Привычка возвращаться

В огромном доме темно и тихо. Джулиано открывает дверь своим ключом и аккуратно прикрывает ее за собой, хотя никто его не услышит - слуги ушли несколько часов назад, а Франческо еще не вернулся из банка. Джулиано не уверен, вернется ли тот вообще или заночует в своем кабинете, но оставаться в палаццо Медичи, чтобы развлекать гостей на очередном благотворительном ужине, ему совершенно не хочется. Джулиано пересекает внутренний двор, освещенный лишь светом луны. В центре стоит низкий мраморный постамент, на котором когда-то была статуя лошади, а сейчас лежат плоские подушки. Однажды, такой же лунной ночью, Франческо взял Джулиано прямо на нем, жарко шепча какие-то глупости о том, как прекрасно смотрелась бы его статуя среди цветущих деревьев и что нет в мире никого красивее. Джулиано тогда пришлось зажимать себе рот, чтобы его умоляющих стонов и просьб не было слышно за пределами дома, а Франческо лишь кусал его шею и двигал бедрами все медленнее, словно пытаясь свести их обоих с ума. В комнатах Франческо прохладно, несмотря на включенный обогреватель, и Джулиано ежится, сбрасывая с себя одежду и ныряя под тяжелое одеяло. Он спал в этой постели множество раз, но сейчас она кажется страшно неудобной, и Джулиано крутится с боку на бок и ерзает, пока не замирает на той половине, где обычно спит Франческо. Тело гудит от неудовлетворенности и предвкушения, но Джулиано не хочет прикасаться к себе, мечтая о чужих руках, сильных и крепких, способных заставить его подчиняться воли их хозяина. Он не знает, ждет ли Франческо от него верности и хранит ли ее сам. Они не обсуждают свои отношения и планы; они вообще почти не разговаривают, потому что стоит одному из них открыть рот, как начинается очередная ссора. Это неправильно и нездорово, и Джулиано пытался все прекратить, пытался внушить себе, что он может быть счастлив с Симонеттой, прекрасной, доброй, все понимающей Симонеттой, но в итоге все равно вернулся сюда, к главному конкуренту семьи Медичи, к человеку, которого он ненавидел и хотел всю сознательную жизнь. Это было сильнее него, сильнее их обоих, и Франческо подал на развод с женой на следующий день после того, как Джулиано снова упал в его объятия. Джулиано все же забывается беспокойным сном, из которого выныривает, как только в коридоре раздаются шаги. Франческо замирает на пороге спальни, то ли любуясь им, то ли удивляясь, что Джулиано здесь, а не на приеме, устроенном Лоренцо для городских богачей. Франческо тоже туда звали, но он предпочитал не появляться в доме Медичи с тех пор, как Клариче застала их в библиотеке, пока Франческо прижимался спиной к корешкам бесценных томов, стараясь держать себя в руках и не толкаться в рот Джулиано, стоящего перед ним на коленях. Их тайна не покинула ту комнату, но Франческо все равно избегал приглашений на официальные мероприятия и семейные ужины под любым предлогом, чем вызывал у Джулиано смех и желание поцеловать его прямо при всех, чтобы еще раз увидеть, как Пацци смущается. Край постели слегка прогибается под его весом, и Джулиано вздыхает почти с облегчением, когда пальцы Франческо зарываются в его волосы и заставляют приподнять голову ему навстречу. Его рот горячий и влажный, с привкусом кофе, которое он пил, если ему приходилось задерживаться на работе допоздна, и Джулиано жадно отвечает на поцелуй. Возбуждение, утихшее было во сне, возвращается с новой силой; Джулиано стонет и подбрасывает бедра вверх, когда рука Франческо скользит по его телу вниз и обхватывает твердый член. - Нужно было позвонить мне, - шепчет он, спускаясь поцелуями к уху Джулиано и прихватывая зубами мочку. - Я вернулся бы раньше. Джулиано согласно кивает и