Бармен и бариста

Эта история о том, как я впервые влюбился. По-настоящему. Отчаянно. Так сильно, как и не думал, что смогу. А ещё о том, как одна фраза разрушила всё. Знаете, когда живёшь, радуешься, уверен в ком-то на все возможные проценты, а потом — ба-бах! И звук разбитого стекла. Знакомое чувство? Я расскажу, как это было у меня. Февральское утро, мороз -24 ощущается как -42 с нашей-то влажностью и шквальным воющим ветром. Переносицу и скулы в вырезе балаклавы кусает. Я навёл порядок: отдраил липкий пол, вычистил заблёванные туалеты, натёр бокалы, выбросил гигантский мусорный пакет (в пятничный вечер вечно так) и закрыл бар сначала изнутри парадной, а потом и снаружи задней двери. Всё как обычно. Единственное, что выбивалось из череды привычных действий — маршрут домой. Дом с сегодняшнего дня у меня другой. Катя вернулась недели две назад, но убедила меня переехать только теперь. Так действительно будет лучше, спорить не стал. И район хороший, клуб близко, и поликлиника тоже. Что уж говорить про просторную светлую трёшку со свежим ремонтом. А на первом этаже только открылась кофейня. После ночной рубило так, что идея бахнуть горяченького очень соблазняла. Открытая дверь пропела старомодным соловейчиком, за стойкой терракотовая вязаная спина и светловолосая макушка. А в моём кармане телефон. — Да? Иду уже. Да поднимаюсь, сейчас… — И бросаю уже повернувшемуся лицом пацану. — Раф сделай, быстрей только. Да не ори, Кать! Возьму кофе и поднимусь, не опоздаешь ты на работу… В ухе голос сестры нервно вещает о том, что кофе есть и на кухне, а парень за стойкой растерянно озирается вокруг. — Шустрее можешь? — Ага, сейчас. Кофемашина, лакированный громадный монстр, фыркает, кофе просыпается, руки пацана трясутся. — Даёптвоюмать, понаберут рукожопов. Соловейчик пропел за спиной, а я поспешил на наш четвёртый. — Как ночь? Спрашиваем друг друга хором, пока я разуваюсь, а Катя наоборот натягивает ботфорты. — Ба опять во сне болтала. А так хорошо. А кофе где? — На кухне, блять. — Не матерись, услышит. Давай, продержись до обеда, потом сменю. Отпрошусь пораньше. — Беги уже. Не надо! Ну вот, теперь оттирать красный след с носа. Катька подмигивает и выпархивает за дверь, кутаясь в пушистый шарф. Комната бабушки залита ярким зимним солнцем. Кот, бесстыжая наглая морда, чилит на коврике в её ногах. Бабушка улыбается, откинувшись на диванных подушках, чешет его рыжее пузо босой ступнёй. — Ба, ну холодно же. Котяра сразу сбегает, стоит мне усесться рядом и начать натягивать махровый носок и тапочку. Единственная рабочая нога у бабушки со временем не потеряла грациозности бывшей балерины. — Здравствуй, Коленька. В школу успеешь? Уже без пятнадцати восемь. — Там сегодня тараканов травят. — Бурчу под нос и так и сижу на полу, скрестив ноги. — И вчера ведь травили… Это-то она помнит, а то, что я Дима, её внук, а не покойный сын Коленька, — нет. Когда возвращаюсь с кухни с чашкой кофе в руках, бабушка ругается. Нечего, мол, гадость растворимую пить. Мерю давление, уже 8:00, записываю в тетрадку и приношу ей тоже. Низкое, сейчас можно, только с молоком. Потом обед на троих, кот тоже считается, лекарства по графику, и дневной сон у бабули, а я гляжу на часы и жду, когда тоже смогу поспать наконец. Никогда походу. Не сегодня точно. СМС от сестры «задерживаюсь, прости». Остаётся только тупить в телефон в кресле рядом с бабушкиным диваном. Катя будит меня в шестом часу. — Прости, Дим. Пойди ещё поспи в комнате. — Да какой смысл? Смена уже в семь. — Ну хоть кофе выпей. Неплохая идея, учитывая, что и душ не взбодрил должным образом. Только растворимая хрень не справится, возьму из бара энергетик в счет зарплаты, или… Соловейчик пропел, за стойкой всё тот же парень. Внимательно слушает и кивает, пока девчонка в брендированном фартуке и бейсболке объясняет, как управляться с кофемашиной. Слышу, как тихо говорит ему: — Кость, давай, учись обслуживать клиентов. — Здравствуйте, вам здесь или с собой? Ебать приветливо, конечно. Хотя, после утреннего инцидента могу понять. — С собой. Раф. — Какого размера? Размера твоей на меня обиды. — Самый большой. — Сиропчик добавить? От его приторно-ядовитой интонации брови девочки-баристы ползут вверх, а я нахожу это забавным. — Добавить. На твой вкус. — Как скажите. Коварно улыбается и начинает «творить». По лицу девчонки понимаю, что протеже вышел из-под