Вызов

Красное. Небо цвета тухлого мяса. Затянутая туманом дорога. Падающие листья. Темный магистр Юлао был одним из самых молодых темных магистров. Я сначала не понимал, за что его избрали, а потом встретил и как понял. Истинный светлый не боится темных. Истинный светлый ничего не боится. То, что я оказался снаружи, прижимаясь лбом к столбу, на котором держится крыша, хватая ртом воздух, судорожно цепляясь за ощущения – случайность. Я так и напишу в докладе. Я, светлый Маро, в очередной раз отыскал тьму. Мир словно переломился и вывернулся наизнанку, начисто изменившись. …Солнце вышло из-за туч, и все вокруг запереливалось и заблестело, обжигая глаза. Однажды я бы поговорил с Эмилем. Однажды я бы ответил на все его письма. В нашем будущем счастливом мире все бы наладилось. Мечта, которую я хранил в сердце, только что осталась в подвале среди крови, гнили и грязи. Но я был светлым. Светлый кодекс предписывает нам стойкость. Мои руки не хотели раздвигать дверные створки, мои ноги не хотели ступать по дощатому полу и спускаться по ступеням. Как будто если отвернуться и закрыть глаза, все станет по-прежнему. Но оно не станет, и я был должен. В подвале ничего не изменилось. Убежать никто из участников не мог, тем более я. Я толком ничего не видел; перед глазами стояла пелена, и мысли прыгали то на одно, то на другое. Эмиль. Почему, Эмиль. По венам прибитого к камню существа текла магия, темная и густая, но сам он уже был скорее артефактом из костей и остатков плоти. Его человеческая жизнь почти иссякла, и я не мог нащупать пульс, отчетливо понимая, что на жертвенном камне у меня теряется единственный свидетель. Эмиль. Эмиль, ты чудовище. Я прислонил к изуродованным губам плошку, шепча заклинания, вместе с водой вливая свою жизненную силу, но капли бесполезно скатывались вниз. Тогда я закатал рукав, доставая нож, и прижал лезвие к собственной коже, вырезая начальную строфу «Песни о первой весне». Кровь текла по пальцам, как текут в корнях живительные токи, и, как солнце льет лучи, пробуждая землю, вливалась в насильно открытый рот. …знаки пели о том, как смеются, опадая, белые лепестки, и как сердце стучит все быстрее, и под ладонью, теперь прижатой к груди, что-то глухо толкнулось слитным двойным ударом, и два сердца, человеческое и теневое, вновь начали биться. У этого существа было невероятное желание жить. А я был невероятно упорным светлым, и это было мое главное и чуть ли не единственное качество. Я ощущал, как тьма вцепилась в мою магию с жадностью, вгрызлась, отрывая по кусочку и запихивая в бездонную пасть. Я старался регулировать отдаваемую силу, прекрасно понимая, что этого не хватает, но если я позволю темному брать столько, сколько он хочет, он поглотит меня целиком. Мой свет был всего лишь жалким огоньком свечи по сравнению с его тьмой, и он горел во мраке, освещая так мало, и мог погаснуть в единый миг. Голова скоро снова закружилась, и я привалился к жертвеннику. Оковы на темном сковывали его магию; и камень тоже пил его силы, иначе темного было бы невозможно удержать здесь. Колдовские огни отдалились и потускнели. Будет смешно, если светлый отряд найдет мой труп среди других мертвецов, рядом с темным. И что обо мне напишут – умер, пытаясь спасти темного мага? Как я объясню это господину Аллури? Господин Аллури не одобрит такую слабость… И я поднялся; я снова взял инструменты, отдирая вросшее в камень – и в тело – железо. Снял плотную верхнюю накидку, расстелил на полу, перевалил на нее худое тело, и с трудом потащил наверх. Снаружи у меня закончились силы, и я уронил темного на землю и упал рядом. Солнце блестело в лужах и в талом снеге. Темный слепо смотрел вверх, и я не был уверен, что он еще жив. Сверток с ним я сгрузил на сухое место, а сам упал в тающий сугроб, и теперь холодная вода просачивалась под одежду. Но умереть на воле под солнцем все равно лучше, чем в темном подвале. Даже в талой луже со льдом и грязной землей. В конце концов, я был светлым; а наша жизнь такая и есть, и так же заканчивается. Очнулся я на одеяле, расстеленном на веранде. Марена придерживала меня за голову, а Мартин вливал в меня зелье, а я пытался что-то объяснить заплетающимся языком. Светлые из отряда мельтешили вокруг, сливаясь в пестрое пятно. Кто-то приходил, уходил, бегал и кричал, а мне невыносимо хотелось спать.

