***
Пахнет горячим, раскалённым камнем и песком — Итэр неторопливо прогуливается по улицам Ли Юэ, с интересом рассматривая всё вокруг. Ему тут всё в новинку: диковинные здания, одежды людей, их общение, громкие голоса, доносящиеся из порта совсем рядом, шум прибоя, перекрикивающие друг друга торговцы на главной площади. Итэр знает, что им нужно поторопиться, чтобы успеть на Церемонию сошествия, но не может заставить себя отвернуться от развернувшейся перед ним картины бесконечного океана — он пропадает и продолжается где-то за горизонтом, очень далеко, и это ощущение впервые очень глубоко напоминает Итэру о том, что он здесь не навсегда. Он не в игрушечной коробке богов, у той есть границы, у Тейвата — нет. Он не заперт, и он сможет уйти отсюда, ему просто нужно чуть больше времени, чем он думал. В нос бьёт аромат здешних блюд, бамбука, морепродуктов. Ветер в Ли Юэ не такой, как в Мондштаде, он теплее, но жёстче, и Итэр отворачивается, когда в лицо ему начинают прилетать солёные капли, принесённые со стороны воды. — Паймон услышала, что Церемония будет проходить там, пошли! — Паймон тянет его за край шарфика маленькими руками, и Итэр против воли улыбается, потому что выглядит это, должно быть, весьма забавно со стороны, но всё равно послушно идёт за ней следом, с сожалением откладывая экскурсию на неопределённый срок. Ему в самом деле нужно найти Люмин — в первую очередь, потому что если он начнёт привязываться к Тейвату, это может закончиться плохо. Это всегда заканчивается плохо. В Ли Юэ всё по-другому. Тейват не похож на его родной мир, совсем не похож на дом, но ощущения здесь ностальгические, немного болезненные — глупая, тихая молитва в никуда. Итэру некому молиться. В их мире не было Богов. — Как много людей! — удивлённо вздыхает Паймон, замирая совсем рядом с его плечом и дезориентированно смотря по сторонам. Итэр повторяет за ней — почти весь город, видимо, сегодня тут. Все хотят увидеть своего Архонта. Вокруг разжены благовония, разложены какие-то подношения, подарки, цветы — жители смеются, переговариваются между собой, царит атмосфера доброжелательности, порядка, умиротворения. Неподалёку стоит стража — Итэр бросает на них короткий взгляд, но, помедлив, перестаёт обращать внимание. В их глазах он не кажется подозрительным, а это самое главное. — Нужно подобраться поближе, если мы хотим поговорить с Архонтом до того, как вся эта толпа хлынет в его сторону, — выдаёт дельную мысль Паймон, и Итэр тут же с готовностью кивает, начиная пробираться через людей. Они стоят друг к другу вплотную и никак не хотят расходиться и уступать место; видимо, сегодня всем важно находиться как можно ближе к своему Богу. Но ближе их не подпускают — стражники смотрят недовольно и сжимают пальцами копья, люди послушно держат дистанцию. Кажется, их называют Миллелитами — кто-то из людей так обращается к ним, и Паймон тут же дёргает его за рукав, призывая прислушаться. Итэр кивает. Ему, на самом деле, особо нет дела, как именно их называют — он не должен привязываться к вещам и к людям, потому что, очевидно, именно через это прошла Люмин, проснувшись раньше него, — но всё равно с благодарностью улыбается кончиками губ. Если опустить все формальности, всё, что «правильно» и «неправильно», то он бы с удовольствием остался в Ли Юэ чуть дольше. Кто-то сзади вдруг разворачивается и толкает его локтем — Итэр непроизвольно делает два шага вперёд, освобождая пространство, и натыкается на кого-то рядом. Вскидывает голову. — Извините, тут совсем не развернуться, — виновато произносит он, с трудом произнося слова на всё ещё непривычном тейватском, и мужчина перед ним приятно улыбается ему кончиками губ. Паймон, недовольно запищав, своевольно хватается за косичку Итэра — кто-то в толпе чуть не сносит её далеко в сторону. — Вы довольно удачно подобрали время для посещения Ли Юэ, — отвечает он как бы между прочим, очевидно, сразу заприметив, что они не местные, и осторожно подхватывает Итэра под локоть, подвигая к себе ближе — ещё немного, и их бы снова начало двигать в сторону потоком людей. — Церемония сошествия раскрывает город с совсем иной стороны. Разве что, в самом деле, очень много народа на улицах. — Да уж, действительно, — Итэр вздыхает, когда они встают в каком-то относительно свободном кармашке площади, рядом с мужчиной, где никто уже не беспокоит их передвижениями. — Ещё раз простите, что мы вас задели. — Вы мне совсем не помешали, — голос у него приятный, низкий, почти бархатный, и взгляд такой, что хочется отвернуться, но Итэр не может объяснить, почему. За всё время своих путешествий с сестрой, он ощущал такое лишь пару раз, и каждый из них — при встрече с чем-то действительно жутким. По коже его невольно проходятся мурашки, но это, кажется, от того, что сбоку дует ветер. Ему не стоит переживать о том, чего он не может объяснить — здесь, в Тейвате, у него это чувство применимо почти ко всем вещам. Даже с Паймон первая встреча казалась довольно странной. Итэр собирается открыть рот, чтобы спросить, как зовут их невольного собеседника, но Паймон перебивает его. — Ух, Паймон бы всем придумала обидные прозвища, чтобы не толкались! — громко увещевает она, наконец отпустив волосы Итэра, и, грозно дернув кулаком вперёд, как будто заносит руку для удара. Итэр тихо смеётся, потянув её за ногу вниз, как делает каждый раз, призывая её успокоиться — Паймон забавно дёргается от его прикосновения и взмывает выше. — Ты же летаешь, консерва, тебе толпа нипочём должна быть, — замечает он с улыбкой, не сдержав ласкового тона. Давящее чувство, ненавязчиво опустившееся на плечи с момента разговора, внезапно совсем уходит. — Эй! — ожидаемо возмущается Паймон, складывая на груди руки. — Паймон хотела быть ближе к Итэру, чтобы не потерять его из виду! — В общем, спаси… — начинает он всё-таки, решив пока проигнорировать слова Паймон, и оборачивается к мужчине, но замечает только его удаляющуюся спину. Итэр неловко замирает, подумав, что, возможно, сделал что-то не так, но снова заставляет себя проигнорировать весь появившийся дискомфорт. Это становится своеобразной привычкой, когда он попадает в Тейват. Здесь не плохо и не хорошо — здесь как будто никак, и только сам Итэр проецирует в своей голове возможные чувства, которые могли бы у него быть. Здесь он как в аквариуме, в прозрачном куполе — вечно чувствует пристально-внимательный взгляд со стороны. Итэр не надеется, что он здесь свободен, но