Нет, Модди

Волнение с самого утра шевелилось в животе, хватая кишки холодными лапами. Возможно, стоило сойти за нездорового и остаться в кровати, прятаться от мира и от себя под простынью, а не делать душевнобольную попытку работать. Попытку. Модди сидел на прогретых солнцем каменных плитах, временами полёживал в тени. Он брал в руки инструмент и клал его назад, проходив без дела минут двадцать. Чай в термосе кончился ещё до обеда, и жажда немного подсушивала горло. Чат вдыхал тёплый воздух и опять бесцельно бродил взад-вперёд по территории. Вечером он планировал заглянуть к Пугоду, чтобы помочь с какими-то делами по базе. Истинная цель его визита, конечно, заключалась не в возможности потребовать плату за свои нехитрые услуги. Он заметил за собой тягу к чему-то на йоту большему, чем нахождение рядом с Пугодом. Он нечасто позволял прикасаться к себе, но иногда, во время работы, это было неизбежно. Разумеется, Модди прельщало не только возможное прикосновение, да так, что лень, пронизывающая его не слабее многолетней мерзлоты, таяла. Было в желании находиться рядом что-то безрассудное, выходящее за пределы понятия «друг». Чат ценил общение с таким интересным человеком, как Пакет, хотел узнавать о нём больше и делиться своим, не только из-за веселья, но и потаённой любви, замеченной и идентифицированной. Чат не умел говорить о чувствах подходящими словами в удобный момент, однако захотел научиться, и это не предвещало ничего доброго. Шляпник оставался человеком-загадкой. Объяснения его привычкам и приоритетам Модди не мог найти, снова и снова непонимающе смотрел вслед, когда тот уходил домой, предпочитая сон вместо присутствия на общей вечеринке. Его хотелось понять, разгадать. Бесконечные подколы и шутливые подкаты, не всегда лестные слова Пугода о себе и других людях заставили Чата задуматься. Может быть, закрытый ото всех друг на самом деле мягок и неравнодушен к ласке? Кто знает, о чём он не хотел рассказывать даже надзирателям. Теория о в прошлом разбитом сердце, не дающем теперь говорить и открыто любить, казалась вполне реалистичной. Модди хотел бы осторожно прощупать почву. Подобраться к душе Пугода вплотную, согреть его и попытать удачу, раскрыв свои чувства. Но Чат в области отношений был неповоротливым тяжеловесом, и весь его план рисковал потонуть в илистой болотной жиже. Времечко бежало вместе с солнцем, преодолевающим один и тот же путь с востока на запад изо дня в день, и к тем годам, которые двое надзирателей знакомы, прибавился ещё день. Это было и волнительно, и боязно. Механическая дверь распахнута настежь, и в огромном обделанном досками холле виднеется Пугод, в своей привычной тёмной мантии с бирюзовыми полосками, наверняка он уже заждался. Самоуверенность задерживается за порогом. Исполнение плана не так легко, как казалось. Модди чувствует себя смертником, идущим по эшафоту, разве что под ногами не скрипят новые лакированные доски. Шляпник оборачивается, когда слышит шаги почти за спиной. Незаметная улыбка, приветствие и ещё одно. Пакет быстро излагает новую идею, а Чат глупо слушает, Он делает ещё шаг ближе, когда тот отворачивается назад к сундукам, и спрашивает заинтересованным голосом: — Как себя чувствуешь? — М-м, нормально? — Пугод неуверен, как трактовать внезапную внимательность друга. Он даже забывает, на чём остановился в своём рассказе. — Хорошо, как день прошёл? — Ты задаёшь очень странные вопросы, чел. — Нет, обычные, вроде, — Чат неловко сцепляет руки в замок. Хочет казаться заботливым, а не навязчивым. — Ну так как? — Почему тебя вообще это волнует? Не понимаю. Пугод ищет причину, как и Модди. Второму чудится, что это ещё одна точка их пересечения. Безрассудство перевешивает чашу весов, и с губ легко срывается: — Просто ты мне нравишься, Пакет. За этим не следует ничего, способное перевести