Тыкволюб

      - Странный он какой-то, в последнее время, – процедил сквозь зубы черноволосый качок, глядя на парочку издалека.              Милая, с виду, парочка. Низкорослый умопомрачительный ковбой с не расчесанными патлами, с такой же миленькой красного цвета банданой на шее, и такой же очаровательной темной шляпой с алой ленточкой.       А рядом с ним… Высокий, длинный и кривой, будто бы растянувшаяся деревянная коряга, монстр с головой тыквы, в какой-то зелёной форме, и вечно с такой раздражающей манерой корчить либо хитрые, либо страдальчески-уставшие выражения лица. Точнее, Орамбо не знал, как лучше объяснить анатомию его физиономии. Это была тыква с прорезанными ртом и глазами, глядь в глубь которых – кромешная тьма.       Закермен никогда не открывал свои очи достаточно широко, чтобы кто-либо мог увидеть, есть ли у него вообще зрачки. Орамбо было интересно, но, так как он невзлюбил этого тыквенного перца с самого начала, как только его увидел, он не хотел даже близко подходить к нему, и пытаться выяснить, что у него внутри. Всё равно, он считал, что внутри у него та же тьма, от которой, будто от пепельницы, несёт вонью сигарет и саморазрушением.       Пока что, ему ничего не хотелось от него, кроме того, чтобы тот наконец отстал от Шурика. И, возможно, было желание заехать кулаком «по тыкве». Но насилие – это не его методы.              Взгляд Орамбо был плотно прикован к лицу ковбоя. Он анализировал. И увиденное его не очень-то и удовлетворяло.              Шурик радостно вёл беседу с тыквенной корягой, игнорируя, что вокруг них парит табачный дым, что очевидно отравляет его организм, потому что ходячий овощ просто пыхтит этим смрадом. Паренёк в шляпе хохотал, переступал с ноги на ногу, ему не стоялось на месте, настолько ему нравилась компания этого… с позволения сказать, человечка. С его обаятельной мордочки не сходила улыбка, на щеках сиял румянец, а его хорошенькое личико словно излучало солнечный свет. Может, поэтому Закермен постоянно щурится?              Ковбой очевидно был влюблён по уши.              И сколько бы Орамбо не зажимал его в углах, сколько бы не показывал серьезность, сколько бы не нависал над ним большой тенью, сколько бы не говорил: «берегись», «не болтай с ним», «не дыши его отравой», «не ложись к нему в постель». Всё будто без толку.              Рыжий парниша лишь смотрел на него исподлобья. Своим глупым, наивным и доверчивым взглядом. Он внимательно слушал его, но каждый раз легонько прикрывал веки, отводя созерцание в сторону и слегка приподнимая уголки губ, из-за чего можно было подумать, будто бы он неуверенно улыбается. Но это самая фальшивая улыбка, которую Орамбо когда-либо видел. Шурик всегда уходит от темы и не смотрит в глаза. Но и так было видно, что взгляд у него такой туманный, будто от любви у него ни единой разумной мысли в черепной коробочке. Всё у него клубнично, а жизнь стала на вкус ванильно-сливочной.              Орамбо чувствовал, как в животе невольно гадко скручивает, будто органы сужаются и переворачиваются, когда видит, что Шурик кладет голову на тощую грудь тыквенного зверя, и блаженно закрывает глаза, обнимая. В голову больно и мерзко стреляло, когда тот краем глаза видел их руку в руке, проходя мимо. Не дай Бог, совсем откинется, когда так же случайно будет лицезреть их поцелуй!              Сначала ему казалось, что они будто бы лучшие друзья. Бро. Душа в душу. А потом он невольно замечал, что они всегда ходили вместе рука-об-руку. Шурик искренне смеялся, смотря в эти пустые и тёмные прорези вместо глаз. Эту парочку часто можно было застать в объятиях. Хотя, это скорее ковбой прижимал к себе, со всей силы, это тонкое создание. Или, это просто именно Орамбо так везло всё это видеть?       Шурик был влюбчив. До того, как он положил глаз на беднягу Закермана, он любил оставаться наедине с другими ребятами. И даже сам Алексей не стал исключением. Он до сих пор помнил то, как Шурик внезапно становился очень тактильным, как только они оставались одни. Как черноволосый рэмбо по молодости даже испытывал какие-то чувства в ответ. Он помнил, как они лежали друг на друге в тёмной коморке. Он помнил блаженную радость на расслабленном лице ковбоя. Шляпа лежит в стороне. Их кофты тоже валяются где-то там же. Только бандану на шее Шурик никогда не снимал.              