Наш летний вечер

      Капли дождя бегут, весело шумя и колошматя асфальт. Стук по крышам и стон деревьев сливается в один назойливый шум. Молнии и грома пока нет, они забыли выйти, но дождь и без них отлично справляется, наступая белой стеной на город, улицы, дома. Ши Гуан глубоко уверен, что это всё чья-то злая шутка. Ведь вчера со всех телеканалов убеждали, что будет солнечный, теплый, погожий денёк. Никаких дождей. Солнце.       Гуан шумно вздыхает. Он обещал Чу Ину сходить в компьютерный зал, чтобы дать наконец поиграть призраку в го. Конечно, можно взять дряхлый зонтик и помолиться Будде, чтобы тебя по дороге не смыл дождь, и ты всё-таки добрался до компа, но какова вероятность, что ты не сляжешь, учитывая, что у тебя сейчас температура под 37? Будущий чемпион по го устало растягивается на столе, ложась на учебник алгебры. Настольная лампа ярко горит, окрашивая всё в тепло-желтый. Парнишка открыл книгу минут двадцать назад, так не прочитав и строчки. Он смотрел то на ливень, то на уже потрепанные сборники по го для самоучек. Завтра у Ши Гуана контрольная, а он ни сном, ни духом. Ведь вместо домашних уроков, он целыми днями учит комбинации, виды захватов и тактики в го. А дух, который виден и слышен только подростку, в этом помогает всем своим призрачным существом. И так охотно.        Чу Ин упоённо рассказывает тонкости этой удивительной игры, горячо жестикулируя. Почти безостановочно, его только попроси. И Гуан просит. Ему нравится, как ярко загораются искры в чайных глазах, как чернильные брови весело изгибаются, на тонких губах расцветает искренняя улыбка, словно распускающийся бутон белых тюльпанов, а как живо веер взлетает верх за рукой, раскрывается, потом резко собирается. Только Будде и юноше известно, как радостно и сладко поёт голос мастера, словно струны гуциня под умелой рукой. А белые ткани лишь усиливают свет нефритовой кожи. Ши Гуан готов поставить свою жизнь на то, что в минуты разговорах о го тысячелетний дух способен затмить солнце.       Юноша удрученно смотрит в окно: на деревья, которые всё же сгибаются под силой стихии, на машины, которые мигают и противно мяукают, на белую сметающую стену воды. Он резко и громко захлопывает книгу, как человек, отчаявшийся и смирившийся, который принял одно единственное верное для него решение. — Господин Чу, мы собираемся в компьютерный клуб! — непривычное вежливое обращение слетает с пухлых губ.       Кротко улыбающийся мужчина, в белоснежном наряде, вырастает из-под пола, так же быстро, как съедается хорошая ветчина. — Сяо Гуан, мы правда туда пойдём? — восторженный писк и беготня заполняют маленькую комнату. — Малыш Гуан, ты свет в моей жизни!       Малыш Гуан, улыбаясь во все зубы, быстро натягивает на себя ветровку и джинсы, откидывая подальше домашние шорты. Призрак стоит спиной к парню, чтобы не смущать, и перекатывается с пятки на носок, словно ребёнок, ждущий когда ему купят большой мешок любимых конфет.       Чу Ин, сияя, улыбнулся: — Сяо Гуан, и всё же ты молодец. Так быстро повторить весь материал, разобраться и запомнить все формулы. Я восхищён. И ты не боишься жуткого ливня, — сложенный веер был направлен на тоскливое окно, и им несильно помахивали вниз-вверх, будто желая поразить и отогнать бурю. — Угу. — Ты же готовился, правда? — дух мастера оборачивается, внимательно всматриваясь в шоколадные округлившиеся глаза напротив и ввинчиваясь в неуверенную застывшую позу.       Ши Гуан сглатывает. Его пугает этот взгляд до чертиков. Чу Ин, словно пробирается в душу и узнаёт самые потаённые секреты сердца. Он всегда знает, о чём нерадивый ученик думает.       Дух с задумчивый улыбкой осторожно и медленно подходит к ученическому ветхому столу. Шелест изысканного подола не слышен, слои ткани пропускают свет и дрожат, словно облака, рассеивающиеся от любого прикосновения. Длинные, тонкие пальцы невесомо касаются красной обложки учебника, поглаживая вдавленные иероглифы.       Мастер тяжело вздыхает: — Малыш Гуан, ради меня не стоит нарушать обещание, данное своей матери. Я подожду ещё неделю. Это не страшно, я ждал столько веков, что несчастный день погоды не сделает.       Подросток усмехается последней фразе, пряча улыбку. Сто процентов, что учитель императора нарочно так выразился, но голос Чу Ина приглушенный, даже смиренный. У Гуана сжимается сердце. Страшно. Так плохо. Призрак неделю хныкал, что хочет поиграть с другими игроками, а сейчас так просто сдаётся под гнётом проверочных и контрольных. Ещё этот дождь!       