всё же хочет считать, что его не списали в игрушки богов. Лишение сил ещё совсем не означает, что Итэр безобиден. Горло сжимает колющая привычка, выработанная за месяц в Тейвате — просто плыть по течению. Он невесомо гладит кончиками пальцев своё запястье, возвращает себя в реальность, заставляет свой разум обойти это бессмысленное, глубокое чувство тоски по тому, чего он больше не может найти, — иногда ему кажется, что он бежит по Тейвату, не останавливаясь ни на мгновение, лишь затем, что с сестрой надеется вернуть себе что-то давно утерянное. Его мучают воспоминания; они застывают холодными невидимыми дорожками на его щеках, когда он находит себя очнувшимся после беспокойного сна, после очередной беззвездной ночи так далеко от всего, к чему он привык, что даже шум ветра кажется чужеродным. Итэр, может, и мог бы остановиться, но не хотел — убеждал себя, что ему просто нравится то, что с ним происходит, нравится узнавать новое, искать правду, а на деле… Итэр не помнит, когда его действительно что-то интересовало. Когда ему был интересен новый язык? Новые истории? Когда он интересовался чем-то не потому, что это поможет найти сестру, а потому что иначе просто не был бы собой? Толпа вокруг сжимается, забирая с собой его мысли. Итэр поворачивается, чтобы сказать Паймон хоть что-нибудь, чтобы вернуть себе твердую землю под ногами, но замечает, что она, ловко лавируя между людьми, устремляется к столу с подношениями. У Итэра на мгновение округляются глаза. Он не слышал, как Паймон предупреждала его о своем намерении, — а она наверняка предупреждала, — и от этого кольнувшее его чувство вины кажется особенно невыносимым. Итэр немедленно принимается проталкиваться через толпу, всё ближе и ближе: запахи, звуки, ругань, смех — всё смешивается вокруг, у него почти кружится голова, хотя ему стоит уже привыкнуть; он отталкивает последнюю преграду и грудью натыкается на скрещенные копья. Миллелиты смотрят на него неодобрительно, но Итэр даже взгляда на них не задерживает — он с замиранием сердца следит за Паймон, которой в целом всё равно на любые преграды и которой достаточно лишь повыше взлететь, и почти слышит скрип невидимых вселенских часов, которые отсчитывают последнюю секунду перед бедой. — Паймон!.. — срывается с его губ быстрее, чем он успевает подумать, и вскидывает руку, потому что к ней начинают подходить стоящие в стороне миллелиты — и вряд ли в их планах было мягко подхватить её под руки и с осторожностью отвести в сторону. У Итэра в голове пульсация и тупая боль. Он не знает, какие порядки в Тейвате, и не знает, какие правила у местных горожан, но что он знает точно — так это то, что нарушать Церемонию, посвящённую главному божеству, означает очень сильно разозлить людей. Внезапно время будто замирает. Он видит, как Паймон испуганно вздрагивает на его окрик, дёргается и сносит часть вещей со стола своим телом. Но звук разбившейся статуэтки тонет в страшном грохоте; в воздух поднимается пыль, люди кричат — Итэр словно застывает изнутри, потому что прямо в том месте, куда должно было спуститься божество, лежит мертвый Архонт. То, что он мёртв, становится очевидно сразу, не нужно даже думать, и в ту же секунду, как Итэр понимает это, он кидается к Паймон — им нужно убираться отсюда немедленно. Кого обвинят в произошедшем, если они буквально только что сами себя подставили под удар? Миллелиты толкают его в грудь, кто-то кричит, кажется, даже он, пытаясь позвать Паймон, но в суматохе ничего не понимает и не слышит. Итэр давно сражается, он хороший воин, поэтому быстро перепрыгивает через перекрещённые копья и в два шага оказывается рядом с Паймон. Хватает её за руку, тянет на себя. Оставшиеся позади стражники довольно резво реагируют на его движения — потянувший на себя Паймон Итэр не успевает повернуться, бок стреляет тупой болью, а в следующее мгновение он, едва пригнувшись от следующего удара, не может даже найти сил встать на ноги. Им нужно убегать отсюда как можно скорее. Не с площади. Из Тейвата. Итэр чувствует давление толстых, стеклянных стен воображаемой коробки, всё острее ощущает колкие взгляды — если это игра Богов, то можно считать, что он в ловушке Архонта? — Быстрее, быстрее! — Паймон едва не плачет, почти стаскивает с него шарф, так отчаянно тянет, пытаясь поднять, и Итэр, шипя, послушно подскакивает, прижимая к боку ладонь. Рана несерьезная по ощущениям, у него бывали и хуже, но всё равно неприятная — и досадная, он не подставлялся под удар уже несколько сотен лет. Паймон ведёт куда-то в сторону, Итэр бежит по наитию за её мелькающим впереди силуэтом. Она проводник же, верно? Итэр очень надеется, что она знает, куда его вести… — Остановитесь! Итэр жмурится, игнорируя кричащие голоса. Он знает точно, что это не решение проблемы и что нельзя доверять власти территории, законов которой он совершенно не знает — поэтому для него нет варианта «остановиться». На самом деле, почти никогда не было, вся его жизнь — бесконечный бег, по кругу, в колесе, у его дороги нет начала и, видимо, конца нет тоже. Миры все становятся одинаковыми, не запоминаются, только бьют и бьют в самую грудь — находят слабые места. Итэр не понаслышке знает, какими становятся люди, если Боги играют ими по прихоти. И если он здесь по той же причине — застрял в этом стеклянном шаре, то сейчас, видимо, этот шар очень сильно встряхнули. В нос хлещет горький запах крови, Итэр крепче сжимает пальцами бок, перед глазами всё чаще начинают мелькать разноцветные пятна — и это уже точно не одежда взволнованной Паймон, ведущей его через какую-то малолюдную улицу Ли Юэ. Город иронично всё ещё кажется приветливым и тёплым. Итэр почти готов ему сдаться. Он понятия не имеет, куда они бегут. Разве им есть, куда бежать? Разве есть в Тейвате хоть одно место, где он мог бы почувствовать себя в безопасности? Ему могло бы быть здесь хорошо… Итэр задыхается. Пальцы горячие и липкие, боль остаётся где-то за пределами его тела; он спотыкается и хватается за что-то, поспешно, свободной рукой соскальзывает пальцами по стене, — Паймон останавливается и панически что-то щебечет. — Что?.. Паймон, я больше не могу. Впервые Итэр признается в своём бессилии. Он пытается сделать ещё несколько шагов, но лишь врезается плечом в стену и тут же приваливается к ней, чтобы перевести дыхание. — Ну пойдём же, — Паймон почти плачет. Её голос с трудом пробивается через звон в ушах. — Ещё немножко, хочешь, я тебя понесу? — А