***
Она просыпается от кошмара. Очередного и привычного; давно прожитого, но по сей день не пережитого. Крик Привратницы и в щепки разлетающиеся врата – Мэй не страшится этого прошлого. Едва различимое в лунном свете дно пруда, заканчивающееся дыхание и лихорадочные поиски ушедшего под воду силуэта – вот что пугает на самом деле. Вынырнуть – всего на секунду – сильнее вдохнуть воздух горящей грудью и снова под воду, глубже и глубже, коснуться руками гладких камней. Она не находит его: ни с первой, ни с десятой попытки, точно упавший в воду Кадзу – лишь плод её больного воображения. На новом вдохе её перехватывают под грудь и вытаскивают на берег, игнорируя буйное сопротивление – Сатоши что-то объясняет, но ни один слог не долетает до ушей. Она замирает только тогда, когда лихорадочно бегающие глаза натыкаются на пепельное пятно: Такао стоит у кромки воды, а из его рук вырываются небесно-голубые всполохи магии. Сердце тормозит в ожидании, и весь мир замирает вместе с ним. Когда в ночной мгле растворяется последнее волшебное зарево, дзёнин оборачивается к ней, избегая немигающего взгляда: — Его… — колдун запинается, будто не доверяя вердикту, что собирается озвучить, — Его нет. Мир вокруг оживает по щелчку, бросаясь на поиски пропавшего. Сердце Мэй по-прежнему неподвижно.***
Рассветные лучи издевательски слепят не отдохнувшие глаза. Мэй впускает в покои служанок, осматривая принесённые наряды: дивные ткани, кропотливая вышивка, драгоценнейшие из камней – Империя празднует год со дня великой победы над тёмными силами, чествуя свою спасительницу. Мэй отрицательно качает головой, едва взглянув на предложенные изыски. Когда ей приносят кипенно-белое кимоно, девушка без возражений поднимается, позволяя себя одеть: принцесса празднует год, прожитый с камнем в груди. Этот день её убивает: поздравления и благодарности удушающим туманом окутывают хрупкую фигуру, не давая спокойно вздохнуть. Когда официальная часть подходит к концу, Мэй облегченно поднимается с трона. Она низко кланяется Императору, надеясь хоть ненадолго покинуть надоевшее помещение. Отец отпускает её без возражений: Хаттори не рискует испытывать принцессу на прочность, понимая, как сильно дочери необходима передышка. Эту участь берёт на себя Савада, приглашая её прогуляться в закрытом саду. Умиротворяющая атмосфера полюбившегося места непривычно раздражает каждый орган чувств: цветы слишком яркие, фонтаны – громкие, а запах лилий слишком резкий. Шагающий справа сёгун нарушает молчание: — Я ещё не принёс принцессе свои поздравления, — Савада оценивающе смотрит на девушку, останавливая взгляд на белоснежном кимоно, — и благодарность. — Не стоит, — Мэй перебивает, игнорируя правила приличия, — вряд ли я когда-нибудь смогу их принять. — Мэй, — Савада переходит на «ты», старательно маскируя недовольство размеренным тембром, — выслушай меня. Мужчина останавливается в тени крупной яблони, и Мэй следует его примеру, замирая на расстоянии нескольких шагов. — Я уважил твоё горе, — стоит последнему слову прозвучать, как девушка поднимает на собеседника настороженные глаза, оскорблённая затронутой темой, — но у всякого траура есть границы. — В полномочия достопочтенного сёгуна не входит их определение, — Хаттори отвечает в ту же секунду, отчётливо даёт понять, что этот разговор лучше закончить, но Савада игнорирует её усилия. — Прошёл год. Император не молодеет, а восставшей из пепла стране нужен сильный правитель, — Мэй моментально угадывает дальнейшую нить повествования, крепче сжимая от негодования зубы. — Ты хоть и герой нации, но всё ещё женщина: оставить трон на принцессу — далеко не лучшее из решений. — В самом деле? — скрыть издёвку совсем не получается, и Мэй из последних сил контролирует язык тела, чтобы сохранить хотя бы непринужденность позы. — Наверняка Вам точно известно, какое решение лучшее. — Ты знаешь, что я тебе предложу, — Ясухара закрывает глаза на её дерзость, приближаясь и не спуская с девушки глаз. — Стань моей женой, и мы будем править Империей. Мэй грустно усмехается, оглядывая собеседника. Прошедший год совсем его не изменил. — Моё решение нерушимо, сёгун, — Савада поджимает губы, не в силах скрыть неконтролируемого недовольства, — и впредь не тратьте своё время на то, чтобы вновь сделать мне такое предложение. Или хоть сколь-нибудь подобное. Хаттори заканчивает разговор и уверенной поступью покидает сад. — Принцесса, — Мэй оборачивается, вопросительно глядя на оставленного позади мужчину, — я принимаю твоё решение, — Савада со спокойным выражением подходит к ближайшей ветви яблони, ловким движением срывая спелый плод. Мэй следит как он приближается, а, подойдя вплотную, протягивает ярко-красное, переливающееся на свету яблоко. — Возьми это в знак моего уважения. Неприятное предчувствие будит мурашки на тонких руках. Мэй забирает яблоко из крепкой мужской ладони.***
В приглушённом свете покоев насыщенный цвет алого яблока становится пугающе багровым, под стать его скрытой сути: Мэй понимает, что оно отравлено, едва вдохнув тонкий фруктовый аромат. Ей даже не нужно обращаться в лису, чтобы убедиться в этом наверняка – сейчас, просто глядя на злополучный плод, девушка будто наяву видит тёмные нити яда, что расползаются под тонкой кожицей. Что ж, Савада всегда уважал её по-особенному. Мэй согревает прохладный фрукт в ладонях, опуская уставшие глаза к белой ткани собственного наряда. «Уже целый год» Приторный сок отравой растекается по пересохшему горлу. Принцесса падает на пол собственных покоев.***
Ей жарко и ужасно хочется пить. Стоит попробовать приоткрыть глаза, как яркий свет ослепляет, вынуждая сильнее зажмуриться. Мэй с трудом раскрывает пересохшие губы, к которым неожиданно прикасается что-то прохладное. Когда драгоценные капли воды попадаю в рот, девушка тихонько стонет от облегчения. Вторая попытка осмотреться оказывается успешнее. Принцесса удивляется сменяющемуся пейзажу, наконец осознавая, что находится в уезжающей вдаль повозке. Это открытие вынуждает подорваться с места, тотчас жалея о такой поспешности: всё тело ноет, а стреляющая боль разрывает голову. — Осторожнее, — низкий голос звучит позади, совсем рядом, а чужое дыхание обжигает мочку уха, — ты ещё не совсем восстановилась. Мэй стремительно оборачивается, несмотря на предупреждение и не верит собственным глазам: резкие черты лица и собранные тёмные волосы, спокойный взгляд проницательных чёрных глаз. Девушка не позволяет себе обрадоваться, отчаянно моргая и умоляя жестокое воображение не играть с ней в настолько безжалостные игры. Он не исчезает. Терпеливо молчит, лишь сильнее сжимая крепкой рукой тонкую талию на очередном крутом повороте. Совсем не изменившийся и такой желанный. Настоящий. Живой. Чуть позже Мэй узнает, как ему удалось выжить. Потом Кадзу расскажет, как стал понемногу добавлять яд в её тофу ещё с тех времен, как заподозрил, что за кровь бежит в её жилах: подозревал, что когда-то от неё решат избавиться. Их будет ждать очень долгий разговор, но всё это будет позже. Сейчас в груди Мэй робко стучит ожившее сердце.