Неидеальные

Если увидите ошибку, пожалуйста, отметьте её в ПБ. Спасибо за помощь.       Сириус весь вечер провел за просмотром Карты Мародёров. Он не сводил взгляда с двух точек, которые сейчас почти вжались друг в друга возле Астрономической башни. Взгляд у парня был совершенно нечитаемым, а вот губы то и дело искривлялись в неприятную дугу.       — Сириус, это уже ни в какие ворота…       — Тихо, Лунатик…       — Оставь ты их, — Ремусу было ужасно неловко за поведение товарища. Сегодня он успел поссориться со всеми, с кем только мог. Даже Питер сбежал из комнаты, не в состоянии снести капризов и особенно грубых насмешек Блэка, предпочтя компании друзей кружок Травологии. Сам Ремус держался только на искреннем беспокойстве за товарища и на том, что… В общем-то он банально боялся оставить Сириуса одного, чтобы тот не натворил каких глупостей.       — Я что — с ними? — Блэк оторвался от карты и вызывающе посмотрел на Люпина. Его чёрная бровь поползла вверх в самом искреннем порыве любопытства. — Я ведь просто наблюдаю. Беспокоюсь за друга. Тут ничего криминального. Отстань.       — В том-то и дело… — вновь запричитал Ремус, подсев ближе. — У Джеймса свидание с девушкой, — как можно мягче проговорил он, — которую он добивался чуть ли не шесть лет. Они там проводят время вместе, а ты подглядываешь. Так нель…       — Хватит читать мне мораль, — взъелся Сириус, сжав в руках карту. Та жалобно затрещала и волшебник, испугавшись за столь сложную в создании вещицу, стал нервно её разглаживать рукой. — Вот видишь — твоя вина, — бросил он недовольно Ремусу, разворачивая к нему пергамент и демонстрируя мятые бока, которые никак не желали расправляться. — Проклятье… — прошептал он обиженно, отбросил в сторону карту и теперь уже полностью сосредоточился на Люпине. Тот морально приготовился. — Знаешь, — проговорил он решительно, — а где мантия?       — О нет… — Люпин был готов к оскорблениям, придиркам, но не к этому. — Ты же не хочешь пойти туда?       — Я хочу, — Блэк поднялся с кровати и стал бодро оглядывать спальню, выискивая серебрящуюся ткань. Он точно видел мантию сегодня, вот только-только. Где же она валялась? Не мог же Джеймс забрать её с собой.       — Ну вот ты придёшь туда и что дальше? — спросил Ремус, стараясь аккуратно засунуть драгоценный артефакт, завалявшийся на кровати, под свою подушку. Блэк только ехидно проследил за его действиями, а потом вырвал мантию из рук товарища.       — Ай-яй-яй, — запричитал он обижено. — Как не стыдно…       — Сириус, пожалуйста, подумай головой. Джеймс прикончит тебя, если ты испортишь ему свидание с Лили.       — Проклятье… И ты туда же, Ремус?       — Куда?       — Как я уже устал от этого, — Сириус заглянул под кровать, грубо отодвинул ноги Ремуса в сторону и достал свои ботинки. — Лили то, Лили сё. Эта девчонка просто снова отошьёт его, а нам потом — мне, — выделил он вдруг, — мне потом слушать его нытьё. Ой-ой, я ей совсем не нравлюсь, — передразнил Блэк. — Ой-ой, а может ей не нравятся мои очки, причёска… Ой-ой, наверное, нам стоит оставить в покое Нюниуса. Она ненавидит нас из-за этого маленького грязного Пожирателя Смерти… Нашла кого жале…       — Сириус! — Ремус не выдержал, он вскочил с кровати и вцепился в мантию с другой стороны, пытаясь вырвать её, но, конечно, Блэк был сильнее. Его рука даже не дрогнула. Он смотрел на Ремуса мрачным тяжёлым взглядом. Люпин терпеть не мог этот взгляд. Под ним даже дышать было тяжко… Нечто безумное и опасное плескалось на самом дне недобро поблёскивающих зрачков. Это навевало воспоминания…       Однажды Ремусу довелось увидеть Вальбургу, гордую мать семейства Блэков. И тогда её взгляд был точно таким же, разве что ее подведённые глаза резче выделялись на бледном, искажённом яростью лице. Она приехала в школу на третьем курсе, чтобы не позволить Сириусу сбежать на лето к Поттерам. О, эта женщина закатила огромный скандал в тот раз. Она была по-настоящему безумной… И как бы Сириус не ненавидел её, он был точной её копией. Особенно, когда злился. Особенно сейчас. Но неужели повод был таким веским? Было очевидно, что парню безумно не доставало внимания товарища, он скучал — скучал, как и сам Ремус, — но бесится настолько… Люпин никак не мог найти этому объяснения.       