Ты мне был ближе всех

Каждый день казался серым, монотонным и одинаковым: просыпаешься, принимаешь дозу, идёшь на репетицию, придумываете возможно новые риффы, вечером выпиваете с группой, возможно раз в неделю какая-то тусовка со знакомыми и не очень ребятами, возможно несколько дней запой, возможно недельный отходняк от наркоты и так всё по кругу. Дэйв давно уже привык к этому кругу ада, для него это уже стало просто ежедневной рутиной. Шёл уже третий год, но он никак не мог оправиться от увольнения из Металлики, всё так изменилось с того дня. В очередной день, после быстрого прогона песен на репетиции, Дэйв развалился на затрёпанном диване, который давно был и залит насквозь пивом, и несло от него всеми что можно было и нельзя знать веществами, правда никому до него не было дело, особенно Мастейну. Рука невольно потянулась за пультом и включила телек. Сразу перед глазами пронеслось знакомое лого МTV, походу именно на нём остановились, когда выключали ящик в последний раз. И конечно там крутили новое интервью Металлики, ведь они сейчас на пике своей популярности. В кадре мелькали Ульрих с Хэмметом, дающие интервью репортёру. Ларс приобнимал своего нового согрупника и болтал что-то о выходе нового альбома, но Дэйв даже не старался что-то слушать из сказанного. Всё что он делал — это следил, следил за каждым движением драммера, за тем как он смеётся, улыбается своей искренней улыбкой и кидает тот самый взгляд с искрами в сторону Кирка, а под конец интервью даже целует кучерявого в щёку. Здесь уже Мастейн не выдержал, он швырнул с грохотом пульт, так, что телевизор непроизвольно вырубился, а крышка пульта и батарейки разлетелись куда-то в противоположные стороны, похоже в прошлый раз телек был выключен таким же образом. — Как же всё заебало! — Выкрикнул Дэйв, упав головой, оперевшись на свои локти. Эллефсон вздрогнул от этого крика, и от греха подальше тихо проскользнул из кабинета, чтобы не стать свидетелем предстающей тирады и погрома помещения. За недолгое относительно время знакомства, Джуниор успел узнать Мастейна как облупленного, поэтому знал, что сейчас будет точно что-то плохое, гораздо хуже обычного «плохого». Дэйв снова, снова и снова перебирает старые события у себя в голове. Он каждый раз видит новое интервью Металлики, и каждый раз его сердце охватывает импульсивный рваный ритм при виде драммера, при виде Ларса Ульриха. Если кто-то мог сказать тогда Мастейну, что тот будет убиваться по какой-то датской заднице, он бы рассмеялся ему в лицо! Хах, какая же жизнь ироничная штука. Дэйв ненавидит Кирка Хэммета, в мыслях он даже старается никогда не произносить это имя. Рыжий никогда не уймётся и не поймёт почему выбрали именно его. Почему? Неужели какой-то низкорослый филиппинец, который даже в руках не может нормально держать гитару, с этой отвратительной кривой детской наивной улыбкой, чёрными спутанными и вообще цвета грязи кудрями, может заменить его, Дэйва Скотта Мастейна?! Тогда отчего же теперь именно его, тот самый Ларс Ульрих одаривает таким тёплым взглядом? Ведь именно этот взгляд был так любим рыжему, потому что ни на кого, кроме него не смотрели так изумрудные глаза. Дэйв ведь помнит как вчера их первый день, он помнит каждый, но именно тот день был особенный. Он помнит как зашёл в ту небольшую комнатушку, которую Ульрих звал своим домом, но она явно была всё равно уютней бездушной коробки Дэйва. В тот день они знатно накурились травой. Обсуждения будущей группы и музыки плавно перетекали в несвязные предложения и безудержный смех, тогда они могли засмеяться с любого пустяка. Рыжий помнил как щурил глаза, прикрывая веки такими же рыжими ресницами. Звонкий, как колокольчики, такой задорный и тут же ставший родной смех Ларса. Даже его болтовня, которая порой надоедала, всё же можно было слушать бесконечно долго, особенно учитывая этот необычный датский акцент, который для Мастейна был тогда совсем в новинку. Может быть травка была какой-то другой, может дело в её количестве, а может вообще во внешнем виде датчанина. Всё-таки как парень может выглядеть таким красивым? Иметь такие женственные и манерные черты лица законно? Эти вьющиеся каштановые волосы достигающие едва плеч, пучеглазые глаза, смотрящие буквально в душу, которые обрамляют длинные опять-таки девчачьи ресницы, заострённый аккуратный курносый носик. Серьёзно, Ульрих знатно бы зашёл за симпотную девку, но Дэйв помнит, как на трезвую голову помнит, как в один момент сомкнул свои пухлые губы с губами драммера. Помнит как дрожали чужие ресницы, какой они испытывали трепет и как у обоих разливался робко на щеках румянец. Это повторилось ещё несколько раз за тот вечер, но оба сделали вид, что этого не было. Хотя с того момента между Ларсом и Дэйвом зародилось что-то большее, и тот вечер не был последним, в который они целовались. Так как так вышло… Наркотики? Неужели из-за них Мастейн потерял датчанина. Всё чаще их употреблял и пил всё скатилось в то, что он не помнил половину дня, или не мог вспомнить и несколько дней целиком. Но разве не все люди? Но он всё-таки стоял, стоял на той чёртовой остановке, где его высадили оставив не с чем. Место, так ненавистное Дэйвом, где он потерял абсолютно всё. Рыжий надеялся хотя бы не потерять Ларса, они же так дорожили друг другом, они были единственными друг у друга, ничто не предавало так смыслу жизнь Мастейну как связь с ним. По началу эта связь тянулась между ними сквозь расстояние. Они иногда созванивались, Дэйв мог слышать уже более грустный, но всё тот же смех, которым одаривали только его. Ульрих иногда говорил, что ему нравится музыка Дэйва, нравятся его новые альбомы, что он особенный, и что иногда его действительно не хватает. Но говорил ли Ларс хоть раз, что ему жаль, хоть немного жаль за произошедшее? Нет! Этого не было. С каждым днём Дэйв всё больше душил себя алкоголем, дозы становились всё больше и крепче. Со временем его бокал наполнял яд, а нить связывающая его с Ульрихом была так сильно натянута, что уже готова порваться, и постепенно всё быстрее стремиться к этому.

