***
Мирослав после памятного разговора с Дивом готовился к тому, что придётся идти во всём ему навстречу, однако с удивлением обнаружил, что Вранович не собирался пользоваться своим положением. Единственный раз был, когда он вытребовал у Орлова лишний выходной день. После этого работал Див на совесть, не капризничал, скандалов не устраивал и на сцене выкладывался полностью. Вообще, с «Крыльями» сотрудничать оказалось очень удобно: у вокалистов, похоже, был иммунитет к звёздной болезни и минимальные требования. Последнее, как подозревал Мирослав, исходило именно от Дива: он был на редкость невзыскателен в бытовых вопросах. Люксовые номера, перемещение по городам исключительно на дорогих иномарках, особые блюда – всё это было не про него. Что он, что Влад не доставляли проблем своим, так сказать, нравственным обликом. Влад в силу бывшей профессии был пресыщен женским вниманием, Див, казалось, вовсе противоположным полом не интересовался. Кроме того, это была потрясающе красивая пара, которая выделялась среди прочих бой-бендов, где хватало симпатичных молодых людей. В немалой степени это была заслуга Дива, ухитрявшегося даже на сцене сохранять осанку, достойную наследного принца. Влад не обладал врождённым дворянским величием, зато выгодно подчеркивал аристократичность Врановича. Неудивительно, что эти двое стали любимцами Мирослава. Орлов не заводил фаворитов среди своих коллективов без расчёта, однако в этом случае расчёт совпал с его симпатиями. К последним он не был склонен, но очень уж Вранович отличался от прочих музыкантов. Видимо, не только он это заметил. Музыкальная тусовка, наполненная фальшивыми улыбками и непрестанной грызнёй за место под солнцем, к «Крыльям» в целом и к Диву в частности отнеслась с удивительной доброжелательностью – случай в этом обществе исключительный. При всей своей аристократичной холодности и отстранённости, Див не желал идти по головам и всегда был готов помочь, если в том была нужда. В итоге звёздные мальчики, от всех воротившие нос, не упускали возможности пожать ему руку, а звёздные девочки, яркие представительницы очаровательного серпентария, встречали его искренними улыбками, объятиями и поцелуями. К счастью, представители «Крыльев» были достаточно умны, чтобы не обременять себя интрижками с коллегами по цеху. Точнее, Истомин как раз этим занимался весьма усердно, но и ему, и его избранницам было очевидно, что отношения эти рассчитаны только на пиар и о чувствах, разумеется, речи никакой не идёт. Вранович своей любвеобильностью, точнее, её отсутствием, пошёл явно не в родителей и девушками себя не затруднял. По определённой причине. Как-то раз на выступлении своего любимого дуэта Мирослав обнаружил за кулисами высокого блондина в строгом коричневом костюме-тройке. К стройным длинноногим красавчикам Орлов питал слабость, поэтому окинул его заинтересованным взглядом. Блондин красавчиком не оказался. Собственно, все его достоинства заключались в стройной худощавой фигуре, длинных ногах и тщательно уложенных густых волосах. Рот был слишком велик (хотя при определённых навыках это скорее достоинство, чем недостаток), большие карие глаза, осенённые густыми ресницами, имели странный красноватый оттенок, и вообще лицо из-за светлых ресниц и бровей казалось блёклым и невыразительным. Кроме того, взгляд у него был острый и въедливый. Мирослав сразу понял, что характер блондинчик имеет стервозный и с ним лучше не связываться, если не хочешь, чтобы тебе постоянно капали на мозги. Поэтому, с лёгким сожалением посмотрев в последний раз на его длинные ноги, Мирослав отвернулся и принялся наблюдать за происходящим на сцене, потеряв к нему интерес. Блондин, однако, взгляд его заметил и посмотрел на него с такой злобой, что Мирослав невольно задумался. Неужели они знакомы? Нет, вероятно, дело всё же в отвратительном характере незнакомца. Хоть блондин и не был красавцем, такое своеобразное лицо и стройную фигуру Мирослав бы не забыл. Концерт тем временем подошёл к концу, поклонницы повалили на сцену, чтобы вручить цветы, получить автографы и сделать фото. Блондин впился глазами в сцену и напрягся. Так-так-так, а он, похоже, не из обслуживающего персонала. Либо имеет виды на кого-то из Мирославовых драгоценных парней, либо уже чей-то любовник. И у кого же склонность к мазохизму и настолько плохой вкус? Истомин больше гетеро, и блондин не настолько хорош, чтобы его очаровать. Див… непонятно, вполне может, как и отец, оказаться бисексуалом. Но неужели у его аристократичного сына настолько дрянной вкус? Для лёгких интрижек блондин не подходит, серьёзные отношения между геями… ну, какие могут быть серьёзные отношения? Мирослав из всего своего окружения не знал ни одной однополой пары, счастливо живущей вместе несколько лет. Может, кто-то из музыкантов на него позарился? Интересно, весьма интересно. Мирослав не собирался задерживаться, но сейчас переменил своё