Раз-два-три-четыре

Кустарники неприятно громко шуршат в ночной тишине, цепляют штанины, дерут кожу, будто не хотят пускать мужчину вперёд, но он упёрто бежит, изредка огибая деревья — но чаще цепляя их всем чем можно — и оглядываясь назад. Шаги. Раз-два-три-четыре-раз-два-три-четыре-раз-два-три-четыре… Всё время присутствует чувство, будто вот-вот прямо позади него в лесной тьме явится несколько масивных фигур и… Мысль ускользнула, когда он споткнулся о что-то и пришлось вернуть внимание вперёд. Теперь он уже выскочил на поле, вместо шипастых кустов под ногами тихо шелестела трава, будто беспомощно вздыхает под натиском уверенных шагов. Раз-два… два… Чёрт, сбился, заново. Раз-два-три-четыре-раз-два-три-четыре… Да, он совершенно точно уверен что именно сегодня он найдёт то что ищет, точнее сказать кого. Да, найдёт. И что с того что он точно так же был уверен все другие разы. Сегодня всё по-другому… Он найдёт… Найдёт… Забор. Высокий металлический плетёный забор возвышался на несколько метров над головой, а на верхушке ещё и была окантовка из колючей проволоки. На нём висел небольшой щиток с какими-то там надписями, но мужчина не стал вчитываться. Зачем? И так всё понятно. — Вот же дьявол. под напряжением. — Саймон чертыхнулся, почёсывая затылок, и полез в свой рюкзак за инструментами. Ушли всего пять минут, несколько десятков матов и пол бутылки мятного чая, как он нехитрым способом подсоеденил провода, скидывая напряжение, и с присущей ему уверенностью разрезал сетку небольшим секатором. — Молодчина… — подбодрил сам себя и шагнул в этот импровизированный проход. Раз-два-три-четыре-раз-два-три-четыре… Острые края сетки оцарапили руки и спину, но он только хмыкнул на это. Никаким кустам и заборам не остановить его! Саймон размашистым движением отпил глоток чая, тот сначала оставил горечь на языке, затем опалил глотку, но всё же прошёл по пищеводу, распространяя тепло по телу. Что удивительно, ведь сам он довольно холодный. Помнится, когда он самый первый раз напился, то влез в драку прямо под баром по какой-то ужасно тупой причине, которую он забыл уже после первого удара под дых. Тогда он приполз домой еле живой с разбитой в кашу рожей, младшей сестрёнке пришлось несколько дней выхаживать его, идиота такого. «Конечно-конечно, больше никогда в жизни пить не буду! Ничего крепче травяного чая!» — поклялся он тогда, расчувствованый такой редкой, но необходимой заботой. — Чай-чай-чай… Ну его! Детектив, со злости швырнул бутылку в сторону и сразу разнёсся звон стекла, вместе с коротким плеском. Не надо отвлекать мысли на такую мелочь! Шаги. Раз-два-три-четыре-раз-два-три-четыре-раз-два-три-четыре… Перед ним тёмной громадиной возвышалось полумёртвое здание. Не видать ни одного окна, будто это просто большая коробка. Пробраться в заднюю дверь помог обломок арматуры в качестве лома и навесной замок радостно щёлкнул, а затем полетел куда-то прочь. Бесконечно длинный коридор с десятками дверей по обе стороны подсвечивался только красной лампой над той самой дверью в которую проник Саймон и маленьким ручным фонариком. — Оперативники уже подняли тревогу? — спросил сам у себя детектив, заворожённо наблюдая за светом, гуляющим по стенам. Красный фонарь загорался ровно на двадцать секунд, затем гас на две секунды и снова загорался. А вдали мигала с частотой раз в четыре секунды такая же, но малюхонькая лампочка, не сразу дошло, что это лампочка от камеры видеонаблюдения, а тогда уже прятать лицо было поздно. Да и зачем? У него ведь есть маска! Ах, да… лампа… Интересный алгоритм… Загорается, гаснет, загорается, гаснет, загорается… Ровно двенадцать дверей было перед ним по правую руку, одна, состоящая из двух створок, напротив — главный вход, и десять дверей слева, на потолке имелось восемь люминисцентных ламп, а на полу было четыре расколотые плитки и это казалось… — Нет…! — он ударил себя по щеке. — Не отвлекаться! Чёртов Фонд пытается запутать ему мысли. Но он-то знает! Он знает… Только не знает, что знает… Взгляд упёрся в случайную дверь. Шаги. Раз-два-три-четыре… Арматура-лом и тут сгодилась. Мужчина вставил