Искусство готовки.

Шото чувствует себя идиотом. Он хмуро оглядывает столешницу, испачканный фартук и руки и глядит на часы. Вот-вот пробьёт полночь, и настанет этот самый день – 15 июля. А Тодороки младший за последний час на этой дурацкой кухне общежития так и не добился хорошего результата. Шото глубоко вздыхает и снова берёт миску с чем-то непонятным, что должно стать тестом, в руки. Идиотские кексы. Почему их так сложно готовить? Шото видит на экране телефона 01:23 ночи и поджимает губы. Разумеется, он уже написал краткое «С днём рождения, Мидория» ровно в двенадцать ночи, и, разумеется, Деку спит мёртвым сном после вечерней тренировки, потому прочитает лишь утром. А сейчас Тодороки борется с порывом позвонить старшей сестре за советом. Нет, Шото она спит и отдыхает после наверняка тяжёлого рабочего дня в школе с первоклашками, даже не думай беспокоить её сон! – Алло?.. Шото? Шото чувствует себя мудаком. – Ты чего звонишь в такую рань? - Фуюми говорит тихо и очень сонно, зевает. – Извини, что разбудил. – Что стряслось-то? Ты в порядке? – У меня проблемы с тем рецептом кексов, который ты вчера отправила. – А что не так? – Тесто не поднимается и... Кажется, я спалил уже вторую партию, - парень тяжело вздыхает и садится на стул у кухонного островка, на котором стоит два противня с дюжиной кексов на каждом. С дюжиной сгоревших неподнявшихся кексов... Сестра тоже вздыхает и потягивается у себя в кровати. – Почему ты занимаешься этим сейчас? И зачем ты вообще этим занимаешься? Попроси утром Мидорию-куна, он же хорошо готовит, разве нет? Ты сам мне рассказывал. – У него день рождения, и я хотел... - он запинается, а Фуюми тянет «Ааа», осознав всё и без окончания фразы. На часах пол третьего ночи. Шото хочет убиться. Фуюми пыталась скоординировать движения младшего брата, несмотря на ужасное желание вырубиться, что в итоге и произошло на финальном этапе, когда противень с наполненными формочками пора задвигать в духовку. Шото вешает трубку, решая, что не будет будить её и больше досаждать. Дальше он должен сам, ведь всё оставшееся кажется не таким сложным. Тодороки пытается установить нужную температуру, что, по его мнению, удаётся, и смотрит на кнопку слева, которая тоже, очевидно, нужна. Но вот как её использовать, и что она делает, Шото понятия не имел. Он поджимает губы и осознаёт, что сам клюёт носом, но выбора нет. Он решает оставить, как есть, включает на телефоне таймер и приступает прибираться вокруг. Куча муки, грязная посуда, сами столешница и островок. Тодороки с досадой выбрасывает неудавшиеся до этого чёрные кексы и пытается отмыть от остатков сгоревшего теста противни. Вымотанным садится на стул и глядит в работающую кухонную печь, потирая переносицу. Ещё пять минут. Отсюда кексы выглядят вполне не плохо(либо взгляд замылен). Неужели наконец получилось? Шото извел столько ингредиентов и нервов, и не только свои, за последние несколько часов, что вот-вот свалится спать прямо здесь, на пол. Рядом слышатся шаги. – Тодороки? Почему ты не спишь? Сейчас же почти три ночи, - Шото подскакивает на стуле и нервно оборачивается на Мидорию в проходе в кухню, который сонно протирает глаза и зевает. – Ты чего тут вообще делаешь?.. – Мидория, почему ты... - Тодороки подбегает к нему, стараясь загородить телом включенную позади себя духовку. Изуку определённо уже увидел и теперь с интересом осматривает Шото, замечая муку и немного теста на фартуке, руках и лице. Деку поджимает губы, стараясь сдержать улыбку. – Почему ты не спишь, то есть, я, эм... – Ты что-то готовишь для меня? - Изуку улыбается как-то слишком довольно, с ярким и озорным счастьем в