***
Через пару дней уже будет, как новенький. Кикё задумчиво рассматривает в зеркале красные шрамы и следы от ожогов на своей груди, плечах, шее. Кажется, на нем вообще живого места не осталось. "Тц!". И волосы укоротились почти вдвое. Грудь – ладно, под рубашкой не видно. Но волосы будут отрастать гораздо дольше. Печально. И Дейзи тоже не всесильный – не умеет использовать пламя солнца для лечения и восстановления, только самые простые раны. На боль ему плевать – не помер ведь, ходить может, да и ладно. Закуро всё равно сейчас намного хуже с его повреждениями органов, ожогами легких и гортани. Ничего – поваляется в постели неделю, и будет ему уроком, будет осторожней. Травмы от собственного пламени устраняются гораздо сложней и дольше. Но проведать всё равно стоит. Хотя бы из вежливости. Малышню он к себе не пускает. А Кикё вот пустил. Ну как пустил... Просто лежит молча на самом краю постели, поджав под себя ноги и руки спрятав в совсем скорбной позе. Покрывало с себя скинул. Точнее, даже не тронул его – так и лежит сиротливо поверх постели. И дыхание его болезненное слышно даже у самой двери – печальное зрелище. Впрочем, Кикё никакой жалости к нему не испытывает – жалеют только слабаков. Да и понимает прекрасно, что не от боли его так скрутило. Что-то Закуро сильно беспокоит. Хранитель облака молча присаживается рядом, закинув ногу на ногу, а тот даже глаза не открыл. Ноль реакции. – Ты холодный совсем, – Кикё мягко, но уверенно щупает его лоб, ведет ладонью по небритым щекам, обычно горячим, а теперь словно ледышка, сухим и бледным. – Почему не укроешься? И знает прекрасно, как Закуро холод не переносит. Специально что ли добавляет себе страданий? Вот кто точно мазохист. Хранитель урагана лишь раздраженно ведет плечом в ответ. – Уйди, – хрипит сдавленно, тихо, болезненно. Не хватало ещё, чтобы с ним няньки носились, как с кисейной барышней. А Кикё везде всегда нос свой сунет. Не то, чтобы он гиперзаботливый, просто старается выполнять свою работу хорошо. Перфекционист херов. И хитрый, подлый, как сука – никогда на рожон не полезет, улизнет, при первой же возможности и будет улыбаться. Изворотливый, как змея. Закуро очень болезненно переживает любые неудачи. Особенно такие. Особенно, если это происходит в чужом присутствии – не хочет ударить в грязь лицом, снова выглядеть и чувствовать себя слабаком, немощным, жалким. А именно так каждый раз и получается, как бы он не старался. Даже Блюбелл мелкая и этот Дейзи-дохляк сразу все освоили, включились в дело, веселятся. А он... бесполезный! Лучше бы оставили его там, в деревне этой убогой, не трогали, не тащили бы из этого дерьма. Врёт, наверное, Бьякуран – не может такой жалкий миром править ни в одной из реальностей. – Уйти? – Кикё улыбается, но даже не сдвинулся с места. — Чтобы ты дальше продолжал сопли на кулак наматывать и себя жалеть? Вот же падла! И смеется ещё! Будто все его мысли читает. Закуро злится. Нет, бесится. Врезать бы ему! В порыве резко поднимается, намереваясь показать на практике, кому тут нужно будет себя пожалеть уже через секунду. – Какой же ты дикий, когда не надо, – Закуро вдруг оказывается в кольце сильных рук и обнаруживает, что не может дернуться. За внезапным приливом бодрости и решительности накатывает такая же слабость, злость сменяется удивлением. – Чуть нас всех не убил. Чуть себя не убил. Скажи спасибо, что благодаря мне ты всё ещё жив, – Кикё тихо хохотнул у самого уха. Пальцы медленно зарываются в волосы на затылке, гладят, будто хранитель облака решил его приласкать. А Закуро натыкается взглядом