плоский конец в щель возле пола и некоторое усилие спустя ролетная дверь, вместе с выдраным из пола замком, поднялась вверх, оглушая дребезжанием своих пластин, что детектив даже шикнул на неё, как на шумного ребёнка. Ох эти дети…. Вечно носятся по улицам, торговым центрам, кафе, нигде от них покоя нет, кричат, разрывают тишину своими звонками на велосипедах и орущими видео из телефонов, с тупейшими мультфильмами без намёка на смысл. А игрушки у них какие дурацкие! Пошла мода на этих мягких уродцев единорогов, псин, медведей, моржей с огромными безэмоциональными глазами размером в пол лица, абсолютно без капли на какую либо осмысленность или хотя бы веки. Веки! Почему у них нет век?! Почему их глаза с тонной блёсток выглядят такими пустыми?! А ещё не менее уродливые пупсы в тех шарах… как их там…? А и не важно. А ещё! Ещё эти поп-иты или сраные симпл… как-то там…? Наверняка в распространении такой дряни виновата какая-то тварь, какая-то аномалия. Эти радужные и цветастые куски силикона что ни есть самые настоящие мемагенты! Каждый их «чпок» приближает пробуждение монструозной твари на подобии Ктулху, что с последним звонким «чпок» поднимится со дна морского вместе с городом Р’льех и остальными хтоническими существами и все люди будут во власти, станут зомби, станут рабами, ведь они уже сами себя зазомбировали! «Чпок» «чпок» «чпок» и вы уже в руках/лапах/клешнях/щуппльцах неописуемого кетера, а то и аполиона! Он точно в этом уверен. Он не дурак. Под мысли о теории заговора компаний производящих игрушки и хтонических чудовищ, он успел вскрыть ещё парочку дверей и набить полный рюкзак. Там были и папки объектов, и странные механизмы — грёб всё что казалось ему хоть сколько-то важным. А когда только собирался выходить по ушам резко ударила сирена, а в глаза слепящий белый луч. — Вот, суки, поймали… — он видел как молниеносно к нему приблизились и сознание ушло в белую пелену. *** — … а затем он варварски распорол сетку, сломал навесной замок с задней двери и пробрался в складское помещение. Всё задокументировано на видеокамерах. — парень в полицейской форме устало покачал головой. Он выглядел растрёпаным, а лицо помятое как лист бумаги, скорее всего с ночной смены. Ночные смены Саймон не любил. — И зачем ему сдался этот хлам? Стащил собрание журналов для садоводов за девяностый год, руль от велосипеда и полуразобраный магнитофон. — М-мда… — задумчиво протянул Моки, почесывая бороду, сзади видно только волосы собраные в хвостик и выбритые виски, но Саймон знал, что борода тоже как всегда идеальная. У него на правой манжете толстовки имелось даже не затёртое пятно, скорее всего от кофе, а ещё когда он стоял ближе, то отчётливо пахло мятной жвачкой, но даже она не перебивала смрад тяжёлых сигарет. — Офицер, спасибо большое, что сразу же позвонили нам. — быстро протараторила ненатуральная блондинка, от её голоса всегда болит голова. Бордовый маникюр скололся на нескольких пальцах, скорее всего она снова грызла ногти, неприятная привычка. — Да не за что… Я ведь когда-то восхищался детективом Смитом, как начальником, и ценю что вы так носитесь с ним. — он послал тяжёлый сочувствующий взгляд на того о ком говорит. «Засунь в зад свою жалость.» — хотелось сказать, но чего-то язык сложно ворочался во рту. Бывший детектив сейчас, после того как его привезли в полицейский участок, дали проблеваться, влепили пару смачных пощёчин, умыли холодной водой, переодели в сухую и сравнительно чистую одежду, стал приходить в себя, но голова всё ещё была тяжёлая. Так что он сидел на лавке оперевшись щекой о грязную, липкую стену и краем сознания наблюдал за диалогом сквозь решётку, в которой на минуточку было шестнадцать вертикальных прутов и четыре горизонтальных; ещё у стены имелись четыре лавки, а на полу лужа от чего-то тёмного складывалась в отчётливую фигуру орла или может кролика… Большинство слов из разговоров вокруг в голове не задерживались или перебивались тягучими мыслями, но что-то он всё-таки улавливал: — Я бы всё же советовал вам вернуть его в клинику. — Саймон упустил момент, когда к ним присоединился ещё один