Черноволосый относился к ковбою, как отец к сыну. Или, лучше сказать, как отец к дочурке. Он не хотел, чтобы его… опорочили. И уж тем более, он не хотел, чтобы это сделал Закермен. Опорочил, конечно же, не в сексуальном плане… Но какое-то время Орамбо задавал себе этот вопрос: «в каком смысле?». Если бы он вам сказал, что не играл в «почемучку» с самим собой перед зеркалом, он бы обманул вас. Он не хотел, чтобы Шурик стал таким же понурым и курящим алкоголиком, как этот orange grönsak.              Тыквенный монстр, оборотень с мрачной пустотой внутри, и неизвестно к какому виду существ он подлежит. Как он выглядит под одеждой? Может быть, он является древним духом, или демоном, пожаловавшим в реальный, человеческий мир из чьей-то катаплексии пробуждения? Из мира тёмной магии и колдовства, излучая дух страданий, боли, и уныния, даже не приняв полностью гуманоидный облик, бесцеремонно ворвался в мир людей. Людей, качков и ковбоев… Милых, хорошеньких, очаровательных, невинных ковбоев…              Странно было думать о том, что также внимание ражего мальчика с обычных людей может переключить на себя эта нечисть. Стало слишком скучно? Выбрал себе любовную жертву поинтересней? У Шурика, после появления этого вурдалака в его жизни, откуда-то взялся непонятный интерес к тыквенным пирогам.              Тыкволюб.              О чём они вообще говорили? Орамбо прислушался. Он старался игнорировать стыд за подслушивание.              - А ты… ту картинку нарисовал, чтобы отомстить кому-то? – радостно прочирикал Шурик, словно пушистый воробушек, хватая того за руку в черной перчатке.              - Нет. Я её нарисовал только ради тебя. – Закермен хитро сощурился и, произнося это, выдохнул сигаретный дым Шурику прямо в лицо.              Орамбо нахмурился.              А Шурику-то хорошо.       Он зажмурил глаза, чтобы не жгло. Видимо, у него уже были моменты, когда он настолько не мог оторваться от хеллоуинского создания, что его глаза впитали дым. И больше ему этот опыт повторять не хотелось.       Когда дым испарился, он распахнул очи и слушал, и говорил дальше.              Орамбо не мог выносить даже голоса Закермана. Поэтому в его слова он даже не вслушивался. Вместо этого, он наблюдал за их лицами и думал о чём-то своём.              Закермен выглядел как обычно. Хитро, занудно и противно изящно. Но на его вырезанном лице весьма хорошо заметна нотка какой-то неведомой Лёхе обеспокоенности. Возможно, грусти. Со стороны казалось, что, будь бы он обычным человеком, или даже девочкой из тех странных азиатских мультиков, его глаза явно были бы пустыми от клинической депрессии. Как у мёртвой рыбы. И без бликов. Но, почему-то, он стоял рядом с Шуриком, общался с ним, заигрывал. Маленько казалось, что он проявляет знаки особого внимания для галочки. В чём же причина? Орамбо сразу отогнал думу, что Шурик его запугивает в отношения. Скорее всего, Тыква настолько погрязла в своём внутреннем Weltschmerz, что старается удержать единственное тёплое и приятное, греющее солнце рядом с собой, хоть и не имея сил на правильную любовь.       Алексей нахмурился больше и немного напряг плечи. «Да как ты смеешь пользоваться добротой Шурика ради своего здоровья, эгоист…» - витало и раздражённо повторялось у него в голове.              Но тут заметил, что они, вроде как, стали прощаться. Сначала он проводил пристальным взором, такого ненавистного ему, тыквоборотня, а затем посмотрел, за какой угол свернул ковбой и направился за ним.              Всё внутри него дрожало и кипело, да так, что ему казалось, что сейчас из ушей пар побежит и словно старый чайник на плите, будет издавать пищащий звук. Он вспоминал в такие моменты все случаи, как этот оранжевый *** невзначай дул своей отравой на Шурика, как он манипулировал и пользовался его красотой душевной настолько очевидно, что у Орамбо сводило скулы от скрежета зубами, и вишенкой на этом тыквенном пироге выступал факт, что Шурик попросту не замечает его оскорбительного поведения. Это непростительно! Это гадко! Это подло!              Ничего, проведёт ещё одну воспитательную беседу с ковбойчиком. Так как к болоту Закермена он и подходить близко не хотел, ибо знал, что не выдержит и выбьет из него всю дурь.              Каждый день всё то же самое.              