Запретный плод

      Он был его всем. Его музой, его душой, его искусством.       Нил был ангелом, сошедшим с небес, ангелом, которого Эндрю никогда не осмеливался просить, но всегда страстно желал.       Его изгибы тела, рельеф мышц, прямой нос и непослушные волосы — всего этого так не хватало Эндрю, чтобы начать творить.       Эндрю желал: если бы Бог создал всех по единому подобию, то лучше бы их прототипом стал он.       Его острые скулы и длинные ресницы сияют, жилистые руки будто тянутся к нему, но остаются где-то далеко. Эндрю очерчивает пальцами лик Скульптуры, делая линии более чёткими, а нос выразительным.       Нил меняет дислокацию, слезая с самодельного подиума. Атласная ткань халата ложится на его плечи, скрывая кожу, испещренную шрамами, прячет наготу.       Нил подходит к незаконченной скульптуре и проводит руками по плечам Эндрю, надавливая и массируя их. Он целует его в висок, пряча улыбку в светлых волосах, трётся о них щекой. Эндрю не может обнять Нила, пока его руки нечисты, он боится прикоснуться к своему ангелу и испачкать, опорочить его красоту.       — Эндрю, — он шепчет на ухо, — посмотри на меня…       Он часто смотрит. Он смотрит на него постоянно, пока создаёт его из глины, вылепливая каждый изгиб, словно Господь Адама. Он смотрит на его непорочную красоту, восхищаясь ей и желая быть столь же прекрасным и восхищающим взор.       Но он не может.       Он желает создать его Статую, чтобы смотреть на него всегда, когда он того возжелает. Он может смотреть на Нила только как на натуру, ангела, вдохновителя, но его мысли не могут принять того, что он может быть его достоин.       — Эндрю, — он слышит его шёпот, но слишком боится обернуться. Падшим ангелам не заслужить прощения Господне, он больше не сможет видеть Нила, он обернётся, и тот непременно исчезнет… О нет, он может продлить эти томительные муки дольше, растянуть ублажение запретным плодом, насладиться сочным соком, вытекающим с места укуса…       Он оборачивается. Нарушает уговор с самим собой и смотрит в пронзительные глаза Нила. Он видит личный Ад, разворачивающийся где-то на дне голубых очей, но не может отвести своих. Он больше не в силах.       Атласная ткань, отчего-то такая лёгкая и полупрозрачная, сползает с плеча. Эндрю смотрит на неё, хотя понимает, что не должен. Исполосанная грудь предстаёт перед его глазами, и он вспоминает каждый изгиб на теле Скульптуры, выведенный его пальцами и мастихином.       Он — художник, создающий своё собственное искусство. Он — творец, который может создать мир. Но его рукам, обагрённым чужой кровью, никогда не стать настолько чистыми, чтобы он смел коснуться собственного ангела.       Нил протягивает ему яблоко. Красное и большое. А Эндрю тянется к нему рукой. Он ангел, и он же змий-искуситель, что так страстно мечтает закопать Эндрю ещё глубже собственного Ада.       — Не думай, что ты ужасен, — он будто сам надкусывает плод. — Ведь я гораздо хуже всех тех грешников, что варятся с тобой в котле.       И он падает. Падает ниц, но разве можно упасть ниже того, где он находится сейчас?       Нил летит рядом с ним. Теперь они вместе посетят пучины Ада, и Эндрю уже не чувствует себя столь же одиноким.       Его руки стали чистыми. На них нет ни глины, ни грязи его злодеяний. Нил касается его предплечий, ведёт тонкими пальцами до запястий и касается его ладони. Он мягко нажимает, массируя, берёт одну руку в свою и подносит к собственному лицу.       Эндрю одёргивает руку, стоит той коснуться его носа. Нил улыбается, замирая вместе с ним.       — Ты так часто касался изгибов скульптуры, что возвёл меня в идеал. Но как же ты можешь понять, насколько я неправильный и далёкий от идеала, даже ни разу не пройдясь рукой по моим изгибам? — Он выжидает секунду и снова подносит руку Эндрю к своему лицу. Он касается носа, проводит по нему пальцами, едва касаясь, очерчивает скулы и ровный лоб.       Нил закрывает глаза, и Эндрю наощупь, словно слепец, исследует его лицо до каждой ямочки, желая запомнить его полностью, отпечатать в памяти.       Его шея сильная, но не напряжённая, а на груди много шрамов. Эндрю замирает, положив руки на неё, не в силах продвинуться дальше.       Тогда Нил берёт его лицо в свои руки едва ощутимо, но Эндрю и не собирается высвобождаться. Он уже в своём Аду, но нежность в глазах напротив заставляет его забыть об этом.       Нил целует его, без излишней страсти и напора, но с такой чуткостью, на которую возможен лишь ангел. Разве каменное изваяние так может? Он совсем не каменный. Он рядом с ним здесь и сейчас, смотрит на него, касается его, желает его точно так же, как и он его.       Нил отстраняется и смотрит на Эндрю. Тот всё ещё не верит в произошедшее, но не желает отказываться от запретного плода.       Тем более, если Нил разделит его напополам.