О чём поют вышитые ласточки

      Вдвоём с другом снимать квартиру легче. Было бы, правда, ещё замечательнее, если бы ещё он не был таким беспросветно тупым и безответственным.       Драко Малфой ушёл из отчего дома в восемнадцать лет, едва получив свой проклятый диплом своего частного и жутко дорогущего пансиона. Буквально сбежал оттуда, как только почувствовал, что его опять заставят выполнять свой долг перед семьёй. Политическая позиция отца напрягала не только сына — беспокоились приближенные, а потому частые переезды в детстве было его лучшими друзьями.       И как же он любил свою тихую и такую пафосную школу. Даже, кажется, завел в ней друзей. Драко, по крайней мере, так казалось.       Он привык к переездам, привык меняться и подстраиваться. Но к такому он, верит Господь, готов не был.       — Ну и какого чёрта, Тео?       — А… Ой, да брось, я его отстираю, я знаю такой классный отбеливатель, мне его Амел…       Драко буквально дрожал от ярости, сжав зубы. Мерзкое кофейное пятно медленно расползалось по белоснежной ткани его любимого дивана. А его друг, выкинувший такой отвратительный поступок, имел наглость ещё и ухмыляться.       — Никакая Амели не спасёт тебя от моего гнева.       Надо отметить, Драко умел держать лицо. Годы выправки от самого строгого тренера — отца, который был уверен, что аристократические корни и благородное образование хорошее подспорье в любой деятельности.       — Да ладно тебе, Драко. Это же всего лишь диван.       — Всего лишь мой любимый диван, на который я запретил тебе даже садиться.       — Чего это мне на него садиться нельзя?       — Да потому что ты, Тео, растяпа каких поискать. Да тебе бы в жизни не доверили ничего серьёзного.       Здесь, надо сказать, Драко немного перегнул. Но ему было всё равно. Истина, известная всем, но такая обидная для друга, выскользнула в порыве гнева.       Блондин глянул на всё ещё недоуменно снимавшего в руке кофейный стаканчик Тео, растрепал себе волосы, и прихватив пальто, ушёл.       Маленькая Лондонская квартирка погрузилась в тишину.       Когда-то Драко и подумать не мог, что у него когда-нибудь появиться такой друг. Нет, не тот, который выслушает и поймёт, не эта чушь. Друг, который будет его так невыносимо раздражать. Они познакомились с Тео когда оба поступали в Голдсмит. Друг на журфак, а он — к юристам, копаться в законах. Драко тогда только вкусил свободную жизнь — был как ласточка, выпорхнувшая из гнезда с решетками на окнах. Искал чем жить и где жить. Перебивался работами, жил у родственников и знакомых. Везде, лишь бы не дома. Хотя что уж тут приоритетнее — обменял одну тюрьму на другую.       И вот тогда в его жизни появился Тео. Открыл с ноги дверь, уселся на его любимый белый диван в гостиной (тогда, конечно, не было ни дивана, ни гостиной — всё это лишь сравнение), вальяжно расселся. Такой же, на самом то деле, потерянный, бегущий от мира и от себя.       Короче, предложил скинуться и снять квартирку недалёко от института. Снимать квартиру вдвоём с другом выгодно, да и вариантов у Драко особо не оставалось. Деньги, вырученные за лето на подработках, стремительно таяли, а до результатов поступления ещё оставалось прилично времени.       К середине октября они наконец нашли квартиру. Чистая и светлая, с огромными окнами, что особенно нравилось Драко. И находится как нельзя близко к институту, что нравилось Тео с его отвратительным графиком сна.       Драко, привыкший к совместному проживанию с соседями со времени учёбы в частном пансионе вообще был не привередлив. Его мало волновало, где кроме шкафа хранилась чужая одежда, как стояли умывальные средства в ванной, а в плане остального Тео был вполне чистоплотен.       Что Драко и правда раздражало, так это характер своего друга. Он мог, конечно, быть и весёлым, забавным, и даже спокойным, когда заседал за очередную статью для очередной стажировки за еду. Но чаще он был другим. Доставал Драко с решением скучных кроссвордов, называя их судоку, читал свои бульварные романы глубокой ночью, раздражая его настольной лампой. Приводил кучу каких-то людей, которые садились своими невыносимо раздражающими задницами на его любимый белый диван — единственный идеальный предмет интерьера в сплошном хаосе из маленькой квартиры. Короче говоря, Тео раздражал.       Драко соврал бы, если бы сказал, что не ожидал этого. Этого вполне можно было ожидать, как только Драко увидел его. Невыносимый выскочка, в цветном пиджаке, с серёжкой в ухе, вечно растрёпанные вихрами и татуировками цветов на предплечьях, совершенно забывшем о понимании нормальности.       И пусть Драко никогда в этом никому не признается, даже себе, но восхищался его смелостью быть собой.       Всё ещё злой, Драко летел по широкой лестнице вниз, на улицу. Хорошо, что взял пальто — в Лондоне сегодня морозит. Он усмехнулся, — ещё бы, было бы странно, если бы в октябре пекло солнце.       На выходе из дома Драко окатил порывистый ветер, загнал в лёгкие ветер. Шею чуть заметно жгло.       Чёртов диван, провались он…       Как же его раздражала вот это лёгкое отношение ко всему на свете. Эта его непосредственность. Эта его прямолинейность.       Драко злился. Теперь уже не на Тео. Наверное, на себя. Или на проклятый белый диван и кофе, на котором, точно наркоман, сидел Тео.       Пинал воздух ногами, разгоняя опавшие листья. Вынул из кармана чёрную пачку сигарет, щёлкнул зажигалкой, закурил. Стоял у дороги, курил, и смотрел на их маленькую квартирку, снятую на крошечную стипендию.       Пожалел, что не взял шапку.       Открывшаяся входная дверь за спиной не отвлекала от наблюдения за дорогой. Драко бы даже не заметил, если бы не оклик.       — Драко! Ты шапку забыл.       — Чего?       — Шапку, говорю, забыл, — Тео неловко запустил руку в волосы, другой рукой протягивая блондину шапку.       — Это не моя, я не ношу шапки.       — Да. Вернёшь, когда вернёшься.       Драко, выбросив сигарету и затушив окурок кроссовком, принял шапку и повертел в руках.       — Это же та… Дурацкая… Ненавижу её.       — Да, она.       — Как это она там называется… Бики?       — Бини. В ней уши не мёрзнут.       — Ага. И эта птица дурацкая.       — Ласточка.       — Наверное эта птица и петь-то не умеет.       — Да, не поёт.       А потом, качаясь из стороны в сторону от холода, Тео наконец сказал:       — Ты это… Мне завтра на пару с утра, без шапки замёрзну.       Тео кивнул, кудри его закачались от ветра, потом отвернулся и вернулся в квартиру.       Вышитые птицы так и не запели. Ещё бы — они же не волшебные.