Научи меня видеть

- Ты не можешь просто взять и женится на печенье, это против законов природы, они низшие создания! Питахайя, ты меня слышишь? - рокотом грома средь ясного неба раздавался грозный голос злющего дракона, что впал в ранее не виданную никем ярость. Слова эхом разлетались по огромным полупустым залам его небесного храма, колокольчики со звоном плакали от дрожи и играли печальную мелодию, что вечность завещал играть им господин. Одиночество и пустота были частыми гостями древнего дракона, что сейчас горел от гнева как никогда ранее, горячие клубы пара струились из его оскалившегося рта, глаза налились золотым сиянием и ярко сияли в полумраке, подобно летнему солнцу в самую знойную летнюю погоду, они испепеляли красного дракона, что кажется даже и дернутся не смел под их взором, гордо и без доли былой радости на лице. Он знал реакцию старшего, прекрасно знал как он начнет изводиться и читать часовые лекции, нотации о их различиях, о том, что печенья — всего лишь куски теста, которым дали жизнь ведьмы, не менее жалкие, по мнению самого Лонгана, создания, так же не имеющие ни должной силы, ни ума, ни смысла в и существовании. Казалось, что старший проповедник религии и любой не верующий в этой религии страшный грешник, богохульник, как же его земля носит?! Но земля вполне спокойна носит на себе Красного дракона, а он вполне себе живёт, радуется жизни, сражениям и приспосабливается к новому, к жизни в замке, например, к короне на своей голове, более того, привыкает к жизни обычного печенья. И только Лонган против, только он не смирился с чужой судьбой своего собрата, только ему не всё равно на то, что он творит. - Ты дейс-ствительно думаешь, что твои слова дейс-ствительно изменят хоть что-то? Ты действительно думаешь что с-сможешь остановить меня, мои чувства и зас-ставить встать меня на путь «ис-стинный»? Приятель, мне тебя очень жаль! - Это убивало его. Его неестественное спокойствие выводило из себя сильнее, чем его эмоционально не сдержанные крики. - Лонган, я люблю её. Ты это понимаешь? Нет, Лонган не в силах этого понять. Только не печенье. Он готов списать на что угодно. Это его дурацкая шутка, он неизлечимо болен, он бредит, или это просто сон. Да какой там сон — самый что ни наесть настоящий кошмар! Позор драконьего рода, его бремя и утрата. Однако в дверях раздался грохот. Старшие обернулись. То, чего и боялся Лонган. Другие их услышали. Ананас выронил из рук посох, пока на его лице читался шок, вперемешку с замешательством и непонятным то ли осуждением, то ли отвращением, то ли в каком-то смысле сожалении. Лотос чуть было не выронил из своей хватки мандолину и прижал её в объятиях к своей груди, от чего та тихо, но противно брякнула, пока у её владельца чуть было глаза на лоб не полезли, а рот раскрылся от не сдерживаемого изумления. Вечно парящая над землёй младшая сестрёнка Лонгана — Личи, медленно осела на землю, чуть было не упав, прижала свою косу к себе, так же хлопая широко раскрытыми глазами на происходящее. Трое чешуйчатых стояли как статуи, пялились то на Питайю, то на Лонгана, пытаясь разобраться и хотя бы немного понять суть происходящего. Он они не понимали. И вряд-ли поняли, да и не поймут. Ни у кого из них не находилось и слова, что бы хоть как-то прервать это противную тишину и даже мелодия тысячи ветряных колокольчиков по всему поместью драконьего лорда не сглаживали углы напряженного момента. А Питайя смотрел на них, как ни в чем не бывало и лишь изредка подергивал кончиком