Глаза цвета чая грустно бродят по столу, для вида заглядывая в тетради, обходя комки исписанных листов, ручки, в которых закончились чернила, стружку и грифельную пыль. Отвлекает, сбегает, уговаривает сам себя. Гуан кривит губы, отворачиваясь, теребя край желтой ветровки. «Ага, конечно, снова целую неделю будешь на мозг капать! Он же не думает, что я поверю в его смирение? Да, и мне тоже хочется поиграть».       Ши Гуан мнётся, встаёт на носочки, чтобы попытаться ухватить взгляд. Но Чу Ин лишь сильнее наклоняет голову, что передние пряди моря подают на плечи, и смотрит на чертов учебник по алгебре, не моргая.       Шум дождя по крыше лишь заставляет быстрее образовываться гадкий ком в горле. Как же Гуана бесит это всё. Бесит школа с её километровой домашкой, дождь. Алгебра в голову не лезет, как бы он не старался, а вот го занимает почти все мысли и переживания, проворно заполняя место в мозгах под голос, похожий на мелодию гуциня. Кажется, теперь мальчик, который любил машинки и роботов, тонет в этой игре, в этой вселенной. Гуан не хочет признаваться, но призраку давно удалось утащить его на это дно, ещё в детстве. Новоиспеченный игрок, правда, не особо сопротивлялся.       Дух, всё еще гладя обложку, вздыхает: — Тем более, что там, — алебастровая рука, крепко сжимающая веер, махнула в сторону злополучного окна. В этот момент жутко завыл ветер, стуча в стекло. — там страшное ненастье! Ты заболеешь, не надо. Честно.       Подросток, расправив плечи и заставив уголки губ подняться вверх, решительно подходит к столу, чтобы убрать тетради, книги и выключить настольную лампу. Её свет пачкает, раздражая ткани белого маньфу. — Чу Ин, алгебра сложная наука — никогда не знаешь наверняка: готов ты или нет, — парнишка поднимает правую руку, помахивая указательным пальцем. Призрак внимательно слушает, прищуря глаза, как будто хочет распознать детскую ложь. — Я выбился из сил, готовясь к этой работе. Всё будет нормально, и прекрати пародировать мою маму, — честно говоря, он даже не знает какую тему будут проверять. — Я волнуюсь, что.. — Нечего бояться! Пошли, тебя ветром не сдует. Не сдует же? — мальчишка нервно хватает книгу по алгебре, ставя её на самую верхнюю полку, посматривая на растерянное лицо. — Нет, не сдует, — ласково отвечает Чу Ин. В подведённых малиновом цветом глазах затаилась нежная улыбка, скрываясь в легких молодых морщинках у своих краешков. Зеркала души смотрят сверху вниз так тепло и мягко, что врунишка решает быстро бежать к выходу, пока его язык не сболтнул лишнего. А он может.       Ши Гуан натягивает белые грязные кроссовки, которые он клятвенно обещал помыть маме ещё три дня назад, косясь на дверь, пока дух грациозно приближается к нему, помахивая древним веером, так что длинные шелковистые волосы слегка поднимались. — Сяо Гуан, не забудь зонт. — Ты думаешь, что он что-то сделает? Очень наивно, я только спицы погну. Я лучше надену дождевик, — тихие поучительные нотки звучали в голосе мальчишки. — Дождевик? Это тоже чудо нового времени? Дож-де-вик, — повторил мастер го, пробуя слово, разбивая на буквы, проходясь языком по клыкам в размышлении. — Дождь… Это какая-то стена или пузырь, который будет защищать тебя от бури? — Эээ, ну типа.       Мужчина, которому и тридцати пять не дашь, нахмурился и стал напоминать кота, которому не дали лакомства. Это зрелище весьма позабавило Ши Гуана. Хотя он понимает, что мастера го порядком раздражает, что он не очень старается что-то объяснять. Гуан чаще всего поступает так не намеренно. Он иногда напрочь забывает, что духа в мире не было шесть лет как минимум, а максимум несколько веков. Для подростка так привычно, что призрачный друг всегда рядом. И парнишка, почему-то принял за константу, что дух знает всё в этом мире.       А Чу Ину приходится клешнями вытаскивать разъяснения, чувствуя себя назойливой и надоедливой букашкой, которая допрыгается, чтобы её прихлопнули. Но это не самое страшное, хуже было, когда подросток начинал разговаривать в компании знакомых и одноклассников. Призрак иногда переставал вообще понимать на каком языке ведется беседа, разумеется, он не подслушивал специально. Чаще всего он отходит, желая дать ощущение личного пространства, которое он украл у ребенка в девять лет, но товарищи Гуана и сам Гуан нередко так громко обсуждают свои дела, что не услышать их мог либо глухой, либо мертвый. Желание узнать значение новых, неведомых и невероятных слов томится в длинноволосом, но никак не способно выйти наружу. И Гуан не знает, почему, зато чувствует насколько это желание сильно, потому что живот скручивает при каждом утружденном вздохе мастера и почесывании виска веером. Может Чу Ин просто не может признаться Ши Гуану, что слышал беседу? Не позволяет воспитание, этикет или страх задать глупый вопрос? Хотя про вопросы, наверное, нет. Из Чу Ина они рекой льются. Парнишка почти физически ощущает, как призрак сам себе прикусывает язык, чтобы не показаться навязчивым.       