Всё как у зверей: Кухонный рыцарь

Малыш Квори всегда вставал на рассвете. Весь его род любил вставать на рассвете, до сих пор не переборов этот доставшийся им от доисторических предков атавизм. Он любил наблюдать за тем, как ярко-желтый диск солнца поднимается откуда-то из-за горизонта, подсвечивая собой вначале кирпичные высотки большого города на пригорке, а после роняя лучи на побитые лачуги вокруг. Побитые, но такие родные для бешено бьющегося сердца крохотного цыпленка дома-насесты! Каждая такая коморка, побитая непогодой, временем и, зачастую, патрулями Роккордо, хранила за своими ветхими стенами историю живущего там древнего рода. Их легенды, предания и мифы. Поверья вечно кочующего народа «Детей Солнца», чей дом – весь мир! Однако, когда твой дом повсюду – его у тебя нет нигде… Квори смотрел на солнце и своим маленьким мозгом недельного цыпленка уже осознавал то, почему их называют «Детьми Солнца»: каждый из них, до того как пробьются первые, жесткие перья, будет носить на себе частичку этой теплой звезды – ее нежный, ярко-желтый цвет. Он первым вылупился из кладки. Первенец своих родителей во всех смыслах этого слова, ибо те лишь недавно провели священный ритуал «кокло» – «объединения душ», создав новую пару в земном и небесном царствах. Это была их первая кладка, которая, если на то будет воля светила, дала бы жизнь четырем новым цыплятам. Квори был первым из них и от того факта сильно гордился, не до конца еще понимая смысл этого слова! Как, впрочем, он с трудом понимал и все прочие слова. Понимание языка приходило к цыплятам ко второму месяцу жизни, к третьему они уже могли наравне с взрослыми поддерживать диалог. К третьему году жизни цыпленок уже становился взрослой курицей или петухом, способной к созданию своего собственного насеста. Но до того Квори было еще далеко! Ему было далеко до общемировых проблем, коими так любят мучить себя взрослые всех видов и размеров, вне зависимости от принадлежности к шерстяным или пернатым! Ему были безразличны ежедневные страхи и опасения, от которых мать Квори – молоденькая, худая несушка благородного белого цвета без рябых перьев – засыпала в слезах и боялась, что следующий день не настанет… …Нет, пока для Квори мир был огромной игровой площадкой! Правда мир тот заключался в их семейной лачуге и парочке близлежащих дворов, но, тем не менее, он был огромен для цыпленка! Наряду с видом яркого светила в сознании малыша всплывал и иной образ, куда более персонифицированный, нежели солнце – образ «благородного рыцаря». Защитника всех обиженных и оскорбленных, борца со злом. Героя, которого воспевают в веселых песнях его собратья. В тех песнях, которые слушаешь не сердцем, но душой. Порой этот образ примерял на себя Квори, другой раз этот образ был возложен на его отца – красного с черным петуха с мощной шеей и крупным клювом – казавшемуся тогда молодому цыпленку настоящей, нерушимой скалой. Образ этого «рыцаря» появился в нем сам собой, стоило Квори лишь узреть своими наивными глазами суровую лицемерность бытия: их соседей, куда более бедную, нежели его, семью выгоняли с насеста рослые, меховые чудовища: серые в черных масках с белыми полосами и строгих одеждах подобной расцветки. Дети и мать ревели. Отец семейства старался успокоить своих домочадцев, ибо их клекочущий вой уже успел довести до бешенства патрулей Роккордо и, казалось, те вот-вот выхватят из-за спин те жуткие устройства из трубок и крючков и сотворят нечто… непоправимое! Но самое страшное было не в том, что неугодную семью забирали с их насеста и увозили в неизвестном направлении, нет, страшнее всего было то, что подобные вещи стали уже в порядке вещей! Может быть, раньше подобные облавы и собирали вокруг себя толпы зевак, наблюдавших за горем их бывших друзей и соседей. Сейчас же прочие пернатые обитатели трущоб, словно не замечали ужасов, что происходили ежедневно по несколько раз во дворах и на главных улицах, втайне радуясь, что в этот раз не в их дверь постучали когтистой лапой… Квори казалось странным, что этим пушистым захватчикам никто не осмелился дать отпор! Их же так мало, а нас так много – почему мы просто не соберемся вместе и не изгоним этих серо-полосатых выскочек с наших насестов?! Вчера днем, что по меркам цыпленка было полжизни назад, Квори забрел на кухню и, найдя мамины инструменты для готовки, вооружился ими на манер эдакого фантазийного «кухонного рыцаря»: вместо меча и щита – половник и крышка от кастрюли; вместо лат и шлема – овощная терка да сито! Он бегал по кухне, резвился, представляя, как раз за разом побеждает этих… енотов, вроде так их назвал отец. Ему казалось тогда, что добро обязательно восторжествует, ибо для достижения этого самого добра необходимо победить всего лишь всех плохих – то есть всех енотов! Эх, глупый, наивный