хвоста, если таковым его можно назвать. Он лишь спокойно сверлил троих вошедших взглядом, пока те, как будто отмерзали после заморозки, медленно приходили в себя. Наконец драконы решились подойти к тем ближе, стоило Питайе открыть рот в объяснении, его перебивает на удивление более менее спокойный голос Ананаса, что кажется первым оклемался после такой сногсшибательной новости. - Я конечно знал, что у вас довольно крепкие отношения, но что б настолько, - Золотой дракон выдавил усмешку, вперемешку небольшой нервозностью. Лотос же, всё так же не отошедший от шока, перевел взгляд на Ананаса, теперь уже уставился на него и хлопал густыми ресницами, медленно переваривая происходящее в голове. Потом он посмотрел вновь на Пайтайю, на Золотого и вновь на Красного дракона. Подавляя своё возмущение, отторжение и всё что только можно, он лишь тихо пролепетал «поздравляю, наверное» и всё-таки ушёл обратно за двери. Личи последовала его примеру, даже не в силах хоть слово сказать. Лишь облизывая высохшие губы и забыв как летать, она не спеша ушла прочь. Ананас глубоко вздохнул и обессилено покачал головой, уже полностью приходя в себя и подбирая подходящие слова к ситуации, кажется и вовсе забыв как говорить. - Ты уверен в том, что ты делаешь? Не пожалеешь потом? - на выдохе протараторил Золотистый, поднимая глаза к Питайе. Он лишь коротко кивнул ему в ответ, явно не желая распинаться в объяснении своей позиции. Он и сам всё понимает. - Тогда удачи вам, что ещё могу сказать. Поздравляю. Наконец ушёл и Ананас. Стоило же Питайе вновь повернуться к Айвори, как от того и след простыл. Как будто бы испарился. Ну и ведьма с ним, его дело было предупредить и отдать приглашение. Ах, да, приглашение на свадьбу, он совсем забыл его раздать. Вот ведь дуршлаг старый! Опомнившись, он вихрем помчался из тронного зала Лонгана и направился к ушедшим троим драконам. Как бы Питайе не хотелось, но Холлиберри пригласила и их, как же он своей любимой смеет отказать, когда она так тепло обняла его, так тепло заглянула в его душу, мурлыкая ему на ухо, что бы он позвал и своих «друзей». Ну не мог он возразить. Точнее мог, разумеется, но уж сильно не хотелось ему видеть на её очаровательном, счастливом личике разочарование и печаль. Да уж, актриса она хорошая, ничего не сказать. Лонган шел по длинным коридорам своей одинокой и холодной обители, лишь тихое шуршание одежд и стук обуви по полу нарушали эту звенящую тишину. Он не мог успокоиться, он всё думал о словах Красного дракона. Как вообще можно любить печенье?! Ненормальный, больной ублюдок, полюбивший поджаренное в печи тесто с ягодами какой-то там падубы! От этих мыслей его передёргивало, словно от хорошего разряда тока, а к горлу подступал противный комок вперемешку с ощущением тошноты. Он злился и на себя и на Питахайю, и на эту проклятую печеньку, да на всё что можно было бы злится. Ярость не стихала до самой ночи. Она спала уже когда силы покидали его тело, разум путался и мысли сползались в один змеиный гремучий комок. Но стоило ему соблазниться усталостью и наконец соизволить лечь в постель, как мысли загремели, подобно сильному дождю по сухой земле, а сан всё не являлся, сколько бы он не лежал с закрытыми глазами. Его состояние казалось пыткой. Он устал, но даже отдохнуть толком не мог. Будь он не так строг и требователен к самому себе, дал бы волю слезам или даже душераздирающему воплю, что так и рвался из глотки наружу. Но вместо этого он кусал свои руки, царапал себя, истязал себя