Я ненавижу тебя, Кори Тейлор

      Спертый воздух с трудом врывался в легкие, не принося насыщения. В ушах звучал пронзительный писк, будто какой-то мудак поднес микрофон к колонке. Лицо горело. Мыслей не было, только страх, ползущий по пищеводу. — Джои!       Странно знакомый голос доносился словно из-за стены. Джордисон не мог пошевелиться, не мог отвести взгляд. Он только дольше вглядывался в это лицо, и с каждой секундой ему все больше хотелось блевать. — Он у вас всегда такой?       Снова голос. Чуть хриплый, раздражающе громкий. Нет, он не сможет вынести этого ни секунды больше.       Прежде, чем чья-то рука успела коснуться его плеча, Джои резко отпрянул. Шатаясь, он двинулся к выходу.       Он не помнил, как вообще умудрился без происшествий пройтись по чертову коридору с слепящим светом люминесцентых ламп. Очнулся он только на улице, согнувшись рядом с мусоркой.       Перед глазами все еще было мутно. Джои поморщился. Сидя на ступенях, он глядел на свои руки — те предательски тряслись.             Он не сможет. Он, блять, не сможет.       Он таких уродов за версту чует. Улыбаются, льют в уши; все из себя свойские и обаятельные — им даже делать ничего не надо. И такие ублюдки всегда добиваются, чего хотят.             Всегда.       Джои не просит, но болезненные воспоминания сами врываются в голову. Он помнит раздолбанные наушники на полу толчка. Помнит мерзкий смех и кровь на грязном кафеле. Помнит, что ничего не мог сделать. — Давай, педик. Повтори, что ты там пиздел? — Нахуй… Он чувствует, как тяжелая подошва ударяет по спине. — Громче, блять! — Сдохни!       Затылок пронзает резкая боль. За волосы его отдирают от пола, так, что приходится привстать на локтях. Сквозь зубы он продолжает: — Пока ты спишь, я н-нахуй в-вырву твои кишки и…       Договорить не удается. Все еще таща за волосы, его заставляют встать, а потом толкают к раковине. «Странно, что не в кабинку», — проносится в его голове. Ведь всегда нужно готовиться к худшему. — Разве девчонкам можно говорить такие слова?! Что скажет твоя мамочка, Джордисон?       Ледяная вода почти обжигает. Одной рукой его вжимают в дно раковины, второй размазывают кровь по лицу. Джои давится проточной водой. Он смотрит, как розоватые струйки утекают в сливное отверстие, и его сознание уносится далеко в небытие.       Наконец-то он перестает существовать. Теперь это происходит не с ним. Это не его горло болезненно сокращается в приступах кашля. Не его руки беспомощно упираются в края раковины. Не его раз за разом хлещут по лицу, приказывая повторить то, что он не должен говорить. — А теперь, еще раз, сука!       Не его поднимают к зеркалу, заставляя смотреть на лицо жалкого человека. Спутанные волосы прилипли к влажной коже, покрасневшие глаза блеклого цвета глядели из-под нависающего массивного лба, рот искривился гримасой боли.       «Ты просто ничтожество», — говорит чужой голос, обращаясь к незнакомому отражению. — Ну всё, блять…       Позади раздался хлопок двери. Джои вздрогнул всем телом. До него не сразу дошло, что происходит, но прежде, чем он осознал, крупная фигура уже опустилась на ступени рядом. Пол глядел с полным непониманием и беспокойством. — Ты че, Джой?..       Джои моргнул. Его растерянность постепенно стала сменяться мрачностью. Молча он пошарил по карманам и понял, что не взял с собой пачку, однако Пол уже заботливо протягивал сигарету. — Да забей.       Джои нервно поскреб колесико зажигалки. Пальцы все еще слегка подрагивали и не слушались, поэтому Пол снова взял инициативу. И, словно в благодарность, Джои, крепко затянувшись, наконец изрек: — Не нравится он мне, вот и всё.