глазах. Шото чувствует из-за этого взгляда, как пол из под ног уходит. – Н-нет... - Тодороки мнётся и уводит взгляд, но старается держаться уверенно. – Ох, черт, - он дёргается. – Точно, эм. С днём рождения, - Изуку умиленно смеётся, когда перепачканный парень неловко обнимает его, Мидория в ответ. – Ты немного грязный, Тодороки. – Ох, извини, я... – А ещё немного пахнет гарью, или мне кажется?.. Таймер на телефоне срабатывает, Шото нервно подлетает к духовке и, открыв её, еле слышно стонет. Опять сгорели. Что не так с этими кексами? Тодороки с лицом вселенской печали достаёт горе-десерты и ставит на кухонный островок. Он виновато смотрит на Изуку. – Прости, я хотел, чтобы всё вышло нормально, но... Я умею хорошо готовить только собу... Мидория изумлённо рассматривает всю эту картину. И лист с кексами, и духовку, и измазанного Шото – своего парня. Изуку не может сдержать улыбки. – Тодороки-кун, можем поговорить? – Конечно. Что-то случилось? – Знаешь, за два этих года нашей дружбы и в принципе учёбы в Академии... Хах, даже не знаю, как выразиться, но... - Мидория набирает в грудь побольше воздуха, Шото заметно напрягается. – Ты нравишься мне. Я думаю: я влюблен в тебя. Тодороки застывает и таращится на Деку слишком круглыми глазами. В коридоре, кроме них, ни души, и слава всему небесному за это, потому что Шото готов поклясться, что в ту минуту его щеки впервые действительно покраснели. Не известно, заметил ли это Изуку. Очевидно, он сам был слишком взвинчен тогда: всё его лицо покрылось яркой красной краской. Деку сжимал кулаки и нервно улыбался. Тодороки моргал и то открывал рот, прорываясь что-то вымолвить, то закрывал обратно, осознавая, что понятия не имеет, какие слова подобрать. Он будто разучился говорить в тот момент. Изуку слегка смеётся. – На самом деле, за всё это время, я успел догадаться и думаю, что... Может, это прозвучит довольно самолюбиво, но мне кажется, что я тоже тебе нравлюсь, верно?.. Щеки Шото горят сильнее, и ему от этого ужасно стыдно. Но не так же сильно, как от собственной беспомощности. За долгие годы Тодороки не сильно преуспел в общении с людьми и проявлении чувств, эмоций. Потому сказать что-то сейчас казалось невозможным, но Тодороки понимал: он должен сделать хоть что-то. Сейчас или никогда. Либо он скажет, что всё взаимно, либо потеряет Мидорию, в которого влюблён со времён спортивного фестиваля первого года старшей школы. – Тодороки, ты будешь со мной встречаться? Шото сглатывает и кивает, после чего оказывается стиснутым в крепких руках и объятиях Изуку Мидории. С того сказочного момента прошло два месяца. Мидория подходит к Тодороки и нежно обнимает, вызывая лёгкий шок. – В таком случае, я буду рад, если ты приготовишь мне собу. Но это будет днём, хорошо? А сейчас мы пойдём спать, - Изуку отстраняется и поднимает на Шото искренние и влюблённые глаза, горящие неимоверной радостью от осознания, как старался ради него его бойфренд. Чтобы Тодороки хоть как-то начал проявлять свои чувства, стоило попотеть. Шото не мог позволить себе лишний раз дотронуться до Изуку и делал это реже обычного после начала их отношений. Мидория относился ко всему с пониманием, хоть и не без лёгкого чувства печали. Но в итоге они сейчас обнимаются и изредка держатся за руки, это уже огромная победа, разве не так? Только вот сказать что-то о любви или поцеловать в щеку(потому что до губ они, разумеется, не дошли)... Шото думает, что испортит всё из этого, если возьмётся, учитывая, что он даже идиотские кексы не в состоянии приготовить съедобными. Следующим днём после поздравлений и вручения подарков Изуку решил провести время ужина со своим