Всё, что делает бывший учитель императора это тактично намекает на громкость, перекрывая закрытым веером губы.       Парень смущенно залезает в деревянный шкаф и достает шуршащий зеленый комок, пахнущий прорезиненной тканью, чувствуя затылком, как Чу Ин в нетерпении наблюдает и пытается заглянуть внутрь, чтобы быстрее увидеть «чудо». — Вот, — бубнит мальчик Ши, похлопывая себя по бедрам. Худощавый подросток в зеленом плаще, который еле доходит до голени, выжидающе смотрит на мужчину, который недоуменно отшатнулся. Ши Гуан, шмыгнув, накидывает на лохматые цвета горького шоколада волосы капюшон, который мешковатым шаром наползает на лоб, закрывая угольные дугообразные брови.       Разочарование в голосе мастер не пытался скрыть: — Это он? Ткань и ничего более?       В ответ Гуан махает положительно головой, сжимая губы в неловкой улыбке. Призрак тяжело вздыхает, покачивая головой и опуская плечи, бросая встревоженные взгляды то на сконфуженного подростка, то на улицу. «Да ладно, дождевик не так плох, как кажется. Правда, в нём я похож на раздавленную лягуху. Сто пудов, он ожидал что-то масштабное и удивительное, как телевизор или телефон». — Сяо Гуан я могу ошибаться, но разве это способно спасти от такого ливня? Выглядит, как.. — Чу Ин поджимает нежно-розовые губы, которые становятся похожими на линию, в попытке подобрать более корректное и вежливое слово. — обман. Ты..       Дождь резко прервал духа, сильно барабаня по крыше. Он был недоволен и собрал все свои силы, начиная заново куролесить, словно открыл второе дыхания. Мужчина и подросток с замиранием сердца, прислушивались к танго бури. Они хотят сейчас выйти на улицу? — Ты прав, зонт лишним не будет, — сморщивается и тихо подытоживает Гуан. Мысленно выругавшись, он вновь полез в пыльный шкаф. — Так, вроде, этот подойдёт.       Мастер Чу терпеливо ждёт, посматривая на металлическое небо и на чернильный асфальт, глубоко вдыхая прохладный, влажный и разряженный воздух, и блаженно закрывает глаза. Дождь уже начинает успокаиваться, и это даёт призрачную надежду, что подопечный не промокнет до нитки. Дух улыбается, пока юноша пытается закрыть дверь.       Гуан с шумом, как будто упала жестянка, открывает зонт. Черная ткань прогибается, вода уверенно давит на маленький «щит». Шоколадные глаза нерешительно выглядывают из-под зонта. Юношеское сердце останавливается, замирает, а в горле пересыхает.       Словно нефритовый жемчуг, Чу Ин блестит на фоне тихого ливня, осторожно подставляя тонкую ладонь крупным каплям, которые проходят её насквозь, вызывая рябь, как на глади хрустального озера. Красивый, словно Небожитель. Волшебный. — Пошли, — Ши Гуан поднимает выше зонт. С Чу Ина, словно спадает оцепенение. — Ты уверен? — Прорвёмся!       Дух улыбается и залазит под черный "щит", на предоставленное место. Дождь волнами окружает двух сумасшедших, кроссовки мокнут, а левое плечо в зеленом плаще предоставлено армии воды. Шум и смех тёплых капель в танце, робкий шепот ветра, который бегает среди платьев деревьев, тревожит мусорные вёдра, заглядывает в окна домов и обходит подростка, странного идущего под зонтом — прелюдия серого вечера... Улицы, что всегда шумят, булькают в водных пузырьках. Разноцветные вывески мутно горят неоном и растворяются в бесконечном водопаде. Подросток прозяб, но совершенно не чувствует этого, быстро и весело шагая, отвечая на вопросы духа. А вот его друг: морщится, смотря вдаль, прячет ладони в длинных и широких рукавах, нагибает голову, увидя дрожь в руке подростка, но не прекращает поток слов. "Вот это ливень! Никого нет! Интересно, Чу Ин когда-нибудь гулял по такой погоде..."        Грязный ручей моет дороги, пенясь и напевая, подросток бегает взглядом по рекламным щитам, по многочисленным ларькам с едой, по маленьким красным фонарикам, которые напоминают уже мочалку. — Сяо Гуан, а вот это что? Похоже на ноги птицы, — по-детски искрящиеся глаза. Дух весело показывает веером на желтый плакат, на котором изображены окорок и ножки курицы в бумажном ведре. Подросток выпрыгивает из своих мыслей и разглядывает "это", пытаясь понять, что на этот раз ему придётся объяснять. — Угадал. Это жаренная курица.       Поджимая тонкие розоватые губы, Чу Ин хмурится, от чего заметно образуется межбровная морщинка. Длинные пальцы сильнее сжимают веер, повернув его к белой ткани. Неуверенный бархатный голос, растворяющийся в воздухе говорит: — А что с ней? Выглядит странной: оранжевой, с большими пупырышками или это шелуха? Вам продают больную птицу? — Да нет же! — Ши Гуан закатывает глаза. — Она просто приготовлена по-особому. Мясо курицы или рыбы кидают в кипящее подсолнечное масло, предварительно обваляв в сухарях, муке или кляре, ну или типа того.       