тянется к чужой рубашке, тщетно дергая ее в попытке снять. Он никогда не предупреждал о своем приходе, ни до, ни после того, как однажды утром обнаружил на тумбочке у постели конверт со своим именем и ключами от палаццо Пацци, и не собирается этого делать впредь. Они не жили вместе - скорее всего, они просто убили бы друг друга, если бы попытались, - но Джулиано благодарен за возможность приходить, когда ему заблагорассудится, и оставаться столько, сколько захочется - или по крайней мере до тех пор, пока не вспыхнет очередная ссора, а у его семьи не появятся вопросы, где он пропадает и почему не ночует дома. Франческо мягко отводит его руки и быстро раздевается сам. Джулиано с радостью принимает на себя его вес, изгибаясь навстречу, обнимает бедрами поджарые бока, и Франческо шепчет что-то невнятное, сжимая в ладонях его ягодицы так, что от пальцев наверняка останутся следы. Джулиано не против; он готов брать все, что Франческо захочет ему дать, и возвращать в ответ стократ. Шепот щекотно касается его кожи, запуская волну мурашек, и Джулиано подставляет под поцелуи грудь, кусает губы, когда Франческо обводит кончиком языка соски, но стоны все равно рвутся наружу. - Не надо, - просит Франческо, возвращаясь к его губам, и его низкий глубокий голос словно вибрирует внутри Джулиано, усиливая возбуждение. - Не сдерживайся, пожалуйста. Джулиано чувствует его пальцы, уже влажные от смазки, между ягодиц, и стонет прямо ему в рот. Тело расслабляется, как по команде, и с готовностью подается навстречу вторжению, чтобы через несколько мгновений снова сжаться, не желая лишаться долгожданного удовольствия. Франческо ритмично давит на его простату, одновременно лаская поцелуями шею и плечи, и Джулиано кажется, что он кончит прямо сейчас, не дождавшись главного. - Пацци, - хрипит он и дергается от слишком сильных ощущений, и Франческо улыбается в темноте. - Попроси меня, - отвечает он, и Джулиано обреченно стонет. Это была их любимая игра - и самая безопасная, потому что из нее они оба выходили победителями - заставить одного признать превосходство другого, сдаться на чужую милость, без слов признать все, что они чувствовали, но чему никогда не позволяли прорываться наружу, вместо этого жаля друг друга ядовитыми, жестокими словами. Франческо перестает двигать пальцами и даже приподнимается, словно хочет освободить Джулиано, и тот хватается за его плечи и снова тянет на себя, не позволяя отодвинуться. - Ненавижу тебя, - выдыхает он, имея в виду совсем другое, и Франческо мягко смеется. - Я тебя тоже, - доверительно сообщает он, целуя влажный от пота висок, и быстро заменяет пальцы членом. Джулиано больше не холодно; горячее тело Франческо и его движения - размеренные, неторопливые, под идеальным углом - греют лучше, чем солнце в середине лета. Джулиано облизывает пересохшие губы, толкается навстречу, теряется в ослепительном удовольствии, не осознавая, что делает именно то, чего от него хотели - просит, умоляет, требует еще, быстрее, сильнее, и Франческо послушно исполняет его желания, потому что его контроль тоже трещит по швам. Они кончают почти одновременно. Сквозь оргазм Джулиано чувствует, как Франческо судорожно толкается внутрь, входя на всю длину, и сжимает его мышцами, не желая, чтобы это прекращалось, но через несколько минут им все равно приходится отлепиться друг от друга, чтобы не задохнуться. Франческо натягивает на них одеяло, не позволяя прохладному воздуху остудить тела, и прижимается лбом к волосам Джулиано. - Останешься? - с надеждой спрашивает он, и Джулиано улыбается, снова погружаясь в сон. - Куда я денусь, - шепчет он непослушными губами, надеясь, что утром Франческо никуда его не отпустит.