Что мы делаем ночами

Несмотря на безбожно раннее время, некоторые столики в закусочной «Рыбий глаз» всё ещё были заняты падкими до выпивки посетителями. Народ охотно общался, обменивался сплетнями, и только Эйден сидел в углу, тщетно стараясь абстрагироваться от окружающих, так как настроение застряло на отметке «Жизнь — дерьмо». Двадцати минут в оживлённом баре ему хватило, чтобы понять, что надраться в одиночестве было бы куда приятнее, но из-за участившихся превращений он осторожничал: перед рассветом рекомендовалось находиться под ярким ультрафиолетом, а лампы в баре вызывали доверие. В его положении благоразумнее потерпеть нежелательное общество, чем очнуться рядом с расчленённым трупом и собирать паззл из ошмётков, силясь угадать, кем бедолага был. В принципе, ингибиторы надолго блокировали трансформации, но какая-то падла опустошила все нычки, оставив его ни с чем. По дороге в «Рыбий глаз» Эйден зарулил к одной травнице, однако у неё из ромашкосодержащего имелась только мазь, по её словам, для плотских утех. Пришлось лечить свежие царапины этим. Лучше, конечно, чем ничего… Флакончик в кармане прожигал бедро насквозь. Ирония судьбы — по прямому назначению пилигриму его использовать было не суждено: неделя, как Эйден свалил от Хакона без объяснений. А так хотелось… — Обалдеть! Представляю рожу Хуана, когда он в свою спальню зашёл! — донеслась до Эйдена восторженная реплика выпивающих миротворцев. — Я бы многое отдал, чтобы на это глянуть! «Что он там такое мог обнаружить? Джека Мэтта в стрингах?» — непроизвольно зацепился за фразу Эйден. — Давно пора было поставить на место этого высокомерного хуилу! — с жаром откликнулся второй миротворец. — Он там ничё по поводу награды не обещал? Мне б бабло не повредило. — Да я сам заплачу, понять бы, как умудрились так быстро стырить такой здоровенный траходром! Дик, я тебе больше скажу, у Хуана в довесок ещё и любимое дилдо спёрли, — захохотал смутно знакомый Эйдену миротворец, кажется, его звали Билл. — Вот за него он раскошелится! «На святое покусились! — тихонько фыркнул Эйден, отвлекаясь от своих размышлений. — Как же Хуан теперь выживать будет, одного Винни ему мало… Лишь бы ко мне яйца подкатывать не начал! Постараюсь не глумиться при встрече». — Я в курсе, кто это сделал, — буднично поведал Дик. — Подумай, это ж элементарно. — У тебя на самотыки чуйка, что ли? И кто же этот ловкач? Пожму ему руку! Эйден напряг мозг. Стало обидно, что какой-то миротворец мгновенно разгадал кражу века, а у него ни единой догадки, кто так блестяще наколол Хуана. В голову приходил только Хакон, но тот скорее являлся специалистом по сбыту, чем по грабежу. Да и нафига ему дилдо б/у? Он по бабам вроде, да и справляется с ними без посторонней помощи. — Это был… полтергей! Чё вылупился, всё ж сходится! — заржал Дик. «Шутник херов, а я повёлся!» — сфейспалмил Эйден. — Полтергей, не полтергей, а пидорас точно! — отрезал подошедший с заказом Фрэнк. — И меня обнесли, ящик коньяка угнали. Урожай 1994 года, тридцать лет выдержки, представляете? Поймаю гадёныша, руки повыдёргиваю и в жопу их засуну! — Нахуя нам ещё рукожопы, своих хватает! — гоготнул Дик. — Барни на днях истерику закатывал, что у него подводку для глаз умыкнули… Видимо, клептоман-рецидивист, — пришёл к необычному выводу Билл. — Горазды вы сказки сочинять, а главную сенсацию пропустили, — подключился к беседе поддатый мужичок с Базара. — Кого-то этим дилдо оприходовали? — предположил Эйден. — Да что вы всё об этой мерзости! — всплеснул руками базарец, чуть не опрокинув свой стакан. — У нас проблемы посерьёзнее, вампирюга завёлся. Да ещё и озабоченный! — А что не рептилоид сразу, зачем мелочиться? — прыснул Эйден. — Не хочешь — не верь, но