Верно ведь, Мистер Де’Карли?

Риккардо вынырнул из полудрёмы не сразу и далеко не сразу понял, где конкретно он оказался. Что, надо сказать, с людьми его профессии происходило нечасто. Первым делом открыв глаза и увидев незнакомую комнату он съехал пальцами по штанине брюк и нащупал в их потайном кармане перевязь с закреплённым у бедра ножом. Металл, нагретый теплом его кожи приятно успокаивал и наталкивал на мысль, что если Риккардо и похитили и заперли здесь незнамо зачем, то хотя бы оставили при оружии. Это могло означать лишь две вещи и к его великому неудовольствию — диаметрально противоположные. Либо те, кому он так сильно понадобился были настроены на мирный диалог и решили его не нервировать, понадеявшись на благоразумие; либо были так сильны, что издевательски подчёркивали, что какой-то там плёвый ножичек не был для них особой проблемой. Нахмурившись Риккардо, перебарывая масляную заторможенность в мыслях и движениях сел на край большой двуспальной кровати. И не дожидаясь момента, когда его перестанет качать встал, направившись к двери. Время в таких вопросах всегда играло ключевую роль, к худу или добру. Ощущения в теле были странными, неподатливыми и это взвинчивало до какого-то совершенно запредельного уровня. Потирая одно из ноющих запястий Риккардо про себя отметил, что дрянью его никакой не накачивали — чувствовалось такое точно по-другому. Уж кому, как не ему это знать. Затейливая резная дверь со сложными впалыми узорами, словно бы движущимися снизу вверх, конечно же оказалась заперта. Риккардо списал её непрерывно плывущие контуры на головокружение и подёргал на удачу ручку, попробовал выломать замок ножом. Потом — скинув с себя пиджак намотал его на сгиб локтя и попытался выбить мутные изразцовые окошки, вставленные в деревянную раму. Но и стекло в двери ни капли не поддалось. Оно лишь немного выгнулось, точно смола или полимер, по́было в таком неестественном состоянии, а затем с осуждающим щелчком вернулось на прежнее место. Трогать дверь было бесполезно. Риккардо отошёл от неё, всё больше возвращая себе контроль над подвижностью рук и ног и уставился в окно на стене. Толстое и непроглядное. Из-за копоти, или ещё какой дряни налипшей на него, Риккардо не мог даже и прикинуть, как высоко оно располагалось и что за время суток было на улице. Может — такой дивно багряный рассвет, а может — Солнце уже клонилось к закату. Впрочем, здесь и без солнечных лучей, едва просачивающихся в пыльную комнатушку старомодного дизайна, было достаточно кра́сно. И от драпированных тканевых бордовых обоев, и от огромного маренного балдахина, подвешенного над кроватью, и от спутавшихся алых ковров, с вбитыми в них ушедшими годами. Стоило только Риккардо задуматься и подойти к окну чуть ближе, как вдруг за ним завозились какие-то жирные тени. Их конвульсии напомнили ему опарышей, копошащихся в распухшем от дождевой воды трупе. Одном из многих, что он успел за свою жизнь повидать. Он брезгливо морщась рефлекторно отступил назад, задницей наткнулся на кровать и снова на неё сел. Тогда нечто по ту сторону тоже отступило. Риккардо душил спёртый воздух и неприятные воспоминания. Летали в тусклых солнечных бликах едва заметные пылинки и он долго прислушивался к малейшим шорохам и скрипам в доме, чтобы угадать появление своих похитителей заранее. Однако ничего так и не произошло. Напрягая все свои силы и память, Риккардо в который раз за эти пару минут попытался вспомнить как он сюда попал. Кажется… несколькими часами ранее он уснул. Да, точно уснул. Но это было за Куполом, вдали от всякой цивилизации. Тогда Джокер, разлёгшись перед ним, любезно предложил вместо тёмного осточертевшего пола расположиться у него на коленях. И ни презрительный взгляд Чарли, ни недоуменный Мим так Риккардо и не остановили. Последнее, что он помнил — странную улыбку Джокера, сияющие синевой глаза и пальцы, невесомо перебирающие его черно-белые волосы.       — Верно. Всё так и было. Сердце Риккардо сдавило, он выхватил из крепления нож. Наставил его на раздавшийся голос и обомлел. Перед ним, у изножья кровати на полу сидел играющийся с бахромой балдахина Джокер. Руки его путались в занавеске так же ловко, как и чуть ранее — в волосах Риккардо. «Фея похищающая смертных», — так, пожалуй, можно было описать его. Нечеловечески красивый, обожающий заигрываться в одному ему понятные игры, непостижимый и нестареющий (коль не перерасходует по прихоти на время всю свою магию). Таким был в глазах Риккардо Де’Карли Красный Джокер. Они знали друг друга много лет, но порой, когда Риккардо начинал нащупывать одну его грань, он тут же поворачивался другой и цельный образ ускользал. И так раз за разом. Джокера впору было любить как энергию, вплетённую в мироздание. Как Луну или Купол, бесконечно далёкие от всего людского. Впору было им любоваться и восхищаться, но ничего сверх этого. Тем не менее, хоть они об этом ни разу и не говорили, к Джокеру Риккардо всегда манило. А иногда ему казалось, что верно было и обратное.       — Что это за место, Джокер? — чуть помедлив спросил Риккардо, облизывая пересохшие губы. Странно, но никогда прежде он не ощущал рядом с Джокером этого противного звоночка, в каждой передряге предупреждавшего его заранее об опасности. Но, чёрт возьми, это же был Джокер. Старый-добрый Джокер. Ну вот чем он мог ему навредить? Риккардо прикрыл глаза, сделал пару вдохов и выдохов и медленно положил нож на пол. Попытался расслабиться. Открывая глаза вновь он несколько нервно, но всё-таки улыбнулся, ожидая ответа. Пара очаровательных морщинок собралась вокруг уголков его губ. Несмотря на все параноидальные замашки, приобретённые на работе, ему не хотелось обижать Джокера таким явным недоверием. Сам же Джокер, даже и не взглянув на него, лениво увалился подбородком на край кровати. Зевнул.       — Это-то? Хм, ну можно сказать, что одно из подвластных мне измерений. Только сделанное по образу и подобию ваших, а не моих воспоминаний. Не спрашивайте, почему. Так уж странно карманные реальности имеют тенденцию работать. По образу и подобию? Хм, Риккардо и правда смутно припоминал нечто эдакое. Да… кажется, в похожую комнату он попал на первом своём деле. «Клиента» своего его семья тогда избила до полусмерти и выкинула в речку, «думать над своим поведением», а самого Риккардо в награду за помощь затащила в постель какая-то не в меру бойкая веронская барышня. Первый его опыт как с пистолетом, так и в постели. Старшие товарищи потом часто пошучивали, что стал он мужчиной в обоих смыслах в один и тот же день. Наверное в этом была какая-то особая сакральная ирония, но Риккардо всегда с оружием управлялся лучше, чем с тонкими смыслами. Комната эта не вызывала у него особой ностальгии. И так и затерялась бы в песках времени, если бы ему о ней сейчас не напомнили.       — Джокер, — менторским тоном начал Риккардо, шумно вздохнув, — мы же с тобой договаривались. «Ты», помнишь? Не «вы». Ты ведь старше меня, не наоборот. И раз уж это место подвластно твоей магии, то изволь объяснить, зачем ты сюда меня вытащил. Они уже много лет общались неформально, но отчего-то именно сейчас Джокеру вновь приспичило поиграться с официозом. Это, как и их внезапное перемещение сюда не было обычным для них обоих делом. На последних словах Джокер наконец соизволил развернуть к нему лицо и на нем отобразилось какое-то смутно знакомое Риккардо выражение.       — О, ну как же мистер Де’Карли, без торжественности? Ведь нам с вами давно надо было кое о чем поговорить. Честно и откровенно. Он с ногами залез на кровать одним ловким движением и начал двигаться. Близко. Близко, непозволительно близко. Так что Риккардо попытался отшатнуться, но был пойман цепкими пальцами Джокера и удержан на месте. То, что Джокер не слушался нотаций — плохой знак. Такое у него порой бывало, когда его резко переклинивало на какой-то особо навязчивой идее. Хаосу плевать, чего там хотят и боятся простые люди. Он всегда прёт напролом, до тех самых пор, пока не добьётся своих целей. Джокер сидел к нему впритык, отчего Риккардо отчётливо чувствовал его дыхание у своей груди, чувствовал его диковатый запах. Это был дым, костёр. Тревожаще горький, но Риккардо, по «прошлой жизни» привычный к поджогам, даже и не мог угадать, какая именно древесина должна была сгореть, чтобы дать такой необычный аромат. Ему вдруг отчего-то представилось дерево за границами любого из людских воображений. Древнее, гигантское, раскинувшее свои гибкие ветви над всем Карточным Миром. Может быть дерево даже живое и осмысленное, родом не из их реальности. Белое с голубым. Упругое, как кожа извивающейся в агонии жертвы, несущее под своей корой кровь. А затем — магическое пламя, вспыхивающее до небес и чей-то опустошенный нечеловеческий крик. Жуткий и чересчур продуманный для секундной фантазии образ.       — Личное пространство, Джокер. Мы с тобой об этом говорили. Тон Риккардо стал более бескомпромиссным. И в то же время он ощутил к своему удивлению пока только зародившийся, но порыв. Сложно было сказать наверняка, какой, но что-то в глубине его души трепетало каждый раз когда он встречался с безумно глядящим на него Джокером взглядами. Джокер бросился на него столь стремительно, что Риккардо и отреагировать не успел. В мгновение до — он смотрел на сощурившиеся в аккомпанемент к улыбке Джокера глаза. В мгновение после — на Джокера, сидящего на нём верхом. Безмятежно поправляющего ниспадающие волной зелёные волосы. Игнорирующего и все существующие в мире нормы приличия, и возню «Мистера Де’Карли» под собой. Кровать едва не треснула от того, с какой скоростью и силой всё это было проделано. Задребезжали и едва унялись не попадав на серых полках фарфоровые фигурки.       — Джокер… — недовольно начал Риккардо схватившись за его колено и попытавшийся его спихнуть. В его голосе уже не было прежней вежливости, а удивление вытеснило лёгкое раздражение. Риккардо навскидку уже минимум двадцать пять лет не был молодым человеком, не то что мальчиком. И требовал к себе соответствующего отношения. В Карточном Мире, то того как всё прогорело, многие подпольные воротилы испуганно прижимали хвосты, как только на разборках появлялся он с ребятами. Многие из них склоняли перед ним головы — по своей собственной воле или из страха, но это было абсолютно неважно. Как было абсолютно не важно и то, что он не управлял целой семьёй, а лишь был её частью. Да, сейчас с потерей своего дела Риккардо размяк, растерял былой азарт. И годы, что преждевременно отобрал у него криминал, давали порой о себе знать. Ноющими по ночам трещинами в рёбрах, старыми шрамами стягивающими кожу под белоснежным костюмом, подъедающими душу воспоминаниями и бессильной злобой на то, что он не смог удержаться у пьедестала теневого Олимпа их Мира. Привыкший отдавать распоряжения Риккардо по старой привычке сходу же взял бразды правления в их маленькой «закупольной» шайке. С виду вежливый и педантичный он мало кому напоминал мафиози. Однако, сквернословящие фелицианские ублюдки или зонтийские головорезы с руками по локоть в крови имели мало общего с настоящей «семьёй». Мафия была теневой элитой, в том числе предприимчивой и образованной. Спокойно мо́гущей и избежать насилия, если оно сулило им лишь одни убытки. Сброд и сумасшедшие маньяки же всегда оставались сбродом и маньяками, без системы и толка. Но когда-никогда и в Риккардо вскипала кровь, напоминая о былом. И позволить так с собой обращаться, даже тому, кого он—       — Собираетесь возмущаться, верно ведь, мистер Де’Карли? — переспросил у него елейно улыбаясь Джокер, — это у вас напускное, я же прекрасно знаю.       — Если ты сейчас же не слезешь, то…       — То что? — откровенно веселясь с его тщетного сопротивления переспросил Джокер. О, угрозы в его адрес — это неисчерпаемая классика. Легко сказать, сложно осуществить. Они оба отлично это знали. Рикардо мог брыкаться и кричать сколько угодно — с таким же успехом можно было делать это и под десятитонным валуном и то, эффект был бы куда заметнее. Джокеру ведь всегда помогала магия. Когда Рикардо вновь открыл рот, то Джокер наклонился к нему ещё сильней. Съехал с живота и прижался телом к его телу. Заставил всю его кожу разом пойти мурашками.       — Я давно знаю, каким именно взглядом вы на меня смотрите. На лице Риккардо сперва застыло недоумение, затем на его бледных щеках в кои-то веки проступила краска. Вспышка агрессии в нём быстро сменилась приливом жгучего стыда. Это был камень, свалившийся на оголённые нервы. Удар под дых. Сердце, застрявшее в вечном цикле аритмии.       — Не понимаю о чем ты, — он отвернул лицо и стиснул зубы. Но чувства в нём наконец обрели свои имена. Вина, стыд, вожделение… и болезненное наслаждение тем, что из него по капли вытягивают слова, что не дают ему как следует воспротивиться происходящему. Джокер замурлыкал где-то над его ухом.       — Да ладно, мы тут наедине. Никто не помешает. И не отвлечёт. Неужели не хочется после стольких бесплодных фантазий… Он потянул за красный галстук, сперва сдавив его петлей шею так, что у Риккардо перехватило дыхание, а затем — ослабил, посмеиваясь произведённому эффекту. Залез пальцами за отворот рубашки. Прошёлся по контуру ключиц.       — … позволить себе большего? Со спины Риккардо вдруг схватила новая пара рук. Дернула за волосы и плечо, потащила дальше, выше на кровать. Любой другой бы закричал от неожиданности или от боли, но Риккардо лишь показал в оскале зубы. Над ним навис ещё один мило улыбающийся Джокер. Значит копия. Их Джокер однажды делал, да только все они тогда были неосязаемыми. Тот Джокер, что был снизу заставил Риккардо согнуть ноги в коленях, а затем прижавшись к нему сбоку захихикал, видимо прочитав его мысли.       — Для вас, мистер Де’Карли, стараюсь. Хотя мне иногда кажется, что… Его голос растворился в небытие когда губы другого Джокера соприкоснулись с губами Риккардо. Это был их первый поцелуй и о боги, каким же влажным грязным и странным он был. Начать пожалуй стоило с того, что Джокер нависал над Риккардо, буквально глядя на него сверху вниз. В таком положении лошади было бы удобно пить воду, пантере вырывать из мяса кости, но не человеку облизывать и терзать губы другого человека. Пальцы Джокера тоже не ждали никаких приглашений — совершенно беззастенчиво лапали чужую шею, грудь, предплечья. Рывками расстёгивая белую рубашку сильнее и сильнее, когда он отстранялся и делал перерывы. Его длинные зелёные волосы отрезали Риккардо весь обзор, но он и без того по наитию прикрыл глаза, на миг уступая чужому напору. С одной стороны он не любил когда с ним так обращались и точно бы не стал принимать участие в подобных дурацких играх с другими людьми. Не в здравом уме так точно. Слишком уж сильно лелеял Риккардо это ощущение контроля в своих руках, мысль о том, что ты ведёшь процесс от и до, делаешь так, как сам захочешь. Чувство власти над другими людьми в сексе долгое время не давало ему покоя, кружило голову и пожалуй, можно даже сказать, что Риккардо временами был достаточно бесчувственным и грубым со своими партнёрами. Но чтобы вот так обошлись с ним самим? Именно поэтому он сейчас искренне не понимал, отчего ему всё это так сильно нравится. Хотя с другой стороны — люди есть люди, а Джокер есть Джокер и его силу, Риккардо хоть и не так явно, но готов был признать. Возбуждение разбежалось под его кожей искрящим покалыванием, но поцелуй вдруг вместо агрессивного и жадного сделался медленным, почти ласковым. Теперь показавшийся из-за зубов язык Джокера будто бы даже