***

Как и во многие дни, утро начиналось с кофе, переходило на пиво, затем коньяк, в закуску разумеется с наркотой. Раздолбанная рядом гитара, квартира, Мастейн — уже не сменяемая картина. Но сегодняшний день отличается. Впервые за долгое время график Мегадэт совпал с Металликой, и на этой неделе вслед за ней будет выступать в том же самом городе группа Мастейна, а это значит, что есть шанс встретиться. Наконец-то встретиться и может что-то изменить. Дэйв стоит за сценой, ему даже не нужно было представляться, чтобы получить свой пропуск туда. Завязанные золотые кудри в хвост, такие неопрятные, но всё ещё отливающие на солнце. Нездоровые мешки под глазами и почти просвечивающая кожа вены. — Ларс! — Окликивает со спины до боли знакомый и родной голос. Ему поворачиваются на встречу и впервые за долгое время у Мастейна появилось подобие искренней улыбки. Но не у человека напротив, там был отчаянный страх, который не сразу можно распознать. Рыжий не задумываясь прислонил свои губы к таким желанным, буквально сахарным, которые он не целовал там много времени, так долго. Он чувствовал тот же трепет, видел те же огромные глаза, в которых хочется тонуть. Черты лица чуть возмужали, но это был тот же самый Ларс, его Ларс, который сейчас не оттолкнул, которого он так искренне полюбил, полюбил так, что ему было даже похуй, что это парень, главное — быть рядом. Дэйв нежно проводил грубыми подушечками пальцев по щетинистым щекам. — Дэйв, уходи, пожалуйста. — Прошептал драммер, ему самому больно давались эти слова. Мастейн оторвал руки, нежность сменилась на истерящий, кричащий гнев, который копился внутри с того самого дня. — Почему? Почему я должен уйти, опять? Этого всё из-за него? — Рыжий указал на стоящего с остальными Кирка. — Почему ты променял меня на это юродивое ничтожество? Чем он блять лучше меня?! — Дэйв, не говори так про него, это не так. — Ульрих пытался говорить как можно спокойней, чтобы угомонить того. — Да?! Тогда, что это за поцелуи были в ваших интервью? Эти взгляды, которые ты дарил только мне, а теперь так смотришь на него. Разве я тебе не нравился? Мне похуй на всех вас. Но разве ты не хотел не смотря ни на что оставаться со мной рядом? Ларс хотел что-то сказать, но Мастейн продолжал гнуть своё. — Или это всё из-за наркоты? Ларс, а разве я не такой же человек как все? Разве вы не употребляли тоже? Разве ты не употреблял чуть ли не больше меня?! Чтоб ты знал, я каждый день пытаюсь бросить, неделями хожу в завязке, и всё, сука, ради тебя! Но вы ведь этого не оцените, ведь так? Зачем один нарколыга, если можно найти другого, пониже и по смазливей. А любит ли он тебя так же искренне, как люблю до сих пор я? Он правда дорожит так же тобой? А дорожишь ли хоть кем-то ты, Ульрих? У обоих уже наворачиваются слёзы. Ларс собирает все силы, сжимая кулаки, и говорит более твёрдым голосом, хотя незаметная для остальных, но не для Мастейна, дрожь проступает. — Дэйв, уходи. Уходи отсюда. — Им обоим было больно. И рыжий ушёл. Он так и не остался, как изначально планировал, на концерт так ненавистной ему Металлики. Вот нить и оборвалась.