Гретка до сих пор никак не отойдёт, это ж буквально пару часов назад приключилось. Она девка-то видная, но тупая, раз ночью попёрлась на крышу, любовь-морковь у неё. А тут тварь как спикирует сверху! Цапнула её кавалера и уволокла в своё логово! И это был не зомбарь, она его хорошо рассмотрела, пока вопила что есть мочи. Когти, говорит, у этой скотины длиннющие, зенки выразительные такие, как прожектора в темноте горят, и крылья за спиной хлопают. — У Греты язык без костей, — скептично отнёсся к истории Билл. — Да ё-моё, не город, а сплошной зоопарк! Ренегадины, зомбари, рукожопы, пилигримы, теперь ещё и кровососы?! — воспылал от несправедливости мира Дик. «Да уж, постоянно что-то новень… Эй! А какого хрена я в этом списке?!» — Так, небось, это пилигрим и был? Про него всякое рассказывают… — протянул базарец. — Пилигримы — они такие, им палец в рот не клади, — улыбнулся Фрэнк, покосившись на насупившегося Эйдена. — Да не, пилигрим фиг знает что за зверушка, но выглядит как человек, — отбросил перспективную теорию Билл. — Засёк я его как-то вдали, прыгать он мастер, но летать вряд ли умеет. — А вампир ваш случаем не ромашкой питается? — полюбопытствовал Эйден. — Может быть, неизученная ведь ебанина, — почесал в затылке рассказчик. — Вампиры, кажись, чеснока избегают, а про ромашку я не слыхал… А что такое? — Да пиздец, в Вилледоре цветы кончились! — досадливо поморщился Эйден. — Вчера два часа рыскал, всего две штуки нашёл. — Эх, пацан, молод ты, опыта маловато. Расщедрись на приличный букет, иначе ничего не обломится, — посоветовал Билл. — Тьфу, — приуныл Эйден и вновь погрузился в тяжёлые мысли. «Мне не обломится по другой причине, я, блять, с детства Вальцем проклят! Если его целью было сделать меня несчастным, то этого он добился, я обречён быть один. Мне бы сейчас с Хаконом тусить, а не в этой дыре торчать, но им дальше рисковать нельзя. А ведь мы так сблизились, ещё бы немного и… Нет, хватит. И Хакон не должен знать, почему я так его отбрил. Он никогда не согласится с тем, что я опасен, а потом будет поздно. Мой удел — спиться, как Фрэнк, или загрызть кого-нибудь и повеситься на сосне. Закономерный итог». — Гляньте-ка, кого черти притащили, Маттиас! — объявил Фрэнк. При звуке этой фамилии Эйден подскочил на месте, а сердце совершило кульбит. В этом городе что, спать совсем не принято? «Когда же он угомонится? Неделю за мной гоняется! Не хочу я с ним разговаривать, я без понятия, что сказать!..» — в панике заёрзал Эйден, но ничего предпринять не успел. — Ты что, сука, себе возомнил?! — прорычал Хакон, резко схватил его за грудки и сдёрнул со стула, который с грохотом отлетел в сторону. Эйден оказался зажатым между Хаконом и столом, и ему ничего не оставалось, как беспомощно за него цепляться, силясь сохранить равновесие, чтобы не шлёпнуться на пол. Было очевидно, что Хакон в бешенстве. — Я — не твоя собственность, паскуда! — Чё? — прохрипел пилигрим, обратив внимание, что от Хакона разит ромашкой, этот запах Эйден ни с чем бы не спутал. Успокоительную настойку бахнул перед выходом? Это как же его накрыло, если он и после неё такой злющий? — Хуй через плечо! Ещё раз засеку рядом, ультрафиолетом, сука, не отделаешься! Ты меня понял?! Понял, я спрашиваю?! — Д-да, — пискнул растерявшийся Эйден, он ни хрена не понял, но умирать во цвете лет хер знает за что не тянуло. — Разберись со своей шизой, заебал! И оставь меня в покое! — Хакон отшвырнул его прямо под ноги миротворцам, а когда Эйден, ошалело моргая, поднялся, его уже и след простыл, только яростно хлопнула дверь. — Как Тузик грелку, — хихикнул Дик. — Давно его таким не видел, пацан, ты что натворил? — поразился Фрэнк. — Хотел бы я знать… — растерянно пролепетал Эйден.

