Трезвенник

В подпитии мерещится всякое. И инопланетяне, и демоны, и призраки прошлого. Но в этот раз Ивану Натанычу мерещился призрак Любви. Полный такой, улыбающийся, в хорошем настроении. Он не мог устоять. И каждый удар его сердца сопровождался судорожным вздохом, который он еле сдерживал в глубинах груди. Купитман понял — он любит Любу. Закатывающиеся глаза, конечно, уже остановить было нельзя. Через несколько минут он захрапел. Хорошо. Утром, проснувшись рано, на удивление, без головной боли, Купитман решил, что завяжет с пьянками, потому что призрак Любви от него не отходил и, кажется, давал советы. Он улыбнулся ему и стал одеваться, приводить себя в порядок. После чего последовал в регистратуру, где Люба всегда находилась, потому что относилась к работе ответственно. — Любочка, — выдохнул Купитман, — отлично выглядишь. Медсестра повернулась на голос и нахмурилась, чувствуя амбру. — А вы, Натаныч, как обычно. Капельницу? — Нет, Любочка, я хотел с вами поговорить… — О чем? — воззрилась на него со смешком медсестра, читая в его глазах смущение. Мысли ее были как раз о том, что ему после пьянки нужно много чего такого, чтобы глаза открылись на мир. Но Натаныч, кажется, даже оскорбился. Хотя, чего он ожидал? Скрябина же как мужик — говорит всегда прямо, ничего не тая и не привирая. Чтобы подбить клинья к ней, нужно старание, и старание не малое. — Дело в том, что я вас люблю, — произнес Купитман и качнулся. Все же не все он за собой замечает, поэтому вызвал у Скрябиной разве что смех, а не понимание. — У-у-у-у-у… — потянула она, потом вышла из-за столика. — Да, я вижу, сегодня у нас сегодня последствия белой горячки. Пойдем, Натаныч. А то люди увидят, не поймут. Купитман хотел взбрыкнуть — ему нужно было, чтобы его услышали, но Люба уже собственническим движением взяла его за руку и отвела в подсобку. Там усадила за стол и налила воду в стакан, куда бросила таблетку аспирина. — Люба, ты меня не поняла… — защищался Купитман. — Да где же вас, синяков, понять? — опять смеется Люба, доставляя ему еще больше боли. — Сейчас на промывку отправим — будешь, Натаныч, как огурчик. У Купитмана уже не было сил скандалить, да и отрыжка мешала ему говорить. И смотрел он на Любу взглядом томным, который все равно можно было рассудить, как похмельный. Купитман вдруг всхлипнул. — Люба, ты меня не слышишь… — Натаныч, ну ты чего, — уселась она рядом и взяла его за руки, — прекращай сырость разводить. Все хорошо. — Я ради тебя с сегодняшнего дня пить бросил! — Ну, достижение, — усмехнулась Люба, привыкшая ко всяким выкрутасам венеролога. Купитман, воззрившись на Любу грустным взглядом, ухватился за ее руки, а потом быстро, пока та не опомнилась, присосался к ее губам. Скрябина вздрогнула, но не отстранилась. — Люба. Я тебя. Люблю, — уставившись в ошалелые глаза женщины, по слогам произнес Купитман. — И сегодняшнего дня я трезвенник. — Как скажешь, Натаныч, — очарованная его поступком, произнесла Люба севшим голосом, не понимая откуда такое везение. И до конца дня ее волновал этот вопрос — правду сказал или бредил. Но лицо довольного Купитмана нельзя было не заметить разве что не смотревшим на него, поэтому к вечеру встретила Купитмана и позволила проводить себя до дома.