Школьная любовь

Михаил проснулся раним зимним утром. За окном было темно, что создавало утреню атмосферу в спальне. Парень оглянулся: ранее утро, зима, светло на улице будет очень скоро. Потянувшись и нехотя вылезая из-под тёплого одеяла, он повернул голову, и, сняв его с кровати, укутаться в тёплую ткань, медленно направился в ванную. В квартире было тепло, окна запотели от контраста температуры. За окном было тихо — редкие прохожие, падающие снежинки. Засмотревшись, парень встрепенулся, и пошел умываться. Тёплая вода приятно согрела руки, отекшие после сна. После умывания, он почувствовал, что окончательно проснулся. Пройдя на кухню, он заметил, что за считанные минуты, на улице уже светлело. Зима встречала его так каждое утро, согревая тёплым чаем. Юноша сидел на мягком уголке и следил за стрелками на часах, пока чайник закипал. Устремив взгляд в сторону, он задумался. Из потока несвязных мыслей его выудил звук противного свистения, сигнализирующий о том, что чайник вскипел. Быстро выключив газ, чтобы противный звук, который резал уши прекратился, он подошел к шкафчикам и достал керамическую кружку, где вскоре оказался кипяток. Треугольной формы пакетик черного чая отправился на мучительные пытки в чашу. На часах 6:40. «Зачем я так рано встал?» - спрашивал у себя юноша. Молодой человек взял кружку с чаем, и вышел на балкон. Холодный ветер заставил юношу прищуриться, и слегка дёрнуться. Кружка была в одной руке, во-второй же покоилась сигарета. На плечи было накинуто то самое одеяло. Дым сигареты влетал в дом из-за ветра. Михаил же стоял босой, наблюдая за редкими прохожими, раз за разом делаю спасительную тягу. Младший брат Алексей, проснулся позже брата. Он вышел из комнаты, сонно плетясь на кухню. По пути пару раз потер правый глаз, и зайдя в комнату, сел за стол. Горшенев старший посмотрел в окно, которое было сзади него, и увидев Алексея, быстро затушил сигарету и вышел с балкона. — Доброе утро, малой, — Миша поцеловал Ягоду в макушку, и поставил теплый чай на стол перед Лёшей, - Готов к труду и обороне? – удивляясь своему неожиданно жизнерадостному тону, Миша отвернулся к шкафчику, с целью достать что-то более-менее съестное для брата. Мальчик еще раз сонно протер глаза и потупился в пол. Настроения идти куда-то по такой погоде не было, но кто его спросит? Лешка привыкал быстро к своим «обязанностям». Встаешь с кровати – заправляешь постель. Пьешь чай – моешь за собой посуду. И даже дело не в брате – Миша не пытался воспитать в младшем дисциплинированность, она сама его, честно говоря, душила. Просто, внутри него что-то твердило… Что-то заставляло его задуматься над тем, что он что-то должен соблюдать и выполнять, когда смотрел на брата, который с тяжестью собирался в школу, перед этим отводя его самого же в сад. — Готов, — улыбнувшись, Алексей прислонился губами к чашке, отпивая чай. Взглянув в окно, он еще раз задумался над тем, что неплохо было бы вернуться в теплую комнату, расправить кровать, т, только коснувшись затылком нагретой подушки, провалиться в сон. — На, — положив на стол пару булочек, Миша одобрительно кивнул головой и, улыбнувшись брату, направился в комнату, Как только он зашел в комнату, улыбка сразу же сползла с лица. Головная боль давала по вискам, оттеняя все остальные мысли на второй план. Прислонившись к шкафу, Михаил прикрыл глаза, позволяя себе пару лишних минут побыть наедине с собой. Как бы то ни было, но первый день в школе всегда казался волнительным. «Е-мае, вроде не первый класс, а че тогда оно… Странно так получается...» — взяв себя в руки, он развернулся, открывая дверцы шкафа. Противный скрип подействовал, как никогда, отрезвляюще, заставляя юношу поежиться, но тем самым вернуться в сознание. Бессвязный поток мыслей продолжал заполнять голову, а в совместимости с головной болью давал нереальное