цыпленок… он еще не знал, что через несколько мгновений его наивное детство закончится. И не с первыми прорезавшимися перьями приходит взрослая жизнь, а со зловещим стуком серповидных когтей о ветхую дверь… Ответа не последовало – домочадцы не проснулись и не поспешили отворять дверь незнакомцам. Хотя, по прошествии лет, Квори поймет, что его родные уже не спали, а тот скрежет когтей о дерево просто вселил животный ужас в них, отчего мать с отцом застыли на месте, словно диковинные статуи с гримасами ужаса. Не возымев должного эффекта, как показалось «гостям», те постучали в дверь громче: уже не когтями, а лапой со всей дури били о доски и те, казалось, крошились и дробились под натиском их ударов. Кое-как натянув белую сорочку поверх перьев, отец побежал отворять дверь настойчивым незнакомцам. Квори не выходил из кухни, не желал видеть своими глазами этих чудовищ, но совсем в стороне от происходящего он не находился: сквозь тонкие стены жилища все было прекрасно слышно, даже молитвы матери и прерывистое, нервное дыхание отца. Скрип, скрежет – дверь отворилась. По стонущим половицам прошагали три пары лап в тяжелых ботинках, словно окованных для пущей звучности металлом. Голос отца дрожал, но, как и многие из нашего рода, он старался не показывать природный страх перед хищниками, что делало его речь более комичной и менее разборчивой. Кажется, он спросил у патрульных, чем мы обязаны их визитом. – На ф-р-ронте дела обстоят не к чёр-рту! – ответствовал один из патрульных, должно быть старший их отделения. Его раскатистое «р» – отличительная особенность речи енотов – была подобна грому в ясный день, заставив юного цыпленка буквально сжаться в комочек желтого пуха от страха. Он не заметил, как от испуга у него капнуло из-под хвоста и запачкало кружевную скатерть. – Вы, как насест, должны уплатить «пернатый налог»! – Пернатый налог?! – страх в голосе отца испарился моментально, осталось лишь непонимание и возмущение. – Нашему насесту и года нет, а жена моя яйца отложила и вовсе месяц назад. Это наша первая кладка! Наши первенцы! – Сожалею, но таковы пр-р-равила… – вопреки словам, в голосе енота не было и тени сожаления. – К чёрту такие правила! Мы – свободные граждане и свободный народ, живший на этих землях испокон веков бок о бок с вашими предками! Вы… – последовал гулкий удар, сопровождаемый хлипким чавканьем. Звон этого удара, подобно колокольному, заполонил собой все окружающее пространство. Когда густой звук рассеялся, первым, что услышал Квори, были всхлипы матери и стук мерно движущихся вглубь их дома тяжелых ботинок. Они шли в комнату родителей, к святая-святых каждого насеста – к гнезду с яйцами. Должно быть, мама захлопнула перед ними дверь в спальню и подперла оную какой-то мебелью, судя по хлопку и скрипу чего-то тяжелого об пол. Коротко ругнувшись, патрульные принялись выламывать дверь. Квори понял, что его момент настал. Момент, когда он первым даст отпор мохнатым захватчикам! Он должен защитить свою семью и не только лишь потому, что это его святой долг, но и обязанность показать всем своим соплеменникам, всем Детям Солнца, что еноты не всесильны, и даже их можно победить, если действовать сообща! Взяв свое боевое обмундирование – кухонную утварь, что так напоминала латы и оружие настоящего рыцаря – Квори медленно, стараясь не привлечь внимания хищников, отворил кухонные двери и вышел в коридор. Слева от него лежал отец. Из его пробитой головы текла темно-красная, похожая на карамельный сироп, кровь. Рядом лежало орудие преступления: наполовину утопленная в крови и водяном паре латунная трубка паровода, оторванная одним из патрульных от несущей стены. Несмотря на тяжелое ранение, отец все еще дышал, но не мог подняться на ноги. И, хоть первым неосознанным желанием Квори было кинуться на помощь отцу, перевязать его рану и спасти тому жизнь, цыпленок все же с трудом подавил этот порыв. «Прости, папа, но я должен победить монстров. Пока они здесь мы все в опасности!» По другую сторону коридора уже распахнулась с треском срываемых петель дверь. Еноты вторглись в священную для каждого цыпленка колыбель их жизни, вторглись грубо и бесцеремонно! В перекошенном дверном проеме, залитый искусственным тусклым светом лампады, стоял один из патрульных. Высокий, в черных как ночь одеждах со странной символикой, явно призванной внушать окружающим ужас. В отличие от большинства енотов, тот был не серого, темно-коричневого цвета, чем мог сойти издалека за благородного медведя из соседней Урсары. Вблизи же собачья морда ставила всё на свои места и выдавала этого псевдо-медведя с потрохами! Послышались удары, скрип половиц, звуки возни и драки. Мать из последних сил старалась защитить еще не рожденных братьев и сестер Квори от стаи хищных енотов, но что она против них троих! Да