Он незаметно подошёл со спины, так, чтобы беззаботный Шурик ничего не понял. Быстро схватив руку и сильно сжав, он буквально пришпандорил того к бетонной стене, да с таким грохотом, что казалось, будто на этой стене осталась вмятина от спины парня. Знатно стукнувшись, Шурик опустил голову и его длинноватые волосы закрыли лицо. Он молчал на этот раз.              - Сколько можно говорить тебе одно и то же? Кончай крутить лямки с этим лбом, – грозно, медленно, чётко и членораздельно произнёс черноволосый, нависая над беднягой. – Я тебя со всей своей нешуточностью пытаюсь уберечь, а ты как маленький! Ты же видишь, что он за человек, да он тебя за пачку Макинтоша в рабство отдаст, а ты и рад будешь это проглатывать, как и все его надругательства! Ты скажи мне, пожалуйста, чем он тебя так привлекает? Своей больной натурой? Жалость у тебя вызывает, и ты поверил, что это любовь какая-то? Ты не видишь, что он хочет тебя использовать и пока что просто пришвартовался к тихой гавани?!              Ба-бах, тибидох-тибидох. Ядерный взрыв. Он сжал руку в белом рукаве сильнее.              - «Да у нас любовь, ля-ля-ля, тополя»! Ты даже в глаза мне не удосуживаешься посмотреть, когда это всё говоришь. Скажи честно, ты же уверен, что это всё не улетит, как беленький свадебный голубок? Не уйдёт, как медовый месяц? – он был настолько в ярости, что не замечал сам, как страшно повышал голос. – Ты разве не видишь всю эту ересь, которая от него… исходит и испаряется в воздухе? Ты правда не осознаешь, что сам начинаешь пить столько алкоголя вместе с ним, что у тебя уже в глазах мутная каша, а в голове вместо мозга суп скис?… Ты правда не замечаешь, что он на дне сам находится и тебя в него тянет за собой?!              Всё это время Шурик не смотрел на разъярённого Орамбо. Совсем-совсем. Он отвернул от него голову после удара об бетон. Он не издавал никаких звуков, и не пытался вырваться из крепкой хватки, как бы он начал делать в обычное время. Но стоял на обоих ногах и ничего не говорил. Черноволосый качок хоть и орал на него и злился, но какая-то доля лёгкой тревоги одна за другой постепенно поглощала участки его сердца.       «Может я случайно ударил слишком сильно? Может, ему очень больно. Он не соображает?»       Может быть, Орамбо довёл затылок Шурика до кровотечения, а он об этом и не догадывается. Стоит, отчитывает, кричит на него, как хозяин на собаку…       И всё-таки Шурик был ему дорог. Он бы не стоял сейчас здесь, не держал его за руку и не воспитывал бы, если б не находил себе места от мыслей, что с ним станется через лет пять. Он решил не рубить с плеча и извиниться.              - Шурик… - он аккуратно произнёс. – Ты в порядке?              Он взял того за подбородок и осторожно притянул лицом к себе.              И увиденное ужалило его тело неожиданным, лёгким, но до жути противным… испугом.              Шурик пристально уставился ему прямо в глаза, взглядом, не виденным ранее.              Это было трудно описать. Как будто в его алых радужках глубокий, прозрачный омут. Океан, который будто тянет вниз, в пустоту, бездну, в которой легко утонуть. И океан этот, с каждой секундой, будто медленно окрашивался в цвет дамоклова меча. Угрозы, некой опасности. Будто в жидкость капнули краской, и она постепенно, словно перевёрнутое облако, разрастается по ней. Цвет крови, что будто бы говорил о красной пелене на глазах.              В этот момент Орамбо будто оглушило. На теле выступил ледяной пот, что заставлял застыть с невозможностью двигаться.              Он отрицал того, что испугался, в своих мыслях, но сердце предательски сжалось, а ноги с каждым последующим моментом становились ватными.              Его будто окутывал холод. Холод, который ломал кости.              Он ощущал, как крепко скованны мышцы.              В ушах зазвенел бешеный пульс, хотя он просто стоял на месте, и просто смотрел в глаза Шурику. От дикого, сильного писка у него закружилась голова, от чего бетонная стена, улица и рука Шурика, которую он сжал, начали ходить ходуном.       Кружилось всё, кроме душераздирающего взгляда ковбоя, смотрящего в душу насквозь.              Пару секунд назад он кричал на него, но сейчас не мог даже вздохнуть.              Он ощущал то, что даже если очень захочет, он не сможет убежать достаточно далеко.              Пронзительный, оглушающий шум в ушах заставлял череп треснуть.                     

