Дыра

      Тьма окутывала меня подобно теплому и душному одеялу, медленно пульсируя и перетекая во всех, даже самых укромных уголках моего измученного разума. Тьма подобно крови, заполняющей порванные легкие, бестактно и губительно затекала в мои мысли и воспоминания, оставляя лишь их кроваво-красные призраки. Это меня пугало и восхищало одновременно: моя беспомощность перед неведомой силой Тьмы и мое желание склониться перед Ней, вырвать душу из груди и передать в Её руки…       В мои ноздри попадает песок, жалкие песчинки побеждают Её и дают столь ненужное просвещение моему сознанию. Я чувствую жжение в спине, а сквозь кожу и тонкие сосуды моих век пробивается тусклый свет. Я не хочу открывать глаза, я хочу вновь уединиться в прекрасной Тьме… (или уже в обычной тьме?), но у Мира совсем другие планы на меня. Жжение в спине все больше наполняет мой разум, и когда боль стала нестерпимой я сажусь. Мне не нравится факт того, что мне необходимо открывать глаза, дабы видеть, но Мир вновь имеет совсем другое мнение на этот счет, что ж, мне бесполезно противиться Ему. Лицом я чувствую слабое дуновение ветра, которое вновь наполняет мои ноздри песком, придется открыть глаза.       Перед мои взором предстает картина, которая явно напугала бы меня в обычной жизни, но сейчас я мало, что о ней помню, скорее всего, Тьма забрала абсолютно всё знание и теперь в моей голове крутится странный, возможно бессмысленный факт: «я люблю капучино, но на миндальном молоке». Наверное ужасно проснуться в месте, где тебя быть не должно (а где я должен быть?) и знать странный набор слов (слов ли?), не имеющих особого смысла друг без друга, но при все этом навевающего странные приятные воспоминания… Не знаю, что мне нравится в этом больше: само слово «капучино» или же его смысл как… как объекта (?), и это странное противопоставляющее «но». Почему же я люблю «капучино», но некоторую его часть активно отрицаю и меняю на некоторое «миндальное молоко»? Я озадачен этим бессмысленным вопросом, ибо он позволял мне не думать о вещах, что могут меня напугать, но через час мучительных рассуждений о природе «капучино» и «миндального молока» мне стало страшно, что я проведу так всю оставшуюся жизнь (страх смерти, кажется, тоже пришел ко мне из Прошлой Жизни). Я вновь возвращаюсь к картине, что предстает передо мной: на многие мили вокруг меня распростерлась пустыня, заливаемая оранжевым светом вечно восходящего (или же умирающего) Солнца, полный вид на пустыню от меня скрывают многочисленные дюны и люди. Люди кажутся мне самым необычным объектом в данном месте, ибо они (вопреки установившемуся правилу: «ветер дует — песчинки летят») не летят мне в ноздри при каждом дуновении ветра. Люди стоят большой толпой, которая тянется вправо от Солнца и исчезает где-то за дюнами. В толпе видны люди обоих полов и всех возрастов, от младенцев до глубоких старцев, и взоры их печальны и устремлены в песок, движения их вялые и измученные, но они продолжают двигаться. Я окликаю их… некоторые смотрят в мою сторону с презрением и вновь отворачивают головы… Я вновь их окликаю… в мою сторону вновь устремлены их гневные взоры… возможно им не нравятся мои речи, ибо я наг? Я со стыдом прикрываю свое нагое тело, все мое существо открыто, кроме лица и головы, что скрывают спутанные волосы. Но и люди предо мной наги, так от чего же они меня ненавидят (хотя, возможно, это их способ проявить любовь?). Мужчины смотрят на меня с гневом, в глазах женщин я читаю испуг, они прижимают крепче детей и закрывают им глаза и уши, а я тщетно пытаюсь извиниться за свою наготу и пытаюсь узнать у них любят ли они «капучино». Но ответа нет, видимо моя нагота слишком пугающая, а возможно слово «капучино» — это ужасное ругательство или проклятие, которое обрекает услышавшего на вечные муки. Я устал стоять на месте и извиняться, мои ступни жжет песок — мне надо идти, но куда?       Я решаю, что мне надо идти туда, куда идут люди: налево от Солнца, возможно там мне дадут ответы на все вопросы. Я начинаю свой путь и иду рядом с процессией, мне слишком страшно к ней присоединяться, ибо моя нагота или вольные мысли о проклятом «капучино» могут расстроить моих соседей. Пока я иду, я вижу скелеты, что лежат рядом с шествием, некоторые из них лежат точно также, как лежал я… от этой мысли мне становится не по себе, хотя причин у этого дискомфорта быть не должно, ибо я же встал и пошел, а не присоединился к Тьме (теперь мне больше стыдно, что я так хотел вновь вернуться к Тьме, кто знает, может быть если бы я остался там, то лежать мне сейчас белеющими костями наружу). Смерть их не сильно меня тревожит, ибо я сам (скорее всего) смертен, а их тела — лишь печальное подтверждение того, что Тьма — вовсе не добродушная женщина, которая готова вечно удовлетворять твое желание покоя, она — подлая стерва, которая с радостью вскроет тебе глотку во сне и жадно выпьет сначала артериальную кровь, затем нальет венозную в декантер, а лимфой польет торт из твоих кровоточащих пульсирующих внутренностей (скелет она оставит в качестве злой шутки над твоей безмятежностью и доверчивостью). Ветер непринужденно присыпает скелеты и безжизненные тела песком. Горячие песчинки обжигают идущую процессию, но никто из ее участников не нарушает молчания.       