как мог, лишь бы желание вопить стихло. Мучения не стихали. Мучения продлились до самого утра. Злой на весь этот бренный мир, так ещё и не поспавший, он срывался на крик по любому поводу. Любой звук его выводил из себя, любая мелкая оплошность была фатальной. Всё что попадалось под руку ломалось на куски. Даже его маленькие глазастые подопечные не рисковали подлетать близко, боясь остаться без своей скорлупы. Они лишь беспомощно кружили недалеко. Они чувствовали от своего хозяина ярость, но её причину они понять не могли. Разумеется маленькие подопечные переживали. Они донимали единственную, кто хоть как-то мог повлиять на Лонгана, но Личи отказывалась помогать. Этим утром он накричать на неё и задел настолько глубоко, насколько это было возможно. - Ещё оно проклятая шутка выскользнет у тебя изо рта и я клянусь своей жемчужиной, я разорву тебя в клочья! Сколько можно повторять?! - Несколько секунда он смотрит на неё. Страх вперемешку со слезами, что огромными каплями стекали по щекам и падали по холодные полы. Она дрожит. Он склонился над ней, обнажая острые клыки, он смотрел ей прямо в душу. Он собирался ударить её. Не помня себя от страха и не видя перед собой совсем ничего, она летит от него куда подальше. Через густой слой дождя, через сильный ветер и черные тучи она летит к небольшому островку. Там её не ударят, там на неё не накричат. Оказавшись в деревне Ранбутан, не останавливаясь ни на секунду, она летит вперед. Очухивается она ишь тогда, когда врезается носом прямо в дверь и катится по лестнице на землю. Она резко поднимается и расходится в истерическом плаче, пока дверь не открылась и оттуда не вышла испуганная жительница этого самого домика. Ранбутан видимо только что собиралась выходить, как она перепугалась грохота. Но услышав до боли знакомый плачь, сердце сжалось в груди. Она хотело были вздохнуть и холодно спросить, что ей вдруг понадобилось, однако она даже рот раскрыть не успела, как маленькое тельце прижалось к ней, дрожа и плача. Вся мокрая от дождя, дрожащая и чем-то до ужаса перепуганная Личи сменила гнев главы деревни на сострадание. Из носа струилась кровь и ей вставили вату, её укутали, дали чай и наконец выслушали. Разумеется добрая Ранбутан пожалела дракона. Немного сомневалась, конечно, что та опять лукавит, но нет. И конечно, дел у неё было не мало. Зашла она проведать малышку где-то ближе к обеду и застала она её с Глазом за разговором. Она опять плакала и говорила, то не желает видеть Лонгана, а после и вовсе выкинула подопечного старшего брата в окно, что бы не видеть его. Личи ночевала вместе с Ранбутан. Не смотря на ветер и открытое окно, было дико жарко. Особенно когда на тебе лежит маленький дракончик, который в отличие от тебя, замёрз и стащил одеяло себе, греясь о твоё вспотевшее, теплое тело. Личи не желала возвращаться, но когда за тобой пришли лично, ничего другого не оставалось. Как бы не пыталась Рам уговорить Лонгана пожить с ней, тот отказывался. Не хватало ему, что бы и сестра нашла себе любимую печеньку. Вот горе то будет. Но Личи привыкла к ним. Они были готовы её принять. Они её любили, принимали. Она начала любить их. Она поняла и Питайю, то так сильно полюбил одну печеньку, и Ананаса с его островом печенек. Да и Лотоса тоже можно понять, они его чтут, уважают, буквально жить без него не могут. А Лонган не понимал. Он не видел и не хочет видеть. Тысячи его глаз смотрят, но как будто бы не понимаю, что они видят. Какое-то бельмо, на до бы избавиться и делов.

