Закон замкнутых систем

Лирику хочется весны. А нынешний март не слишком-то на неё тянет, издевательски расстилаясь гололёдом по пешеходной улице и грозя случайным прохожим в лучшем случае растяжениями, а то и переломами. Разве что солнце в кои-то веки греет по-настоящему – к легкомысленной радости одной вечно одевающейся не по погоде очкастой дурынды, которую Еся буквально только что лично посадила на автобус. «Железная консервная банка» с Ламанчской на борту наконец отчаливает от остановки. Этик остаётся в одиночестве и беспокойно ёжится, несмотря на обманчивое весеннее тепло. -Нашей бестии печального образа хоть кол на голове теши, - ворчит еле слышно, перебирая в памяти мгновения сегодняшней встречи, окрашенной обоюдным гомерическим хохотом, Донниной алой помадой и её же бесконечным ворчанием, перемежающимся периодическими «чёртов НИИ», «чёртов Аналитик» и «на кой чёрт я связалась с Лондоном?!». Бедным нечистым силам в аду, наверное, сегодня икалось весь день. Впрочем, ответа на последний вопрос непутёвой подруги не знала и сама Есенина. Чтобы их сеньорита-тридцать три несчастья, королева иррациональности и просто самый категоричный и бескомпромиссный человек на свете вот так взяла и связалась с каким-то невесть откуда взявшимся квазитождиком без особых причин, просто в пику Робеспьеру? Донна-то, которая лет восемь назад без суда и следствия лепила ярлык «суррогат» на всё, что не являлось её драгоценным Достоевским? Что ж, времена меняются, меняются и люди. Или эта сумасшедшая настолько потеряла голову от боли, что готова терпеть рядом с собой кого угодно… -Надеюсь, идиотка ты моя Ламанчская, ты знаешь, что творишь, и не наделаешь серьёзных глупостей, - беспокойно шепчет Лирик, на автомате перейдя дорогу и оказавшись в самом сердце города. Домой ехать отчего-то не хочется. А и пошло всё далеко и надолго, сегодня она гуляет! И пусть катится куда подальше и зловредное начальство со своими бесконечными дежурствами, и «Дюмаша-манная каша» (как прозвала надоедливого поклонника подруги опять-таки Искательница), совершенно не понимающий значения слова «нет» в русском языке. Сегодня она у себя одна и самая любимая. В идеале так должно быть каждый день, но с чего-то же надо начинать… -…совсем не работает моя глупая голова, ты ушла от меня к какому-то Аналитику, внутренний голос сказал – звони ди-джею нытику! Ты зачем беспокоишь – он говорит – в такую рань, ну и всякая там труднопереводимая брань… «Хорошо, что моя ненормальная не слышит этих пассажей,» - с облегчением вздыхает Лирик, в мысли которой внезапно беспардонно вторгся неплохой, хоть и не слишком трезвый голос уличного музыканта, и гитарное бренчание, - «Она теперь от одного слова «Аналитик» будет шарахаться, как от чумы…» -Срочно требуется муза примерно таких параметров: не более двух метров ростом, не более метра в диаметре, с глазами небесного цвета и душою, полной огня, и чтобы не больше двух поэтов – ну максимум трёх – до меня! «Где-то я точно слышала этот голос…» - Есенина старательно морщит лоб, пытаясь поймать что-то очень-очень знакомое – и вдруг… «Гюго?!» – озарение накатывает, словно вспышка. Не может быть! Их «вечно молодой, вечно пьяный» Энтузиаст, он же – самый безответственный и раздолбаистый студент во всём городе, он же – её первая девичья любовь – и вдруг тайный романтик, поющий в центре города? Остановившись, как вкопанная, она рассматривает несостоявшегося бывшего округлившимися от шока глазищами, которым до сих пор не может поверить. Это или судьба, или закон подлости – третьего не дано. Так и не решившись подойти к подревизному поближе, этик пытается держаться в отдалении. Но вот Гюго заканчивает петь, приветственно машет рукой собравшимся слушателям и, собрав скромный заработанный «гонорар», явно намеревается уходить. Вернее, намеревался бы, не обожги его нежданно-негаданно чей-то пронзительный карий взгляд. -Еся? – кажется, его неожиданная встреча шокировала не меньше, - Ты как здесь… - а его улыбка, оказывается, всё так же обаятельна, как и восемь лет назад. Но неужели он и правда зарабатывает музыкой на улицах? Не может быть, чтобы его карьера сложилась столь плачевно… -Я-то просто