Мимолётная, стыдная догадка ненавязчиво кружила вокруг, но Ремус легко от неё отмахнулся.       — Пусти, — просто потребовал Сириус, предупреждающе дёрнув мантию на себя.       — Что ты там будешь делать?       — Просто посмотрю, как идёт… — неопределённо ответил Бродяга и потянул мантию решительнее, заставив Люпина буквально вжаться в себя. Ремус бы проиграл эту битву. Он знал это. В итоге ему не оставалось ничего кроме как пойти вслед за другом.       В коридорах было ужасно холодно. Благодаря этому школа была почти пустой — студенты предпочитали проводить время в тёплых спальнях и гостиных. Только немногочисленные парочки грели друг друга по углам. То тут, то там Ремус слышал шорохи, мягкие вздохи, влажные причмокивания… Только от одних этих звуков ему было неловко. Неудивительно — он был совсем не искушён в подобном. Сириус в то же время лишь натягивал ужасную наглую улыбку, когда натыкался взглядом на прижатые друг к другу силуэты. А затем с вызовом и издевкой смотрел на отчаянно краснеющего Ремуса.       Приблизившись к Астрономической башне, они надели мантию. Люпину было тошно от мысли, что они использую вещь Джеймса, чтобы следить за ним же, но… что он мог? Он мог только быть рядом с ними, когда те начнут очередную отчаянную потасовку. Они шли тихо-тихо, а когда услышали уже хорошо знакомые за время вечерней прогулки звуки и вовсе перестали дышать.       — Они там… — прошептал Ремус на самое ухо Блэка. — Всё с ними ясно. Пошли.       — Хочу посмотреть… — и прежде чем Люпин успел возразить, Сириус уже двинулся вперёд. Мантия опасно натянулась, грозя слететь, и Ремус двинулся следом. Они заглянули за угол, поднялись на несколько ступенек выше и на первом пролёте увидели Джеймса и Лили.       В голубом свете луны, который пробивался сверху, растрёпанные волосы ведьмы казались красными, они струились по спине и сквозь них по талии скользили ладони Джеймса. Девушка стояла к ним спиной, разглядеть её лица они бы не смогли, но она дрожала и отчаянно вжималась в обнимающего её парня. Она была его — без сомнения, — только его в это самое мгновение. Самого Джеймса было совсем не разглядеть, только лишь эти любопытные, ненасытные руки продолжали терзать спину и талию гриффиндорки… И по ним всё было предельно ясно.       Это было ужасно неправильно, что Люпин видел Эванс такой — горячей и беззащитной перед возбуждением. Если Поттер когда-нибудь узнает об этом, он сам его прикончит. Без сомнения. Ну и отлично. Самого Ремуса всё полностью устраивало. Он ощущал ужасную вину. И чувство это росло тем больше, чем дольше они стояли тут, буквально в одном метре от чужой личной жизни. Успокаивало только то, что Сириус никак не пытался выдать их. Он просто пялился и, увы, его лица Ремус тоже не видел. И он не мог понять, что за чувства терзают товарища и потому не пытался оттащить его вниз по лестнице и увести прочь. Он боялся, что лишь пробудит внутри парня то упрямое жестокое чувство, благодаря которому они уже столько раз оставались на отработках и потеряли кучу баллов, благодаря которому Джеймс сегодня покинул их спальню, громко хлопнув дверью.       Лили тихонечко застонала.       Сириус осторожно сделал шаг назад, нащупывая ступеньку. Затем еще один и еще. Ремуса захлестнуло облегчение. Они спустились вниз, прошли несколько поворотов и только потом избавились от мантии.       Вспотевшее лицо обдало свежестью. Люпин только сейчас понял, как ему было душно. Увы, кажется дело было не только в том, что они надышали под мантией, но и в том, что они увидели. Эта сцена… слегка будоражила.       Лунатик жадно вдохнул морозный воздух, и ещё раз в попытке успокоиться… Он посмотрел на Блэка, тот прижался к стене и теперь разглядывал собственные ботинки, раздумывая о чём-то. Он тоже весь вспотел. Чёрные пряди налипли на лицо. От него, кажется, даже шёл пар… Ремус подошёл к Сириусу ближе и телом ощутил, какой тот всё-таки был горячий. Душное тепло волнами исходило от него, ощущалось кожей — Люпину даже не нужно было прикасаться к товарищу.       — Мне кажется, у тебя жар, — констатировал Ремус. — Как ты себя чувствуешь, Бродяга?       Блэк сморщился.       — Бродяга чувствует себя просто замечательно, — премерзким голосом отрапортовал он. — Как и подобает верному псу, хозяин которого нашёл себе новую суку.       Люпин даже приоткрыл рот от удивления, его захлестнула обида за Лили, но он в очередной раз запретил себе злиться и реагировать на эти отвратительные выпады. Он промолчал, привалился на стену рядом. Они стояли так уже несколько минут, когда Блэк вновь решил заговорить.       — А выглядит такой приличной, да? — спросил он, прямо посмотрев на Ремуса.       Он отчаянно хотел втянуть друга в этот ужасный разговор. Люпин понимал, что Сириусу в общем-то и неважно — будет он его поддерживать сейчас или осудит, он просто не мог выкинуть ситуацию из головы и бесконечно прокручивал её в своих мыслях, желая говорить об этом вновь и вновь.       Ремус молчал. Блэк опять впился взглядом в ободранные носки своих ботинок, обиженный на то, что его игнорируют. Они постояли так еще немного, Сириус хотел сказать что-то еще, но так и не решился. И Люпин прижался к его всё ещё очень горячему плечу своим, напоминая, что он рядом.       — Я просто уже не знаю… — внезапно быстро зашептал Сириус, когда почувствовал чужое прикосновение. — Я не знаю… — его хриплый голос вздрогнул, он шумно втянул носом воздух и спросил: — Она очень умная и красивая, да?       — О да, — Ремус не видел смысла спорить.       — Хорошая, добрая, ответственная. Джеймсу тааак повезло.       — Без сомнения, — согласился Люпин, кажется, начиная что-то понимать. — Может… она тебе тоже нравится? — просто спросил он.       Сириус изумлённо на него посмотрел.       — О Мерлин… — горько проговорил Блэк и закатил глаза. — Ты действительно такой профан, Лунатик, — Сириус выглядел бесконечно печальным, разбитым, но в его голосе, наконец, появилась тёплая нотка. — Проклятье, — устало шептал он, пиная носком ботинка камень, — ты так себе подружку никогда не найдёшь… Даже Питер уже кое с кем встречается. Думаешь, чего он в кружок Травологии записался? Мерлин, ну а ты, — Блэк посмотрел на него с мягкой насмешкой, — сама невинность, — и Сириус игриво ущипнул его за бок.       Он переводил тему. Ремус не знал, как быть. С одной стороны — он не хотел вновь довести друга до белого каления своими расспросами, а с другой — наверное, всё же стоило разобраться в происходящем, но он правда ничего не смыслил в любовных делах. Не нужно было быть гением, чтобы понимать — он вполне мог сделать всё только хуже. А сейчас Сириус вновь был таким родным, но… Ремус поджал губы. Он знал, что через пару часов Джеймс вернется в спальню — хотя после увиденного Лунатик стал немного в этом сомневаться, — и тогда их ссора продолжится. Снова будут крики, непонятные обвинения, и два лучших друга будут бросаться друг на друга как дикие звери. А он даже не сможет их разнять, успокоить, привести в чувства. Ведь он не понимал. Он не понимал, какая кошка пробежала между ними.       Даже у Питера была девушка… Но ведь они сейчас подглядывали не за Питером — хотя он тоже был их другом. Они подсматривали за Джеймсом… Да что вообще происходит?       Ремус тяжело вздохнул. Он думал, как поступить. Он мог бы ненавязчиво, путём намекающих вопросов попробовать подобраться к правде, а мог снова спросить в лоб. Однако сейчас Люпин честно не ощущал в себе силы искать правильные слова, изворачиваться как уж на сковородке, манипулировать… В конце концов, Сириус не бросился на него, когда он спросил в первый раз про Лили, верно?       — Бродяга, — начал Люпин, — ты прав, я действительно ничего не понимаю.       — Мой маленький невинный мальчик… — нравоучительным тоном проговорил Блэк и по-отцовски положил ладонь ему на плечо, как бы приободряя.       — Пожалуйста, объясни мне… что происходит? — попросил Ремус так серьёзно, как только мог, пытаясь пробиться сквозь шутки товарища, которыми тот пытался прикрыться как щитом, сделать вид, что этого ужасного вечера не было, что он всю неделю не пытался отыграться на каждом из товарищей за всё свое отвратительное настроение.       — О, — Блэк заинтересованно приподнял бровь, — хочешь, чтобы я посвятил тебя в тонкости амурных дел? — и он игриво потёрся своим плечом о его. — Чему тебя научить, мой мальчик?       — Сириус, — Люпин шептал — это выдавало его нерешительность, — и парень понимал, что Сириус очень хорошо умел прочувствовать чужую слабость и воспользоваться ей, но сейчас Блэк лишь ждал, он улыбался ему, не пытался остановить и смотрел так… с ожиданием, с нетерпением, с надеждой. Он хотел, жаждал, чтобы Ремус собрал эту ужасно сложную головоломку. Он хотел быть раскрытым. Хотел до мелкой дрожи в пальцах, сжимающих мантию-невидимку. — Сириус… — вновь неуверенно проговорил Люпин, — тогда, наверное, — он отчаянно запинался о каждое слово и наконец выдавил из себя: — это… Джеймс?       Губы Сириуса задрожали, вторя дрожи в конечностях, дрожи во всём его воспалённом горячем теле. Он ничего не отвечал. Он знал, он верил, он уповал на то, что сейчас-то Люпин всё поймёт, поймает его и словно снимет с него всю ответственность за все эти сводящие с ума чувства. Лунатик сам полез в это, он сам виноват, никто не просил озвучивать это вслух… Даже сам Сириус не смел прямо говорить об этом с собой. Ему было слишком стыдно.       Ремус прижал ладонь к своим губам, шокированный и растерянный. Он не знал, как ему быть. Блэк несколько мгновений смотрел на это замешательство с упоением: он любил шокировать, он любил эпатаж, он обожал, когда люди были бессильны перед его словами и поступками. А потом ему вдруг стало страшно… Перед глазами пронеслась картинка того, как мягкое и доброе лицо Ремуса искажается от отвращения. Казалось, что всего лишь несколько секунд отделяет Бродягу от этого. Но он бы даже понял такую реакцию. И в таком случае ему было бы больно и еще больше неловко, противно от самого себя. Было бы гораздо лучше, если бы он засунул всё это — Сириус упорно игнорировал истинное название своих чувств, — поглубже в своё сердце (а ещё лучше — в задницу) и сейчас просто порадовался за друга, стоящего там с любимой так близко.       Он бы тоже так хотел.       Но стоило Сириусу вновь вспомнить две жмущиеся друг к другу точки на карте, рассыпанные волосы Лили, по которым ползала рука Джеймса, как внутри всё вновь наполнялось злобой, ядом, ненавистью.       Он-то надеялся, что когда они придут на Астрономическую башню, то увидят, как Эванс в очередной раз — в 201 раз, если быть точным, — посылает Джеймса, но вместо этого они там вдвоём… Чёрт!       Сириус был готов прямо сейчас вернуться обратно и за волосы дотащить Поттера до гостиной. И что бы он там с ним сделал? Что он мог? Они хотя бы еще были друзьями? После всего этого?       Глаза защипало. Сириус вновь закипал, но теперь как почти полностью выкипевший чайник, который забыли на плите. Сам он ничего не мог, он был пуст. Кто-то должен был погасить огонь, который плавил его изнутри и оставлял после себя чёрный нагар. И он вновь посмотрел на Ремуса. Тот уже не жался к нему, а придерживал за мелко дрожащую ладонь своей рукой — прохладной и такой надёжной. Он всё ещё был растерянным, но уже не шокированным. Он был рядом и он был таким… таким…. Неописуемо родным. Как он мог оставаться таким обычным после всех этих дней, всех этих слов?       — Тебе не противно от меня? — горько спросил Сириус, меланхолично разглядывая их руки.       — Я не какой-то консервативный придурок… — просто ответил Ремус.       — Совсем-совсем не противно? — настаивал Сириус, выискивая признаки лжи на лице товарища. Хотя бы намек.       — Это чувства. И чувства добрые. От них не должно быть противно. Это ведь любовь.       — Говоришь, как Дамблдор, — Блэк усмехнулся. — А ты знаешь, что он такой же? А? Знаешь, кто такой Геллерт Гриндевальд и кем он приходился директору когда-то? А я вот знаю… Моя мать об этом говорила. Она презирает его за это, — Блэк наступал, испытывал прочность убеждений Ремуса. — А ты… — он усмехнулся. — Попробуй представить его с мужчиной. Не противно?       