и не настаивал на том, чтобы соприкоснуться с другим языком. Какая чудна́я смена контрастов. Но именно из-за неё невольно Риккардо расслабился, задышал глубже и глубже ушёл с головой в процесс. Запах этого, другого Джокера был иным, приторным аж до тошноты. Будто бы все сладости, известные миру перемешали в одном большом тазу, а Джокера в нём затем изваляли. Шоколад, канноли, капрезе, нуга, да даже то дурацкое драже в виде разноцветных звёздочек, которое потом взрывалось во рту, как оно там назы…       — Мх! Из-за прикосновения внизу — горячего, тяжёлого нагого тела, Риккардо тут же резко распахнул глаза. Джокер явно забавляясь смотрел на него в ответ, потираясь напряжённым членом об одно из его бёдер. От него невозможно было отвести взгляд и Риккардо пользуясь возможностью пожирал глазами каждый свободный сантиметр кожи Джокера, каждую чёрточку его тела и мышцу. Он ведь никогда прежде не видел его без костюма. Ах, какая же красивая грудь! Пресс, шея, икры, всё, всё… Запретный плод не разочаровал его ни капли. Напротив — он был так насыщено терпок и сладок.       — Мистер Де’Карли, знаете, вы — крайне неопределившаяся со своими вкусами личность. И похоже, что любите вы меня уж совсем в каких-то крайностях. Или в такой вот, властной и наглой, — он указал пальцем на себя, — или в этой… хе-хе, слащаво вежливой, — а затем перевёл его на свою гладящую висок Риккардо копию.       — А ещё вы пропустили мимо ушей всё, что я вам сказал, пока вас мило изучали языком. Но что ж, я не гордый, повторю. Он ощерил острые зубы, и его маниакальная улыбка стала ещё шире.       — Раздвигайте ноги. Никогда прежде ему не говорили подобного. Ни таким тоном, ни в таком положении. Но твою же мать у него никогда до этого так не…       — Я же говорил, Мистер Де’Карли, — зашептал ликуя Джокер и надавил ладонью на контур его выпирающего из белых брюк члена, — я прекрасно знаю чего вам хочется. И Риккардо сделал то, что Джокер приказал. Подчинился. Это было нелегко — переступить свою гордость, однако никогда, никогда за всю его чёртову жизнь Риккардо не чувствовал прежде такого сильного возбуждения. Ни тогда, когда трахал в самых невероятных позах самых распущенных женщин, ни тогда, когда смог наконец добиться от Чарли под собой сладких придушенных в экстазе стонов.       — Какой покладистый, вы поглядите. Что ж, сперва уберём всё лишнее, — Джокеру стоило лишь пожелать и вся одежда с Риккардо исчезла во мгновение ока, — а теперь сделаем эту ситуацию капельку интереснее. Копий Джокера стало больше. Все они окружили Риккардо, прижались к нему смотря сверху вниз. Кто-то с интересом, кто-то — с азартом, а кто-то садистки болезненным желанием. Шепчась, дотрагиваясь. Глаза Риккардо судорожно забегали между ними. Тогда самый первый Джокер звонко шлёпнул его ладонью по ягодице. Несильно, но достаточно громко, чтобы привлечь внимание. Показывая, мол: «их много, но смотреть ты всё равно должен на меня одного».       — Сперва я сделаю это языком, разворачивайтесь. Это была не просьба или вопрос. Джокер констатировал факт. Риккардо почувствовал, как сильно нагрелась его собственная кожа из-за этих слов, вспыхнуло лицо. Он дрожал под пристальным хищным взглядом десятка Джокеров и оттого едва перевернулся, встал на четвереньки. Тяжело сглотнул, когда ощутил именно там, чужое приблизившееся дыхание. Никто из них ему не помогал. Его сердце билось быстро, капельки пота путались в черно-белых волосах. Пожалуй, это даже было страшно. Но почему тогда он на это согласился? Унизился, опустился до такого уязвимого состояния? Может быть Джокер был и прав, в глубине души, в реальной жизни, Риккардо так устал быть везде главным. За всё и всех нести ответственность. Так что хотя бы временно, хотя бы здесь… Когда Джокер вошёл в него, чем-то очень мало напоминающим простой человеческий язык, грубым и жёстким, Риккардо едва не подавился своим собственным криком. Не то чтобы эта штука была уж настолько большой, или боль нестерпимой, просто она черт возьми извивалась внутри. Джокер, что прежде помогал увалить его на кровать, бережно погладил Риккардо по щеке отвлекая. Крепко вставший член пульсировал прямо у его губ.       — Я не настаиваю, — ласково сказал Джокер, сгибаясь и целуя Риккардо в нос. Отчего-то он тут же он решил поделиться и своими другими впечатлениями. — Но кажется, что снизу давит так сильно, что у меня к горлу подступают все остальные органы. Печень, кишки, эта вот штука которая гонит из глаз слезы. Как вы, люди, вообще живёте с такими странными телами? Они- А!.. Этот Джокер был на порядок разговорчивее того, другого. Всё болтал и болтал и очень много попусту. Но и по нему, как и по его копии было прекрасно видно, как сильно трясёт его от еле сдерживаемого возбуждения. Пальцами одной своей руки он цеплялся за запястье другой, заходящейся в нездоровом треморе, лишь бы не сорваться прямо здесь и сейчас. Когда с его губ скатывались и падали эти вежливые слова, скорее всего он безбожно врал. Прежде всего — самому себе. Именно поэтому он запищал от восторга, когда Риккардо совершенно неумело лизнул головку его члена, а потом — наконец взял её в рот. Риккардо толком уже ничего не понимал. Ему в какой-то момент стало вдруг так хорошо внутри, что мышцы на входе сами собой расслабились и у него перехватило дыхание. Он не знал, что Джокер сделал такого, чтобы его боль и страх сменились обычным дискомфортом, чтобы в его голове осталась только пустота и больше ни-че-го, но ему чертовски это нравилось. Господи, как же мокро и скользко. Просто до ужаса. Периферийным зрением он видел, какая яростная оргия происходила у других Джокеров в считанных сантиметрах от него. Тройка из них, к примеру, сидела чуть выше на кровати и ласкала друг дружку самостоятельно. Они целовались так остервенело, будто все разом обиделись. Один, даже улучив момент смешно на Риккардо поморщился и показал ему язык. А кто-то уже и вовсю трахался и кричал прижимаясь к нему с обоих боков. С минетом же Риккардо справлялся плохо, ну так, чисто по внутренним ощущениям. Слишком сильно давился, чуть не фыркал, позволял слюне течь по подбородку. Но этому конфетному Джокеру, кажется всё очень даже нравилось. Цепляясь острыми ногтями за плечо Риккардо он стонал как самая заправская шлюха. В общем, он мог и переигрывать, но… а если же нет? Неужели ему и правда было настолько приятно?       — Приятно-приятно, ах! Ты только… думай меньше, больше двигайся… Он вдруг схватил Риккардо за горло, сдавил большими пальцами у самого его основания и завизжал, отстраняясь от накатившего на него оргазма. Глубоко поцеловал приблизившись, разделил с ним вкус собственного семени на губах и подмигивая с хихиканьем упал в кучу потных тел позади себя, разбросав по полу подушки. Тот Джокер, что всё это время погружался в Риккардо языком вдруг отстранился и в отличие от того, вежливого своего клона, не стал спрашивать «можно или нет». Паскудно ухмыляясь он, пару раз сжав пальцы на бёдрах Риккардо навалился на него и не в пример тому, как обычно это бывает у любовников, лишь в первый раз изучающих тела друг друга, сразу же и безо всякой помощи попал ровно туда, куда нужно. И что ж, член это действительно не то же самое, что и язык, даже магически усовершенствованный. Однако поза видимо не показалась Джокеру достаточно подходящей и он сразу же отпрянул покидая чужое нутро.       — Ну-ка, мистер Де’Карли, я придумал кое-что получше. Джокер подсунул под одну из его ног ладонь, обхватил поперек груди и рывком поднял в воздух. Теперь Риккардо как и в самом начале лежал на спине и смотрел Джокеру в глаза. Вокруг него отвлёкшись от всех своих дел склонились остальные распалённые копии, которым видимо хватило друг-друга до скончания времен. Больше, как и в прошлый раз они бездействовать не хотели. Кто-то из них потянул Риккардо за руку и помог согнуть её. В её ладонь тогда липко ткнулось сразу несколько набухших от перевозбуждения членов. Вторую же оккупировал лишь один двойник, настойчиво сомнув её пальцы в кулак. Над ухом Риккардо раздался долгий стон и его вновь встретили чужие пылкие губы. И его всё трогали и трогали, и трогали. Лизали, кусали, целовали. Бесконечные касания, бесконечных джокеровских копий. Наконец, схватившись за его талию внутрь вернулся и самый первый Джокер. Однако даже тогда когда его живот и прижался к заднице Риккардо вплотную, он не стал двигаться, нет. Джокер видимо решил смаковать представление до последнего и пока что довольствовался тем, как сильно Рикк сжимал его изнутри от возбуждения. Тот из Джокеров, которому он помогал кулаком, был уже почти готов. Риккардо понял это по нетерпеливо ускорившимся толчкам. Кончить кроме него успел и кто-то из тех, кто притёрся к бедру Риккардо сбоку. Настоящий же Джокер всё ещё держался, однако оргазмы копий на нем всё же сказывались и он каждый раз крупно вздрагивал сам. Та самая тройка, что чуть раньше целовалась, ненадолго отлепилась друг от друга и один из них со стоном потянул освободившуюся руку Риккардо к себе. Напрашивался чтобы потрогали. Так отчего ему отказывать? Грудь у Джокера была приятная, рельефная, но на месте где должно было быть сердце не билось совершенно ничего. Только сама кожа обжигала, будто был Джокер не человек, и не клон, а ядерная энергия под тонкой мясной оболочкой. Когда все его копии наконец излились, Джокер, тот самый, первый, заставил их магией исчезнуть и улыбнулся. Не так слащаво, как делал это всегда, а как зверь. Скалясь всеми зубами. Некрасиво, но очень даже искренне. И вот уже в этот самый момент, подхватив Риккардо под бедра он начал движение. С каждым его толчком тело Риккардо реагировало соответствующе. Волна боли в нём сменялась волной похоти. Давящей и просто невыносимой, едва не переливающейся за край. Его напряжённый член, полностью показавшийся из-за крайней плоти, бился об живот. Все эти жестокие долгие игры, прелюдии плавно сменяющие другие такие же прелюдии и петтинг совершенно вывели Риккардо из себя. Из-за того, сколь много всего с ним сейчас произошло, даже тогда, когда Джокер в него полностью вошёл и кончил, сам он кончить не смог. Как бы сердце быстро не билось, как бы не плыло перед глазами. Джокер с влажным хлюпаньем выскользнул из него и лёг рядом, изучающе глядя на его тяжело вздымающуюся грудь.       — Мистер Де’Карли я начинаю думать, что вы меня совершенно не цените, — он большим пальцем одной руки надавил на его сосок, второй же — ухватил за подбородок, — я так старался трахать вас и в задницу, и в руки в рот, а вы так и не кончили. Ужасно неблагодарно с вашей стороны. Проворно Джокер сместил ладонь и дотронулся ею до головки его члена и Риккардо чуть не задохнулся от недовольства и удовольствия одновременно. Тогда Джокер зашептал ему на ухо:       — Ну же, давайте, коснитесь себя. На губах Джокера блуждала жестокая улыбка, глаза не мигая вытаращились на его невольного любовника. В предвкушении предстоящего шоу он облизал губы и любезно помог «Мистеру Де’Карли» дрожащей ладонью найти своё же собственное естество. Риккардо и на этот раз послушался его и начал двигать рукой, душа в себе стон облегчения. Джокер же перекатился, навис над ним широко расставив руки и начал медленно покачиваться в такт его движениям. Прикрыл глаза. Через пару мгновений Рикк сморщился, скривился, зажмурился и долгожданно содрогнулся всем своим телом. От оргазма столь сильного, что он наверное не испытывал ни разу за всю свою жизнь. Ни с одним мужчиной или женщиной, даже несмотря на то, что все предыдущие разы его член приятно сжимало чужое нутро, а пах прижимался к чужому паху. С его еле слышным вскриком руки Джокера разорвали простынь, ногти врезались в подушки прямо над головой Риккардо. Он порывисто кинулся к нему, прокусил приоткрывшиеся губы до крови и увалился с ним рядом, словно сражённый метким выстрелом насмерть. Они оба были покрыты испариной с ног до головы, дышали тяжело и долго ещё не могли прийти в себя. Несмотря на всю его бессмертность и выносливость, Джокер видимо тоже перетрудился. Риккардо, ощущавший вес его тела у своего плеча, вдруг почувствовал как у него закололо под лопаткой. Да уж, староват он стал для таких развлечений. Джокер обвивший его плечи руками затих.       — Мистер Де’Карли, — сквозь густую завесу полудрёмы позвал он.       — Что такое, Джокер? Он засопел и заворочался. Голос его звучал до боли обиженно и оскорблённо.       — Я так старался для вас сегодня, как не стараются для людей к которым безразличны. А вы? Разве после всего этого вы ни в чем мне не хотите признаться?       — Я… Смущение от такого прямого вопроса о его чувствах вывело Риккардо из равновесия куда больше всего ныне произошедшего. Но ответить он так и не успел. Ведь он наконец проснулся.

***

      — Ну как, хорошо тебе спалось? Он ожидаемо пришёл в себя на коленях у Джокера и тут же подскочил на ноги, судорожно осматриваясь и ощупывая себя. Вся его одежда осталась на месте и даже более того — никаких следов их весёлого времяпрепровождения с Джокером из сна на Риккардо не наблюдалось. Не наблюдалось так же и никаких физических проявлений его возбуждения, несмотря на то, что он буквально секунду назад утопал в эндорфине. Риккардо оставалось только поразиться своей собственной выдержке. Или это уже можно было назвать старостью?.. Джокер, которого кажется несколько удивили его метания приподнял тонкие брови.       — Тебе приснился кошмар, Рикк? — поинтересовался он ещё раз, надеясь, что второй его вопрос успокоившийся Де’Карли точно не оставит без внимания. Риккардо же пригладив встопорщившиеся волосы и неловко замявшись наконец выдавил:       — Кошмар? Да нет, просто сон случился… странный. А спалось хорошо, спасибо за беспокойство. Он украдкой оглядел Джокера с ног до головы, выискивая подвох, но тот улыбался ему, как и обычно. Непритязательно глуповатой и совершенно не настораживающей улыбкой. Ни следа от холодных искорок и насмешливого «мистер Де’Карли» в его глазах.       — Сон? Знаешь, хм… я ведь могу что угодно подправить магией, если— Джокер, осветившийся колдовством, потянулся к Риккардо, но тот резко схватил его за руки.       — НЕТ! — Вскрикнул он и тут же смущённо смолк, — нет, Джокер. Не надо.       — Не надо, — повторил Риккардо уже тише и погладил его ладони своей, — иногда сны — это просто сны, не так ли? Их можно и игнорировать. В них ничего смертельного нет.       — Вот как? — Джокер едва заметно прищурился и пожал плечами, — ну что ж, ладно.       — Не бери в голову. Что бы я там не увидел, оно не будет мешать мне жить. И только тогда, когда Риккардо, сбитый с толку красочным сновидением попрощался с ним и отошёл к другим Невошедшим, только тогда, когда они все через несколько часов вместе скрылись за кромкой Купола, Джокер позволил своему невинно-детскому выражению лица растаять так, будто бы его и не бывало. Он стряхнул с аккуратно сложенных пальцев последние оставшиеся от магии разума крупицы. Единственного весомого доказательства, что он хоть как-то был ко всему этому причастен. Потом Джокер вальяжно растянулся на земле, подперев щеку ладонью и прикрыв глаза довольно припомнил те будоражащие виды, что ему удалось запечатлеть в их совместной весёлой ночке.       — «Сны это просто сны?» Ну-ну, как же. Я так устал ждать вашего признания, Мистер Де’Карли. Но с другой стороны — глядишь, ещё пара таких «просто снов» и… что ж, я буду с нетерпением ждать, когда мы повторим всё это и в реальном мире. Его плечи задрожали и он ещё очень долго давился приступом безудержного циничного хохота.