всё в шутку. У шляпника перед глазами стоят нечёткие от тревоги линии. Признание ощущается совсем личным и реальным, вызванным чувствами, а не желанием смеяться. Пугод молчит. Модди не слышит его дыхания в шорохе, только видит спину, худощавые плечи, обтянутые мантией, вихры волос, торчащие из-под шляпы. Тот перебирает вещи в сундуке резкими зачерпывающими движениями, нарушая весь порядок. Перед глазами крошево из частей деталей разных цветов, размеров, фактур. Он должен обратить всё в забавную сценку, развесёлый анекдотец. Собраться, наконец, и хотя бы вспомнить, что он искал. — Ха, ты даже не видел моё лицо, — пока получается только грустная история, ситуация, дрожащая от неприятного трепета и протяжного скрипа крышки сундука. — И всё-таки я люблю тебя, — он должен был пресечь на корню этот сорняк, но позволил ему пронизать всё нутро толстыми корнями. — Модди, не говори глупостей, — он стонет и уходит к следующему сундуку, не находя и в нём ничего нужного. — Ты сомневаешься во мне? Меня устраивает твой характер, не думаю, что внешность способна поменять моё мнение. — Заткнись и принеси чистые карты, — первый попавшийся приказ, чтобы разорвать этот поток дури. Пугод проскальзывает мимо горой стоящего Модди. — Мы не договорили, — Чат упорно надеется найти лазейку в этой обороне, ещё надеясь, что шляпник всего лишь закрыт и всё-таки влюблён. — А что ещё сказать? — тот удерживает его за запястье. — Пусти, дурак! — Ты игрался мною? — Объясни, — Пугод отскакивает, и Модди душой чует его дикий взгляд. — К чему был флирт, все брошенные слова? Это шутка для тебя? — он хочет остановиться, извиниться и исчезнуть, но колкие подозрения сыплются на Пакета острыми спицами. — Прекрати вести себя как героиня индийского фильма, — ему мерзко. — Я думал, что значу для тебя достаточно много, — нет, он позволил себе уверовать, что какая-то часть из сотен грязных шуток пересекается с реальными желаниями. — Я не вижу границы между любовью и дружбой, отстань, — шляпник ещё делает потуги закрыть на семь печатей неприятную тему. — А, точно, как я мог так проебаться, ты же у нас недотрога, — Модди саркастично тянет гласные, задевая за живое ещё сильнее. — Да я не могу сымитировать чувства, просто потому что ты так захотел, — Пугод редко повышал голос, но сейчас сорвался на крик, чувствуя жар от возмущения. — Хорошо, успокойся, — Пугод готов взорваться вновь, — я не знаю, куда теперь сунуть эту любовь. — Я тоже, разберись сам, — он охладевает, оттягивая назад за уздцы яркие эмоции. Чувствует себя не счастливым, как раньше с Модди, а совершенно выгоревшим и обесцененным. — Что нам делать? — Чат охотно скидывает часть ответственности, будто вместе они могут спастись. Сожаление кислотами жжёт нутро. Это не боль от ушиба и не крошечная ранка. Ошибка, зарастающая в душе только с течением времени. — Можешь напиться с Жирафом или что-то вроде, — продолжение фразы растворяется в тревожном вздохе. «Мне плевать, Модди». — Прости, — он сожалеет, что сегодня встал с постели, что надеялся на джекпот, имея шанс один на миллион, что всё уничтожил. — Что это было? — Пакет забирается ладонями под шляпу, обтирая вспотевшее лицо. — Ай, не хочу думать. Забыли. Он возвращается к движению, восстанавливая дыхание. — Ладно, надо закончить пару дел, — шляпник отворачивается, будто ничего и не было, но глубокий след опрометчивости неизгладим. — У тебя, наверное, тоже планы. — Можно поцеловать тебя? — Чат потеряно глядит на него, и в бездну валится последний островок, способный вернуть пропавшее «как раньше». — И я уйду. — Нет, Модди, — он не должен позволить глупой надежде проклёвываться дальше. — Нет. — Понял, гм. — До скорого, — Пугод тлеет изнутри. Он устал от этой внезапной заварушки с любовью, от безвыходности положения, от ебучего Модди. Чат удаляется оттуда к чёрту.