ты можешь? — слабо усмехается Итэр. Он пытается приглядеться, чтобы понять, как далеко стража, но вокруг темно, словно ночью. Паймон спускается ниже и сжимает крохотными руками его плечо. — Паймон может всё! — Спасибо, — выдыхает Итэр. Они оба прекрасно знают, что это блеф. Но приятно, когда кто-то о тебе настолько переживает, что готов попробовать сделать невозможное. — Я отдохну и пойдём, хорошо? — И далеко вы так уйдёте? — раздаётся справа знакомый бархатный голос, и Паймон, ойкнув, поворачивается в ту сторону, прикрыв Итэра от угрозы. Итэр осторожно отстраняет её и фокусирует взгляд на незнакомце, с которым они пересеклись на Церемонии. Почему-то ему становится спокойнее, хотя он не знает его и не может быть уверен, что всё будет в порядке, но Итэр привык доверять своей интуиции. Сейчас она умиротворенно молчит. — Весь город настроен против вас. — Но мы ничего не делали! — возмущённо повышает голос Паймон и тут же, испугавшись, что их могут услышать, прижимает ладони к губам. — Вы не местные, не вовремя оказались рядом со столом пожертвований, никто не будет спрашивать, хорошие у вас намерения или нет, — он вздыхает и затем не успевает Итэр даже опомниться, подхватывает его под здоровую руку, осторожно придерживая. — Можете обращаться ко мне Чжун Ли. Прошу вас оставить все расспросы на потом. Итэр проглатывает колкое «с чего вдруг ты решил, что я пойду с тобой?», потому что бок разрывает новым приступом боли — между пальцев обильнее начинает сочиться кровь, и Итэр почти неосознанно сжимает их крепче вокруг раны, причиняя себе дополнительный дискомфорт. Паймон, кажется, тоже хочет что-то сказать, но, заметив выражение его лица, покорно замолкает. Чжун Ли едва не подхватывает его, перенося весь вес его тела на себя, и, оглянувшись, выводит из переулка на улицу. Итэру кажется странным, что именно в этот момент миллелитов нигде не видно, но он решает оставить сомнения на потом — сейчас ему нужно сосредоточиться на том, чтобы не потерять сознание. Какая глупость. Нелепая случайность, его попытка предостеречь Паймон — и вот он уже ранен. Чжун Ли заводит их за какие-то дома, они подходят к одной из гор, которыми с одной стороны окружён город, и открывает перед ними дверь — Итэр успевает только почувствовать запах трав, цветов и дерева, прежде чем переступает порог и позволяет себе на мгновение прикрыть глаза. Всего на секунду, чтобы собраться с силами, но, кажется, этой секунды достаточно, чтобы он начал погружаться во тьму — Чжун Ли несильно встряхивает его, заставляя снова открыть глаза. — Итэр, Итэр, только не засыпай! — Паймон нависает над ним, обхватывая лицо ладонями и крепко сжимая. Веки становятся тяжёлыми. — Что с ним, Чжун Ли?! Он умирает?! Архонты, почему он не отвечает?! — На копьях миллелитов яд, — слышит Итэр через звон в ушах низкий голос, внезапно торопливый и будто взволнованный. Кажется, он рассказывает что-то о том, что горожане очень трепетно относятся к своему Архонту и к Церемонии Сошествия, поэтому повышают безопасность до максимума. Кто-то поднимает ему топ. — Прикуси перчатку, — в лицо пихают что-то кожаное, Итэр видит коричневый и золотой, но они расплываются и мелькают. Едва заставляет себя слушаться и вяло сжимает губами перчатку. А затем к его боку прижимают что-то холодное и жгучее — рану обжигает так сильно, что Итэр моментально просыпается, распахивая глаза и подскакивая на кровати — когда он успел оказаться на кровати? — чужие руки насильно прижимают его обратно к подушкам. Паймон всхлипывает, когда Чжун Ли приказным тоном говорит ей держать тряпку у его бока. — Спокойно, нужно вывести яд, он не смертельный, просто болезненный, — Чжун Ли кладёт ладонь ему на лоб, и Итэр жмурится — боль в самом деле не проходит, жжёт и просто становится привычной, но он терпит, сжимая зубами кожаную перчатку. — Люди в Ли Юэ знают, что нельзя подходить к столу подношений никому, кроме Цисин. Вас, должно быть, приняли за сторонников Бездны, которые пытаются сорвать праздник, а мёртвое тело Архонта не добавило вам репутации. — Неужели нужно сначала бить, а только потом спрашивать?! — злобно спрашивает Паймон, когда Итэр начинает постепенно успокаиваться и жжение становится менее неприятным. Он замечает, как она скрещивает на груди руки, едва не роняя тряпку — Чжун Ли перехватывает её, отпуская руку Итэра, которую до этого прижимал к краю кровати. — Если бы они спросили, они бы узнали, что мы тоже хотели поговорить с Архонтом! — На их месте вы бы тоже не стали медлить, — отвечает Чжун Ли. Итэр не может с ним не согласиться. Шумно выдыхает через нос, прикрывая глаза. Рана на боку отдаётся пульсацией, запах трав и дерева усиливается в несколько раз, когда он на нем сосредоточивается — а ещё он ощущает аромат чернил, каких-то духов и горячего камня. Итэр смотрит на Чжун Ли. Пахнет от него. — Тебе легче? — он тут же кивает. — Не вставай. И убирает тряпку с раствором, видимо, выводящим яд. Какие отвратительные методы борьбы с преступностью. Или действенные. Итэр не может для себя определить — он побывал на месте преступника, и ему это совсем — совсем — не понравилось, но, возможно, если бы он был служителем закона, ему бы не помешало нечто подобное, что помогло бы задержать нарушителя. Как сказал Чжун Ли, яд не смертелен — из своих собственных наблюдений Итэр может определить, что он действует быстро, бьёт по всему телу, вызывая слабость и, следовательно, невозможность спасаться бегством. От боли начинают неметь конечности. Удачный способ уменьшить себе работу. Итэр шипит, когда Чжун Ли начинает наносить на кожу какую-то мазь. — Почему помог? — спрашивает он сразу, как чувствует, что может говорить без дрожи, и тут же встречается с Чжун Ли глазами. Они у него яркие, внимательные, заглядывают будто в самую душу. Итэр не любит, когда в неё лезут, но не отворачивается, только поджимает губы. Прямо сейчас он не сможет сражаться, если им с Паймон будет угрожать опасность, но бежать он будет в силах — хоть сколько-нибудь, лишь бы они успели выйти за пределы города или дойти до ближайшего телепорта. Там их уже будет не найти. Он замечает справа дверь и сжимает пальцы в кулак. — Сам сказал: весь город настроен против нас. — При всём уважении, вы не смогли бы убить Архонта за пару секунд даже при желании, — спокойно отвечает Чжун Ли. Голос его больше не кажется обеспокоенным, он звучит размеренно, ровно, но не наигранно — Итэр не чувствует, что ему лгут. — К тому