Солнце, видимо, не планирует скрываться — это и к лучшему, уж сильно меня пугает мысль о Тьме-злодейке, что заберет мою жизнь, а ведь еще не узнал, что такое «капучино». Внезапно, вдалеке я вижу конец процессии, я ускоряю шаг, через пару минут я подхожу к концу процессии. Я вижу дыру. Не очень широкая, темная, от нее идет приятная прохлада, на ее краю сидит пара человек, но через мгновение их толкают туда, либо они сами прыгают, а на их место садится новый человек. Люди молча прыгают в дыру, в горле комок, я слышу как их тела бьются о песчаные стены дыры, но они не кричат, они прыгают без перерывов: один прыгнул — другой уже летит за ним. Я подхожу к краю дыры и аккуратно пытаюсь туда заглянуть, но поток людей не дает мне это сделать, тогда я спросил у пары сидящих на краю человек зачем они прыгают, а если сидят на краю, то почему не прыгают? На краю в тот момент сидят двое мужчин: один похож на меня: борода скрывает голову и лицо; а другой не похож на меня: короткая борода еле-еле скрывает его лицо, а голова открыта и отражает оранжевый свет возрождающегося Солнца. Мужчины смеются над моим вопросом, а потом, осмелев, прыгают. Они не разозлились на меня при вопросе, значит они могут мне помочь узнать что такое «капучино» и почему Это происходит. Я ловлю мужчину похожего на меня за руку, он явно опешил от этого, внезапно люди перестают прыгать в дыру и устремляют свой взор на нас: — Зачем ты прыгнул, друг? — Глупый вопрос, странник, отпусти меня… я так долго этого ждал… — Ждал чего? — Дыры. — Зачем? — Все ждут Дыры. — Но там темно. Там живет злая Тьма, она тебя убьет. — Нет, говорят в Дыре хорошо. — Я не хочу тебя отпускать в дыру, мне страшно за тебя, ибо ты так на меня похож. — Тогда мне страшно за тебя, ведь ты не хочешь меня понять. — Мы явно не поняли друг друга, я хочу знать зачем все прыгают в дыру. — Все прыгают, потому что так надо. — Зачем? — Есть иной путь? — Да, можно идти. — Куда? — Вперед, назад, к Солнцу, от Солнца, но не в темную дыру. — Мне кажется, что в мире, где есть Дыра и все в нее идут стоит самому пойти в Дыру и узнать, что там. — Там смерть. — Думаешь…? Я боюсь умирать. — Где Тьма — там смерть, в дыре темно, а значит там умирают. — Но люди летят туда счастливыми, я думаю, что ты заблуждаешься и трусишь. Пошли вместе. — Прости, но нет, в дыре можно двигаться только вниз и… — Там тьма?.. — Да. — Тогда отпусти меня и продолжай свой бесконечный путь в песках. Прощай! — Стой. Прежде, чем ты уйдешь, расскажи мне что такое «капучино». — Я не знаю, но кажется, мне нравится этот вкус.       Я отпускаю его руку. На его лице появляется улыбка, что наполняет меня надеждой, но Тьма быстро поглощает моего знакомого, которому нравится… нравилось «капучино». Я беру немного песка в руку и медленно начинаю сыпать его в дыру, желтые пысчинки также исчезают во Тьме. Я слышу гневные возгласы, внезапно чья-то крепкая нога бьет меня по ребрам и я отлетаю от дыры. Заслужил, не стоит проявлять такое неуважение к этому странному священному месту. Люди продолжают прыгать в дыру и, как будто пытаются восполнить задержку, прыгают по два — по три одновременно. Я явно не смогу узнать больше, поэтому я встаю и поднимаюсь на дюну.       Передо мной открывается вид на гигантский поток людей, который подобно реке растекается на многочисленные рукава, что оканчиваются в одной из дыр. Этот поток кажется бесконечным, гигантские толпы людей идут навстречу неизвестности (хотя если туда уже прыгнули десятки тысяч человек, то можно ли считать, что они все идут навстречу неизвестности?). Я смотрю по сторонам от потока людей: вокруг еще много дыр, кажется, что этих дыр даже больше чем людей (интересно прыгнет ли в них кто-нибудь когда-нибудь). Вдалеке виднеются горы, покрытые зеленым лесом, а вершины их сокрыты девственно чистым снегом. Их величавые склоны освещены нежным светом вечно восходящего Солнца. Я сажусь на вершину дюны и смотрю на прекрасное Солнце, величавые горы и на бесконечный поток людей…