***
В детстве, я часто навещала дом Маршей. Я любила здесь играть с рыжевололосой девчушкой. Я до жути обожала эту старую гостиную, любила немного обшарпанные обои, и то, как скрипит синий диван. Я помнила, что по четвергам, мисс Марш выпекает брусничный пирог, в эти дни вся улица чувствует приятный запах, что вылетает из окна этого дома. А по воскресеньям мистер Марш отправляется на рыбалку с друзьями, от туда он всегда привозил свежую рыбу, и какие-то диковинки, которые отдавал нам с Бев. Но время идёт. Я больше не зайду в дом Маршей — никогда. Когда мы были детьми, казалось, мы можем подчинить себе судьбу, оседлать её, как коня в поле. Но, будучи взрослыми — пришлось стать заложниками своей жизни. Каждое утро я просыпаюсь и вижу полку с фотографиями. Перед моими глазами много рамок, фото напоминают о моментах, которые я не верну. Я хватаю в руки снимок, на котором стою с маленькой девчушкой, из-за того, что фото серое не видно цвета её пламенных волос. Позади нас находится песочница, в песке валяется ведерко и лопатки. Я помню тот день. Тогда мы с Беверли впервые построили песочный замок. На следующем снимке я немного взрослее, также, как и девочка висящая у меня на спине. Беверли крепко держится за меня, боясь упасть, я лишь смеюсь. Тогда — в тот день мы ездили на рыбалку с отцом Бев, и «распугали» всю рыбу. Теперь моя жизнь не такая весёлая. И фотографии стоящие на полках, лишь, запечатленный момент моего детства. Теперь я не играю с Марш в песочнице, не ем грибной суп её мамы, и не обклеиваю её комнату наклейками. Мы иногда пересекались в школе, но лишь приветливо кивали друг другу, без слов. Волосы Беверли со временем угасли. Или это краски мира теряются с возрастом? Ведь, раньше мир пылал в моих глазах, всё было до жути ярким. А сейчас — всё потухшее. Надеюсь, когда я буду старой мир не станет серым, как кинофильмы. Уже почти конец августа. Моё окно всегда открытое в эту пору. Теплый ветерок обдувал моё лицо в то утро, и я не хотела сползать с кровати. Однако мать залетевшая в комнату ошарашено сказала, — Беверли уезжает в другой штат. — её темные волосы растрепались, в руках покоилось кухонное полотенце, а лицо было сонным, — иди попрощайся. В этот момент слова были лишними, я кинула взгляд на серые фотографии с яркими моментами. Я теряла всё, и одновременно — ничего. Накинув на себя первые попавшиеся под руку вещи, что валялись в шкафу, я сорвалась с места. Во рту стоял неприятный вкус горечи, и утраты. Ниточки детства обрывались. Я крутила педали своего старого велосипеда, ноги жутко болели. Я считала повороты, что вели к дому Беверли. Когда пятый поворот был отсчитан, уже виднелись старые квартиры, в одной из которых я проводила беззаботные дни. Бросив велосипед недалеко от лестничной клетки, ладоши предательски вспотели, а тело охватило странное чувство страха. Через пару мгновений я очутилась возле старой двери, обводя кожаную обивку я закрыла глаза, пытаясь унять волнение. Первые четыре стука были тихими. Видимо никто их не услышал, поэтому я начала колотить в дверь, надеясь, что она слетит с петель. Послышались шаги. Дверь с родным скрипом открылась. На пороге дома стояла девушка с веснушчатым лицом; она остригла волосы, что делало похожей её на мальчишку. — П-привет. — только и смогло вырваться из моего рта. Я осматривала Марш. Она отступила на три шага назад, как бы, приглашая меня в дом. Я ступила за порог.Нить окончательно оборвалась.
Это место было не таким. Здесь не было тепло, не пахло брусничным пирогом, по телевизору не показывали мультики, а старое радио, которое раньше покоилось на окне предательский молчало. Все, что я любила и помнила — исчезло. Я осматривала раньше знакомый мне дом, чувствуя себя здесь чужой. — Ты уезжаешь? — мои слова эхом расползлись по пустому дому, в котором витал холод. — Да. — она кивнула указывая на собранные чемоданы. — Я хотела попрощаться. — слишком горько. Что-то внутри предательски разболелось, сердце заколотилось. Боль утраты, боль утраченных воспоминаний. Больше ничего меня не связывает с детством. Дом, в котором я играла с рыжей девочкой больше никогда не откроет свои двери передо мной, а рыжая больше не поделится шоколадкой. Мои руки коснулись плеча Беверли, я с сожалением смотрела в голубые глаза, мне тоже было плохо. Мы обнялись, грудь защемило, я не хотела отпускать Марш, она моя последняя нить, которая связывает с детством, но она вот-вот оборвется. Я чувствую запах порошка исходящий от одежды Беверли, этот запах больше не кажется родным, а объятия теплыми. Я отпускаю Беверли Марш, и переступаю порог дома. Больше никогда сюда не войду. Не потому, что не хочу, а потому, что не смогу. Спускаясь по лестничной клетке считаю ступени — 36. Сажусь на велик, и еду домой отсчитывая повороты — 5. Захожу в дом, сажусь на кровать держа рамку с детской фотографией, думаю о беззаботном возрасте — 7. В детстве единственными проблемами были: разбитые коленки, поломанное ведёрко, и невкусный суп. Всё поменялось. Проблемы стали более масштабными, а состояние ухудшилось в разы. Нити связывающие меня с прошлым — оборвались. Это случились сегодня — в пятницу, двадцать первого августа, рано утром, когда лучики солнца коснулись моего лица. Только серые фотографии заставят меня вспомнить о детстве. Вкус горечи останется со мной до конца жизни. Ностальгия будет пробирать каждое утро. Я выросла, но беззаботное детство все равно будет моей неисполнимой мечтой.