***

Прежде чем предстать перед Хаконом и выяснить, что это, мать его, было, Эйден выждал пару часов, искренне надеясь, что за это время бегун остынет. В районе, где он проживал, царили тишь и благодать, чистые, пустые улицы и радовали, и удивляли: обычно миротворцы брезговали своими обязанностями и уж точно никогда не убирали трупы заражённых, что после их рейдов неделями гнили на асфальте. А тут чудеса какие-то. Хакон соизволил открыть, когда Эйден уже конкретно заколебался стучать и нащупывал в кармане отмычку. На его щеке отпечатался красноватый отпечаток подушки, а волосы были всклокочены. Эйден незаметно выдохнул — можно не бояться повторения сцены в баре — и постарался слишком откровенно не пялиться: Хакон всегда предпочитал упаковываться в несколько слоёв одежды, но сейчас на нём были лишь едва держащиеся на бёдрах штаны и белая майка. На ключице выделялся шрам от Лазаря, но негативных чувств он не вызывал, как раз наоборот, пальцы зудели от почти нестерпимого желания прикоснуться, но нельзя, нельзя… Если бы не сложная ситуация с внезапными обращениями в неведомую хероборину, Эйден завалил бы его на том же месте. — Разбудил? — Опять ты. Как же ты меня заебал! — отреагировал Хакон. — Пока что даже не начинал. Я могу войти? — проявил вежливость Эйден. — Ты можешь пойти нахуй, — недружелюбно ответил Хакон и попытался закрыться, но Эйден подставил ногу. — Я не уйду, пока всё не обсудим. Ты знаешь, я упёртый. Хакон скривился, но отступил, Эйден торопливо проскользнул внутрь и замер, недоумённо оглядываясь: пол на манер ковровой дорожки устилала ромашка, ведущая в спальню, дверь в которую болталась на одной петле. Снесли в порыве страсти?.. — Интересная замена лепесткам роз. Ты кого-то ждёшь, я помешал? — Эйден спросил это ровным тоном, но в душе у него бушевала буря, готовая разметать всё вокруг. Эйден отдавал себе отчёт, что для них обоих будет лучше, если Хакон переключится и будет встречаться с кем-то другим, но не ожидал, что ему будет так тяжело это принять. Он сделал над собой усилие — не хватало только превратиться для полного счастья! — Если я скажу «да», ты съебёшь? — Хоть окошко открой, проветри, дышать же нечем. Вот будет весело, если у твоей пассии аллергия и она прямо с порога с анафилактическим шоком откинется. Или ты как раз избавиться от неё хочешь? Блять, Хакон, всего неделя прошла, а ты уже кого-то нашёл… — Ты не оставил мне выбора, — с некой долей ехидцы отозвался бегун, Эйден так и не понял, его визит Хакона напрягает или веселит. — Да неужели? — с горечью произнёс Эйден. — А там что, свечи, шампанское или что покреативнее сочинил? Романтик, хуле! Эйден шагнул вперёд, внутренне сжавшись и настраиваясь найти в разворошённой постели голую девицу. Почему-то он был совершенно уверен, что это девушка, а не парень. Но реальность превосходила все ожидания: почти всю площадь комнаты занимала поистине царских размеров кровать с резным деревянным изголовьем, а возле неё покоилась большая корзина для пикника, под завязку наполненная бутылками с коньяком и нанизанными на шампура трупиками крыс. А вот прежней мебели места не нашлось, и она торчала в раскуроченном окне, намертво в нём застряв. С какой же силой её туда впихивали?.. — Достаточно креативно? — насмешливо уточнил Хакон. — Я правильно понимаю, что это ты обчистил Хуана? И Фрэнка? — медленно проговорил Эйден и чуть не сорвался в фальцет: — Ради какой-то тёлки?! Дилдак-то тебе зачем?! — Меня тоже это нехило волнует, хотелось бы обойтись без подобных сюрпризов, одного раза хватило, — озадаченно потёр подбородок Хакон. — А уж Грете впечатлений!.. — Грете? — повторил Эйден, и тут же в ушах прозвучали пронзительный женский визг в сопровождении лютого мата Хакона, но закончилось это наваждение так же быстро, как и накатило. — Что за хуйня?.. — Нормальная девушка, нечего оскорблять! — возмутился Хакон. — Ну, глуповата, конечно, но выбор невелик. Эйден перевёл рассеянный взор на мебельного монстра, именуемого кроватью, и вновь словил галлюцинацию: — Нет, малыш, в дом я тебя не пущу, даже не надейся. Да что тебе так в мою постель неймётся?! Она