***

Как мне потом рассказали, от таких дел светлый отряд вызвал подмогу, и те перевернули поместье Эмиля вверх дном. Обыск продолжался до сих пор. Поместье действующего темного мага под местной столицей. Что за ирония. Меня доставили в наше светлое отделение, где, за несколько дней, пока меня залечивали врачи, меня пришли навестить все светлые не по разу. Когда я вырвался, то был, может, и не очень здоровым, но счастливым. В Камышовой заводи как будто ничего не изменилось; город готовился к ночи, уютный и сонный. Добрые хозяева дома встретили меня на веранде: – Вы наконец помирились с вашим другом?.. Должно быть, было что-то такое в моем лице, отчего они попятились. Я поднялся наверх, расстелив на столе бумагу для подробного доклада, и тут на меня навалилось все разом. Светлый командир Маро. Человек, который считал себя моим другом, сходил с ума на моих глазах, а я бросил его в одиночестве. Светлый Маро, который везде видит тьму, не увидел тьму прямо перед собой. Светлый Маро, у которого не было ни единого провала. Я просто выпустил темного мага из рук и смотрел ему вслед, хлопая глазами. Светлый Маро, который победил темного магистра... На самом деле, это темный магистр победил меня. Но я верил, что он достаточно мертв, чтобы мне никогда не пришлось вспоминать об этом. Руки дрожали так, что я не мог вывести ни одного знака. Я видел, как постепенно светлеет небо, затянутое серыми тучами. Наступало утро, и я был готов ко всему. Что меня низложат, возьмут под стражу, выкинут из светлых. Марена и Мартин пришли с рассветом, и вместе с ним прибыл посланник от господина Аллури. Я спустился к ним, стараясь гордо сохранять самообладание. Мои подчиненные не должны были видеть своего командира раздавленным. – Никаких следов, – близнецы заговорили разом. – Но мы приволочем мерзавца к вашим ногам, он вам ничего не сделал? «Эмиль», – чуть не поправил я, но сжал зубы. Эмиль больше не был нашим товарищем и светлым магом. И другом он мне не был. Я покачал головой, но они только сильнее разволновались. Посланник Сефи терпеливо ждал в стороне, пока я не подошел к нему сам. Мы молча прошли через перепутанные улицы нижнего города; через заставу поднялись в верхний город; молча прошагали мимо его величественных зданий, по широким проспектам, которые я едва замечал; к огромному подавляющему зданию Светлого знамени Сефи. И только у дверей зала для приемов господина Аллури посланник остановился и сказал: – Мне жаль. Я очнулся, впервые замечая, где нахожусь, и с трудом воспринимая его слова. – Мне жаль, что так случилось с твоим другом, – повторил посланник, и двое низовых служителей открыли передо мной двери. – Ты не виноват. Господин Аллури стоял ко мне спиной в дальнем конце зала, рассматривая бесконечные ряды табличек, подвешенных к стене. Говорили, что на этих табличках – имена всех светлых, работающих под знаменем Сефи. Свою я находил. Как только я вошел, он сразу повернулся. Как я бы мог описать господина Аллури? Жесткое волевое лицо, на котором, казалось, годы не оставляют след, холодные глаза, наполненные внутренним светом, и величие, облекающее его фигуру, словно доспех. На него хотелось смотреть снизу вверх, перед ним хотелось преклониться, потому что не было человека более достойного, чем мой Командир. Я едва мог смотреть не моргая на его свет. Господин Аллури быстрым шагом преодолел разделяющее нас расстояние и крепко схватил меня за плечи, заглядывая в глаза, и облегченно выдохнул то ли в вопросе, то ли в утверждении: – Ты в порядке. Мир перевернулся, и я ощутил себя одновременно самым счастливым, и самым несчастным человеком. – Я уже прочитал твой доклад – ты единственный человек из всех, кого я знаю, чьи доклады всегда читать приятно, Маро, – он улыбнулся, и я понял, что он пытается меня ободрить. – Я не стану тебя упрекать. Ситуация в таком положении, в котором есть, и мы будем отталкиваться от этого. Его суровая спокойная сила наполняла мое тело, заставляя трепетать. Господин Аллури поддерживал меня, несмотря на все мои ошибки, не позволяя впасть в отчаяние, и я испытал к нему горячую благодарность. – В поместье бывшего светлого мага Эмиля найдено уже десять тел. Нет двоих слуг, что встречали тебя на