гуляла. И вдруг наткнулась на тебя, - всё ещё в прострации произносит Лирик, - И представить не могла, что однажды встречу тебя… в таком вот качестве. -Да нет! – Энтузиаст беспечно и от души смеётся, поняв, что именно о нём подумало это невозможное эфирное создание, - В обычной жизни я помощник агента по недвижимости. А сейчас – так, помогаю одному Гуманисту набраться смелости, а заодно и заряжаю народ позитивом, - он снова кому-то машет, а девушка, инстинктивно обернувшись, чуть не падает в обморок второй раз: на его знаки ответно кивает блондинистое зеленоглазое чудо в перьях, пальто и с тоннелями в ушах. -Достоевский? Здесь? А вы что… Всё так же общаетесь? -Еся, вот я на тебя удивляюсь. Скажи ещё, что ты сама бросила свою чокнутую, которая матерится на всех по-испански и хлебает кофе, как воду. -Да куда уж я денусь с подводной лодки, - с усмешкой отмахивается Лирик. -Ну вот и я не оставлю этого чудика одного, - понимающе кивает Энтузиаст. Толпа давно уже рассосалась, поняв, что развлечения на сегодня закончены. Двое этиков буквально не заметили, как остались на улице одни – но неловкости им это не доставляет, наоборот, им есть столько друг другу рассказать, о стольком вспомнить… Гюго машет рукой, показывая на ближайшее кафе. Есенина согласно кивает, и через десять минут пара уже сидит за столиком, беседуя взахлёб и почти не заглядывая в меню. -Поверить не могу, что мы ни с того ни с сего встретились. Не виделись восемь лет – и тут здрасте вам! – звонко хохочет Еся. Сенсорик на секунду замирает, безмолвно любуясь ей, но тут спохватывается, поняв, что не признался кое-в-чём важном: -А знаешь, я когда начал играть эту песню – почему-то вспомнил о тебе. Ты же тоже тогда ушла с концами, закончив институт – и ни «прощай», ни «алё». -Только вот я по Аналитикам не бегаю, - грустно усмехается девушка, - Этим больше грешит упомянутая тобой наша общая знакомая с ордой тараканов в голове и в цветных очках. -Ламанчская? Ну даёт! – теперь уже заходится смехом Энтузиаст, - Так, погоди – если Донна, как ты говоришь, «бегает по Аналитикам» - значит, Достоевский в пролёте? Слава богу, значит, никто не будет глотать валерьянку в день его свадьбы. -Свадьбы? – у Есениной снова лезут глаза на лоб, - Ты точно о Досте говоришь? -О нём, родимом, - теперь уже тяжко вздыхает подревизный, - Только вот этот нерешительный паникёр всё никак не решится встать на одно колено и чётко, по пунктам изложить Гамлету свою просьбу. Дважды уже пытался – в итоге один раз вытащил её на выставку самоцветов мира, другой – на концерт «The Prodigy», а главное так у него и не получилось. -И это ты так сегодня пытался его замотивировать? – догадывается Лирик, - Мол, если слишком долго смотреть на Датскую, можно увидеть, как она уходит к кому попало? -Что-то вроде того… Так, а что с Ламанчской-то? Мне показалось, ты чем-то расстроена. Это как-то связано с ней? -Да она просто дурында, - всё-таки решается излить душу Еся, хоть и не желая разбалтывать секрет подруги. Но тут не первый встречный всё-таки, а Гюго, в объятия которого Искательница сама её толкает не первый год, - Устроилась на работу в НИИ. Уволилась. Влюбилась хлеще прошлой ревизии в Робеспьера, с которым работала. Теперь проклинает и Робеспьера, и НИИ, но туда хочет вернуться, а сама сошлась с какого-то перепугу с неизвестным науке Джеком Лондоном. -То есть, Донна встречается с Лондоном, а втайне мечтает его убить за то, что он не Аналитик, - помня непростой и противоречивый характер активаторши, Энтузиаст уже подозревает, куда ветер дует. -Ну не убить, но суть ты понял верно. И куда её заведут все эти качели с НИИ, зеркальщиками и квазитождиками – вот просто без понятия. -Я понимаю, что тебя это беспокоит, - неожиданно мягко и умиротворяюще произносит сенсорик, заставив Есю в очередной раз недоуменно вытаращить на него глаза, - Но всё-таки она взрослый логик, не дура, хоть и чокнутая на всю голову – авось, и сама разберётся, - делает небольшую паузу и заговаривает прежним шутовским тоном, - А знаешь, я понял, почему мы на самом деле встретились. -Почему? – переспрашивает Лирик. -Потому что наши лучшие друзья – до сих пор трёхэтажные идиоты. А выносить их