Ремус аж раскашлялся от перспективы подобных фантазий. Мягко смеясь и отчаянно краснея, он заговорил:       — Знаешь, Сириус, если ты представляешь нашего «крайне взрослого» директора таким, то я этого тоже не осужу. Но будь осторожен, пожалуйста. Уверен, Дамблдор хороший легилимент и ну… неправильно поймёт… Или правильно и тогда… эм… — Люпин сдулся, даже уши его уже были красными. — О Мерлин… — зашептал он и нервно тряхнул головой, словно пытаясь изгнать из своего разума дурные мысли. Кажется, бурная фантазия уже сделала своё грязное дело. — Я больше никогда не буду говорить с Дамблдором лично, — наконец проговорил Ремус, отчаявшись и виновато взглянув на Сириуса.       Блэк раздумывал: то ли у него действительно был такой хороший товарищ, то ли он просто плохо старается — наверное, надо надавить ещё, надо проверить, надо быть уверенным. Он хотел найти подтверждение своей нормальности в реакциях Люпина. Как бы ни старался, Сириус просто не мог пересилить внутреннюю неуверенность, которая уже столько раз накрывала его жизнь разрушительной волной. Самое ужасно было в том, что он всегда находил подтверждение своим даже самым страшным догадкам, буквально выжимая их из окружающих силой и грубостью. Он не мог остановиться… Ему было страшно хотя бы немного притормозить, пока ситуация не станет до абсурда катастрофичной.       — А если… — Блэк потянул Ремуса к себе, — а если бы сейчас я сделал бы с тобой то же самое, что Джеймс делал там с Лили?       Ремус затих и посмотрел прямо в глаза Сириуса. Он снова видел в них чёрную пугающую бездну, по краю которой ходил всю неделю. Он думал над его словами. Он думал, как бы не дать Сириусу вновь кинуться в этот безумный страшный полёт и при этом не свалиться самому. Он бы мог напомнить другу, что тот никогда не поцелует его так же как Джеймс целовал Лили — ведь они не любили друг друга. Сириус бы даже не смог поцеловать его так, как хотел бы, наверное, целовать Джеймса — Ремус знал, что одна половая принадлежность ни разу не сближала его с пылким, энергичным и обаятельным товарищем, душой и лидером их разношёрстной компании. Он, Лунатик, был совсем другим — простым как бумага.       Этот поцелуй был бы бессмысленным. Может быть даже вредным… Ремус, признаться честно, никогда не целовался и скромно лелеял надежду, что когда-нибудь найдёт милую девушку, которая не испугается его неопытности, не посмеётся над ним, а напротив будет смеяться вместе с ним над всеми бедами, которые готовило для всего магического мира злобное будущее. И вообще… Ремусу банально не хотелось связывать первый поцелуй с такими тяжёлыми эмоциями. Но Сириус ждал его ответа. Да? Нет?       — Да запросто, — Ремус вздрогнул, когда услышал собственный голос. Эта дрожь разбудила застывшего в ожидании Блэка. Он обнял его, положил свои руки точно так же, как Джеймс на спину Лили. Провел кончиками пальцев от лопаток до чёткой границы ремня. Ремус соврал если бы сказал, что не ощутил, как внизу живота тут же разлилось тепло. Это заводило. И от этого было жутко. Он выдохнул. Блэк мог ощутить его дыхание своими губами — они уже были так близко.       — Кричи, если хочешь… — проговорил Сириус, специально оттягивая момент сближения. Он мучал его, он настойчиво провоцировал его на что-то. И Ремус отчаянно не понимал, чего тот пытался от него добиться? Сириус улыбался ему, но он выглядел больным, а в глазах всё ещё была мгла, которую ничего не могло проредить — ни лунный свет, бьющий свозь окно, ни факел, поигрывающий пламенем в конце коридора — проклятье, они стояли в школьном коридоре, если бы кто-то их сейчас увидел… Люпин невольно оглянулся по сторонам. И этот испуганный жест будто в чём-то убедил Сириуса — он шагнул в пропасть, схватил Ремуса, плотно вжал его в себя и зло поцеловал. Он почти кусал его, то и дело сталкиваясь с плотно сжатыми губами собственными зубами и непременно раня нежную кожу, а затем лизал — ощущал ли он вкус чужой крови?       