же, очевидно, что ты не из Ли Юэ и понятия не имеешь о том, какие здесь законы. Считай, что я просто захотел помочь, потому что не люблю несправедливость. Кто же её любит, думает Итэр, но всё же чуть расслабляется, отводя взгляд с лица Чжун Ли на потолок. Паймон осторожно опускается рядом с подушкой на кровать, и Итэр слышит её взволнованное дыхание. Приятно знать, что он не один. — Где мы? — В похоронном бюро Ваншен, в моей комнате, — довольно покорно продолжает объяснять Чжун Ли. — Здесь есть целебные травы и здесь нас, вероятнее всего, будут искать в последнюю очередь. Моя начальница пользуется большим авторитетом в городе. Итэр снова мельком смотрит на него. Он просто не может смириться с ощущением внутри, с этим интересом, которому он не мог противостоять. Чжун Ли интригует Итэра. Его мотивы для него покрыты мраком, он не способен пробиться через этот туман, подсвеченный изнутри манящим сиянием. Похоронное бюро? В самом деле, его вряд ли мог спасти более необычный человек. — Если меня найдут, ты попадёшь под удар и свою начальницу подставишь, — неохотно говорит Итэр. Он все ещё не может поверить, что Чжун Ли не преследует никаких скрытых целей, такого, по правде, просто не может быть. За все столетия и даже тысячелетия своих путешествий он может вспомнить всего несколько человек, которые не действовали из корысти. Это настолько редкий случай, что даже больше исключение, чем правило. Чжун Ли не выглядит, как исключение — в его взгляде Итэр видит слишком многое, чтобы это было действительно только желание помочь. Откуда ему знать, что это не есть тот самый запланированный сценарий Богов? — Ты мне не веришь. — Я тебе не верю, — спокойно подтверждает Итэр. Он приподнимается на локте, чтобы лучше увидеть лицо Чжун Ли, но тот осторожно нажимает на его плечо, заставляя снова лечь. Голова гудит от тяжести, как и каждая клеточка тела, словно он бежал слишком долго и много, но Итэр способен с этим справиться, если будет необходимость. Он искоса смотрит на копьё Чжун Ли в углу комнаты — оценивает его и приходит к выводу, что в сражение с ним лучше точно не вступать. Однако, это и не понадобится, он чувствует это, хоть и не может объяснить. — Но это ничего не значит. Паймон, явно не замечая этого, начинает перебирать пряди его волос, как делает всегда, когда нервничает. Итэр коротко улыбается и снова смотрит в потолок. Бок от мази начинает медленно покрываться мурашками и будто бы неметь. — Что ж, ты и не обязан. Можешь уйти в любой момент. Только я бы предпочёл, чтобы ты немного с этим повременил — хотя бы до тех пор, пока тебе не станет легче, — говорит Чжун Ли, и, кажется, в его голосе проглядывает улыбка. Он смотрит на Итэра, будто в ожидании, что тот сейчас встанет и действительно пойдёт, но этого не происходит — Итэр только напряжённо сжимает пальцы в кулаки, продолжая лежать и упираясь одним локтем в ткань пледа под собой и смотрит на Чжун Ли в ответ, не отводя взгляда. Это почти похоже на битву, но, кажется, на этот раз Итэру позволяют победить. Чжун Ли нарочито заинтересованно отворачивается в сторону стены. — Можно поинтересоваться, откуда ты и что хотел от Архонта? Не пойми превратно, но чужестранцы обычно чуть менее целеустремлённы, когда посещают Ли Юэ. Так какая у тебя цель? Итэр поворачивает голову на бок. Чжун Ли поднимается на ноги и отходит к столу неподалёку, начиная перебирать травы. Он становится почти прозрачным сквозь наполовину закрывающие обзор крылышки на одежде Паймон, через которые Итэр за ним наблюдает. Они чуть раскачиваются из стороны в сторону, мелькая золотисто-синими пятнами, и от того образ Чжун Ли кажется особенно загадочным. Или на Итэра так действует обезболивающее? — Я ищу свою сестру, — говорит Итэр, решив, что не будет никакого вреда, если он скажет правду. По крайней мере, он всё ещё насторожен, просто позволяет себе чуть больше обычного. — Я не… Мы не из Тейвата. — Да, я слышу по твоему акценту, — говорит вдруг Чжун Ли, когда Итэр замолкает на полуслове, и Итэр удивлённо на него смотрит. Настолько, что, кажется, заставляет Чжун Ли тихо рассмеяться. — Я живу в Ли Юэ уже довольно давно и могу отличить, когда люди знают тейватский с рождения, а когда — учат в спешке во время странствия. Кажется, твоя спутница очень постаралась, раз ты так хорошо на нём говоришь. — Тейватский — не такой сложный язык, но я бы не выучил его без неё, — скромно отвечает Итэр, переглядываясь с Паймон короткими взглядами. Это замечание одновременно льстит и заставляет забеспокоиться. Но пока что больше — льстит. Ещё никто из его знакомых в этом мире даже не задумывался о том, что их язык Итэр мог совершенно не знать и что учить его ему пришлось впопыхах при встрече с Паймон, потому что до этого он абсолютно ничего не понимал. — Мы надеялись, что у Архонта могут быть ответы на мои вопросы, но теперь это бессмысленно, раз кто-то убил его, — Итэр задумчиво жуёт нижнюю губу. Так многое в том, что произошло сегодня, было ему непонятно, что он теряется, пытаясь ухватиться за обрывки фактов и собственных размышлений, но только окунается все глубже в этот тёмный туман, наполняющий стеклянный шар, в котором он бьётся. Внезапно Итэр думает, что всё это очень странные совпадения: он намеревается поговорить с Архонтом, а тут его кто-то убивает, словно сама судьба удерживает его от возможности что-то узнать. Едва ли так и есть, но всё равно не очень приятно. Чувство неотвратимости сжимает горло неприятно и невовремя, и Итэр отворачивается, чтобы разобраться с собой прежде, чем его замешательство станет очевидно остальным. Почему-то у него появляется странное ощущение, что Чжун Ли прекрасно понимает каждую его мысль, но просто слишком вежлив, чтобы говорить об этом. — Если ты хочешь продолжить поиски в Ли Юэ, то тебе придётся получить благословение Адептов, — произносит внезапно Чжун Ли, заставляя Итэра вынырнуть из потока собственных размышлений. Бок перестаёт ныть, но всё ещё периодически отдаёт травяным холодом по коже. Итэр садится. — Это мог бы сделать Архонт, но, ты сам сказал, это уже… не совсем возможно. Если ты получишь одобрение Адептов, то очистишь своё имя и сможешь исследовать город. — Надо же, но ведь я ничего не сделал, чтобы моё имя загрязнилось, — раздражённо цедит Итэр, шумно вдыхая через нос, и закрывает глаза, когда Паймон опускает ладонь ему на пальцы. Это приводит в чувство, но не помогает успокоиться. — Немыслимо. — Ты всегда можешь сдаться миллелитам и оставить расследование на них. Итэр против воли вздрагивает, представляя себе эту перспективу. Не лучшая идея, да и не привык он сдаваться — тем более, городу, законов которого совершенно не понимал. — Нет уж. Раз приходится выбирать из двух зол меньшее, я лучше выберу то, в котором я сам решаю свою судьбу, — он смотрит на Чжун Ли из-под ресниц и опускает взгляд на рану — та выглядит довольно презентабельно, если учитывать, что её нанесли совсем недавно и что изначально в ней был яд. Итэр касается пальцами кожи там, где ещё оставалась мазь. — Так где, говоришь, искать этих Адептов?***