что даже мы вдвоем против этих зверей?! Нет, нам не победить! Нужно бежать! Бежать прочь, пока крохотные лапки-спички не устанут и не перестанут идти! Нужно… …нужно их остановить! Мне на руку был эффект неожиданности, как никак! Вырублю одним ударом этого бурого, а после и с остальными разделаться не составит труда! Квори побежал на мохнатого великана, высоко подняв свой черпак и, вопреки здравому желанию сохранить эффект неожиданности, устрашающе заревел на енота, стоящего в неведении, что на него готовится нападение. Однако, хищник даже не обернулся на звук вплоть до последнего момента, должно быть приняв злобный рёв за комариный писк. Лишь когда вопреки тяжести доспехов Квори подпрыгнул и словно подлетел до прикрытой черной меховой маской морды енота, тот заметил дерзкого кухонного рыцаря. Но было уже слишком поздно: со всей силы, что была в маленьких крылышках цыпленка, Квори обрушил свое орудие на правый глаз хищника. Послышался чавкающий звук, Квори ощутил, как напряглись его мускулы, старающиеся подавить инерцию удара металла о череп. Псевдо-медведь взревел и отскочил в сторону, дезориентированный упав на родительское ложе и проломав его. Мгновенно на это отреагировали два других хищника: они отступили от поваленной на пол матери в разорванном домашнем платье и от разворошенного гнезда, где обнаженными лежали трое будущих цыплят. Они обступили Квори, зажав рыцаря в тиски. Цыпленок успел увернуться от парочки ударов и захватов, даже успел ранить в колено одного из серых, но этот смертельный танец не мог длиться вечно: оступившись, Квори не сумел удержать равновесие и упал на пол. Пролежал же он не долго: великан схватил его одной лапой и сжал так сильно, что если бы не импровизированные латы, цыпленку бы переломало все кости! – Ты! Думаешь, хр-р-рабрый такой?! – Квори сразу узнал голос главаря этой хищной банды. Именно он и разговаривал с отцом. На лице офицера «Роккордо» был шрам: красная царапина вдоль левого глаза, оставленная каким то не очень крупным зверьком. Быть может кошкой? Кошку Квори видел всего раз и то мельком на рыночной площади – то была заморская торговка травами. Цыпленок продолжал трепыхаться, клевать мохнатого по пальцам и подушечкам, стараясь вырваться из его смертельного захвата. Однако енот лишь сильнее начинал сжимать свою добычу. Еще мгновение и лист жести, бывший некогда теркой, прогнулся и впился острым краем в тельце Квори, пронзив его доселе неведомым чувством адской боли. – Прошу… – взмолила в слезах мать, подползая к гордо стоящему в позе победителя главарю енотов. Тот отвел от меня пристальный взгляд и чуть ослабил хватку. Если в его глазах, когда они были обращены на меня, горела ярость и злоба, то во взгляде на мать в нем пробудилось нечто поистине недоброе, хищное. Но не только лишь в плотоядном, как позже понял Квори, смысле этого слова. – Кор-ру, возьми яйца – мы уходим! – обратился он к серому и тот, кивнув, принялся разворовывать гнездо. – Урко, как твой глаз? – Мне полагается двоенное жалование за боевое ранение? – промолвил с усмешкой бурый, выбираясь из-за завалов разломанной кровати. – Тебе полагается понижение до чистильщика отхожих мест за то, что тебя побил желтор-р-ротик! – со схожей ядовитой усмешкой ответствовал главарь. После, он обратился к моей матери: – Не бойтесь так, ваш цыпленок будет жить… пока… с нами. А ваша помощь гр-р-ражданам Р-роккор-раука пр-росто неоценима! – все трое залились смехом, словно какие-то злодеи из сказок. А, впрочем, они ими и являлись: демонами из легенд предков. Когда Квори и его не рожденных братьев и сестер уносили куда-то из дома, в большой и страшный мир, он и не думал, что видит мать с отцом в последний в своей жизни раз. Тем было печальнее воспоминание, что он видел своих родителей такими: мать, разбитая горем и уставшая от слез просто сидела в каком-то забытье на полу, вперив ничего не выражающий взгляд в стену. Она даже не попрощалась взглядом со своим первенцем, словно не слыша его жалостливое щебетание; отец, тяжело раненый и кое-как приходящий в сознание и состояние понимания происходящего. Прежде казавшийся Квори нерушимой скалой, он сейчас лежал разбитый и беспомощный. – Ничего бы этого не пр-роизошло, петушок, если бы вы просто заплатили налог! – ответствовал главарь после чего взял свободной лапой одно из яиц, самое хрупкое и маленькое и что было силы швырнул его о стену. С ужасным хрустом трескающихся костей, со взрывом той склизкой массы, что питала цыпленка внутри белого панциря, яйцо разлетелось в стороны, забрызгав отца тем, что вскоре должно было стать его ребенком. – Вот вам ваш пер-р-рвенец! Последнее, что помнил Квори об этом дне, был желток: тот самый зародыш его будущего брата или сестры, что светился жирным блеском, отражая падающие из окна солнечные лучи…