сочетание, похожее на бомбу замедленного действия. Горшок не боялся тупых или высокомерных, тупых или шутливых взглядов в свою сторону, ему просто было не по себе от резкой смены обстановки. Еще недавно, просиживая штаны за стареньким потрепанным компьютерным столом, без, собственно, компьютера, он расчеркивал страничку учебника по физике, даже не стараясь что-то понять. А теперь придется выполнять те же самые махинации, но в присутствие совершенно незнакомых людей. Представив их зализанными напускными, а главное – не в меру высокомерными, ушлепками, Горшок закатил глаза, вытаскивая из шкафа свитер – черный, потрепанный и порванный в некоторых местах, но такой комфорНОЬ =Цтный и родной, что моментами хотелось придаться забытию и, обняв его, примоститься где-то на диване в углу, уснуть с ним в обнимку. — Миша-а-а, — Леша своим громким визгом быстро возвращал брата в реальность, не в зависимости от того, в каких раздумьях он не витал. «Собрался что ли. Шустро». Голос брата из коридора заставил поторопиться. Быстро натянув свитер, Миша схватил рюкзак - черный и опрятный, что совершенно не соответствовало его внешнему виду. Темные волосы, торчащие во все стороны, как бы ты их не расчесывал, потрепанный свитер, черные джинсы, гады, такая же потрепанная куртка – небрежный образ, который и походил ему больше всего. Вспомнив себя на линейке в начальной школе, Горшеневу хотелось содрать с себя кожу – настолько этот образ в белой рубашке и штанах со стрелками казался ему неправильным. Оглянувшись, Мишка еще раз осмотрел квартиру, словно прощаясь. «Чего это вдруг я решил, что этот день должен стать каким-то особенным?» — Этот день точно будет особенным! — спрыгнув с последней ступеньки, Лешка толкает подъездную дверь и вываливается на улицу. Миша тенью поспевает следом, не отставая ни на шаг. Так уж случилось, как только Горшенев выходил на улицу, то сразу же появлялась маска – минимум эмоций, максимум концетрации и бдительности. Он несет ответственность за брата. Улыбнувшись на фразу, брошенную Лешкой, Миша чуть ускорился и поравнялся с братом, взяв того за руку. До сада было пять минут ходьбы. Алексей, то и дело, не переставая, галдел. Вслух размышлял обо всем, что видел. Искренне визжал, наблюдая за птицами, которые оказывались очень близко. Смеялся, непонятно с чего. Каждый выход на улицу для него был словно в новинку. Все было ему интересно, все было ново. Миша все также отчуждено наблюдал за братом, видел, как искрятся его глаза буквально от всего.. Невольно сравнивал с собой. Казалось, юношу уже ничем не удивить, ибо как еще объяснить то, что задор и те самые искорки в глазах давно потухли, оставляя место только предостерегающему огоньку и скуке – два состояния Мишиных глаз. Странно? Вполне. Проводив брата в сад и доверив его в руки воспитательнице, Миша, оставшись вновь наедине с собой, медленно направился дальше – противоположную от дома сторону. В школу. Некоторое чувство тревоги его не покидает. Внешне – не видно, но внутренне, буквально, все трепыхает непонятно от чего. Он уже заранее готовится к тому, что все будет не так радостно, как хотелось. Хотя, когда в его жизни было что-то жизнерадостное, не считая времени, проведенным с братом? Друзей нет, знакомых – полно. Да только толку от этих знакомых? Время с ними не провести, душу не излить. Сижку стрельнуть можно, и на том спасибо. Еще родители появляться дома чаще будут.. Не то, чтобы это плохо. С возвращением мамы сразу создается ощущение надобности, нужности и уюта, но отец.. С ним у Миши отношения не задаются с момента, как он себя помнит. Отец всегда прививал своим детям дисциплину. Все должно следовать четкому, никому кроме Юрия Михайловича не ведомому, плану. Горшка это душило. Вот и заветные ворота школы впереди. Мрачное двухэтажное, потрепанное жизнью, здание возвышалось