контроля, что делает всё нарочито неправильно, сироп льёт с перебором, но она только виновато улыбается, не желая опростоволоситься перед посетителем. А глазами ему показывает, что, как только я уйду, ждёт его пиздец. — Ну как? Блять. Какое ж говнище жидкое с ароматом ядреного кокоса и тонной сахара на миллилитр. — Супер. Очень вкусно, спасибо большое. Смотрит недоуменно, кончик правой брови забавно выгнулся вверх. А в медового цвета глазах тотальное непонимание. Отпиваю ещё раз, через силу, и пока стакан скрывает половину лица, показываю глазами на баристу. Он тоже, мельком. И, видимо, только сейчас понимает, что его ждёт. — Мм… Правда вкусно, ещё раз спасибо. Девочка облегченно выдыхает, её запал отчитать парнишку постепенно угасает. Он чуть улыбается мне с благодарностью. И вот тогда это случилось. Неожиданно. Нечаянно. Неправильно. Совершенно непредсказуемо. Вообще нахуй сейчас ненужно. Я поплыл от этой улыбки. Смотрел на него, как на чудо света, подмечая сразу всё: и ямочки на щеках, и длинные ресницы с рыжиной, и тёплые медовые глаза, и оливковый оттенок гладкой кожи, и густую русую чёлку аккуратной стрижки, и губы. Пухлые, чувственные, контрастно-красные. Запел соловейчик, пришли другие посетители и оба баристы принялись за работу. Да и мне пора на свою. Всю смену я только о нём и думал, пацаны даже прикалывались, что зависаю с широкой улыбкой и пялюсь в одну точку. Влюбился, мол, Диман. Ха-ха-ха. Реально смешно ведь, чтобы я и влюбился. Сказочки нашего городка, никто не поверит. И я не верю, хоть и спешу после субботней ночи в надежде поскорей услышать трель дверного соловья. — Привет. — Здравствуйте, мы ещё закр… О! Это ты. — Дима. Протягиваю руку, стягивая балаклаву с башки другой. Он завис, бегая взглядом по моему лицу, а потом нерешительно протянул свою ладонь. — Костя. — Я извиниться хотел. Не знал, что ты новичок, сказал бы… — Да как-то… не подумал. Ты тоже прости за раф. — Брось, не самое херовое пойло в моей жизни. Костя смеётся. Смех у него бархатный и уютный. Как и весь он, это сразу чувствуется. Что-то тёплое, неуловимо родное. Катька бы сказала «аура», папа сказал бы «твой человек». Точно мой. С ним было сразу легко. Тогда мы поболтали только пятнадцать минут до открытия кофейни и моей очереди следить за бабушкой. А вечером его уже не было. Та девчонка сказала — на пары ушел. Зато наутро Костя был на месте. Улыбнулся, обернувшись на звук соловейчика с большой чашкой в руках. — Привет. Это тебе. Недоверчиво кошусь на ароматную пену с кривоватым сердечком-рисунком сверху и усаживаюсь на высокий стул. Он усмехается и подвигает ближе. — Я два дня учился, попробуй. Правда вкусно. Очень. И он очень рад видеть, что мне понравилось. — Я вчера заходил вечером. — У меня пары, я здесь до обеда… Тогда я узнал, что Костя учится на врача, но ещё не определился на какого именно. Он говорил какие-то термины, но моя голова после смены с трудом соображала. Я просто любовался им. Так прошли три недели. Смена, уборка, дорога до дома, Костя, уже приготовивший кофе для меня, разговор обо всём и ни о чем минут пятнадцать (или двадцать, если я успевал прийти раньше), потом бабушка, обед, короткий сон и так по кругу. И впервые за последние годы мне нравился мой круг, моя избитая до боли дорога. Мне на пути теперь светит солнышко. Оно греет, когда улыбается, ярко сияет, когда увлеченно рассказывает что-то. Хмурится, когда я отвечаю уклончиво о себе. Потому что не хочу портить это что-то между нами рассказами о своей собачьей жизни. Костя знает, что я живу здесь недавно, что работаю барменом, что у меня есть сестра Катя, бабушка и рыжий кот (он это сам вычислил по шерсти на моей черной толстовке). Я знаю о нём много больше, потому что влюбился в его голос. Надо же, и правда — никогда не говори никогда. Уверен был, что просто не сумею, и тут на тебе. Как лопатой по башке. Влюбился. В голос, в движения рук, в то, как он склоняет голову набок, задумавшись. В цвет глаз. Они карие с янтарными, почти желтыми вкраплениями, от солнца из окна светящихся золотистыми бликами. В такие же золотистые блики в пшеничных густых волосах. В коллекцию тёплых свитеров всевозможных цветов, и все они ему идут. В стрижку «паж», которую я всю жизнь называл «горшок», а Костя закатывал глаза и объяснял неочевидную разницу. В чувство юмора, мягкий характер, в обволакивающую теплоту рядом с ним и в