Белые облака под ними покрываются красноватым золотом от косых лучей солнца, яркого, но не горячего. Огромное необъятное пространство захватывает дух. Не просто красиво — словно картинка из книжки, в которую каждый мечтает попасть. Но Итэр не уверен, что всё это — предел его мечтаний. Он переводит взгляд на затылок Чжун Ли, который сидит на самом краю обрыва, и проводит ладонью по волосам, чтобы хоть чуть-чуть стряхнуть песок, который против воли собрал по пути наверх. Поход по Адептам долог и утомителен: чего стоило только забраться в обитель Творца Гор без телепорта, который прежде, чем он заработает, нужно было активировать. Итэр благодарен Чжун Ли за то, что тот согласился разделить с ним этот тяжелый путь, — сам предложил, — но не понимает, почему. Для Итэра всё было просто: не сумеет очистить своё имя, не сможет оставаться в Ли Юэ, не получится отыскать путь к своей сестре, не покинет этот мир, не отправится в новый, и всё будет бессмысленно. Но зачем всё это надо Чжун Ли? Не может же ему быть так скучно на этой своей работе в ритуальном бюро. Итэр садится рядом с Чжун Ли и касается ладонями влажной травы. Никто ничего не говорит, но почему-то Итэру становится спокойнее. Присутствие Чжун Ли кажется тёплым; Итэр словно опускается у нагретого солнцем камня, большого и древнего, и у него захватывает дух от такой ассоциации. Наверное, он просто слишком сильно устал. Наверное… Он ведь не отдыхал с тех пор, как проснулся и понял, что Люмин нет рядом. Итэр просто не мог позволить себе отдохнуть, остановиться, подумать о том, что он делает. Даже когда физически его тело расслабленно, разум всё равно напряжен, и он никак не способен это изменить. Он ведь делает всё правильно, да? Итэр смотрит на лениво двигающиеся облака внизу и снова погружается в это бессмысленное чувство поиска истины, хотя ведь даже не знает, как она звучит. Когда они с Чжун Ли разговаривают, эта свербящая мысль затихает; ему становится спокойнее в том волнении, которое занимает его. Другое стремление, другой человек, первая искра, вспыхнувшая в нём рядом с той, затухнувшей, которую он пытается ещё поддерживать. Чжун Ли умнее его, сильнее, видит яснее, дальше — Итэр в глубине души восхищается каждой фразой, которая срывается с его губ, как молитвой, произнесенной самим Богом, и это его раздражает. Ему кажется, что ещё полшага — и будет черта, находящаяся за бездной этих глаз. Он не может себе позволить её переступить. — …правда? — улыбаясь, спрашивает Итэр, и чуть отклоняется назад, позволяя лёгкому порыву ветра растрепать челку и откинуть её в сторону. Он едва щурится, чувствуя тепло солнца, но упорно продолжает смотреть в небо, будто пытается разглядеть под каким-то определённым углом блеск стеклянной коробки. Паймон, развалившаяся в траве позади него, с упоением уплетает яблоко. Ей поход по горам явно даётся хуже, чем им с Чжун Ли, даже если в этом совсем нет логики. — В мирах, в которых мы с сестрой бывали, драконы были совсем другие. В основном, их интеллект ничем не отличался от интеллекта обычной рептилии. В некоторых они являлись злыми существами, сутью всего плохого, как ваша Бездна. — Что ж, трудоустройство Тейвата, очевидно, значительно отличается от трудоустройства тех миров, о которых ты говоришь, — степенным голосом замечает Чжун Ли, и бархатные нотки в нём медленно растекаются по пространству — даже Паймон в такие моменты притихает, с интересом слушая истории, которые они друг другу рассказывают. Это не привычка, скорее способ как-то разнообразить время, поэтому Итэр не возражает против этого небольшого обряда, придуманного на ходу. — В Тейвате драконы могут соперничать по силе с Архонтами. Раньше они были управленцами этого мира, задолго до того, как вообще появилось понятие божеств, и сражались с Селестией. Сейчас они рождаются из элементальной энергии, но это случается так редко, что это скорее исключение, чем правило. — Значит, Двалин мог бы соперничать с Селестией? — Итэр прикрывает глаза под тёплыми лучами, но не жмурится — смотрит из-под полуопущенных ресниц, настороже даже в такой, казалось бы, полный спокойствия момент. Он чувствует вокруг себя каждое движение — колышащиеся длинные волосы Чжун Ли, щекочущие ему руку, дыхание Паймон из-за спины, воркование журавлей на другом краю утёса. — Не совсем, — Чжун Ли снисходительно опускает подбородок, как будто в усмешке. — Тогда я не понимаю, — Итэр вздыхает, резко откидываясь назад и наваливаясь на моментально возмутившуюся Паймон. Драконы могли соперничать с Селестией — обителью Высших Архонтов, — даже существовали до её появления, но теперь не способны и малой толики этого. Или он чего-то не понимает? Может, трудности понимания языка?.. — Паймон тяжело! — Ты только что съела почти такую же по весу порцию бамбукового супа, — фыркает Итэр, и не думая подниматься, и Паймон толкает его в плечо, впрочем, довольно безуспешно, потому что Итэр начинает смеяться. В такие моменты ему хорошо. Паймон шуршит у него за ухом, неразборчиво бормоча что-то недовольным тоном, но Итэр знает, что на самом деле она не серьёзно, что ей так же, как и ему, нравятся такие моменты. Он так не хотел ни к чему привязываться, а вот, подумать только, упустил самое важное. Итэр никогда не спрашивал у Паймон, отправится ли она с ним, когда они с сестрой воссоединятся и покинут Тейват, и не хочет — не сейчас. Куда проще в этой неопределённости, где ещё теплится надежда. — Я могу съесть даже тебя, если ты не встанешь, — говорит Паймон и наконец невероятным усилием отталкивает Итэра, взвиваясь над его головой с победным видом. Итэр рассеянно улыбается и переводит взгляд на Чжун Ли, который внимательно за ними наблюдает. Он чувствует этот взгляд, но когда понимает, что это не его фантазия, то ему становится немного неловко и он снова садится. — Значит, и в Тейвате