Чу Ин восхищенно слушает, наклоняя голову ближе к ученику и смотря то на чудной плакат, то подростка. Волосы цвета вороньего крыла окутывают узорчатую белую ткань. На слове "кляр" призрак хлопает пушистыми ресницами. Гуан вздыхает: — Кляр — жидкое тесто для панировки. — А почему написано "Дикас"? Это на английском языке? Я видел похоже начертание слов у тебя на уроке, — учитель наставляет веер на нахмуренного подростка. — Ты знаешь, как это переводится? — Понятие не имею, — резко прекращая поток вопросов, Ши Гуан ускоряет шаг.       Но не проходят они и пяти метров, как Чу Ин замечает мигающий магазинчик, витрина которого заполнена коробками, ядовитого малинового цвета мишурой и пайетками. Зеленый плащ быстрее пытается удалиться от этого странного места. — Удивительно! А-Гуан, смотри, смотри! Там у игрушечной металлической лошади глаза засияли! — призрак кидается к синему ларьку, наклоняясь, чтобы получшее рассмотреть серую, словно спинка мыши, машинку. — Чу Ин, мы так не доберемся до клуба. Или ты уже не хочешь поиграть в го? — Гуан изгибает лохматую бровь, поднимая уголок губ. Ему никогда не надоест так подшучивать над учителем.       Призрак быстро отлипает от витрины и изящно побежит, придерживая подол, к нахохлившемуся другу, который теперь напоминает мокрого воробья. Ши Гуан изо всех сил заставляет себя не засмеяться в голос. Упоминания о древней игре отрезвляют мастера ни хуже, чем холодная вода. "Так, зато точно понятно: педагогом мне не стать. Я, наверно, выгляжу также, когда спрашиваю о го. Как он вообще терпит меня? У меня уже на десятом вопросе глаз дергается".       Они идут, но Ши Гуан видит, как Чу Ин мотает головой, разрываясь между покоцанными магазинами, не зная, что лучше посмотреть, как он открывает рот, чтобы спросить и тут же прикусывает губу, вспоминая или решая что-то для себя. Подопечный расцветает от этой детской и милой картины. Чу Ин удивительный, где можно ещё найти мудреца с сердцем ребёнка?       Детский восторг, сравнимый с тем, как пятилетний заходит в кондитерскую, почему-то сменяется хмурым и грустным видом.       Дух произносит с далёкой тревогой, показывая веером: — Малыш Гуан, смотри, вдалеке черная туча, похожая на спелую сливу. Давай спрячемся от неё. Вон, под той крышей.       Призрак мягко растягивает губы, покачивая головой в сторону ближайшего магазинчика, на котором красовался выцветший плакат с тонкой зеленной стеклянной бутылкой пицзиу. Он гласил: «Акция: купите две бутылки Tsingtao и в подарок получите упаковку чипсов!». Подросток в ужасе качает головой и отшатывается от здания, в котором одиноко и тускло светит окошко в шуме дождя. — Нет-нет-нет! Быстрей пройдём её — быстрее попадём в компьютерный зал! Осталось совсем немного. Я не хочу стоять под крышей зашарпанного ларька, — канючит подросток, ускоряя шаг, хлюпая кроссовками. — Если ты не чувствуешь запах пива и перегара, то я чувствую. Я чувствую его даже от сюда! — энергично машет головой, и руками Гуан. — Прекрати тормозить, пошли!       Чу Ин ошарашено останавливается. Он смотрит в спину ученику, открывая и закрывая рот. Ши Гуан проходит несколько метров, чувствуя в животе тяжесть и тянущую боль. Ну, вот опять. Мальчишка поднимет лицо навстречу теплым каплям и устало закрывает глаза, как человек с тяжелым грузом ни то на теле, ни то в душе. «Вот на что он опять обиделся? Ему полтора тысячелетия, а ранимый, как ребёнок!»       Ши Гуан поворачивается с негодующим, скрипящем сердцем. Громкий, но не из-за раздражения, голос: — Ну, чего ты там застрял?       В ответ шум дождя. Плохо. Мастер ничего не говорит, а только медленно идёт, подняв белоснежный шелковый подол, обходя аккуратно большие лужи, которые похоже на заросшие маленькие озера. Чу Ин молча останавливается около юноши в лягушечного цвета плаще. Тёмные глаза блуждающе глядят, у Чу Ина лишь слегка подрагивают губы. Гуан тяжело вздыхает, поднимая зонт выше. Дух не заходит под маленький ненужный "щит". Ненужный. Подросток не понимающе изгибает черные брови и дергает носом. С тонких губ срывается приглушённое объяснение: — Я всё равно не намокну, а тебе неудобно так идти. И быстрее будет, — непривычный смешок портит благородное лицо.       Холодно. Гуан промок. Он не чувствует кончики рук и ног, а нос, словно покрыт инеем. Кроссовки жалобно хлюпают. Ветер снова завывает свою тоскливую песню и посвистывает, пробираясь через одежду, создавая на руках мурашки. Тошно. И тихо. Они идут так. Гуан смотрит на черный асфальт. Чу Ина не видно, но хуже — его не слышно. Он не разговаривает. Ни приятно, ни сладко, ни ласково, ни тепло, ни мелодично, в желании напомнить старую китайскую песню, ни пискляво, ни хныча, ни громко, ни тихо, ни холодно, ни горько — никак.       