чудачества в одиночку становится почти так же сложно, как в институте, помнишь? -Это точно! – на Есю вновь находит приступ гомерического ржача. Вечер подкрадывается незаметно, но ревизоры не спешат расставаться, так и не наговорившись. Донне, Достоевскому, а также заодно попавшим под раздачу Штирлицу, Гамлету и обоим Гексли определённо точно икается ещё сильнее, чем чертям в аду. До дома Гюго подвозит бывшую на своей машине, чему та в очередной раз поражается, но уже молча. Главное, что зачем-то они сегодня пересеклись в их большом и хаотичном городе восемь лет спустя. Видимо, их никогда не перестанет «замыкать» друг на друге, куда бы они и сколько раз ни расходились. Или правда их друзья – настолько неизлечимые болваны, что в одиночку не справятся… Какая разница? Главное, что весна. А весна, говорят, дарит надежду всем – будь то замерший в нерешительности Достоевский или Ламанчская бестия, боящаяся оговориться по Фрейду и обозвать квазитождика Робеспьером… -…со мной согласится жить только какая-нибудь «с приветом», господи, как бы мне встретиться с нею? пойду и на всех заборах расклею: срочно требуется муза… Гуманист не любит метро. Но обожает Датскую, к которой на ином транспорте не добраться. А ещё он не любит свадебные церемонии и формальности, но всенепременно хочет поставить этой невыносимой противоречивой женщине штамп в паспорт – а то его, того и гляди, хватит инфаркт, когда она, как в том анекдоте, просто соберётся в магазин за хлебом. Именно поэтому сейчас он трясётся в полупустом вагоне, нащупывая в кармане пальто ювелирную коробочку. Всё получится. У него обязательно всё получится. Даже если она попросит медовый месяц в Буркина-Фасо или Гонолулу – он выдержит. Главное, что замуж она всё равно выйдет за него, а не за какого-нибудь Жукова или Максима. Остальное – просто мелочи. -Молодой человек, ваша станция, вы просили напомнить! – легонько толкает его в бок сухонькая старушка, примостившаяся рядом. Резко выдернув самого себя из паникёрских мыслей, Достоевский благодарно кивает пожилой женщине и, покинув остановившийся поезд, поворачивает направо в поисках выхода. Гамлет-Гамлет, только согласись! «Уважаемая Д. Ламанчская! Сообщаем вам, что ваши материалы приняты к публикации в сборнике тезисов общеинститутской конференции по биологии и химии. Просим подтвердить форму вашего доклада в случае очного участия,» - листающая с утра почту Донна чувствует, как с её плеч падает целый Эверест. Для кого-то – маленькая местечковая конференция, для неё – огромная и очень важная традиция. Значит, хоть что-то счастливое ещё сохранилось в её перепаханной белым безмолвием жизни. А пока – пора собираться в институт. Ламанчская подходит к зеркалу и критически ухмыляется своему отражению. Да уж, краше в гроб кладут – вернувшиеся ночные кошмары с Горькими, Драйзерами и Достоевскими в главных ролях в прямом смысле этого слова налицо. Как и вчерашняя истерика из-за очередных выкрутасов научного Штирлица. Нет, это безобразие при всей её ненависти к тональникам придётся замазывать, если сегодня в НИИ она не хочет пугать своим видом наивных зашуганных первокурсников. -Моё внутреннее метео, обойдёмся без трагедии, нас пока не рассекретили, - напевает логик себе под нос. Всё-таки весну не проведёшь. А её весна пахнет озоном, городскими автобусами и – внезапно – кофе, который пролил как-то один криворукий гениальный Аналитик на любимую монографию профессора Горького. Сейчас как раз апрель на подходе. Может быть, хоть что-то спокойное, тихое и счастливое ещё вернётся в её будни? «Я в НИИ к Штирлицу, приду вечером – отпишусь,» - набирает, как честная девушка, сообщение Лондону. На самой глубине сознания свербит совесть – нечего при наличии своего парня по чужим лабораториям шастать. Но ведь она ничего не просит у Робеспьера, может быть, если заглянет на минутку – это не зачтётся ей как смертный грех? -Эта форма обороны рассыпается от взглядов, рикошеты-разговоры, по-другому и не надо, - вновь мурлычет Ламанчская себе под нос и, на ходу убирая в сумку томик Лорки, покидает квартиру. Осталось лишь дождаться городского автобуса – такого же рыжего, как она сама. Весна, только не подведи!