бывают разные драконы, — выносит вердикт их разговору Итэр, улыбнувшись кончиками губ. Чжун Ли не улыбается в ответ, но что-то в его взгляде и выражении лица выдаёт в нем, что в этот миг он не так серьёзен, как обычно. — Так и есть. Но мне кажется, твои мысли заняты совсем другим. Не это ведь ты хочешь на самом деле знать, верно? — его бархатный голос окутывает сознание. Итэр вздрагивает. Если бы Чжун Ли спросил его таким тоном, правда ли он уверен, что существует, и тогда он бы засомневался. И всё же в этой фразе нет ни высокомерия, ни уверенности в том, что Чжун Ли точно знает, что у Итэра на душе. Итэр внезапно понимает, что он спрашивает, потому что ему интересно, а не потому что видит в нем какие-то намёки, и это кажется приятным. — Не знаю, — Итэр отворачивается, потому что ощущение, будто он как на ладони, не покидает его целое мгновение. Это не совсем тот вопрос, на который он может ответить. Он не хочет знать, почему драконы с Тейвата сильнее каких-то других драконов. Он не хочет знать причины и последствия, хотя обычно, во время путешествий, он только этим и занимается — узнаёт что-то новое. Сейчас он не хочет изучать этот мир, запоминать его, закладывать воспоминания в пробирки и прятать их в рюкзак — точнее, хочет, но это не та первостепенная задача, ради которой он готов всем поступиться, как обычно. Он хочет найти сестру. Он здесь не для того, чтобы веселиться. Знания, которые не помогут ему в поисках, интересуют его куда меньше. Это просто диалог — диалог, который позволил бы ему на время забыться и отпустить ситуацию, но даже так, даже в такое мгновение, Итэр понимает, что не сможет забыть, даже если постарается очень сильно. Это снедает его. Оно внутри, это чувство, эта мысль — что он один. С Люмин всё по-другому, всё иначе, она не просто его компаньон, она часть его самого. И если Чжун Ли спрашивает, хочет ли он знать именно это… — Если мы говорим о правде, то я хотел бы узнать, почему Люмин оставила меня и что ей движет, а ещё — почему в Тейвате такое чёткое разделение на «плохих» и «хороших» без права на выбор, — Итэр бросает на него быстрый взгляд. — На моём языке у людей с чётко определённой стороной есть особое название. Я расскажу тебе, возможно, когда-нибудь. Чжун Ли понимающе кивает — точнее, Итэру кажется, что кивает, потому что он чуть опускает подбородок и отворачивается в сторону, словно задумавшись, но согласившись с его словами. По выражению его лица почти ничего нельзя сказать наверняка. — А ты — из плохих или хороших? — спрашивает Чжун Ли спустя пару мгновений молчания, когда Итэр успевает снова задуматься о философии ненастоящего неба, и он громко фыркает. — Смотря, как тебе будет удобнее. Но конкретно сейчас я, кажется, вне закона, так что… Чжун Ли смеётся. Неожиданно, очень тихо, но его смех приятный и гулкий, как эхо между отвесных высоких скал в долине, и Итэр против воли прислушивается к нему, как к откровению. Понимать человеческую природу через мимику или чувства ему сейчас намного проще, чем через слова — неродной язык слишком давит на уши и горло, чтобы он мог позволить себе ему довериться. По эмоциям Итэр может сказать о собеседнике больше, чем по его ответам. Чжун Ли, кажется, той же категории, что и он, — и не хороший, и не плохой, смотря с какой стороны взглянуть и под каким углом вертеть. — А Паймон помнит, как Итэр однажды рассказывал, будто в одном мире люди питались воздухом и росой, но никогда не видели солнечного света, — вдруг выдаёт Паймон, наверняка почувствовав себя неловко в нависшей тишине и потяжелевших мыслях Итэра, и чуть подлетает, опуская ему в руки персик зайтун, который они купили на базаре в Ли Юэ парой часов ранее с помощью Чжун Ли, которого, в отличие от них, никто не разыскивает. — Это потому что их глаза не были приспособлены к… в общем, к чему-то, что появлялось в воздухе днём, поэтому они выходили только ночью, когда планета становилась прохладнее. — Было бы славно когда-нибудь тоже позволить себе посетить другой мир, — отвечает Чжун Ли в пустоту, будто и не отвечая вовсе на слова Паймон, и Итэр молчаливо соглашается с ним, ничего не произнося. Паймон садится рядом, между ними, очевидно, довольная тем, что смогла немного разбавить обстановку. Они не разговаривают, но это приятное молчание. Итэр снова смотрит на облака, на их медленное движение, и сам чувствует себя таким облаком — будто любой порыв ветра может подхватить его и унести далеко-далеко. Мысли его лениво разворачиваются, как лепестки ветряных мондштадских астр после дождя, и замирают; Итэр разглядывает их, как кадры, безмятежный в этом мгновение. Вселенная, и правда, удивительное место. Итэр видел множество лиц и обличий, видел самых разных существ, говорил на сотне языков и пробовал тысячи блюд. Ему нравится узнавать новое, быть рядом с людьми, касаться их жизней и сбегать, не оставляя следов. Люмин говорила, что он слишком нетерпелив, чтобы оставаться на одном месте, и всегда умилялась с его попыток всему найти объяснение прежде, чем воспоминание об этом растворится без следа. — У тебя есть уникальная возможность, — говорит Чжун Ли мягким тоном, склоняясь к нему так близко, что Итэр чувствует его дыхание на своей коже. Он поворачивает голову, встречается с ним взглядом, и снова опускает глаза, впервые за сотни лет чувствуя себя так, будто он сделал что-то не так и теперь разговаривает с Богом, ожидая критики. — Это большая редкость. — И ответственность, — выдыхает Итэр и криво улыбается, чувствуя, как дрожат уголки губ от странного внутреннего напряжения. — Будь со мной рядом Люмин, я бы не упустил возможности найти и изучить древнюю письменность, и как следует погрузиться в истоки истории. Она всегда… — он замолкает, потому что не знает, что хочет сказать. Краем глаза он видит, как Чжун Ли склоняется голову на бок, не отводя от него внимательного, изучающего взгляда. — Мне кажется, кто-то должен сохранять истории, чтобы помнить. Пока люди их рассказывают, прошлое живо. — Тебе, должно быть, нелегко, — улыбается осторожно Чжун Ли, и Итэр ведёт плечом, будто пытается сбросить эти слова с кожи, но они прилипают к нему, как цветочная пыльца к пальцам, и сковывают движения. — У путешественников междумирья тяжёлая судьба. Мне было бы интересно узнать вашу историю. Возможно, я бы тоже смог её сохранить для вас. Итэр смотрит на него. У него еле вздымается грудь, он еле дышит, так сильно у него начинает болеть под рёбрами. Он не может