Jasmínum

      В такие вечера, как этот, Тигнари оставался дома. Он в принципе часто оставался дома — не с кем было куда-либо выбираться, да и не хотелось; максимум, прогуляться в парке, который он очень любил. Сегодня же дождь стучал по карнизу, как никогда кстати напоминая о долгах по учёбе, поэтому праздному времяпрепровождению пришлось предпочесть корпение над учебниками в маленькой съёмной квартире.       Тигнари переехал сюда из общежития не так давно, но уже успел отметить все возможные достоинства жизни одному. Никто не отвлекает, в меру тихо, минимум социальных контактов. И атмосфера располагает к учебе — этому парень был рад больше всего. Он по уши (наверное, в самом прямом смысле этого слова) был влюблен в биологию с самого детства, и был готов идти на все, чтобы приумножить свои знания. Часто не жалел себя, сидя над книгами до рассвета или задерживаясь в лаборатории, где проходил стажировку.       И не только одна наука занимала его сердце. Хоть по большей части Тигнари избегал социальных контактов насколько это возможно (скорее всего, потому что люди бывают слишком громкими и навязчивыми), был один субъект, который делил самое сокровенное место пополам с биологией.       Сайно, студент выпускного курса. Блестящая успеваемость, высокая репутация и связи, благодаря которым он не задумывался о своём будущем: ему уже сейчас было открыто много путей. Он учился на факультете юриспруденции, и точек соприкосновения с практической биологией у них не было. Они общались несколько раз, перекинувшись парой слов в коридоре — даже не о личном, так, — как пройти туда-то и где найти такого-то преподавателя. Иногда поздравляли друг друга с днем рождения или Сабзерузом.       Тигнари отметил его ещё четыре года назад, когда сам только-только поступил в Академию, а Сайно учился на втором курсе. Всегда холодный, равнодушный, кажется, ко всему и всем, он мог внушить страх одним взглядом рубиновых глаз. Говорил он негромко и всегда по делу, однако приятный тембр его голоса ласкал Тигнари слух. Юноша никогда не боялся будущего матру (такое прозвище гуляло по Академии довольно давно и было абсолютно оправданным), но все же дел с ним не имел. О Сайно было известно немного, и всем своим видом он не выказывал желания заводить бесполезных знакомств.              От своего знакомого с юриспруденции Тигнари слышал, что Сайно импульсивный, несмотря на свою серьёзность, а то, что он любит рассказывать несмешные анекдоты, вообще шло вразрез с его мрачным образом.       Селекция культурных растений — тема, над которой Тигнари работал в последние два года. Это довольно сложное и (несмотря на ненаучность термина) непредсказуемое дело, но юношу всегда приводили в восторг результаты, которые можно было бы получить этим методом. Взять одно, взять другое, и получить третье, перенявшее что-то и от первого, и от второго, но вышедшее совершенно особенным. Сейчас он занят научной работой: его выпускная готова уже давно, лежит и ждёт своего часа; поэтому так часто появляются долги по учёбе, которые все же нужно закрывать.       Уведомление. Тигнари отвлекается на телефон, бросая на загоревшийся экран короткий взгляд — не собирается брать его в руки, даже если там что-то важное. Возвращается к работе, но все же теряет концентрацию. На незатейливом фоне экрана блокировки, состоящего из пестрого цветочного поля, на белой полупрозрачной полоске виднеется чья-то тёмная аватарка и надпись «текстовое сообщение» — не сказать, чтобы Тигнари был параноиком, но на всякий случай отключил возможность видеть сообщение сразу. Мало ли что.       Любопытство берет верх. Тигнари разблокирует устройство, смахивает шторку уведомлений и застывает.       «Ты мне нравишься.»       Всё коротко и по делу. Только ему ли? Вместо аватарки оказывается просто чёрный фон, а отправитель… Парень нажимает на круглую иконку.       Сайно.       Глаза фенека округляются по всем законам геометрической прогрессии. Сердце больно-приятно подхватывает в груди, глубокий вдох и не дышать-не дышать-не дышать, пока Тигнари не отрезвляет сам себя вполне логичным выводом. Убеждается, чтобы не быть пустословным (пустомысльным? ну и слово) — открывает календарь на телефоне, где зелёным кружочком выделена единица. Первое число месяца. Апреля. Наверное, он просто проиграл кому-то в «правду или действие», может, выпил лишнего, а может просто пытался быть смешным. Однако, не получилось. Но почему именно Тигнари?       Сердце из «приятно» начинает колотиться «обидно», и фенек раздражённо помахивает хвостом.