станции – вероятно, они сообщники. Найдены инструменты, книги, амулеты, и, судя по пленнику… Он сделал едва заметную заминку, но я сумел скрыть свои чувства. – … он в этом уже пять лет. Господин Аллури говорил прямо, потому что считал меня достойным принимать правду без недомолвок. Он выделил, что Эмиль исключен из нашего круга – но я был благодарен, что он не опустился до оскорблений. Ведь когда-то Эмиль был одним из нас. – То есть прямо сейчас рядом с местной столицей бродит темный ритуалист-самоучка, чьи намерения неизвестны, но который знает нашу структуру изнутри. Господин Аллури мрачно кивнул: – Мы найдем все его контакты, поднимем все связи. Откуда-то он получал материалы. Возможно, это ниточка, которая выведет к целой сети. Тьма оказалась гораздо сильнее, чем мы предполагали. И ближе. Если то, что мы видим, стало возможным… мы рано отпраздновали победу, Маро. Я гнал от себя мысли, что Эмиль мог быть верхушкой чего-то более крупного; когда я думал об этом, то ощущал себя стоящим на краю пропасти. – Темный магистр Юлао жив, – сказал господин Аллури, поняв, что я малодушно не готов это сказать. – Мы так и не нашли его тело. Очевидно, после нападения на тебя он был всего лишь ранен; и Эмиль вернулся и забрал его. Эмиль так долго был со мной рядом. Почему он так поступил. Как сумел он ни разу не сказать мне правды. Я спал спокойно, зная, что мой враг мертв. А он был всегда рядом. Я порой замечал у Эмиля царапины, кровь на его одежде; но я думал, что Эмиль царапает сам себя во время очередного приступа кошмаров. Да что я вообще о нем знал. – Эмиль, очевидно, помимо прочего использовал его как источник информации. И мы не знаем, о чем он спрашивал, и чему темный магистр мог его научить. – Зато, – я постарался скрыть нервозность за бравадой, – у нас есть свидетель! Собеседник поморщился: – Такой свидетель... – Я выбью из него ответы! – Вряд ли ты что-то сумеешь выбить, – аккуратно поправил господин Аллури. – Он в плохом состоянии и ни на что не реагирует. Врачи дают неблагоприятный прогноз. Тем более, я в допросах был плох. Всегда лучше справлялся Эмиль. – …но там, в подвале, он как будто пытался мне что-то сказать. Или так показалось. Я потратил на него столько сил. Господин Аллури задумчиво потер подбородок, глядя на меня. Темного выродка держали в тюремной больнице под надежной охраной. Перед его палатой господин Аллури иронично сообщил: – А ведь ты в самом деле способен везде найти тьму. Кажется, я не буду приглашать тебя к себе домой. Даже в такой ситуации он находил время, чтобы поднять мне настроение. Таков он был, мой Командир. Темный лежал на кровати, весь в бинтах, и один взгляд на тощую изможденную фигуру вызывал омерзение. Я остановился на пороге, не в силах преодолеть отторжение. – В доме Эмиля десять трупов в подвале. И мы не понимаем ничего из того, что там творилось. Хоть пляши вокруг него, хоть пой, но заставь его говорить, – приказал господин Аллури. Я покорно дернулся вперед, и на локоть легла твердая рука. – Я знаю, это будет трудно, – мой Командир выглядел усталым. Ему было тяжело нести ответственность за всех нас. – Ни один нормальный человек не подойдёт к темному добровольно. Но я доверяю тебе, как никому другому. Ты сумеешь добиться цели и не подвергнуть себя опасности. Я верю тебе. Конечно, он был прав. Я не считал себя достойнее остальных, бесстрашных, беспощадных и верных, но какое право я имел перекладывать на них этот груз? Или те, кто более чувствителен и добр, кто поможет даже темному – как я могу допустить, чтобы темный повредил им, воспользовался их добротой? Я светлый. Я исполняю свою миссию. В моей работе нет места брезгливости, личным чувствам и страху. Мой Командир не доверил бы мне задание, с которым я не способен справиться. Так отчего я стою на пороге и не могу… Ноги словно онемели и не хотели идти. Но я заставил себя сделать шаг, и приблизиться к кровати, не в состоянии отвести взгляда от этих острых бледных черт. И, каким-то глубинным чувством ощущая, что не в силах остановить неминуемое, я видел, как темный поворачивает голову. Белки его глаз покрывали грязные разводы. Темный магистр смотрел на меня, и в тусклом безжизненном взгляде брезжило узнавание.