это объяснить, но, наверное… Наверное, у него просто никто никогда не спрашивал о его прошлом — куда бы он ни пришёл, он узнавал историю других, но никогда не рассказывал своей. Это внезапно оказывается… довольно приятным. И лестным. Итэр благодарно улыбается. Доверить кому-то свою историю. Позволить её сохранить. Это слишком много, слишком интимно — но это, о чём Итэр иногда думает, засыпая поздно вечером. Однажды, очень и очень давно, он уже позволил кому-то узнать себя ближе, настолько, насколько это может быть приемлемым для путешественника — и сейчас вспоминает об этом с грустью. Довериться другому человеку, стать для него историей — Итэр не готов взять на себя такую ответственность снова. Знать, что где-то среди миров может быть кто-то, кто ждёт его, понимая, что этого никогда не случится, очень болезненно. Итэр не любит заводить друзей, но каждый раз это происходит само по себе. Люмин часто говорит, что он слишком эмоциональный, слишком привязывается. Итэр почти для всего слишком — его не бывает «ровно столько, сколько нужно». — Возможно, — абстрактно соглашается он и поднимается на ноги. Паймон тут же взлетает за ним следом. — Не время прохлаждаться. Нас ждут ещё остальные Адепты. Итэр прекрасно знает, где находится черта привязанности, которую они с Люмин могут себе позволить. Если её перейти, будет желание остаться, если они будут хотеть остаться… Им нет места ни в каком из миров, они везде лишь гости. Видимо, Люмин перешла черту. Видимо, она устала быть просто кем-то, кто появляется в чужой жизни на время. Итэр не винит её, он всё понимает — ему просто обидно, что она ничего не сказала сразу, не объяснила. Он ведь тоже проходил через это. Он бы её понял.***
Адепты, по мнению Итэра, оказываются слишком своенравными и эмоционально не повзрослевшими. Разговаривать с ними, выяснять причины, что-то объяснять — он начинает раздражаться ещё на самой первой встрече, но уже после понимает, что это буквально невыносимо. Возможно, они действительно мудрейшие существа, правые — или левые, ему без разницы — руки Гео Архонта, но их характеры явно оставляют желать лучшего. Больше десяти раз Паймон приходится хватать Итэра за руку в попытке успокоить, потому что ещё мгновение — и Итэр начал бы вести себя неподобающе. А он очень не любит, когда такое происходит. Если Адепты так хотят возмездия от Ли Юэ — почему ему вообще должно быть до этого дело? Если они не верят, что люди справятся самостоятельно, почему он должен что-то доказывать? И вообще, с какой это минуты нахождения в регионе Итэр отвечает за смерть их Бога и её последствия? Паймон говорит, что это необходимо, что это самый простой путь — помочь, заполучить себе благодарности, внимание, тем самым доказать, что ему можно верить, а затем уже добиться своего и узнать правду по поводу сестры. Итэру хочется надеяться, что она издевается, но он знает, что это не так и что она никогда бы с ним так не поступила. Он и сам не верит, что хоть где-то всё для него будет просто — пришёл в новый регион, нашёл Архонта, спросил, получил информацию и ушёл искать дальше. Помогать ради того, чтобы просто задать пару вопросов — он не настолько благодеятелен. Привилегии в мире, из которого он в скором времени всё равно уйдёт, его не особо интересуют. Но ему приходится улыбаться, делать вид, что он заинтересован, предлагать помощь. Он искренен в этом настолько, чтобы это нельзя было назвать ложью, но это не значит, что ему это нравится. Адепты просто становятся едва не последней каплей — пока они вечером возвращаются в город, так толком и не продвинувшись к решению личной проблемы Итэра, а не конфликта в Ли Юэ, он хмурится и пинает носком ботинка мелкие камешки. Итэр привык решать задачи, активизировать все свои силы, — он не чувствует усталости до тех пор, пока они наконец не спускаются в город, пахнущий чаем, рыбой и специями. Ещё более шумный, он загорается огнями, очаровательный в своей живности и забирающий раздражение; непривычный, Итэр на мгновение теряется, когда они проходят через ворота и сразу прорываются через поток людей в пахнущих морем одеждах. Он вдыхает горячий запах остывающего асфальта и смотрит на невозмутимого Чжун Ли, который продвигается вперёд, кажется, ни разу никого не коснувшись. Вслед им раздаются ругательства — Паймон врезалась кому-то в голову, сбив шляпу. Итэр хмыкает, проглатывая смех, потому что это действительно кажется ему забавным и поднимает настроение, и хватает возмущенную Паймон за руку, опуская к себе ближе. Возможно, пока она вместе с ним, он способен притвориться, что всё в порядке, и игнорировать дальше давление закрытого пространства ненастоящего тейватского неба, из которого ему не выбраться без всех этих игр по чужим правилам. — Через несколько часов станет свободнее, — говорит Чжун-Ли, оборачиваясь к ним и замедляя шаг. Они переходят мост и сворачивают в порт; крики чаек становятся громче гула толпы, а с моря тянет прохладный ветер, принося с собой запах соли. — Это даже очаровательно, — говорит Итэр. В его голосе проскальзывает нотка иронии, но, в целом, он говорит правду. — Мондштат, в котором я был до этого, в лучшие свои дни не такой шумный. Шум улиц заглушает давление в голове и навязчивые мысли — позволяет немного забыться, расслабиться. Итэр умалчивает о том, что большинство их путешествий по звёздам — тихий шаг в пространстве, лишённом звуков. — Нам нужно кое с кем встретиться, — добавляет Чжун Ли вдруг. Благодаря благословению Адептов и встрече с главой Цисин, попросившей их завтра прибыть к ней, им больше не приходится прятаться по углам. Но бок, задетый во время незамысловатой стычки на площади, всё ещё фантомно болит. Итэр заинтересованно смотрит в сторону Чжун Ли, ожидая пояснений. — Один мой знакомый тоже занимается расследованием убийства Гео Архонта, и у него есть зацепки. Мы условились встретиться вместе за ужином, и я решил, что для вас будет полезно послушать о его догадках. К тому же, он тоже будет помогать с прощальной церемонией. — Много же у тебя помощников, — не очень довольно бормочет Итэр, и Паймон щипает его за плечо. Он кидает на неё быстрый взгляд и виновато улыбается. — Ладно уж. Раз мы все в одной лодке, выбора, видимо, нет. — Не волнуйся, Итэр, Паймон будет рядом с тобой, чтобы тебе не пришлось много говорить! — она поддерживающе делает круг вокруг его головы в воздухе и замирает слева, довольно всплеснув руками. Помня о том, что Итэр ещё недостаточно