парнем, оповестив друзей и семью. Одноклассники возражать не стали. Они быстро поели тем вечером и смылись, словно их и не было. Оставшись в столовой наедине, Шото принялся за готовку. Изуку за столом отвечал на тысячное поздравление, болтая внизу ногами. Тодороки уловил эти беззаботные движения краем глаза, и уголки губ невольно приподнимались. Спустя время он поставил две тарелки с холодной сóбой, что выглядела действительно аппетитно и даже лучше той, что подают в столовой. Изуку счастливо поблагодарил Шото, и парни принялись за трапезу. Тодороки застыл, глядя на лицо своего бойфренда, который жадно поглощал лапшу. И успокоился только тогда, когда услышал заветное и уверенное: «Очень вкусно! Спасибо!» – Даа, Тодороки, всё же твоя лапша ни с чьей не сравнится, - солнечно улыбался Мидория, доедая. – И ещё раз спасибо за подарок! Лимитированная футболка со Всемогущим – это нечто! – Ты говоришь это уже пятнадцатый раз за день, - хмыкает спокойно Шото, но определённо довольный тем, на сколько угодил. Деку неловко посмеивается. – Что поделать... Подарок же действительно потрясающий. Ох, и спасибо за еду. – Да не за что, - Тодороки складывает палочки и поджимает губы, глядя на парня напротив. – Слушай, Мидория... – М? - Изуку продолжает есть и поднимает свои большие выразительные глаза, что смотрят прямо в душу, но так нежно, что Шото каждый раз тает. Тодороки набирает побольше воздуха и сжимает кулаки, Мидория это замечает и напрягается. – Ты чего..? – Я люблю тебя. Тодороки решительно смотрит вперёд прямо в глаза и видит изумление на лице напротив, которое тут же сменяется счастьем и широкой улыбкой. Кажется, словно на ресницах Изуку на мгновенье блестят крохотные слёзки. – Я тебя тоже люблю, Шото. Тодороки моргает и уводит взгляд, понимая, что снова краснеет. Изуку неловко посмеивается. Шото встаёт, берёт пустые тарелки и уносит к раковине. Ужасное смущение, бабочки и счастье заполонили всё тело, и Тодороки знает, что ему это не не нравится. Он поджимает губы, стараясь сдержать улыбку, ещё не привыкнув, что может улыбаться чаще, чем позволяет себе до сих пор. Он слышит, как Изуку подходит к нему и останавливается. Ждёт чего-то. Шото ставит тарелки на полотенце после помывки вручную и поворачивается к Мидории. – Что тако..? Тодороки встрепенулся и ощутил табун мурашек по шее, плечам и спине, когда его резко схватили за шиворот чёрной рубашки и потянули к себе. Мидория всё ещё был ниже сантиметров на десять. Шото кажется, что сойдёт с ума с каждой секундой. Либо упадёт в обморок. Но он всё же стоит на ногах, когда Деку разрывает поцелуй. Обычный, нежный, невинный, только его губы и губы Шото. Но как же, чëрт возьми, это прекрасно. Мидория выглядит таким же взбудораженным и счастливым, пока щеки и уши горят красным. Тодороки всё равно, что его лицо точно такое же. Сейчас ему просто всё равно. И он этому рад. Он позволит себе больше обычного. – Изуку. – Да?.. – Можно... Ещё раз? Только я сам. Мидория поджимает губы, а улыбка тянется до ушей. Шото сам сильно улыбается, пока ясные и яркие глаза не сходят со столь родного и любимого лица напротив. Изуку кивает и чувствует мягкие ладони Шото на щеках, а после вновь эти нежные губы на своих. И плевать, что на входе тогда появился Бакуго Кацуки, заоравший, что так, вообще-то, нельзя; здесь люди ходят и едят; а они, эти горелюбовники, лобызаются. Спасибо Киришиме, что подоспел и закрыл другу рот, уводя подальше. Шото не хотел сейчас ничего, кроме как раскрыться цветочным бутоном и взорваться самым красочным феерверком от чувств внутри себя. Он думал, что вот-вот сделает это. И всё для и из-за Мидории. Мидории Изуку.