***

      Так, с первой встречи Джои понял: они с Тейлором точно не поладят. Было в нем что-то, от чего кишки внутри барабанщика противно сжимались. Впрочем, мнения его никто не спрашивал, и даже если бы спросили, он все равно остался бы в меньшинстве. В тот раз с Полом он не захотел разводить сопли, просто махнул рукой. «Нравится, не нравится, какая разница? Играй и не выпендривайся, а говорить с ним не обязательно», — так мотивировал себя Джои. Ритм-секция всегда немного на своей волне, а кто там на вокале, Андерс, Кори, да хоть Кристина Агилера — пусть подавятся, лишь бы за темпом поспевали. Джои оставалось надеяться на то, что когда-нибудь Кори все-таки вытворит какую-нибудь херню и сам собой отвалится, как отмерший ненужный орган.       Но этого не случилось, а напряжение только росло.       Справедливости ради, Джои признавал, что орал Тейлор неплохо. Эмоционально, живо; грязи ему не хватало, но чистый вокал был хорош, даже слишком. Лирический, мать его, баритон. Он так и видел, как Кори с акустикой поет «Wonderwall», а девочки тают от его медового голоска. Мерзость.       Да, в этом была главная проблема Тейлора для Джои. Он казался ему слишком «нормальным». Есть фрики, а есть просто уроды, и между ними лежит огромная пропасть. Кори, конечно, относился ко вторым. Причесать его, постирать шмотки, пройти реабилитацию от зависимостей — и вот, перед вами уже фронтмен топового поп-коллектива, в мирской жизни обыденно мутузящий свою женушку. Неужели очередной слащавый кумир с daddy-issues это то, что им действительно, блять, нужно? Он вообще понимает, о чем поет?! Но мысли так и остались неозвученными.       В конце концов, даже ненависть можно обратить в пользу: благодаря их новому вокалисту Джои лупил по ударным в два раза яростнее.       Но этот урод, этот ублюдок Тейлор не мог не чувствовать, что что-то происходит за его спиной. И конечно, скрытый комплекс бога подталкивал его нравится всем, находящимся с ним в одной комнате, в особенности тому, кто с ненавистью глядел из-за ударной установки.       На перерыве, когда остальные расползлись в поисках пропитания, Джои решил остаться в студии. На улице было душно, собирался дождь. Слишком тяжелая погода для полета мысли, а Джордисону как раз предстоял мозговой штурм. Близился первый концерт в их измененном составе, и он хотел усовершенствовать партию к одному из старых треков, что было не так легко сделать в присутствии других членов группы. В наушнике играла демка, Джои то и дело останавливал запись, что-то бормотал себе под нос и делал пометки в истрепанной тетрадке. Может в глазах окружающих он и был охуенно мозговитым чуваком, хранящим партии в одной только черепной коробке, но записывать партитуру — хорошая привычка со времен джазовой школы. Прогнав материал еще несколько раз, Джои приступил к отработке.       Ноги отчаянно отбивали сумасшедший темп, который он сам себе задал. Джои прикрыл глаза.       В момент игры мир вокруг рассеивался, ничего больше не имело значения, а в Джои просыпалось что-то первобытное. Он словно был уже не человек, он был музыкой сам по себе; движения — ритуальным танцем, предсмертной агонией. Мысли, прошлое — фальшь. Джои не чувствовал боль, забывал о дыхании. Он наконец мог перестать существовать.       Но с последним ударом сердце вновь продолжало идти, и он просыпался, открывал глаза, чувствуя липкий холод на спине, как после кошмара.       Тяжелое дыхание разносилось по небольшому помещению, в воздухе витал запах пота. Джои моргнул несколько раз, глаза еще привыкали к свету. — Ну ты и монстр.       Сердце болезненно дрогнуло, звук чужого голоса заставил Джои окончательно прийти в себя.       Тейлор стоял у стены с банкой колы в руке и глядел на него с нескрываемым удовольствием. На нем была выцветшая олимпийка, из-под которой выглядывала футболка с «Ramones», на ногах привычные протертые бледно-голубые денимы и кроссы, такие хлипкие, будто вот-вот развалятся. Джои не знал, что сказать. Он сделал вид, что все еще не может отдышаться и просто кивнул, переведя взгляд куда-то на стену.       Краем глаза Джои наблюдал, как Кори, отмерев, подбирается к дивану и шарит по нему, в поисках чего-то.       «Держись. Держись, сука. Он просто пришел за вещами, какого хера тебя так трясет?», — Джордисон до боли вцепился в свое бедро, чтобы унять беспокойство. «Считай до десяти. Тупо, считай, до, десяти».       Взгляд его был направлен вниз, хотя на деле внутрь, глубоко в себя. Губы Джои подрагивали, когда он произносил цифры. Кажется, он сам не заметил, как стал делать это вслух. Тейлор, накинув рюкзак на плечо, глянул на Джои с интересом и недоумением. — Когда был мелким, постоянно считал свои шаги — до восьми. Правая нога на четные, левая на нечетные. Мать это просто с ума сводило. Вот так.       Кори отставил банку и вмиг стал каким-то особенно сосредоточенным. Глядя в пол, он неуклюже, словно правда откатился до того возраста, переступал с ноги на ногу, двигаясь в сторону установки. В какой-то момент он даже немного балансировал на одной левой, изображая, будто вот-вот упадет, и за этим последовал последний, самый широкий шаг. — Восемь!       Глаза Кори были широко распахнуты, он улыбался с какой-то одержимостью во взгляде.       Джои нехотя пронаблюдал за этим перфомансом, забыв о собственном счете.       «И на кой он мне об этом рассказывает?».       Ответа от Джордисона так и не последовало. Тейлор изменился в лице. Кажется, Кори злился.       «Так быстро?».       Джои чувствовал, как ускоряется пульс и начинает сбиваться дыхание. Он знал. Он точно знал, что это случится, но даже вопреки его моральной готовности тело не хотело поддаваться контролю.       Джои смотрел в его глаза, перебарывая отвращение в ожидании дальнейшей развязки.             Чем раньше, тем лучше.       Джои видел, как на скулах Тейлора заиграли желваки, как подрагивают жилы на крупной шее. Он плотнее сжал палочки, хотя прекрасно знал, что не сможет. Сейчас. Еще секунда, и… — Да и хуй с тобой, Джордисон. Напряжение развеялось. Кори как-то нервно потянулся к своему рюкзаку, выудил оттуда протеиновый батончик и с грохотом положил на сольник. — Пожри вот. Меня спасает, когда зашиваюсь.       Тейлор выглядел раздраженным, или даже расстроенным. Еще бы: его грандиозный план по расположению к себе последнего участника оказался провален.       Больше он ничего не сказал и, видимо, приняв поражение, поспешно удалился, не скрывая досады.       Наконец Джои мог выдохнуть. Взгляд его сам собой уперся в блестящую обертку батончика, и Джордисону вдруг стало невыносимо смешно. Стратег Кори так себе, но вот рекламщик — от бога.