одноместная, неудобная… Бегун этого не говорил. Ни раньше, ни теперь. — Ёб твою мать! — Эйден шуганулся назад, но не рассчитал и влетел коленом в тумбочку. Она пошатнулась, и из приоткрывшейся дверцы наружу выпала связка ингибиторов. Да не просто связка, а обёрнутая в цветастую бумагу, этакий букет с кокетливо смотрящими вверх иголками. — Извини, малыш, но я за более традиционные отношения, пусть мне и безумно интересно, везде ли ты меняешься… — продолжало издеваться над ним собственное сознание. Да какого хрена?! — Хакон? — шёпотом позвал Эйден. — Чего? — То ли я ромашки надышался, то ли спятил от ревности, — Эйден прижал ладонь к пылающему лбу. Пылал, впрочем, не только лоб, но и кое-что пониже. — Это я ещё ночью уловил, когда ты, как ебучий Бэтмен в плаще, спрыгнул с верхотуры. — Что? Я… я на тебя напал?.. В горле встал ком, худший страх воплотился в жизнь. Но разве можно превратиться в чудовище и даже не заметить? Ведь это утро ничем не отличалось от сотни других, кроме подозрительных чёрных разводов на лице и нескольких царапин на руках… — Ты еблан, а не пилигрим! Я понимаю, почему ты меня бросил, нахер я тебе сдался при такой толпе обожающих тебя поклонников! Но нахуя ты сыпешь соль на рану, думаешь, мне легко? Нравится издеваться? Ни себе, блять, ни людям! — О чём ты? — оторопел Эйден. — Днём ведёшь себя как мудила, а как солнце садится, не отлипаешь! У тебя течка, что ли? Ещё и опозорил перед главной сплетницей Вилледора! Сунул ей средний палец под нос, кинул в лицо вибратор, попал, между прочим, потом схватил меня, как сраную принцессу, под мышку и утащил в какие-то ебеня, блять! Я тебе не грёбаный трофей! Представляю, что девчонка всем понарасскажет! — прорвало Хакона. — Что тебя похитил вампирский гомосек… — пробормотал Эйден, переваривая услышанное. В конце туннеля забрезжил свет? До чего же иронично получилось! Видимо, превращения на постоянной основе начались именно из-за того, что он не смог смириться с разрывом и тянулся всё исправить. Насколько же Хакон терпеливый, что ни разу в морду не дал… — Так вот почему снаружи ни одного зомбака, я же их и зачистил… — Да ты меня похлеще заражённых изводишь! Эйден разрывался между желанием вывалить всё, как есть, или сграбастать Хакона в охапку и извиняться, пока он не растает. Победил первый, более разумный вариант. — Я тебя бросил потому, что боялся навредить. А оказалось, так тебя люблю, что даже в ином состоянии не могу без тебя. Толпы поклонников? Да в жопу их, мне нужен только ты. Прости меня, — протараторил Эйден. Хакон явно опешил от такого всратого признания в любви, но взял себя в руки: — Ты всё решил в одностороннем порядке и не потрудился объясниться. Ждёшь, что я кинусь тебе на шею? Закрою глаза на то, что ты растоптал мои чувства? Да иди ты к чёрту в задницу, Эйден, со своим мнимым благородством! — Вот как? Хочешь сказать, что эта показушная свиданка — не провокация? Что ты просто так выбрал самую болтливую бабу на деревне, которая транслирует окружающим всё о своей жизни? Спровоцировал, что, не понравилась реакция? — Мы закончили. Выметайся, — холодно отчеканил Хакон. — Нет. — Да пошёл ты! — Хакон попытался его ударить, но гораздо слабее, чем мог бы, поэтому Эйдену не составило труда увернуться и перехватить его, крепко прижимая спиной к своей груди. — Ну накажи меня, если это поможет, только не выгоняй, — взмолился он. — Эйден, блять! — рыкнул Хакон, но вырваться ему Эйден не позволил: — Я не блядь, ты у меня, вообще-то, первым будешь. — Что? — офонарел Хакон. — Малыш, это нечестно! — В любви и на войне все средства хороши. Что мне сделать, чтобы ты сменил гнев на милость? Я готов на любые подвиги! — До чего же ты прямолинейный, ну вот как с тобой вообще ругаться? — вздохнул Хакон. — Никак, меня надо любить и иногда выгуливать на свидания, — Эйден, ощутив, что Хакон сдаётся, обнаглел и запустил руки ему под майку. — У меня есть условие, — пробурчал тот. — Всё, что захочешь. — В обозримом будущем больше никакой ромашки! — попросил Хакон. — Можно, это правило войдёт в силу завтра? А то у меня смазка с собой… как раз с экстрактом ромашки…