------ Драконы стоят вкруг, склонившись над маленькой кроваткой. Две пары чудных крохотных глазок смотрят на них. Одна из них улыбается и смеётся, а другой обнимает свой хвост и с опаской смотрит на других драконов. Они совсем маленький, такие беззащитные и милые. Девочка была довольно активной, ерзала, тянула ручки и пыталась кусаться, если кто-то додумается сунуть к ней руку. А вот мальчик сразу же начинал громко пищать и скулить, когда его пытаются потрогать. Но стоит услышать успокаивающий шёпот папы, его родные прикосновения, как кроха затихает, но всё ещё застенчива прикрывается чуть пушистым на конце хвостом и щурится. Вскоре Питайя взял обоих на руки, от чего Лотос испуганно вздохнул. - Не урони, только не урони! - лепетал Лотос, смотря на то, как Пита легко держит малышей. Красный дракон лишь хохотнул, пока Лотос, смущённый собственным страхом прикрыл рот руками, а на щечках появился мягкий румянец. - Прости, просто ты так держишь их, я аж переживаю. Ананас стоял рядом и прижимался в нервному Голубому дракону, держа на руках уже свою дочь. Та хлопала глазами, наблюдая за крохами и слушала, как отец шептал ей, мол «смотри, твои маленькие друзья». От мысли о новых друзьях девочка урчала громче, от чего две пары глаз метнулись уже на неё. Девочка смутилась и притихла, уткнувшись Ананасу в плечо, а тот лишь посмеялся. Личи с интересом наблюдала за малышами, пытаясь подобраться к ним поближе, позже опешив от предложения Холли взять одного из них на руки. Питайя напрягся, как и сама Личи. Получив кроху, она была готова расплакаться от того, насколько милые глазки изучали её и, оказывается, детки мурчали всё это время. - Питайя, они правда такое чудо. Само их существование и их будущая жизнь… Им ведь может быть очень тяжело в будущем, - Ананас наконец посмотрел на отца, затем на мать, но Холли лишь улыбнулась и погладила сына по голове. - Поверьте, мы все переживали какие либо трудности. Однако тот ужас, что когда-то пережили мы они никогда не увидят. Мы сделаем всё возможное для этого, - мягкие губы матери касаются щеки малыша и тот смеётся, потирая ручкой щеку, вызывая у всех умиление. - Так как же вы их назвали? - отозвалась Розовый дракон, отдавая Холлиберри дочь в руки. - Доченьку мы назвали Мэджик Фрут, - та мягко коснулась губами лобика дочери и девочка сразу надулась, извиваясь хвостом. - А сына Тамарилло, - прошипел тот, пока кроха дергал его за волосы, от чего на помощь пришла Холли, вынимая из рук чада волосы мужа. Лонгана среди драконов не было. Он отказался приходить. Не хотел видеть этих мерзких тварей. Мерзкие, противные полукровки, своим существованием они убивают все моральные устои. То, что драконы хранили в своих лапах величие, всё это теперь ничто! Эти создания не должны жить. Эти твари должны сгинуть. И он придумал как. Всё элементарно и просто. В этот день драконы ночевали в замке. На утро должны были отправляться по домам. Питаяй на удивление спал крепко, хотя обычно ночью он спит плохо или вовсе глаз сомкнуть не может. Лотос и Ананас с дочерью спали в одной комнате, зажав малышку между собой, от чего та периодически просыпалась из-за сопения над ухом. Дул тёплый ветер, шумела листва. Над их кроваткой свесилась тень и угрожающе сверкала золотыми глазами. Когти прошлись по дереву и метнулись к одному из детёнышей. Схватив, он приставил когти к крохотному горлышку. Всего одно движение и уже нет одной противной твари. Однако его палец мягко, совсем неуверенно обхватила маленькая ладошка. Настолько крохотная, что была размером в одну фалангу пальца Айвори. На секунду дракон забыл как дышать. Малыш проснулся и смотрел прямо на него. Прямо ему в глаза. Стало тревожно и тепло. Странно тепло и больно в груди. Сердце горько кольнуло, а в носу неприятно знобило, от чего на глазах, что ранее горели яростью, засверкали жемчужинки слёз. Настолько горькие и горячие, что было противно и мерзко. Очередной мерзкий комок в горле мешал даже дышать, в глазах мутнело из-за слез. Он буквально не знал куда себя сейчас день от безысходности. Однако сердце громко пустило второй удар, когда малыш прижал его палец к себе и замурлыкал. Кажется подумав, что на руки его взял не кто-то, а заботливый отец, что пришёл проверить, крепко ли спят его маленькие комочки счастья. Лонган зажмурился, перестав соображать. Он аккуратно убрал палец от крошки, держа его на руках, смотря куда-то в темному. Что же ему делать? Что?! Сонкойя вновь проснулась и схмурилась. Опять ей не спиться. Да что ж это такое! Но стоило ей повернуться к окну и присесть рядышком, как мимо пролетело что-то огромное, длинное, затемняя комнату, что до этого купалась в лунном свете. Она вскрикнула от страха, разбудив родителей, что сразу же начали её успокаивать, а та плакала, обнимала Лотоса и тыкала пальцев в окно, пока что не в силах объяснить, что она видела там.