Туча настигает их с оперным завыванием и непонятным биением. Что-то сильно стучит по зонтику, заставляя Гуана поёжиться. Холодные стекляшки падают и разбиваются, разлетаясь на мелкие осколки. Асфальт покрывается прозрачным беловатым налетом. Град. Это был град.       Бедный «щит» дрожит, скрипит и плачет. Он поднимается на встречу воплям. Ши Гуан тянется за ним, как молоденький клён. «Да вы издеваетесь! И это солнце?! Теплый денёк? Лживое телевиденье!"       Будто небесам не нравится мысли парнишки, и по их приказу ветер выхватывает из замерзших рук зонт и скачет с ним, бросая то верх, то вниз. Спицы жалобно кричат. «Хулиган» гневно кидает «щит» в мусорки, лужи, в стены, уводя чёрное сокровище парнишки. Ши Гуан изо всех сил бежит за зонтом, а тот, не напрягаясь, убегает, словно они играют в догонялки. Капюшон слетает с головы, предоставляя возможность ливню завладеть сухими волосами.       Слои снежной ткани сминаются от мертвой хватки, пока Чу Ин машет головой, пытаясь найти что-то: — А-Гуан, оставь это! Нужно укрыться.       Новоиспеченный игрок не слушает умоляюще тревожный крик, он даже голову не поворачивает, всецело увлёкшись догонялками, наступает в лужу, холодную и грязную. Джинсы точно по голень мокрые. — Нет, иначе он улетит! Подождииии.. — Гуан поскальзывается, падая на зонт, и на кубики и шарики льда. — Ай, ай-ай. Больнооо! Чёрт!       Юноша валяется на мокром асфальте, поскуливая и чуть-чуть перекатываясь, прижимая к груди руку. Рядом с ним падает лёд. Колышущаяся дымка белых одежд переливается и сверкает перед глазами. Интересно, сегодня выйдет солнце? Раздосадованный дрожащий крик давит на перепонки: — Под крышу сию же секунду! — подросток не видит лица учителя, над головой Гуана широко раскрытый веер, который пропускает капли и град. — Быстрее!       И только теперь юноша послушно бежит под указанную металлическую крышу, хватая с собой сломанную добычу. Чу Ин не отстаёт, продолжая накрывать голову Гуана своим аксессуаром. Ши обессилено плюхается на влажные порожки, шипя. Он осторожно раскрывает ладонь. Ему это не сразу удаётся: пальцы уже немеют и дрожат. Гуан видит красные царапины и невольно морщится, отворачиваясь. Пока призрак стоит спиной, буравя взглядом свинцовые тучи. Наверное, переводит дыхание. — Как ты себя чувствуешь? Где-нибудь болит? Голова? Не тошнит? — молодой игрок отрицательно машет головой, опуская её ниже. Он не видит, как чернильные брови призрака резко стремятся к переносице. Строгий, серьёзный тон и требующий голос врезаются в мозг, отдавая щемящим беспокойством: — А-Гуан, кому ты лжешь! Я живу у тебя в сердце, я чувствую о чем ты думаешь, —шоколадные глаза исподлобья неуверенно поглядывают. Вот его раскрыли. Как долго наставник будет читать кодекс чести или что-то ещё связанное с моралью.       Чу Ин стоит чуть согнуто, его кожа сливаться с жемчужной тканью, грудная клетка дрожит, выдавая быстрое и неровное дыхание, обе руки сжимаю бамбуковый веер, что кажется, вот-вот раздавят несчастного. А глаза, святые небеса, эти глаза. Словно приковывают к этому несчастному месту и въедаются своим беспокойством, поднимая волосы на затылке и холодя его. У подростка перехватывает дыхание, он сдаётся. Ему стыдно.       Ши Гуан невольно рассмеялся, переводя всё в шутку: — Я-я…ничего серьезного. Всего-то царапины. — Покажи. — Чу Ин, да там пустяки. — Показывай.       Подросток медленно разворачивает изодранные ладони, смотря куда угодно: на мусорный бак, из которого выпала пластиковая бутылка из-под газировки, на бурлящую дождевую речку, на мокрые кроссовки — пожалуйста, только не на Чу Ина. Тот же, увидев последствия игры с ветром за зонтик, лишь вздыхает. И садится рядом на грязные ступеньки, прозрачные шелка проходят сквозь бетон. Мастер тихо говорит, искося глядя на мученика: — Как на гинко лист засыхает, отваливается, так бы и у раба Неба, и Земли Гуана рана зажила бы, болезнь засохла, боль отвалилась. Крепко. Да будет так. Да будет так. Да будет так, — нефритовые руки в молитвенном жесте.       Ши Гуан широко распахивает глаза и зашепчет: — Чу Ин, ты чего? Святые Небеса, я же не умираю, аа, — кроссовок пнул рядом лежащий камушек. — Дождь закончится и пойдем в клуб. Вон — тучи, вроде, рассеиваются! Скоро ты будешь играть. — Как на гинко лист засыхает, отваливается, так бы и у раба Неба… — учитель ласково улыбается. Пока Гуан морщит нос и поджимает сухие губы, ещё чуть-чуть он бы скрестил руки, забыв о ранах, и походил бы на нахохлившегося воробушка.       