человек, он тоже окинул сидящего взглядом, будто тот просто обезьянка в зоопарке, и усы изогнулись в подобии улыбки. Из его кармана торчал брелок с тем шляпником из «Алисы в стране чудес». — Это сегодня он набрался и просто влез на склад, а вдруг завтра ему что-то помещится и он возьмёт обрез? Не единожды я видел такие случаи на своём веку. Мне очень жаль вас, ребята. Такую ношу на себя взвалили. — он неосознанным движением потеребил брелок и спрятал его глубже. — Спасибо за советы, но мы сами разберёмся. — строго отрезал Моки, чуть передёрнув плечами — он всегда так делал когда изо всех сил сдерживался от грубости. — Ну как знаете. — выдохнул усатый и снял с крючка ключи. К слову, этот крючок пора бы подкрутить, он начал шататься ещё в те времена когда тут работал сам Смит. Этот усатый вошёл в уже обжитую Саймоном и бомжами камеру, вытесняя их спокойную атмосферу своим огромным пузом, и очень небрежно подцепил бывшего детектива за шиворот. — И это тот самый детектив Саймон Смит? Господь милостивый, до чего же ты докатился. — шепнул в лицо, снова растягиваясь в надменной ухмылке. — А я всегда знал что ты рано или поздно сопьёшься. — кажется, этого копа зовут Дэйв… или не Дэйв… Саймон давно забыл имена своих бывших коллег. Когда-то он был подчинённым Смита и относился к нему с безукоризненным уважением, а сейчас брезгливо скалится просто подойдя поближе. Какой же лицемер. Хотелось плюнуть ему в харю, но это было сложно сделать, когда во рту пересохло. До машины троица Саймона, Крис и Моки, шли в молчании, только программист, что тащил Смита под руку, иногда шипел что-то на испанском сквозь стиснутые зубы, когда ещё не совсем трезвый друг спотыкался и заваливался на него всем весом. Саймон сильно исхудал за последнее время, так что тащить его было больше раздражающе, чем тяжело. Он раздражал выходками, раздражал маниями, раздражал… всем! Моки изо всех сил держал мысль о его ужасном психическом здоровье, о проблемах, о том что он практически последний человек в его жизни: остальные либо умерли, либо просто ушли, не желая терпеть чужого помешательства, но он всё же имеет свою жизнь, свои заботы, свои проблемы и носиться по городу в поисках пьяного сумасшедшего друга это не то чем хотелось заниматься в ночь пятницы и утро субботы. Крис шла рядом, иногда пыталась придерживать Смита, но больше шмыгала носом и размазывала тушь по щекам. Эта сердобольная душа изначально и была инициатором того чтобы поселить Саймона у них дома. И до чего это довело? У них давно уже пропала личная жизнь, они просто носились с этим поехавшим, как с малым дитём, вместо того чтобы заделать своих. Но, если уж быть честным, то забрать Смита из клиники настаивал именно Моки, как бы он не бесил, как бы сложно с ним не было уживаться, всё равно когда он чудит где-то рядом, под рукой, то на душе спокойнее. Да и не сказать, что лечение там значительно пошло ему на пользу, он стал спокойнее — да, но скорее от того что ушёл в себя и тормозил как компьютер из прошлого тысячелетия, из-за этого стало только сложнее понимать что у него на уме творится. Шаги. Раз-два-три-четыре-раз-два-три-четыре-… Нужно считать шаги, чтобы они были ровно в квадратном ритме, иначе точно что-то случится. Помнится, он как-то забыл про счёт и споткнулся о развязанный шнурок. Это ли не знак? В машине так же царила гробовое молчание, но теперь оно смешивалось с рокотом двигателя и шуршанием шин по дороге. Это укачивало… во всех смыслах. Саймон боролся с тошнотой и сонливостью одновременно, а ещё и мочевой пузырь настойчиво постучался. В общем говоря, ему эта поездка давалась ему сложно. Так же сложно она давалась и остальным. Крис прекрасно видела, что Моки откровенно на пределе, как он пыхтит, хмурит густые брови и сжимает руль — все это было красноречивее чем любые слова. Сама Кристель тоже чувствовала себя отвратительно. Ей было до дрожи в пальцах больно видеть детектива таким. Нет-нет, Саймон всегда был странноватым парнем, но обаятельно странноватым. Раньше он частенько любил пересказывать очередную надыбаную в интернете теорию заговора про каких-нибудь