Кровь…       Ремус вдруг широко раскрыл глаза. Попытался отпихнуть от себя Блэка, но тот придавил его к стене своим телом. Он заметался между сильных рук, разорвал поцелуй, быстро заговорил:       — Моя кровь… я… Сириус… боже… я же заразный… — наконец с болью выдохнул он вместо долгих объяснений.       Сириус влажно поцеловал его в уголок губ.       — Думаешь, это жалкое оправдание меня остановит? — спросил он, изворачивая искреннее волнения Люпина в своей голове так, как только он один умел. Ремус был готов заплакать, и Сириус, смотря на жертву своих губ, рук, сжалился: — Полнолуние не скоро, хоть сам меня кусай, — зашептал он. — Я же книжки читал. Мы все читали. Я знаю, как это работает, — и он вновь потянулся к Люпину, его руки вновь задвигались по поджарому телу Ремуса, вынуждая ответить на болезненные ласки. И когда под опытными, точно знающими своё дело руками Люпина стало потряхивать, он вдруг опять вспомнил Лили. Интересно, он выглядел сейчас так же?       Не выдержав напора Ремус разжал рот, впустил язык Сириуса внутрь. И влажное причмокивание оглушило его, полностью выбило из-под ног землю — если бы не руки Сириуса, он бы просто завалился на пол. Было так горячо внутри, снаружи. Ремус плавился и ничего не мог с этим поделать.       Он вдруг понял, почему так много парочек жмётся по Хогвартсу особенно тёмными и холодными вечерами — это ведь было так умопомрачительно. Можно было ни о чём не думать, можно было просто пьянеть от чужой вязкой слюны на собственных губах и единственное, что ощущать — так это ритмичные движения чужого языка на своём. Люпин и представить себе не мог, что всё это время был лишён подобного. Как он теперь будет продолжать своё меланхоличное существование среди чужой молодости и любви совсем один?       Он зарылся пальцами в волнистые длинные пряди Сириуса и тот довольно застонал ему в рот, а затем прижался к нему своими бёдрами. Люпина обожгло. Чужая ширинка уперлась ему в ногу так отчётливо, что впору было вспомнить и про свою. Ремус только сейчас почувствовал тяжесть, разлившуюся и требовательно пульсирующую в паху.       Кажется, он услышал шаги.       «Мы посреди коридора», — опять пронеслось у него в мыслях. — «Проклятье, мы просто стоим в коридоре. Даже у Джеймса, который наконец дорвался до Лили, хватило мозгов отвести ее подальше от чужих глаз. А мы…»       Как всё это остановить? А хотел ли он этого? Ведь сейчас было просто бесподобно. Впервые за эту ужасную неделю было так хорошо, что аж слёзы наворачивались на глаза — Ремуса всё-таки так ранили ссоры Джеймса и Сириуса. Он так устал, а сейчас… Даже если всё это было ошибкой и потом ему будет стыдно, хотелось продолжать. И Люпин задвигал собственным языком навстречу, притягивая чужую голову к себе всё сильнее, наверно, уже до боли стискивая в ладонях чужие кудри и впитывая в себя запах чужого пота.       — Молодые люди! — Ремус был готов на что угодно лишь бы быть уверенным в том, что этот возмущённый, полный сурового негодования голос ему послышался. Он сразу узнал Минерву Макгонагалл, которая строго смотрела на них с другого конца коридора и теперь даже не знал, как быть — отойти от Сириуса он не мог, как и тот от него. Они были без мантий и прикрыть свой стыд им было нечем. Парни так и замерли возле стены, Ремус — в ужасе, а Сириус уже привык испытывать терпение взрослых порядочных женщин, он был в своей стихии. Он посмотрел на Макгонагалл так, будто у него было назначено.       — Здравствуйте, профессор, — он поздоровался с ведьмой. Лицо волшебницы стало еще более возмущенным, она твёрдым шагом приблизилась к парням и оглядела их так, словно перед ней был объект её научных изысканий — холодно и строго. И на том спасибо. Ремус бы не выдержал лекций об этике, морали или что еще хуже — осуждения. Он дрожал. И теперь от самого настоящего страха. Блэк мягко погладил его по спине. Всё будет хорошо.       — Немедленно, разойдитесь, — скомандовала декан. Они и не шелохнулись. Ремус даже как-то плотнее прижался к Сириусу, опасаясь, как бы ведьма не попыталась оттащить их друг от друга силой. — Сейчас же, — твёрдо приказала она.       — Простите, профессор, — Сириус совершенно не выглядел виноватым, а прижавшийся к нему Ремус придавал уверенности в себе, — мы бы и рады, но мы пока не можем, — очень грустно признался он и быстро посмотрел вниз, вызвав этим многозначительным намеком целый спектр эмоций на лице ведьмы.       — Мистер Блэк, — с досадой проговорила она, подойдя ближе, — как вам не стыдно? Мы ведь уже говорили с вами о ночных прогулках. Отбой был полчаса назад, — на этих словах она перевела своё внимание на Ремуса и тут её лицо исказилось от такого выразительно удивления, что Сириус даже рассмеялся, неловко прикрываясь кашлем. Вот уж кого-кого, а тихого мальчика-отличника она тут увидеть не рассчитывала уж точно. — Мистер Люпин… ну вы же разумный молодой человек, — прицокнула она языком. — От вас я такого не ожидала. Что ж. Я буду вынуждена оштрафовать вас за нарушение комендантского часа. Десять баллов с каждого. Если вы не будете в гостиной через пять минут, сниму еще по десять баллов. Будьте добры, — она оглядела их с ног до головы, Ремус не выдержал и потупил взгляд на кудряшках Блэка, — привести себя в порядок и после — идите спать. Я обязательно проверю, — на этом она их оставила.       Сириус рассмеялся в шею Ремуса. А тот облегченно выдохнул в его макушку. Они неловко оторвались друг от друга, стараясь не смотреть вниз.       — Она не будет с нами шутить, — мягко проговорил Сириус. — Особенно со мной. Пойдём?       Люпин кивнул, они побрели в сторону гостиной, прислушиваясь к шагам за поворотами — не хотелось второй раз встретиться с Макгонагалл. Каждый думал о своем.       — Все, наверное, уже вернулись, — задумчиво протянул Ремус.       — Все — то есть Джеймс? — спросил у него Сириус.       — Да.       — И ладно, — Бродяга недовольно прожевал это ладно. Ремус прикусил свои замученные губы в ответ. Ему вновь стало плохо.       Они молчали. Однако почти у самого входа в гостиную Блэк вдруг остановился, очень многозначительно вздохнул, завёл Люпина в неприметную нишу, подальше от любопытного портрета Полной Дамы и проговорил:       — Я мудак. Я знаю.       — Просто дурак, — поправил его Ремус, устало улыбнувшись, кожа на губах натянулась и ранки больно укололо. — Простительно.       — Нет, — жёстко оборвал его Сириус. — Иногда я просто… как моя мать, — Люпин не спорил. — Я так презираю это в себе. Я раньше убеждал себя, что это наследственное — безумие Блэков, ну знаешь, как говорят про мою семью. Но на самом деле я знаю, что просто жалкий мудак, капризный и жестокий. Прямо как она. А безумие — это наше огромное семейное и напрочь лживое оправдание. Только ему я и научился от неё. Мне так стыдно… Как мне всё исправить?       — Ничего уже не исправить, Сириус, — произнёс Ремус. Он так устал, его ноги всё ещё дрожали под гнетом будоражащих воспоминаний. Зато у него не было сил переживать — тоже вполне неплохо. — Просто давай постараемся не наломать ещё больше дров, хорошо? — попросил он, коснувшись руки Блэка пальцами. — С Джеймсом, с Лили, с Северусом, — Блэк согласно кивал, но на последнем имени всё же скорчил глупую рожу, потом сдался под укоряющим взглядом и всё же вновь кивнул. Ремусу было достаточно и этого. Он верил Блэку. Как могло быть иначе?       Люпин уже хотел покинуть нишу, но Сириус вновь придержал его за руку.       — Ммм… — протянул парень, — а всё остальное? — многозначительно проговорил он.       — Сириус, я всегда рад тебя выслушать по поводу всего остального. Ну разве что, исключая твои фантазии про нашего директора — моя психика не выдержит, прости, — Люпин усмехнулся.       — Ооо, да я же чисто ради примера, — запричитал Сириус, широко улыбаясь, а потом вновь стал серьёзным: — А другое «всё остальное» твоя психика выдержала?       Ремус прикрыл глаза, воскрешая в памяти недавние ощущения, прикосновение и тепло.       — Мне было приятно… — честно признался он. — Ты хорошо целуешься.       Сириус разулыбался и зашептал, чуть сокращая дистанцию между ними:       — Ты то…       — Молодые люди! Ну как же так?       