Он уже не маленький, а Чу всё с ним, как в детстве. Не сказать, что подростка это раздражает, просто, немного не привычно. Мать долго не носилась бы с ним: дала бы лейкопластырь, потрепала по голове и побежала бы в больницу. Мальчик не обижался, понимал, что мама ради него старается. А дедушка, хоть и носил на руках, жил в другом доме. Интересно, Чу Ин, правда, верит в эти заговоры или пытается просто отвлечь от боли?       Призрак внимательно и участливо смотрит, сжимая веер: — Должно пройти. Придём в клуб, сходи руки помой. Аккуратно, под теплой водой. Мыло лучше не используй, попроси что-то, чем можно обработать ладони.       Ши Гуан закрывает глаза, представляя, как будет поедать горячие баоцзы с мясом по дороге к клубу, пока на него будет шикать Чу, помахивая и угрожая веером, и расплывается от веселья: — Ага, понял.       Учитель усмехнулся, качая головой: — Ты же даже не слушаешь. Вот, что мне с тобой делать, сяо Гуан?       Они сидят на порожках, слушают танец хрусталя и дождя. Гуан уже сложил зонтик. Госпожа Ши, наверняка, задаст сыну взбучку. От всплывших в памяти негодующих маминых криков парнишка вздрагивает и дергается, словно человек промерзший от январского холода. Чу Ин задорно помахивает веером на это и прячет улыбку. В его глазах патокой расплываются искры ребяческой радости, когда звуки сотрясающий металл над головой затихают. Детскому счастью на лице тысячелетнего духа нет предела, он вскакивает с порожек, распахнув до придела аксессуар и теребит ученика. Ши лишь растягивает губы, втягивая воздух, и хватает зонтик.       Сонная улица блистает и искрится, вывески теперь проглядываются вдалеке, неон колет глаза, фонарики колыхаются под любовной песней ветерка, порождая мирное постукивание. Солнышко пятнит асфальт, образуя серые колючие овалы. Танго больше не тревожит кроны гинкго, кленов.       Чу Ин идёт впереди, не забывая прилипнуть к журналам на мутных стеклах ларьков, желтым объявлениям на стенах и заглянуть в закрытые помещения, где горит огонёк и шумят посетили. Мастер даже успевает делиться впечатлениями, иногда критикуя современные порядки и сетуя на разложения моральных основ общества, когда видит на прилавках полуголых мужчин и женщин на упаковках нижнего белья. Ши Гуан на это звонко хохочет, прикрывая рукой рот.       Чу останавливается, когда замечает, что ученик отстал на два чжана, терпеливо дожидаясь. Оглянувшись назад, призрак расправляет плечи и поправляет чернильные волосы. И улыбается, загораживая открытый красный ларек с баоцзы и маньтоу, над котором мигает желтым сломанная вывеска, и на который лукаво поглядывает подросток: — А-Гуан, мы почти добрались! Давай поторапливайся, я хочу сыграть.       Юноша лишь на всю кутерьму фыркает, но ноги начинает перебирать быстрее. Энтузиазм передаётся по воздуху. Вот куда девается весь аристократизм и знания этикета Чу Ина, когда речь идёт о скорой игре в го? Хотя, может быть учитель узнал про план с булочками со свининой, вот теперь и так энергично плывет по дороге и кружит вокруг Гуана, подталкивая его руками, которые еле касаются спины. Подросток до сих пор помнит шок духа от рекламы обеззараживающего средства, точнее от вирусов и бактерий, которых должен был убить антисептик. Весь следующий вечер Чу Ин рассматривал свои ладони, ладони Ши Гуана и теперь следил, чтобы последний мыл тщательнее руки. Тщательно в понимании духа — по локоть с обилием пены. Гуан психанул тогда и сказал, что он не хирург и не будет купаться в мыле, а мастер наивный и впечатлительный человек.       Учитель тоже поставил камень на гобан, то есть исчез. Ши Гуану пришлось извиниться и рассказать о бактериях, их пользе и вреде, отличии вирусов от бактерий, что чрезмерное купание может навредить коже, иначе, его сердце чуяло, он больше не выйдет из ванны или не увидит призрака. Оба варианта слишком печальны и бесперспективны. Особенно последний. Чу Ин поумерил пыл, но до сих пор напоминает о мытье рук. Так, что спокойно поесть он не даст, ну и не надо.       Проезжая часть светится, шумит, визжит, брызгается и иногда завывает. Вот юноша с духом заворачивают за угол, Чу Ин бежит к заветному месту. Ши Гуану кажется, что в этот момент дух обгонит машину и ослепит солнце, но вдруг призрак оседает на черный асфальт. Складки одежд криво изгибаются и тускнеют, сливаясь с паром. Гуан обеспокоено подходит, в сердце щемит и тянет.       Подбородок слегка дрожит, Чуть Ин говорит на вздохе: — Малыш Гуан, наш путь был напрасен. Как же так! — О чём ты?       Мастер обижено показывает на пластиковую дверь, а сам смотрит на руки подростка, которые еле-еле держат сломанный зонт. Подросток с опаской косится на объявление.       На мутном стекле, с внутренней стороны, висел приклеенный скотчем помятый листочек с напечатанными иероглифами, который гласил:

«Уважаемые посетили, к сожалению, на период с 10.07. по 17.07. мы не можем предоставить наши услуги из-за технических неисправностей. Приносим глубочайшие извинения».

      Возмущению подростка нет предела! Он кидает зонтик, хватается за волосы, ероша их и подергивая, зажмуривается и мычит, потом закрывает глаза руками и садится на землю напротив дверей компьютерного клуба. Призрак неслышно хнычет.       Гуан опечалено вздыхает, подставив под щеку тыльную сторону ладони: — Ладно, пойдем в магазин. Раз уж пришли, то купим чего-нибудь. Надо приносить краски в жизнь! Не зря же мы ковыляли против стихии. — В какой? — обессилено соглашается дух, всё ещё дуясь на «технические неисправности». Он поправляет рукава и разглаживает струящиеся складки на белоснежном наряде, приводя себя в порядок. «Так, сегодня по случаю самого теплого и солнечного дня нужно купить пачку мороженого. Охладиться».       Подросток радостно тыкает пальцем в кирпичное здание, хватает зонт и вскакивает, и направляется в круглосуточный зелено-белый магазинчик, который мигает пурырчатой вывеской напротив, заманивая людей, словно пауков на мушку. Здание не прилеплено ни к чему: стоит гордо и одиноко посреди улицы. По бокам его, будто погоны, стоят мусорные вёдра, выпирая свои острые бока, из которых видны чеки, фантики и шелуха. Гуан нервно теребит плащ и ветровку в надежде найти монетки. Призрак плетётся, бормоча себе поднос всякие утешения, он даже не замечает, как проходит толстые стены и сталкивается с чужим потным женским лицом, которое внимательно разглядывало буханку хлеба. Женщина даже предвзято её ворочает, как будто с ней пойдёт на свидание. Мастер дергается и делает шаг назад, проходя насквозь прилавок с мучным.       Режущий звон колокольчика около двери переводит на себя всё внимание одного кассира, покупательницы и никому невидимого призрака. Ши Гуан всем своим нутром надеется, что с духа сойдёт оцепенение, и он поймёт куда идти. Ото очень не хотелось идти к хлебу и разговаривать рядом с женщиной, которая явно подумает лишнего. Подросток быстро направляется в синий раздел с молочной продукцией к морозильному ларю, слегка наклонив голову. Помещение пахнет солеными огурцами, белизна полов вычурна и холодит ноги, а яркие баночки, скляночки то тут, то там забавляют своим количеством и разнообразием. Гуан украдкой глядит на учителя, который медленно к нему подходит, потому что неустанно смотрит на консервы, минералку и шоколад по пути. Чу Ин бодро ворочает головой во все стороны, пытаясь запомнить все детали и пёстрые оттенки. Это вызывает у подростка улыбку, которую он прикрывает ладонью. Остановившись около взлохмаченного подростка, Чу Ин с интересом рассматривает параллелепипед, внутри по краям которого иней. — Вроде хватит, — вновь пересчитав, шепчет парнишка. — Ты уже выбрал? — Что выбрал? — То, что есть будешь. Мороженое, конечно же.       Гуан смотрит на лицо духа, не понимая замешательства. Чу Ин удивлено застывает, растерянно глядит и кажется совсем не дышит. Глаза его начинает застилать еле-еле заметная солёная плёнка, нефритовая кожа розовеет, будто кто-то решил добавить яркие румяна, а на губах смущено расцветает прекрасная лучезарная улыбка, похожая на белый звёздный тюльпан. Ши Гуан задумчиво и ошарашено смотрит в ответ, пока его сердце сжимает неведомая затаённая тоска, перемешенная с колючей сладкой теплотой. Он же ничего не сделал, так почему дух слегка склоняет голову в знак признательности и благодарности? «Чего он так смотрит на меня? Я сказал что-то не то?»       Пока ученик взрывает мозг сам себе, Чу Ин смотрит вбок, помахивая элегантно веером. Уголки губ весело изогнуты, даже счастливо. Свет от души тихо касается полок магазина, озаряя: — Ты просто хочешь съесть два мороженых!       Мальчишка улавливает шутливый настрой учителя, соглашаясь на игру. Распахивает глаза и приоткрывает рот, делая вид, что его хитроумный коварный план раскрыли, сразу забывая о минутной неловкости. Гуан наиграно возмущается, смешно хмурясь: — Ни в коем случи, Чу лаоши! Как вы могли такое подумать? Я порядочный, честный человек. Эталон благородства.       Мастер скрывает белоснежным расшитым рукавом, сыплющийся хрусталём тихий смешок, дух искрится и светится. Ши Гуан тоже. — Так, какое ты хочешь? — Чу Ин разводит руками, смущенно улыбаясь. — Ты ел мороженое, вообще? — Да, я удостоился такой чести. Это было весной, в середине мая. Император угостил меня по случаю назначения на должность учителя. После церемонии в главном зале дворца, который был украшен малахитом и мрамором, меня повели в другую, — Радостный гоман утих: Чу Ин запнулся. Сморщился, будто сам себе дал оплеуху, и вздохнул. — Прости, я опять говорю без умолку. Мороженое сильно отличалось от вашего. Это были кусочки перетертого льда с зернами граната.       