подземных кротолюдей или плоскоземельную теорию с мирами-сотами, сам раскручивал эти сказки до абсурда, сам с них смеялся; он иногда пугался громких звуков, но списывал всё на тревожность; он не любил людные места и большие компании, оправдывая всё простой фразой «я интроверт». Теперь это вылилось в параноидольную шизофрению с манией преследования. По началу их знакомства она даже пыталась подкатить к загадочному детективу, так сказать, взять всё в свои руки, но скоро всё же поняла, что им ничего не светит, тогдашний Саймон больше любил свою работу чем что либо в этом мире и Крис просто не было места. Но и Моки оказался очень даже неплохим парнем. — И-и… — первым тишину не выдержал программист. — Расскажи-ка нам, дорогой друг, что на этот раз с тобой приключилось? Саймон не отреагировал, просто уткнулся в свой телефон. Наверняка опять строчит что-то в своём шизоблоге для пяти подписчиков, двумя из которых были сами Моки и Крис, чтобы контролировать моменты обострения его помешательства. — А ведь доктор заверяла нас что у тебя началась ремиссия, говорила, что рецидива быть не должно, ну или хотя бы не так рано. — задумчиво протянул выглядывая сквозь зеркало заднего вида. — Что пошло не так? С чего ты так нажрался? Снова словил свою шизу про Фонд? Вопросы остались висеть в воздухе без ответа. Потому что правдивый ответ взбесил бы Моки, а врать Смит сейчас не хотел. «Фонд — не шиза» — крутилось в голове. «Я знаю. Я никогда не переставал в это верить.» Он научился врать даже под таблетками: «… Нет-нет, что вы, я больше не думаю, что за мной кто-то следит…» (я в этом уверен) Он просто использовал заготовленые фразы: «… Мою сестру никто не похищал, это несчастный случай…» (я знаю, что Лейла у них, я найду её) Он говорил то что все хотели от него слышать: «… Никакого SCP Фонда не существует, я смог осознать, что это просто моя фантазия…» (Фонд повсюду) Он врал всем, а чаще себе: «… Да, доктор Сонг, конечно я понимаю, что это просто помешательство, думаю, я уже могу выйти…» (и ты, сука, тоже одна из них) Бам. Саймон отключился от реальности, залип в одну точку и не заметил как прислонился к стеклу, а на кочке хорошо приложился виском. И так похмельная голова теперь звинела как церковный колокол, но эта боль вернула его на землю. На передних сиденьях парень с девушкой сцепились точно две скандальные бабки в день скидок, а он даже не заметил. Моки покраснел от злости, казалось может сейчас взорваться как петарда, Крис размахивала руками, будто те у нее на пружинках и постоянно трясла волосами. Смит уже не понимал в чём суть этого очередного скандала, но понятно что причина точно он. Их грызня стала настолько привычной, что сложно было вспомнить хоть один тихий день. — А ты какого чёрта молчишь?! — всё же Саймона насильно втянули в диалог, Моки резко повернулся к нему, перестав следить за дорогой, от этого машина опасно вильнула и бывший детектив снова стукнулся башкой. — Скажи, до каких пор нам это ещё терпеть?! — Вы не понимаете… — только сдавлено рыкнул, хватаясь за ушибленную бровь, пульсирующая боль расползалась на всю правую половину головы и отдавалась в глаз. — Конечно. Конечно! Конечно мы не понимаем! Моки размахивал руками, пока Крис пыталась вернуть его внимание на дорогу, они снова продолжили цапаться между собой. Саймон крепко зажмурил глаза и закрыл ладонями уши, головная боль теперь звучала как завывание ветра. Он глухо слышал грызню двух голосов, но это было так далеко, что просто плевать на них. *** Тёплый весенний ветер путался в ветвях деревьев. Где-то далеко машины с гулом проносились по автомагистрали, то и дело разбрызгивая мутную воду из луж. Могильная земля была мокрой и холодной, что всё тело покрывалось мелкими мурашками. Голоса на фоне звучали так же глухо, как через ладошки, но тогда их перекрывал ворох вопросов и внутренний вопль. Траурный костюм неприятно обтягивал и сковывал движения, от этого он себе казался ещё беспомощнее. Правое колено чувствовало острый камешек. Сладкий запах цветов неприятно щекотал в носу, а глаза щипали уже давно высохщие слёзы. А он всё