I used to rule the world

Как же уже хочется Ледовый городок. Екатеринбург улыбнулся, глядя на машины, припаркованные на площади, и представил, как вновь её загораживают, привозят лёд, начинают строить эту огромную ёлку, что выже даже чем тут же стоящий Ленин на своём пьедестале... конечно, больше нет тех эмоций, что были в первые годы; но при виде счастливых лиц маленьких (и не очень) екатеринбуржцев у него самого появляется улыбка на губах. Он скучает по снегу. По отцу, который опять ходит непонятно где. По Вите, Лизе и остальным, что заняты собственными делами. По этому тогда ещё мальчишке Павлику Бажову, что, чуть ли не дрожа от нетерпения, просмл порассказывать местных легенд. По Роме, который при каждой встрече вспоминает, как они во времена Империи кружились в вальсе на каждом балу. По Сысерти, что в их следующую встречу обязательно с лёгким ворчанием будет поправлять его шарф, а затем позволит ему прижаться к его мягким губам своими. Он всегда называет Сысерть Сысертью - почему-то его человеческое имя, Пётр, казалось ему таким... неподходящим. И ассоциации... всякие. Сысерть - он и в Африке Сысерть, а не какой-нибудь Пётр. - Тёмная но-очь... - Ой, только не ты. Растесс усмехнулась, кружа вокруг него. Екатеринбург закатил глаза; даже Мария Железнова, которая вообще-то тоже призрак, не такая приставучая, как эта вымершая деревенька (а Мария ведь аж за его штанины хваталась, прижимаясь лицом и сморкаясь призрачными соплями. Ничего конечно на штанах не оставалось, но ощущения неприятные). - Лошара, - хохотнула Рося, "порхнув" к нему рядом, по правую руку. - Как дела у нашей столицы? А то мы с Мологой чай пили, я явно чё-то пропустила, пока меня не было... - ...Рось. - А? Екб глянул на Ленина; тот, слава богу, не глянул на него в ответ. - А города же могут жениться? - Слышь, я тебе не любовный эксперт, - фыркнула Растесс. - Со своими пиздостраданиями по Петьке Троянову разбирайся сам. Я вообще в этом не разбираюсь, флирт с Капринском был и то в шутку... - ...ты флиртовала с Капринском? - У каждого свои недостатки... - Так могут или нет? - Я откуда знаю? Я деревня. Я ниже по иерархии. Да, у нас женились, было такое, а у вас... - и внезапно задумалась. - Слушай, теперь и мне интересно... это твой гениальный план, да? Чтобы я такая левитировала и думала, а могут ли эти "пионеры нового времени" свадьбы устраивать... Пауза. - Есть догадки? - Не. - Ё-маё. - Пап? - "Пап"? - моргнула Растесс, глядя на побледневшего Екатеринбурга. - Чт... - Пап! - появилась, как из неоткуда, девушка лет двадцати; её коричневые волосы сниспадали на плечи, белёсое платье больше напоминало шубу без меха; на её шее звенел крестик. Она обняла Николая, обхватывая его руками и прижимаясь щекой к плечу и руке. Рося с безэмоциональным лицом смотрела на отводившего взгляд Екатеринбурга и счастливую обнимающую его девчонку: - Кто эта бедная женщина, что решила родить от тебя? - Единственная девушка, с которой я спал, это Тюмень, и то мы с Марфой в этом не уверены, - де Геннин почесал затылок. - Просто полуголыми первого января очухались, вот и сделали соответствующие выводы... - Так это от Тюмени? - Учи биологию, мы в большинстве своём бесплодны, - лицо Еката приняло мрачное выражение лица. - А если и можем плодиться, то только нонлэндерами, что странно, ибо мы со странами и прочими разные биологические виды... - А как же Римская империя? У него ж отцом Троя был... - Там вообще сложная ситуация... и, кхм, она даже не дочь мне, и... - А кто она? - Таня, представься, - шикнул девчонке Екб. Девчуля от него отпрянула, перед Растесс голову склонила: - Татьяна Николаева. Храм-на-Крови. - ...кто? - Что слышала, - пробубнил Екатеринбург, складывая руки на груди и отворачиваясь. - Церковь она. Одна из моих. В нулевых построили. Чёрт знает, зачем отцом зовёт... - А, так вот почему она меня видит, хотя я показываюсь только тебе, - тут, Татьяна протянула руку и похлопала Растесс по волосам. Та аж прихренела. - О... - Царь-батюшка будет молиться о вас перед Господом... - Что за "царь-батюшка"...? Екатеринбург передёрнул плечами, не оборачиваясь: - ...это не то, о чём я люблю говорить. Растесс взглянула на него: внимательно, рассматривая его так, как будто видела в первый раз. А затем отвела взгляд, кажется, догадавшись, о ком речь. - Как знаешь. Таня обняла Екатеринбурга за руку: - Папа... - Хочешь в парк Маяковского? - вдруг спросил он, поворачиваясь к ней; на губах Николая была усталая улыбка. - Конечно, у тебя там вроде служба, но... - Да, хочу, - закивала Таня, ещё больше прижимаясь к его руке. - Очень хочу, папа! Растесс вновь смотрела на них, не моргая. "Точно ли она... не его дочь?" У неё его улыбка, глаза такие же зелёные (хотя это не аргумент - у большинства урвльских глаза зелёные, как у Урала, хоть и других оттенков), да и что-то в её чертах лица было такое... екатеринбурговое. Хотя, может, это просто храм екатеринбургский, вот и всё. Но всё равно подозрительно. Мёртвая деревня полетела вслед за уходящими Екатеринбургом и Храмом-на-Крови. Она будет наблюдать.