      Воцарилась тишина.

             - Саня…              - М-м? – рыжий не улыбнулся искренне. Он слегка приподнял уголки губ. Не по-настоящему. Не по-человечески. Он пытливо наблюдал за Орамбо.              - Всё окей? – Орамбо сглотнул. – Тебе не больно?              Шурик не задумался. Он просто продолжал смотреть на него. Молча. Его взор… остёр, как у сокола.              - Прости меня… - еле выговорил черноволосый заплетающимся языком.                     - Всё хорошо, Лёх. – Шурик говорил тихо, будто шёпотом, но в голосе чувствовалась лёгкая дрожь, будто он вот-вот захихикает. Но не по-хорошему. – Ты так много тревожишься. Не волнуйся… Скоро мы с Димой пойдём в лес.                     - В лес? – Орамбо изменился в лице.                     - В лес. - ковбой улыбнулся шире, больше раскрыв глаза. Его зрачки сузились. – Ко мне домой…                     Орамбо начал думать, что это всё сон. Сюрреалистичный, жуткий, нелогичный, кошмарный сон…       Перед ним стоит не тот Шурик, которого он знал. Он сомневался, Шурик-ли это вообще.       Разве может милый низкорослый парень, с шляпой и банданой на шее, с растрепанной прической, добродушный, невинный, стоять так перед ним и внушать искренний, животный страх одним своим взглядом?       Орамбо хотелось поскорее проснуться. Незаметно ущипнуть себя и проснуться в своей кровати. Посмотреть в потолок, отдышаться и вздохнуть, с пониманием, что это лишь дурацкий сон.              - Что ты будешь делать с ним в лесу…? – невольно вырвалось из его уст. Он будто бы догадывался.              Шурик вернул свою лёгкую улыбку.       - Мы будем играть в прятки.              - Прятки? – Орамбо боялся, что стоящему перед ним ковбою слышно его бешеное сердцебиение, что буквально стучало ему в голову, заставляя нервно почувствовать кровяной вкус во рту. – Он будет прятаться, а ты будешь его искать?              - Именно так.              Внезапно ухмылка исчезла. Лицо стало холодным, волчьим. Этот взор будто протыкал черноволосого мужчину, проходя через всё тело, больно рассоединяя нервные нити. Силач зажмурил веки, и ослабив хватку, отпустил его руку.              Шурик положил свою ледяную ладонь на лоб Орамбо. Тот резко раскрыл глаза, сильно вздрогнув, хоть и всей душой не хотел показывать ему свой страх.              - Тебе стоит поспать… - тихо и зачарованно молвил Шура, поглаживая того по голове. – Ты, знаешь-ли, очень мило спишь.              Испуганные вороны сзади захлопали крыльями, улетая прочь. Воздух, казалось, был отравлен. Будто он находился на самом дне кровавого океана.       Вздохнув раз, Алексей забыл, как дышать.              Но вдруг он заметил, что Шурик уже не сверлит его нервные окончания своим убийственным взглядом. Его глаза были такого же оттенка красно-бурого, как и в обычной повседневной жизни. Его лицо заметно смягчилось. Глаза немного прикрыты. Взгляд, полный любви и доброжелательности. Искренней. От сущности, вселившейся в тело Шурика и внушающей страх, не было и следа.              Перед ним снова стоит его Шурик.              «Мне…показалось?» - подумал про себя Орамбо. – «Нет… Такое не может показаться!»              Орамбо не мог физически пошевельнуться, после пронзительного ужаса, что он испытал секундами ранее. И сколько длился этот ужас? Сколько Шурик его гипнотизировал? От страха, понятие времени стало искажаться.              Шурик хихикнул, попрощался и затопал далее своей дорогой, напевая себе какую-то мелодию. Вот он исчез с горизонта, а Орамбо всё ещё смотрел вдаль дороги, в ту же точку, где и исчез рыжий парень. Не зная, сколько простоял, но уж наступил закат и стало холодать, он сглотнул и на ватных ногах пошёл домой. Как же хотелось пить…              Сегодняшней ночью он не спал.                     

***

      

      Алексей сидел на деревянной лавочке около реки. Полностью один. Был час седьмой.       Утренняя прохлада ласкала его кожу, а приятный летний ветерок легонько развевал угольного цвета волосы.              Он не видел Закермена после того злополучного дня. Он не хотел думать, куда он делся, но не мог. Сквозь землю провалился. Как будто его и не было.              Погода была славная, но она не могла успокоить его душевный шторм. Шторм, когда волны симпатии к ковбою и душевный трепет, что был когда-то ранее, разбиваются о скалы страха за свою жизнь.              В глазах Орамбо застыла эмоция.              

Кого-же надо было… всё это время… спасать от дьявольской нечисти?

             

«А что было бы… если б Шурик влюбился в меня, вместо него?..»