сидел. — … Смотри-смотри-смотри! — сейчас уже кто-то держал его за шею и утыкал носом во что-то твёрдое, будто он несмышлёный котёнок, напустивший лужу в гостиной. — Смотри, кому говорю! Вот её могила! Она мертва! Слышишь меня? Мертва! Никто её не похищал! Ты сам видел её труп! Сам опознавал, после той аварии, помнишь? Смотри! Саймон смотрел, смотрел, смотрел, но что же он тут должен увидеть, так и не понял. Он уже привычно сидел на коленях напротив тёмного могильного камня. На нём строгим шрифтом выведено: «Покойся с миром Лейла Изабелла Смит 10.04.1994 — 12.04.2020» Это надгробие он знал лучше чем свои ладони, знал каждую щербинку, знал что между «л» и «е» немного великоват отступ, это было буквально один миллиметр, но от его придирчивого взора даже такая мелочь не укроется. Он не отрывался от надгробия, будто зарисовывает его у себя в голове, как картинку карандашом. Что же он здесь должен увидеть необычного? — Са-аймон. — она выглядела так мило с двумя хвостиками и в своём любимом летнем сарафане. — Саймон! — она смешно краснела, когда злилась на него за глупые шутки. — Са-а-аймо-он. — она была такой маленькой, такой беззащитной, когда строила извиняющиеся глазки. — Са-а-ай. — у неё всегда краснел нос, когда она плакала. — Саймон… — а уши, когда врала. — Сай-и! — она по-лисьи щурилась, когда дразнилась. Смит сидел перед могилой и не чувствовал ничего. Да, надгробие. Да, на нём её имя. Да, он видел как мёртвое тело в гробу опустили в сырую яму, сказали пару неискренних, слезливых фраз и закидали комьями грязи. И что? Это же всё постанова, глупые! Ха! Обман, фарс, фальшивка! Они все подстроили! Они хотели чтобы все верили, что она умерла! Даже сам Саймон по-началу верил, но он всё же не дурак. Он всё знает! Он их раскусил! Она не могла вот так резко, неожиданно умереть. Не могла оставить его. Её похитили! Её держат в заперти. Кто? Они! Кто же ещё?! «Отправной точкой для развития такого глубокого помешательства стала неожиданная смерть близкого человека.» — говорила доктор Сонг. «Самого близкого из всех.» — дополнял в голове Смит. Лейла всю его жизнь была той самой последней ниточкой, за которую он хватался, как тонущий, за спасательный круг. Смерть родителей не была для него такими ударом, тогда он ещё был совсем маленьким и ничего и мало что соображал. Смерть тётушки — единственного родственника, который решил взвалить на себя такую ответственность, как два малолетних оболтуса, — тоже не стала ему ударом, хоть парень и был ей благодарен за такой жест милосердия, но близки они никогда не были. Друзья, как и коллеги, никогда не считались для него чем-то особенным и он не подпускал никого к себе настолько близко чтобы они осмелились влезть в душу. Точно такая же ситуация и с девушками — он не ловелас, но пара романов закручивалась и всё же он никогда не видел в этом чего-то серьёзного. Вот и остаётся последний человек с которым он был близок — Лейла. Милая, где-то глуповатая, где-то наивная, но от того не менее родная и любимая. Момент, когда он пришёл в МОРГ и удивительно улыбчивый для такого места мужчина откинул с обнажённого женского тела белую простынь, та самая единственная ниточка скрепляющая психику воедино порвалась, будто она была не толще волосинки. *** — Ну, Крис, ну прости, что-то на меня нашло, вот и сорвался. — входная дверь резко хлопнула, а затем мужчина пару раз провернул замок. — Пошёл ты, козёл… никогда бы не подумала, что ты такой мудак. — кряхтела девушка стаскивая с ног сапоги на высоком каблуке. — И вообще, ты не перед мной извиняться должен. Саймон удивлённо огляделся по сторонам. Они уже были дома, но он не помнил, как троица успела добраться до квартиры. «Телепортация… скачки времени…» — крутилось в голове. Врачи называли это провалами в памяти. Крис пыхтя всё же стащила ботинки, а затем вильнула пергидрольным хвостом и скрылась где-то в районе кухни или ванной, оставляя друзей наедине. — Знаешь… — заговорил Моки вкрадчивым и неловко извиняющимся тоном. — Да, извини, я что-то… Я что-то психанул, вот и вышло это всё так. — говорил он тихо и размеренно, будто боится спугнуть детектива. — Прости