Очень смешно, Сайно. И тебя с первым апреля

      И откладывает телефон, снова пытаясь сконцентрироваться на конспекте. Ответ не заставляет себя долго ждать, хотя Тигнари и не надеялся. Это не шутка.       Парень цокает и вздыхает. Он правда думает, что это смешно? Но маленький огонёк в сердце теплится, хоть и Тигнари старается его потушить, словно тлеющую сигарету подошвой кроссовка. Противно. Над ним смеялись по разному, но так — ещё никогда. Подумать логически — они даже не друзья, так, еле-еле знакомые, с чего бы писать о таком?

Да да, так и поверил

      И, подумав, прибавляет (раз уж сегодня день «смешных» шуток):

Раз нравлюсь, жду тебя через 20 минут под моей дверью с цветами

      В ответ тишина.       — Тоже мне, шутник, — Тигнари хмыкает и возвращается к книге. Всё же неприятный осадок остаётся и сосёт под ложечкой.       Смысл абзаца совсем не даётся и ускользает от внимания. О, Архонты, как же мастерски один идиот испортил весь его вечер! И ведь именно Сайно: Тигнари уверен, что если то же самое написал бы кто-то другой, такого значения он бы не придал. Стоит успокоиться за чашкой чая с ромашкой.       Горячий напиток и правда отрезвляет. А ещё звук дождя, который мягким шёпотом проникает в барабанные перепонки, заставляет расслабиться. Фенек задумывается, разглядывая жёлтые пятна на мокром асфальте, и не сразу реагирует на посторонний звук, хоть и ухо тут же поворачивается в его сторону.       Звонок в дверь в этой спокойной тишине звучит как гром посреди ясного неба. У Тигнари нет ни малейшего желания открывать, однако он все же отставляет чашку и подходит к двери. Наверное, соседи за солью или чем-нибудь ещё, у него на этаже это довольно частая практика. В глазок он отчего-то не смотрит.       Открывает дверь и застывает с приоткрытым ртом. За порогом стоит Сайно, на его кожаной куртке блестят капли воды, а в руках он держит большой букет из нежно-голубых светяшек.       — Что? — Тигнари сначала ничего не понимает.       Собственная фраза, сказанная в адрес парня некоторым временем ранее, всплывает в голове.       «Раз нравлюсь, жду тебя через 20 минут под моей дверью с цветами»       И вот он, под его дверью и с цветами, и Тигнари не сомневается, что прошло именно двадцать минут — не назвать человека пунктуальнее Сайно.              Это все какая-то очень длинная и большая шутка? Если так, то уже не смешно. С самого начала было не смешно.       — Сайно? Что ты здесь… но как? Ты же даже понятия не имел, где я живу…       «И какие цветы люблю»       — Давай не будем заострять внимание на этом, — Архонты, как приятно звучит его голос.       — Ну, ты проходи хоть, что-ли… — Тигнари никогда не отличался особой вежливостью, а сейчас и вовсе растерялся настолько, что не понимал, что говорит.       Но цветы из чужих рук он все-таки принимает — шутка это или не шутка, против красивого букета парень никогда не был.       Сайно переступает порог, закрывая за собой дверь, и не двигается с места, смотря фенеку в глаза. Его хвост мотается туда-сюда, выдавая с головой его отношение к позднему гостю.       — Ты почему на меня так смотришь? — Тигнари глядит исподлобья, уши медленно опускаются за голову. Он не видит во взгляде напротив угрозы или насмешки, но все равно осторожничает.       — Потому что пришёл к тебе, — прямо отвечает Сайно.       — Это ты все ещё так шутишь? Я не понимаю.       — Я не шучу, — парень вмиг становится пугающе-серьёзным. Тигнари поджимает хвост. — Я пришёл, потому что ты мне нравишься, и ты сам пригласил меня. Я бы не стал ломиться в твою дверь без твоего согласия, Тигнари.       Фенек выглядит шокированно. Конечно, он не будет признаваться, что так ответил, потому что думал, что это все — первоапрельский розыгрыш. Ведь, кажется, это совсем не розыгрыш. Сайно серьёзен. Вряд ли бы он стал шутить с таким лицом.       — Н-ну что, ты так и будешь стоять? Проходи, — Тигнари встряхивается, и оставляет парня в коридоре одного, как можно быстрее ретируясь на кухню, потому что щеки стремительно краснеют, а цветы нужно поставить в вазу. — Ты будешь чай? У меня есть с ромашкой, с лавандой, если попроще, — с малиной, с яблоком, и…       Фенек осекается, потому что прямо сейчас на его талию ложатся чужие руки, слегка сжимая, а лоб прижимается к плечу. Тигнари принюхивается. От него пахнет мокрой улицей, совсем слегка — парфюмом и дымом. Смешение запахов не резкое, наоборот, сливающееся в один приятный, абсолютно описывающий Сайно аромат.       — Я тебе нравлюсь?       Вопрос оглушает. Тигнари никогда не думал, что произнесет на него ответ, но слова срываются с языка быстрее, чем он успевает подумать над их правильностью.       — Ты даже не представляешь, как.       Разворачивается в мягких объятиях; и только сейчас осознает, насколько абсурдно было думать, что все это — шутка. Потому что глаза напротив смотрят глубоко, с нескрываемой нежностью, и кто бы мог подумать, что этот пафосный, слишком серьёзный молодой человек, о котором говорят «будущий матра», будет произносить такие слова для него, Тигнари. Фенек бегает глазами по его лицу, осознает, насколько они сейчас близко — краснеет; неуверенно укладывает ладони на чужие плечи.       — Можно тебя поцеловать? — о, Архонты, он даже об этом спросил. Сердце разрывается от той заботы и нежности, которой веет от парня.       Тигнари часто кивает: конечно. Конечно, он не мог об этом и мечтать, и теперь… Губы Сайно немного сухие; «нужно дать ему гигиеничку» — проносится в голове; хвост обвивает чужое бедро, а руки увереннее ложатся на плечи и скользят чуть выше, к шее, зарываются в пепельные волосы. Тигнари отвечает на мягкий поцелуй более напористо, чем сам от себя ожидал. Прижимается к парню сильнее, и чувство, что они еле знакомы, исчезает вовсе. Будто они знают друг друга сто лет, будто уже миллион раз стояли вот так — близко, душа в душу.       — Сайно, стой, — Тигнари отстраняется, пряча розовые щеки в чужом плече.       — Что такое? Я сделал что-то не так?       Фенек пропускает смешок. Сайно такой… прямой, что ли, без «обратной стороны», честный, ещё и внимательный…       — Всё хорошо, просто… не так быстро, — Тигнари поднимает голову и смотрит ему в глаза, почти касаясь кончиком носа чужого. — Я только перестал думать о том, что ты меня так разыгрываешь, — улыбается.       И улыбается так, что у Сайно все сводит внутри. Ямочки на розовых щеках, красиво сложенные губы, а главное — эта искорка в салатово-небесных глазах. Он готов отдать за неё все — за этим и пришёл. Пришёл спустя четыре года наблюдений за фенеком, спустя три года опасений, два года сомнений, год нерешительности и ещё два месяца подбора верных слов.       — Ты мне нравишься, Тигнари, — повторяет парень, кладя ладонь на щеку фенека и слегка поглаживая большим пальцем нежную прохладную кожу. — И твой хвост, — Сайно расплывается в улыбке, второй рукой касаясь мягкой шерсти.       — И мой хвост? — Тигнари сначала удивлённо хлопает глазами, ведь всегда до недавнего времени считал его чем-то, за что нужно стыдиться: не без оснований. — Какой же ты дурацкий, Сайно, — он хихикает, но вместе с этим шмыгает носом, потому что глаза уже начало щипать.       Он обнимает парня крепко-крепко, целует в щеку и куда-то в волосы, снова обнимает, утыкаясь в плечо.       — Ты тоже мне нравишься, Сайно. И твои идиотские волосы, — фенек бросает взгляд на парня, непослушные пряди которого заслоняют половину лица. — Давай пить чай? Я заварю с жасмином.