тогда из-за этого шутливая фраза и выпитое вино пошли только на пользу. Проснувшись утром в одной постели с Николаем было и шоком и восторгом, что та ночная вакханалия сравнимая с пожаром не сон, и он почувствовал себя под крылом отца, который изредка, особенно в раннем-раннем детстве ещё лелеял его, а потом просто выкинул. Так отношения в виде игры на нервах перерастающих в постельное столкновение и продолжаются. Съев очередную сладкую с кислинкой ягоду, перелистнул страницу книги, любезно выданный из библиотеки томик Тургенева. Его ног коснулись горячие чужие руки. РИ поцеловал выделяющуюся косточку, и продолжил оглаживать изящный свод, сквозь шёлк плотных гольф. —Ты отдохнул? —А ты хочешь ещё? — ГИ повернулся и с хитро-властным выражением лица и поставил ступню на чужую голову; — Может и будет для тебя хоть что-то, только если ты будешь снизу. —Ты будешь сверху лишь на моём члене, маленький кайзер. — РИ зарычал, дёргая за ногу партнёра, переворачивая его на спину и оказываясь между стройных ног в чёрных брюках; — Ты очень красивый. —Ха-ха-ха. Хах! — ГИ прикрыл рот ладонью и прищурился; — Тц. Как то вяло ты меня соблазняешь. Растерял все навыки куртуазного общения? —А ты жеманничаешь, пташка. — РИ навис над другом, упираясь руками у его плеч, и отодвигая чужую смоляную косу в бок; — Хочешь посмотреть балет? —Какой? — немец не смутился их положения и даже сильней растянул ворот бордовой рубашки, показывая косточки ключиц, дразня свою «собаку». —«Жар-птица». —Поедем? —Нет, на телевизоре. Внук… Как там… Большую эту хрень приволок. Тц, две картины пришлось снять. —Плазма? —Она самая. Эх, дети-дети. Всё за размерами гонятся, книги не читают, только везде железяки развешивают. —Ох, за размерами не только они бегают. А многие. — ГИ, прикусив губу, положил ладонь на чужую ширинку. —Доиграешься, и я тебя помечу. —Ты…— немец зарычал, то что он спит с ним не значит что позволит себя унизить, прямо захотелось врезать этому глупому медведю, да так что бы его пасть не разевалась больше. —А потом женюсь, ведь такую прелесть нужно держать под замком.— РИ чувствовал чужой гнев и видел его на симпатичном личике, поэтому со смешком продолжил, заставив слегка поперхнуться воздухом и даже порозоветь. —Тебя внук не поймёт. — ГИ оттолкнул чужую голову, не позволяя поцеловать. —Россия многое понимает.— РИ поцеловал смоляную прядь, пока косу вновь не отобрали;— Если хочешь, приезжай ко мне в Новый год, я тебя на санях покатаю. Тайгу покажу. И внуку моему о нас расскажем. —На первое может и да, так как я и у себя могу покататься на тройке, а последние оба варианта нет. Пихнув русского, сел на край кровати и надел тапочки. Отойдя к двери в выделенную ему комнату, повернулся. —Прекращай нюхать подушку, и иди показывать мне балет. А то я от скуки здесь помру. —Конечно-конечно, Mein Schatz. —Beeil dich, du Arsch. —Как ты меня назвал? — РИ зарычал. —Осликом. ГИ усмехнулся и выскользнул за дверь, лишь слегка на прощанье искривив губы в смешливой улыбке и пожав плечами. Николай с бурчанием встал, он ещё припомнит это.