Ши Гуан с сожалеем поджимает губы, а сердце словно оборачивается булыжником. Он хочет, хочет послушать о той церемонии, о дворце, как Чу приглашали и о многом другом. Ему до безумия интересно слушать о прошлых жизнях мастера, но последний как на зло избегает и умалчивает, а Гуан моменты откровений вылавливает из мимолетных разговоров, поэтому так желанно услышать… Но сейчас было не место для этого, ведь, если Гуана увидят болтающего самим собой, это может плохо кончиться. Он еле слышно шепчет, надеясь всем нутром, что его услышат: — А, значит ты ел фруктовый лёд. Прекрасно, его брать не будем. Купим то, что ты не пробовал, — ученик лезет глубже в морозильный ларь, что-то упорно выискивая там. Чу Ин тоже не отстаёт, бегая внимательным взглядом по разноцветным, пестрым упаковкам.— Так, ого, вот это! Берём, берём.       Ши Гуан хватает четыре мороженых и шурша подходит к кассе, пока призрак озадачено смотрит ему вслед, сжимая двумя руками веер. Тонкие пальцы вздрагивают от писка машины. Дух и парнишка выходят из магазина. Солнце уже бушует во всю, возвращая свои права на этот день. Листья деревьев тихо и мирно шепчутся, переливаясь салатовым и окрашивая зеленоватым теплыми лучами.       Гуан, поняв изумление, которое теребит его мысли, хохотнул: — Это дедушке и маме. Не волнуйся, я не собираюсь заработать ангину или диабет.       Учитель качает головой, мягко смотря на юношеское лицо. Они идут по узкой, тонкой тропинке, которую окружают кустики да деревья. Раскидистые ветви дают приятную прохладу. Люди пока ещё не осознали, что ливень закончился, и сидели по домам, завернувшись в простыню.       Ши Гуан облокачивается на мощный, но гладкий ствол серо-коричнево гинкго. Он открывает серебряную упаковку, попутно объясняя, что будет с аппетитом есть: — Пломбир. Так, это молоко со сливками, сахарной пудрой и…— облизывается и прислушивается к ощущению на языке, закрывая глаза в блаженстве. — ванилью. Очень сладкое и нежное.       Чу Ин внимательно слушает, смакует каждое слово и представляет этот холодок на языке, солнечные зайчики тихо падают на его щеки. Парнишка очень надеется, что его объяснения дают понять, хоть на малую долю этот вкус, почувствовать. Гуан ещё немного рассказывает о мороженом, как его производят, как оно попадает в ларьки и магазины. Однако призрак, искрясь, спрашивает и спрашивает: — А у тебя какое? Оно отличается на упаковке от моего. — Ну, да. Это мороженое с шипучкой. Короче, когда ешь у тебя во рту, как будто фейерверки взрываются и шипят, так прикольно в мозг вдаряет, в хорошем смысле. Это будоражит. Потом приходит кислинка, она покалывает язык.       В ответ на красочные описание Чу Ин шокировано и растерянно застывает, но потом резко раскрывает веер и прикрывает им нижнюю часть лица, опуская веселые глаза. Он, что смеётся над юношей? Однако Гуан, будто вовсе не замечая этого, вдохновлено продолжает объяснять: — Но сейчас я есть его не буду, потому что после пломбира будет невкусно. Будет горьковато и сжимать неприятно горло. — Спасибо большое, малыш Гуан. Я ещё не ел такого вкусного мороженого, — невинная чистая нежность в словах растворяется шепоте кроны. «Какая всё же у него красивая улыбка… Нужно, чтобы он почаще радовался и смеялся».       Смущаясь собственных мыслей, Ши Гуан быстро тараторит, будто слова сыпались в его голову из бездны: — Не за что! Хоть в этом блюде мой век победил. А то всё блюда императора, блюда императора, дворца …Я переплюнул императора! Вот так! — хохочет парнишка. — Я рад, что тебе пришлось по вкусу. Какое в следующий раз купим?       Чу Ин загадочно улыбается, звонко захлопывая веер. Волосы цвета воронье крыла подыгрывали ветерку, плавно поднимаясь за ним: — Я видел упаковки с шоколадом и малиной, ещё что-то было с манго и клубникой… — Так ты у нас сладкоежка! — подскакивает Гуан, отходя от дерева и откусывая большой кусочек мороженого. — Может быть. Знаешь, я бы хотел опробовать ту странную курицу в ведре. Можно? — Конечно! Завтра сходим. Чу Ин, ты не закончил рассказ про назначение. Как ты вообще узнал, что нужно идти к императору? Тебе письмо прислали со стражей?       После потока вопросов призрак заулыбался и принялся щебетать о дворце, о воинах, о нарядах и о всём, что мог вспомнить.       Салатовым цветом искрятся гинкго, каштаны и клены, укрывая своим светом, словно блеском звёзд, духа в древнем белоснежном наряде с черной высокой чиновничьей шапкой и подростка в зеленом плаще, звонко болтающим о чём-то.