хорош в разговорах на чистом тейватском, она очень часто идёт ему на выручку. Вдвоём они в принципе действуют довольно слаженно. Если говорить приходится Итэру и он не понимает, о чём речь, он переспрашивает непонятные слова, и она поясняет их ему, продолжая дальше разговор от его лица. Видимо, со стороны это выглядит так, будто они просто договаривают друг за другом мысли. — А ты за это накормишь Паймон вкусным ужином, верно ведь? — Конечно, — он устало улыбается, но в этой улыбке нет усталости конкретно от Паймон. — Только не набивай рот едой, иначе не сможешь «быть рядом, чтобы мне не пришлось много говорить». — Паймон никогда так не делает! Итэр смотрит на неё с нежным упрёком, но ничего не отвечает. Ему кажется милым и привычным то, как у них строятся отношения. Паймон единственная, к кому он готов привязаться, и он старается не думать о том, что будет, когда ему придётся уйти. Что если Паймон принадлежит только этому миру? Сложно признать, что порой невозможно изменить реальность, даже если ты путешествуешь по звездам, и сложить заново разбитое сердце тоже не выйдет. Много кто в Тейвате считает Итэра своим другом, но дружба ли это, если всё, что он делает — это всеми силами отталкивает чужие души, чтобы потом не было так больно его? — Тебе не о чем беспокоиться, — говорит Чжун Ли, глянув на него через плечо. Итэр невольно внутренне обмирает, потому что ему нравится этот взгляд, глубокий и мудрый. Чжун Ли не похож на всех остальных людей, что они встречали за время путешествия. Рядом с ним Итэр чувствует себя на удивление равным; у него нет мании величия, но он жил на свете сравнительно дольше всех вокруг и просто не может не выделяться. — Обычно, когда так говорят, это означает, что повод для беспокойства всё же есть, — мрачно шутит Итэр, но всё же улыбается, чтобы Чжун Ли не решил, будто дело в нём. Это даже не лицемерие, не попытка казаться лучше. Так, маленькая хитрость, от которой у него же самого внутри разливается тепло. Ему, откровенно говоря, всё равно, засада это или нет: не то чтобы он не расстроится, если всё это окажется многоходовым планом Чжун Ли по поимке Путешественника для Цисин, но… он уже достаточно опытен, чтобы игнорировать неудобные чувства. Чжун Ли, кажется, отвечает ему что-то, но Итэр уже не слушает — погружается в размышления и суету вертящейся у его руки Паймон, то и дело дергающей его за перчатку. Он думает, что и в этот раз не получит своего ответа — и почти смиряется с этим. Если это сюжет игры, ему придётся пройти его до самого конца — никто не позволит ему получить то, что он хочет, на половине, если только он не узнает условий, по которым его заставляют здесь находиться. Что, если Люмин вообще делает это всё не по своей воле; что, если она в точно такой же ловушке — просто с другой стороны? Есть ли вообще смысл пытаться сделать хоть что-то? Ему стоит притвориться послушным или всё же сделать что-то из ряда вон выходящее, чтобы Боги наконец обратили на него внимание? Ирреальное небо давит на голову — стёкла прозрачной коробки мира почти прижимают его к земле. Если бы только у него снова были его крылья, он бы поднялся до самых звёзд — убедиться, что там в самом деле всего лишь аквариум. — О, здравствуйте! Вот и вы, я вас уже заждался! Я, кстати, Тарталья Чайльд, — незнакомый голос вырывает из мыслей, Итэр поднимает голову. Натыкается взглядом на парня, поднявшегося из-за столика и теперь активно пожимающего Чжун Ли руку, а затем и маленькую ладошку Паймон. Итэр пытается казаться дружелюбным, поэтому отвечает на приветствие тоже — пальцы у Тартальи длинные и сжимают крепко, через перчатку не почувствовать его кожу, но, кажется, Итэр не ощущает от него давления. Они встречаются взглядами. Тарталья не отпускает его руку ещё насколько секунд. — А вы, видимо, Итэр и Паймон, верно? Чжун Ли уже успел мне о вас рассказать. Много же вы наделали шуму тогда на празднике, — его голос немного опускается. Итэр прищуривается, почти насильно забирая у него свою ладонь. Паймон рядом вскидывается, и Итэр тут же отворачивается, будто моментально теряет к новому знакомому интерес. Чем больше она говорит, тем меньше ему придётся выкручиваться. — Вообще-то мы хотели всего лишь поговорить с Гео Архонтом, мы ничего не нарушили! — возмущается она, сложив руки на груди, и вспархивает над стулом рядом с Итэром, пока тот с приглашения Чжун Ли садится рядом с ним. — Но это уже неважно! Чжун Ли сказал, что у тебя есть какая-то полезная информация для расследования — не поделишься? — Поделюсь обязательно, маленькая летающая леди, но не всё же так сразу, — Тарталья улыбается им весьма мило, но Итэр всё равно не поддаётся — даже если очень хочет. — Предлагаю немного расслабиться, узнать друг друга поближе, чтобы я понял, могу ли вам доверять, а вы — мне. В конце концов, не каждому ведь встречному выдавать такие тайны… — Ох, точно, ужин! — Паймон моментально меняет пластинку и оборачивается на Итэра в жалобном выражении лица. Тот хочет закатить глаза из одной только чистой вредности, но сдерживает себя невероятным усилием и тихо фыркает. — Все хорошие переговоры ведутся за едой… Но не думай, что мы сразу станем друзьями! — добавляет он вдруг, снова смотря на Тарталью. — У Итэра только одна лучшая подруга — и это Паймон! — Я не претендую на Путешественника, малышка, — Тарталья делает какой-то знак рукой, и к ним тут же подходят официанты. Паймон оказывается полностью во внимании блюд на страницах меню и совершенно забывает о том, что они на задании — расслабляется почти полностью, позволяя себе эту слабость слишком легко. Итэр даже завидует — он бы тоже хотел отвлечься и забыться в хорошем ужине, но он не в компании друзей, не в дружелюбно принявшем его мире, не с сестрой и не на свободе, даже не на минимальных её уровнях — ему некогда притворяться перед собой, что он может сбиться с курса или остановиться хотя бы на мгновение. Мысль, что на самом деле Люмин принадлежит Бездне не по своей воле и что там ей может быть плохо или что она знает что-то, чего не знает он, делает ему больно. Он сжимает пальцами край штанины, пока Паймон пытается выбрать, что ей больше хочется: цыплёнка в медовом соусе или овощные лепёшки. Что, если Люмин каждый раз оказывается так далеко от него, потому что позволяет ему быть в Тейвате, проникнуться им, прежде чем они… Итэр закрывает глаза. Чжун Ли касается его плеча, и это приносит облегчение. Итэр скучал по этому чувству.***