меня, братан, правда прости, я перегнул палку. Просто… Не пей больше, ладно? Не пей. С алкоголем у тебя приходят все эти обострения и новые таблетки нельзя мешасть с… Ну в общем ты понимаешь. — осторожно кинул руку на плечо, но Саймон даже не повернулся, сейчас у него были стеклянные глаза, говорить с ним, то же самое, что с аквариумной рыбкой. Немного позалипав в стену, детектив невпопад кивнул и неуклюжим шагом двинулся к себе в комнату, усталость накопленая за последнее время давила на плечи и голову с ужасной силой. Но не успел дойти до двери, как его сгребли в крепкие объятия. — Ты должен знать, что я… Ну как бы, дорожу тобой, понятно? Саймон не понял к чему это шло, так что просто заторможено кивнул в плечо. — Я… В общем… — он стиснул детектива ещё крепче, что тому стало сложно дышать и проговорил быстрой скороговоркой: — Я выбросил всю эту твою шизофазию. — Ты что?! — смог только взвизгнуть, как кот которому наступили на хвост. — Так надо. Ты себя гробишь эти всем. — резко отнял от себя, ожидая, что Смит сейчас начнёт истерить, кричать, кидаться с кулаками, но тот неверяще пялился прямо в глаза, будто ребёнок у которого отобрали самую любимую игрушку и жестоко сломали прямо перед ним. Саймон поджал губы, из всех сил сдерживая слёзы, а затем рванул в комнату. Глаза судорожно скакали по поверхностям: пустой стол, пустая стена, пустая полка, пустой пол, пустой подоконник. Воздух наполнял лёгкие и сразу со свистом вылетал, голова ещё сильнее загудела и пошла кругом, будто сам мир уходил из-под ног. Все его наработки… Вся информация… Все схемы… Ничего нет! Детектив горячечно метался из в угла в угол. — Бо-оже, что ты там опять натворил, что он опять нервничает? — стены здесь были картонные, так что Смит прекрасно слышал что происходит в соседней комнате. В ответ Моки неуверенно что-то пробурчал. — Что?! — её голос сорвался на визг. Саймон почувствовал, что всё его нервы откликнулись на этот звук, как натянутые струны. Он бы тоже сейчас хотел вопить и верещать, но сил просто не было, он упал на задницу прямо посреди комнаты, продолжая пялиться в теперь уже пустую стену, на которой остались только следы клея и редкие обрывки бумаги. Вообще, Крис частенько тут хозяйничала. Она умудрялась незаметно проскочить в эту обитель хаоса и навести какой-никакой порядок, чтобы Саймон не задохнулся горами пыли. Но она никогда не трогала важные для Смита вещи, когда тот был чуть больше в себе, то даже чувствовал за это благодарность. На столе всегда в упорядоченом бардаке распологались записи, газетные вырезки, зарисовки, смазаные фотографии, точно такие же вещи обклеивали практически всю стену, становясь новыми обоями. Моки мрачно называл это больным бредом и никогда не видел там той системы, которую явно прослеживал детектив. Помнится, как-то раз уже порывался сжечь весь этот «хлам», но тогда Смит чуть ли костьми не лёг возле мусорного ведра, а затем пару дней ни с кем не разговаривал, будучи занятым, тем что с утра до ночи снова пачкал стены. И вот опять придётся начинать всё заново. Шаги. Раз-два-три-четыре Ноги с трудом волочились по земле, но он добрался до тумбы, на которой стояла небольшая железная клетка, механичным движением нашарил пачку птичьего корма и четыре раза сыпнул его куда-то в сторону лоточка для еды. Часть коричневых гранулок просыпались на пол, оно не удивительно, кормушка была забита до верха и даже с горкой. Смит периодически забывает, как несколько недель назад — а может месяцев? — Моки скручивал ему руки, утыкая лицом в подушку, а Крис с брезгливым видом доставала из клетки его попугайчика. Они говорили о каком-то трупе, о какой-то вони, но хозяин ничего не чувствовал и долго ещё обижался. За что они так с бедной птичкой? Уставшее тело дотащило не совсем адекватный разум до постели и не раздеваясь плюхнулось на одеяло. В окно били яркие солнечные лучи, от которых на душе становилось ещё более паршиво. Может сегодня ему не удалось Её найти, не удалось Их разоблочить, не удалось открыть миру глаза. Но это ничего, он попробует и завтра, и после завтра. Тогда они поймут. Всё поймут.