Сириус скривился, обернулся и дружелюбно улыбнулся декану. Однако в этот раз его обаяние разбилось о каменное лицо волшебницы как фарфоровая чашечка о кафель — с треском.       В этот раз Макгонагалл была не так милосердна. Она дотащила их обоих в гостиную за уши, отчитала и сняла дополнительные баллы с каждого — снова за нарушение комендантского часа и теперь еще за неисполненное обещание.       В гостиной они были не одни. Джеймс и Лили, которые сидели на диване у камина, молча наблюдали за этой душераздирающей сценой. Люпин старался не смотреть ни на одну из ведьм: Минерва вызывала приступы паники, а Лили, прикрывавшая ладонью сочувствующую улыбку, — стыд. Хорошо, что Макгонагалл продолжала упорно избегать подробностей того, чему стала невольным свидетелем.       Когда декан, недовольно шурша полами мантии, скрылась в тайном проходе, Эванс заговорила:       — Не переживайте, она и нас отчитала. Хотя до отбоя еще было минут десять… да, Джеймс? — она повернулась к своему — Ремус в том уже не сомневался, — парню, как бы в поиске поддержки своих слов. И Люпин понял — она хотела втянуть Поттера в непринуждённую беседу. Она тоже ощущала это — напряжение, которое повисло в гостиной, когда Сириус и Джеймс заметили друг друга.       Блэк только что обещал ему… Он ведь не мог тут же всё забыть, правда? Внутри медленно натягивалась струна.       Бродяга прошёл вперёд, прямиком к парочке на диване. Джеймс тут же весь напрягся, приподнялся, словно приготовился ответить на нападку или даже нападение. Лили держала его за локоть. Знала ли она, в чём именно тут дело?       Блэк навис прямо над ними, виновато улыбнулся.       — Мне вправили мозги, — проговорил он просто и легко. — Теперь двигайтесь, я устал, — в следующую секунду потребовал он, очевидно больше никак не собираясь комментировать своё поведение. Он не собирался извиняться. Это было не в его стиле. Но Люпин услышал, как облегченно выдохнул Джеймс на этой фразе — всё было в прошлом. Они с Лили подвинулись, и Сириус рухнул на диван рядом с ними, тут же стягивая с себя ботинки и расплываясь по креслу.       — Иди к нам, — позвала Лили Ремуса, хлопнув ладонью рядом с собой. Однако на полпути Люпина перехватили за торс ноги Блэка, тот тянул его к себе. Он кивнул на кусочек свободного места рядом с собой. Люпин на него и свалился. Диван никогда прежде не ощущался таким удобным…       — Ну в общем-то да… — неуверенно проговорил Джеймс, запоздало отвечая на вопрос Лили. — Макгонагалл штрафанула нас на 20 баллов. Если прикинуть, то в сумме у нас всех вышла почти сотка. Чёрт, она похоже хочет оставить собственный факультет без кубка.       — Обидно будет… — проговорил Сириус. — Это наш последний год. Надо ведь уйти красиво.       — Точно… Впрочем, впереди ещё квиддич. — Утрём нос слизеринцам и наверстаем. — И про экзамены не забудьте. — Ремус, прекрати… Мне больно почти на физическом уровне. — Он, между прочим, прав. Не стоит забывать об учёбе. — Лили, до квиддича месяц, до экзаменов — вечность. — Всего полгода. — Зануда.       Вечер был просто чудесным, он полностью изгнал все волнения и тревоги из сердца. Они болтали о всякой ерунде, шутили и смеялись. А потом пришёл Питер — единственный в их компании, кого Минерва сегодня не поймала и не лишила баллов. Наверное, товарищ обратился и уже в облике крысы добежал до гостиной.       Парня тут же начали смущать нескромными вопросами о его отношениях с таинственной девочкой из клуба Травологии. Лили и Ремусу справедливо показалось, что пара вопросов были излишне грубыми и нескромными. Но Питер не обижался. Он-то думал, что сегодня вновь придётся слушать чужие крики, но вместо этого его встретили с теплом — это трогало и убивало все обиды на корню. Поэтому он лишь юркнул на ковер возле дивана, согревая ноги у камина и вливаясь в разговор.       Только порой… Ремус ощущал, как Сириус слишком непривычно и горячо налегает на него боком, а Джеймс с подозрением смотрит то на его искусанные губы, то на припухшие губы Блэка, а потом проглатывает какую-то мысль и вновь начинает дразнить Питера.       Неважно. Всё у них было хорошо. Наконец-то. Конец.