на краснеющий свежий шрам от ожога под высоким воротом – сразу не обратил внимание, что Кикё в рубашке, а не привычной футболке. И волосы его едва до плеч достают. Кикё не обманывает. След до самого уха завораживает, ласковые прикосновения тоже, и Закуро не замечает, как объятия становятся сильней, медленно сдавливают тело, будто змея обвивает своими кольцами. И ласковый голос Кикё превращается в тихий шепот, и приходится замереть, напрячься, но все равно он прекрасно слышит каждое слово: – Если ты думаешь, что тебе нет места среди нас, и хочешь сдохнуть, то сдохни самостоятельно. Тихо и с достоинством. Нас тащить за собой не нужно, – тело мгновенно пронзает невыносимая боль, будто все поврежденные органы разом сдавило, сжало, расплющило. Нечем дышать. И дернуться не получается – Закуро теряет контроль над своими конечностями, а чужие объятия в самом деле его душат. И без того поврежденные легкие будто раздирает изнутри пламенем. Закуро заходится кашлем, тщетно пытаясь сделать вдох, хватая ртом воздух – ничего не получается. От приступа даже слезы непроизвольно выступают на глазах. Унизительно. Но черт! Как же плохо! – Больно? – Закуро кожей на своей щеке чувствует, как Кикё улыбается, и его теплое дыхание, а чужие руки сдавливают его грудную клетку резче и сильней. Еще немного, и ребра треснут. Хранитель урагана судорожно цепляется пальцами за бока Кикё, кружится голова, и перед глазами уже пляшут черно-красные мушки, будто он вот-вот потеряет сознание. – Больно, – сухо констатирует Кикё и резко отпускает, почти доведя до самой грани. Закуро тут же скручивает на чужих коленях в длительном мучительном приступе кашля, не дающем даже толком сделать глоток воздуха. Перед глазами плывет, но он отчетливо видит, как капли крови падают на белоснежные брюки, рассыпаясь по ним, словно зерна граната. И понять не может, отчего ему сейчас так до трясучки плохо: от унизительности своего положения или от тупой пульсирующей боли внутри. Но одно понятно – Кикё пришел наказывать. Или мстить. И Закуро поднимает на него взгляд, полный ярости и угрозы, еле-еле собравшись и приподнявшись на дрожащих руках, изо всех сил сжимая зубы и сдерживая очередной болезненный приступ. – Если еще раз, скотина, – на Кикё его взгляд не возымел никакого эффекта. Тонкие пальцы жестко хватают за небритый подбородок. Улыбка с губ хранителя облака исчезла, и глаза пронзительно-холодные. Кикё не шутит. Он серьезен. – ...ты выкинешь нечто подобное – я собственноручно прикончу тебя на месте, а Бьякурану скажу, что так и было. Внутри всё мгновенно похолодело, сжалось, опустело. Угроза выглядит реальной. И даже дышать больше не хочется. А жалеть себя так и подавно. – Понял, – Закуро сглатывает тяжело, прохрипев лишь одно слово. Но чужие пальцы не спешат его отпускать, сдавливают сильней, так что хранитель урагана непроизвольно приоткрывает губы, пытается слизать стекающую с них кровь, не отрывая взгляда от чужих холодных глаз. И тут же цепенеет – Кикё уже наклонился к нему и сам ведет языком по его губам. Медленно, плавно, настолько нежно, что это никак не сочетается с жесткостью его пальцев. Оставляет в уголке рта легкий поцелуй и отпускает, поднимаясь и молча покидая комнату. Закуро падает обратно – его до сих пор еще мелко трясет и вновь подкатывает приступ кашля, но он улыбается. И сам не понимает, чему он улыбается...Зерна граната
3 апреля 2023 г. в 15:34
– Дейзи, чего ты там ковыряешься?!
– Я не могу. Он сопротивляется!
– Черт! Закуро, мать твою! Блюбелл, не стой столбом!
– Я и так стараюсь! Идиот слишком сильный!
