Каждый из нас — сын своих добрых дел.
«Дон Кихот». Мигель де Сервантес
Муниципальная больница Сан Себастьян находилась на середине пути из тех злосчастных предгорий, где гнездились Лос Илюминадос, и полностью оправдывала статус муниципальной. Стены, вспухшие пятнами из-за сырости, едкая вонь хлорки и самого дешевого моющего средства, зеленоватые подтеки у плинтусов, окна в засохших мыльных разводах, выдающие халтуру уборщиков, которым недоплачивают. Скорее всего, пометка о госфинансировании стояла где-то на бумаге, а на деле про это место давно забыли, и оно медленно умирало. Обычно ведь так и бывает. И все же, оно стало настоящим спасением. Лифт не работал, — удивительно, что он вообще здесь был — поэтому Леон пошел наверх по покосившейся лестнице, общей для персонала и посетителей. Каждая новая ступенька отзывалась в теле тошнотворной пульсирующей болью. Леону казалось, ему разом давят на все синяки и ушибы. Он пообещал себе отлежаться на больничном. Отлежаться, когда вернется в Штаты, сдаст отчет и выслушает дружеские нотации от Ханниган. Пока это не главное. Главное, все закончилось, и Эшли уже два дня как была дома. А Леону, помимо рапорта испанским властям и прочей служебной волокиты, перед отлетом нужно было еще кое-что сделать. Не сделать было бы неправильно. Он точно не знал, что́ заставило его приехать в больницу: чувство благодарности, упрямство или желание воздать тому особому сорту товарищества, рождающемуся в критических ситуациях. Может, все вместе. Он не стал глубоко над этим задумываться. Леон нашел нужную палату по запаху — из-за двери крепко несло сигаретами. Ну да. Кто бы сомневался. Он заглянул внутрь. Луис полулежал на кровати и курил, самым наглым образом нарушая предписания врача, правила больницы и испытывая судьбу, которая и так уже проявила к нему непостижимое милосердие. Когда Леон вошел, он поднял голову, широко улыбнулся и приветственно развел руками, словно салютуя зрителям с театральной сцены. Тем не менее, жест вышел усталым и неуверенным — сил Луису еще явно недоставало. — Насмехаешься? — Леон приоткрыл в палате окно, чтобы выветрить табачный дым и уселся на край кровати. — Даже не думал, амиго. — Ехидный голос Луиса с мягким, зажевывающим «р» акцентом, звучал болезненно хрипло. — У меня здесь никаких развлечений, кроме «Кэмела». — То есть всех медсестер ты уже достал? — поинтересовался Леон. — Прошу заметить! — Луис поднял указательный палец, прикинувшись оскорбленным. — Той, что за мной ухаживает, вообще-то шестьдесят. И она довольно приятная. — А про сигареты что говорит? Луис цыкнул, сделал осторожную затяжку и затушил окурок о блюдце на тумбочке. — Туше, Санчо. Ты меня подловил. — В любом случае я рад, что тебе уже хватает сил покурить, — сказал Леон. Он до сих пор не имел понятия, как смог живым выволочь Луиса из шахт и как тот умудрился настолько долго протянуть. Перевязывая ему рану, Леон в который раз благодарил инструктора по медпомощи, не дававшего курсантам спуску на курсах. Дальше дело было за Ханниган, благо связь восстановилась. Именно она нашла Сан Себастьян и организовала переправку Луиса туда. Даже ничего уточнять не стала — Леон взял на себя ответственность за ушлого испанца, а Ингрид привыкла верить Леону. Ничем, кроме дикой, абсолютно поразительной удачи такое стечение обстоятельств Леон объяснить не мог. Возможно, Луиса спасли те же силы, что когда-то помогли ему самому живым выбраться из Раккун-сити. Кто знает. — Как Эшли? — серьезно спросил Луис. Поморщившись, он слегка нагнулся вперед. Под больничной сорочкой стал виден плотный слой бинта. — Дома. В порядке. — А сам как? — Живой. Пара десятков дней в кровати и буду как новенький, — усмехнулся Леон. — Ты всегда вот так? — Как «так»? — Отшучиваешься, лишь бы не расковыривать рану. Леон неопределенно покачал головой: уж в чем в чем, а в проницательности Луису нельзя было отказать. Только вот привычка иронизировать над болью у них была общая. — Ладно, Санчо, колись. Зачем пришел? Предложить сделку, какую-нибудь программу защиты свидетелей? — Он взглянул исподлобья. — Не-а, я прятаться не стану. Todo vuelve. За все в этом мире до́лжно платить. — Сделку не я предлагать буду. Не думаю, что она вообще будет. Последняя фраза Луиса кольнула Леона. Очевидно, его волновало искупление, но Леону казалось, тем что сделал, он с лихвой загладил вину. Как бы там Луис ни жил и чем бы ни занимался в «Амбрелле», он, — принесло это ему облегчение или нет — смог принять по крайней мере одно верное решение. — Тогда зачем? Моя очередь доставать тебя вопросами, поэтому давай без недовольного лица. И кстати, ты не дал мне героически умереть. А я даже пафосную речь тебе выдал. — Какая досада. Хотел убедиться, что ты идешь на поправку, — признался Леон. — И? — И принес тебе кое-что. — Сиги? — Лучше. — Что может быть лучше? — Да что угодно, — буркнул Леон и полез в рюкзак, боковым зрением заметив, как Луис закатывает глаза. Он достал потрепанную книгу, ребром ладони потер обложку, тщетно пытаясь стереть въевшуюся пыль, и протянул Луису. Старенький «Дон Кихот» был найден в первой попавшейся букинистической лавке, в деревенском городке поблизости, название которого Леон не запомнил. — Теперь у тебя на одно развлечение больше. — Santa mierda! — Бережно принимая хлипкий томик, Луис аж кашлянул от радости — и болезненно поморгал. В его глазах отразилась ласковая печаль, какая бывает у человека, воскрешающего в памяти самые ценные воспоминания, а затем и благодарность. — Удивительная ты личность, Санчо, тебе говорили? Gracias. Спасибо. — Он бы тобой гордился. — Поймав недоуменный взгляд, Леон поспешил объяснить: — Я видел фото в деревне. И хронику. Луис не ответил, лишь аккуратно потер обложку «Дон Кихота» большим пальцем. Подобное Леон проделывал с отцовской зажигалкой — своим талисманом, — когда нуждался в придающей сил картине из прошлого. На ум неизменно приходил отец: сидя в гараже за станком, он вырезал фигурку волка из бруска дерева. Наверное, Луис тоже сейчас представлял что-то такое. Деда, который перед сном читал ему истории про рыцарей. Игрушечные мечи. Охоту: в сущности, деревенский способ выжить, но для впечатлительного ребенка — настоящее приключение. Фрагмент жизни, определивший Луиса. — Думаю, мне пора, — прервал молчание Леон. Было видно: Луис начинает уставать. Долгий разговор его вымотал. Нужно было попрощаться и оставить его отдыхать. — Когда в Штаты? — Через три часа рейс. — Береги себя, ¿vale? — И ты. Амиго. — Если будешь в наших краях, я готов к новому приключению. — Да ни за что, — машинально вырвалось у Леона. Лицо Луиса растянулось в довольной ухмылке, будто он хотел услышать именно это. Хлопнув его по плечу, Леон встал с кровати. Коридор вновь встретил запахом хлорки и мутными окнами-глазницами. Но кое-что изменилось: теперь у Леона было чувство завершенности.