над парнем. Невольно сравнив его с одним из кругов ада, а после помедлив, Миша опустился на колено, заправляя развязавшийся шнурок внутрь ботинка. Подняться у него возможности, как оказалось, не будет. С неразборчивым, но очень громким криком, на него налетело нечто, в чем он позднее узнает своего друга – Сашку. Встреча лица со снегом выдалась до боли неприятной, да кто его спросит. «Уж больно привередливым стал что ли, а, Горшок?» Недовольно отмахнувшись, Миша быстро принял положение стоя, протягивая руку другу, а после вовлекая его в недолгие, но крепкие объятия. — Мишка, как я рад, долго ждал этого, - улыбаясь во все тридцать два, Балу обнимал друга, взъерошив и без того странную прическу друга, — Теперь заживем, да? — Та да, блин, заживем-заживем, — отмахнувшись, Горшок направился к зданию, зная, что друг поспевает следом, — Че ты праздник какой-то устроил, словно не виделись давно, ну. — Мы вместе теперь! — вновь навалившись всем телом, Балу обнял темноволосого за шею, загребая поближе. — Да, блять, Балу, харе тебе уже с этими вот.. — Миша легонько толкнул блондина в плечо, и все же улбынулся, — Телячьими нежностями, е-мае! Войдя в здание, Горшок сразу же поежился. Слишком тусклое освещение, слишком много народу, слишком слишком. Даже воздух кажется невероятно тяжелым из-за такого огромного потока людей. Балу, до этого стоящий рядом и позволяющий Мише привыкнуть к обстановке, вдруг дернулся, и, шепнув что-то неразборчивое на ухо, поспешил куда-то в сторону столовой, находящейся совсем недалеко от входа. «Ну, пиздец, че еще сказать. — потупившись, Горшок сделал шаг в противоположную, от места, куда пошел Балу, места, - Блять, и куда мне теперь, е-мае..» В обреченном жесте, стукнув себя по лбу, Мишка опустил глаза в пол, шаркая ботинком льдинку, прицепившуюся с улицы. Совершенно забыв, за четыре года отсутствия в школе, местонахождение кабинета, он бы так и остался стоять на месте и ждать Балу, если бы не сильный удар в район лопаток. Не ожидав такого напора, юноша сделал неуклюжий выпад вперед, но из-за скользкого пола просто распластался на холодном и мокром кафеле. Боль от удара об кафель не сравнится с тем, как показалось, легким толчком в спину. Как оказалось, что и эта боль не сравнится с тем, что было далее. Буквально пару секунд спустя на спину Мише приземляется небольшая тушка, отчего у брюнета будто воздух сиз легких выбило – настолько это было неприятно и неожиданно! — А-а-а, блин, — Миша почувствовал, как та самая «тушка» начала на нем ерзать, попутно извинясь, - Я, случайно, прости, да, прости. Почувствовав легкость, недовольный Миша быстро встал на ноги, вспоминания, что этот человек точно не первый, кто за сегодня примазал его к земле или полу – неважно. Обернувшись и посмотрев на место своего недавнего разложения, юноша с усмешкой поднял брови, будто невольно спрашивая: «Серьезно?» Парень, распластавшийся по полу в форме полузвездочки-полупокойника, неловко зажмурился и прикрыл грудь руками, отвернув лицо в сторону. «Ну, навряд ли от меня исходит такой яркий свет, что он ослепнуть боится» — от усмешки на лице не осталось и следа. Огорченный такой реакций, Миша легонько пнул того носком гадов. — Че, настолько ужасный? — сам не ожидая такого грубого тона, парень резко заткнулся, позволяя себе обратить внимание на открытую шею блондина, который медленно начал поворачиваться в его сторону. Большой синяк, грязным пятном порочил нежную кожу, уходя куда-то за воротник пестрой красной рубашки, торчащей из-за расстёгнутой куртки. — Чего? — непонимающим взглядом, он уставился на Горшка, приподнимаясь, — Я думал, ты меня отхуярить собрался, — неловко почесав затылок, он позволил себе расслабиться и протянуть руку. Мише стало неловко, а именно поэтому, протянув руку в ответ, он криво улыбнулся и взглянул на нового знакомого.