Плохо. Дело дрянь. Если Закуро продолжит, то спалит к чертям не только их, но и себя. Закуро потерял контроль над своим пламенем во время тренировки. Бывает – все через это проходили после вживления коробочки Ада, когда привыкали к телам с новыми способностями, пропускающими пламя через них самих. И только Закуро, с его характером, совершенно не умеет себя контролировать – сразу ныряет в омут с головой. Когда-нибудь это должно было плохо закончиться. "Не в мою смену!", – сжимает зубы Кикё. Он или вытащит его из этого дерьма, или... Другие варианты просто не рассматриваются! Они лучшие. Значит, надо!
– Закуро! На меня смотри! – хлесткий удар по щеке. Собственные щиты рушатся. Нет, сгорают под давлением чужого пламени. Руку обжигает невероятной болью, будто окунул ладонь в расплавленный металл. На коже тут же вздуваются волдыри. И... ноль реакции.
– Придурок! Черт! Да приди же в себя, наконец! – встряхнуть хранителя урагана тоже не получается, Кикё мгновенно откидывает давлением чужого пламени. Блюбелл почти выдохлась держать щит, капли холодного пота стекают по её бледному лицу. Дейзи почти на пределе. И собственные волосы уже не такие пышные и длинные – еле успел сбить с них пламя.
Нужно что-то сделать. Сейчас. Срочно! Бьякуран уже знает о ситуации, но даже он не всесилен и не умеет преодолевать огромные расстояния за секунды. А счёт идет на секунды. Похоже, неуправляемое пламя Закуро сжигает его изнутри – глаза закатились, его выгнуло дугой в конвульсии похожей на предсмертную, кровь, пузырящаяся на губах тут же запекается и чернеет. Но нужно продержаться ещё хотя бы минуту. Ни пламя трех хранителей, ни грубая сила не помогают. Кикё решается на отчаянный шаг: всё или ничего. Снимает с себя щиты.
– Закуро. Слышишь меня? – хорошо, что форма Мильфиоре огнеупорная, и он не просто человек – у Кикё есть в запасе несколько секунд. Потом ему самому нужна будет помощь Дейзи или сразу гроб. Ладони обхватывают небритое лицо, сжимают крепко, фиксируя голову и заставляя на себя посмотреть. Касаться его – все равно, что приложить руки к раскаленной сковороде. Но не страшно. Главное, чтобы он пришёл в себя, вынырнул из своего персонального огненного ада, в котором сейчас застрял. А остальное – не страшно.
– Ну давай. Посмотри на меня, мой хороший. Ну же, – вряд ли ласковые уговоры помогут, но... веки с опаленными ресницами хранителя урагана чуть дрогнули, глаза перестали бешено вращаться под ними. Слышит.
– Закуро. Всё хорошо. Я рядом. Все хорошо, все хорошо, – хватает его за отворот плаща и прижимает к себе крепко, вплотную. Тонкая футболка всё же не выдерживает – плевать. Он теперь голой кожей чувствует, как ослабевает давление чужого пламени. Оказывается, такой трюк работает не только в романтических сказках. Так что Кикё не останавливается, уговаривает его ласково, уже охрипший от раскаленного воздуха. Больно. Просто невыносимо. Но руки ещё слушаются и держат крепко, сдавливают грудную клетку – биение сердца есть. В ответ судорожный вдох.
– Дыши. Дыши, мой хороший. Да, вот так.
Закуро болезненно закашлялся, на губах выступили капли свежей крови, уже не вскипающей и не чернеющей. Чистые алые струйки текут по подбородку – всё-таки повредил себе внутренние органы. И самому становится легче дышать. Неужели получилось? И все живы. Боль заглушает медленно накатывающая эйфория – Кикё улыбается. И чужие руки вдруг судорожно начинают цепляться за него. Наконец! Значит, тоже уже чувствует боль. Значит, уже почти в сознании. Подбородок на плечо, щекой к щеке, пальцами зарывается в красные волосы на затылке, гладит, движения рваные, скованные, но это не важно. И держать нужно крепко, чтобы чувствовал, чтобы не вырвался, чтобы вновь не утонул в своем подсознании.
– Ну все-все. Все закончилось. Я рядом. Я тебя не брошу. Сейчас всё пройдет...