проницательность взгляда. В улыбку. В касания. Едва-едва уловимые, невесомые, краткие, почти незаметные. Но и на это я решался недели две. И потом боялся, что перешёл грань. Сделал вид, что не заметил сам, и его реакцию, смущенную улыбку и румянец на щеках с ямочками, — тоже не заметил. Пока он сам не коснулся меня на следующий день. Тоже «случайно». И тоже розовея лицом и пряча взгляд. В третий раз я задержал пальцы на чашке поверх его пальцев чуть дольше. В четвертый так сделал он. На пятый раз он пошутил, что я его клею. — Нет, если бы я тебя клеил, то действовал бы иначе. Как-нибудь интереснее. — Ну и как? — С ухмылкой на правую сторону. Я притворно задумался, почесывая подбородок большим и указательным. — Ты знал, что твоё имя Т9 исправляет на «Котик»? — Это не так. — Так-так. Хочешь убедиться? Вот диктуй свой номер… — Ахахаха. Я понял. — Диктуй-диктуй. Он заливался краской так мило и трепетно, ерошил волосы и улыбался. — Ну… восемь, девятьсот… Так в моей жизни стало ещё больше солнышка. Ещё больше «Котика», если быть точнее. Теперь СМС-ки не бесили раздражающей трелью. Теперь я каждую секунду хватал телефон и без конца улыбался. Теперь вообще всё изменилось. Теперь мне интереснее было тратить единственный часовой перерыв, чтобы поболтать с ним, пока он готовился спать. А не на одноразовый перепих в подсобке со случайной встречной. Или встречным. Было всякое. Но я всем сердцем чувствовал, что было. Что теперь иначе. Хотелось не как всегда — с разбега бомбочкой. Хотелось осторожно пробовать воду пальцами, медленно входить в эту реку. Наслаждаться каждой минутой этого незнакомого чувства. Влюблённости, почти одержимости, неописуемой радости, когда понимаешь, что это взаимно. И эту взаимность искать во взгляде, в жесте, в интонации голоса. Однажды Костя пришел в клуб. Он не предупреждал, и тогда впервые сердце больно резануло от нового незнакомого чувства — ревности. С кем, к кому, почему — сразу миллиард вопросов в голове и желание разбить стакан о голову того, кто сядет с ним рядом. Но всё оказалось намного проще. — Сюрприз! — Улыбка Кости уже такая родная. — А-то что мы только на моей работе видимся? — Может потому что это нормальное место, а не притон? — Брось, тут… — Озирается по сторонам, отмечая контингент и заставший декабристов интерьерчик. — Ничего так. — Ага. Пить будешь? — Сделай на свой вкус. — С кокосовым сиропом что-нибудь? Я так его обожаю. — Дураааак. Костя не пьёт алкоголь, у него машина. Он предложил дождаться и подбросить, но уже минут десять клевал носом, какой там. Пусть хоть кто-то из нас высыпается. Уже прощался и обещал написать по приезде, когда на барной стойке очутились две знакомые упругие сиськи. — Димасик, привет. — Илона. — Киваю блондинке и кошусь на замершего на месте Костю. — Чего тебе? — «Чего тебе»? Грубый ты сучоныш. Налей мне мартиньку, будь лапочкой. От когтистой руки, намеревающейся потрепать щеку, я изворачиваюсь. И спешу догонять Костю, бросая бар пустым. Похуй. — Кость, это подруга Кати, школьная ещё. — Да я так и подумал. — Улыбается, но как-то дергано. — Мне пора, Дим. Хотя нет, я спать что-то не хочу. Посижу ещё. И остаётся, демонстративно-едко зыркая на всех, кто, по его мнению, проявлял ко мне интерес. Это было забавно. Не только я ощутил сегодня укол ревности. А ещё он забавно спал, подпирая щеку, пока вокруг ебашила музыка. Утром он досыпал на переднем пассажирском на парковке напротив кофейни. Я любовался его ангельски-безмятежным лицом и чуть не пропустил момент, когда пришла моя смена быть с бабушкой. — Кость, проснись. Коооость. На пары пора! Но вскрик и щекотка заставили его лишь поморщиться. Я посигналил, тогда он разлепил один глаз. — Мне нужно идти. — Ага. — Он сладко, заразительно зевнул и посмотрел осоловелым взглядом. И я не выдержал. Потянулся к нему. Медленно, давая возможность отстраниться. Но он потянулся навстречу сам. Только лёгкое касание. Я даже не успел распробовать вкус его губ, когда прозвонил телефон. — Дима! — Бегу! — Пока, напишу потом. — Прошептал Костя, улыбаясь. Он написал, что хочет встретиться вечером в мой выходной. Я волновался, моё первое настоящее свидание. Придумал пару маршрутов, заказал столики в нескольких кафе. Чуть розу не купил по приколу. Хорошо, что не купил. Взгляд другой. Это не мой Костя, что-то явно не так. — Привет. — Дим. Давай… просто потрахаемся? *звук разбитого стекла*