решение. О своих коллективах он предпочитал знать всё, особенно то, что они желали бы утаить. Можно неожиданно получить неплохой инструмент для манипуляций и шантажа. «Крылья» наконец освободились от фанаток и прошли за кулисы. Подуставший Влад (за сегодня это был уже третий концерт) сухо кивнул Мирославу и скривился при виде блондина. Зато Див, также пославший продюсеру небрежный кивок, неожиданно расцвёл такой обаятельной улыбкой, что у Мирослава дыхание перехватило, и направился прямо к незнакомцу. Тот тоже заулыбался, превращаясь в весьма и весьма симпатичного юношу, и пошёл к нему навстречу. Они обнялись, поцеловались и ушли. Хмурый Истомин, наблюдавший за ними с таким видом, словно его сейчас вырвет, тоже хотел было улизнуть, но Мирослав его остановил. – Не просветишь? – лениво полюбопытствовал он. – У нашего Димы настолько плохой вкус? – Сам вроде видел, – буркнул Влад, не желая вступать в разговор. После Екатеринбурга он Мирослава терпеть не мог, на что Орлову было решительно наплевать. – Откуда взялся этот ушлый блондинистый прохвост? Влад посмотрел на него с интересом. – Наш преподаватель вокала. Бывший, – объяснил он куда более охотно. – Витольд Крукович. – Угу. Влад, будь так любезен, передай своему напарнику, что депрессии из-за разбитых сердец и сломанного подобными шлюхами мозга, не позволяющие работать, мне не нужны, пусть имеет в виду. – Я что, самоубийца? – окрысился Влад. – Он за своего… этого любого порвёт. Нашёл себе, бл*, драгоценность. – Ла-а-а-дно, – протянул Мирослав с непонятной интонацией, отпустил Истомина и, глубоко задумавшись, пошёл к выходу. Вот, значит, как. Суровый оборотень оказался дураком, верящим в романтические бредни. Таких дураков очень легко окрутить, особенно если ты – лишённая принципов проститутка. Мирослав сам нередко проворачивал подобное, когда его изгнали из семьи и лишили всякой материальной поддержки. Именно с тех пор он окончательно переключился на мужчин. Собственно, очаровательный светловолосый ангел с синими глазами легко дурил и женщин, но мужчины всё же меньше выносили мозг и не могли доставить в будущем проблемы вроде внебрачных детей и исков на алименты. Да, о своём сыне Мирослав был лучшего мнения. Истинный оборотень-князь, сильный, холодный, несгибаемый, оказался под каблуком у ловкой беспринципной шлюхи. Для Дмитрия это, конечно, трагедия, но Мирославу, возможно, удастся извлечь из этой ситуации выгоду.***
Не только Мирослав был несколько, так сказать, удивлён выбором Врановича. Барс поджидал свою «фиалочку» у ночного клуба. Едва завидев Дива, он подошёл к нему со своей обычной ленивой улыбкой. – Здравствуй, сладкий, – сказал он мягким голосом с хрипотцой, каким обычно разговаривал со своими пассиями. – Давно не виделись. Ты похорошел. Див и правда похорошел – он уже не казался таким истощённым, и в глазах всё чаще появлялся неуловимый фиолетовый оттенок. Он окинул Барса насмешливым взглядом. – Извини, о тебе того же сказать не могу. – Всё такой же колючий, – рассмеялся Барс. – Узнаю свою фиалочку. Ты не хотел бы встретиться? Ужин при свечах и прекрасный секс. Обещаю, тебе понравится. – Он занят, – раздалось змеиное шипение откуда-то сбоку. Барс с лёгким удивлением повернул голову и обнаружил явившегося откуда-то стройного блондина, который испепелял его ненавидящим взглядом. Див неожиданно злобному блондину обрадовался. – Привет, – ласково сказал он ему, переплетая свои пальцы с его. – А я тебя не ждал сегодня. Ты же говорил, что у тебя пары допоздна. – А ты мне уже замену нашёл, да?! – вызверился на него блондин, выдёргивая свою руку. – Что за ерунду ты говоришь, – сказал Див так же мягко и с абсолютно спокойным видом. – Это Владислав, мой знакомый. – Я смотрю, вы весьма близко знакомы! Ближе некуда! Барс с интересом наблюдал за ними, не делая никаких попыток вмешаться. – Далеко не так близко, как ты думаешь. Я очень рад, что ты приехал, родной. Див поцеловал взъерошенного, раздражённого блондина в щёку. С последним произошла удивительная метаморфоза: лицо его против воли смягчилось, и он с обожанием посмотрел на Врановича. – Я тебя не простил, – обиженно заявил он, ещё пытаясь хорохориться. – Разумеется, нет, ведь я перед тобой ни в чём не виноват. Пойдём. На прощание он бросил Барсу: – Извини, не получится. Ни в этот раз, ни в какой-либо другой. Я говорил тебе, что я несвободен. Блондин смерил Барса яростным взглядом, который ясно предупреждал: «Он мой, и только посмей его тронуть!» – обнял Дива за талию, чтобы у соперника даже мысли не осталось претендовать на Врановича, и они удалились в сторону парковки. Барс обратился к Истомину, который созерцал эту сцену с явным отвращением: – Это что ещё за чудик? – Мужик его. Наш бывший препод по вокалу. Витольд Крукович. – Истеричка, смотрю? – Не то слово… Слышь, давай в кафешку завалимся, жрать охота, сил нет. Барс согласился. В кафе Истомин поглощал бефстроганов и жаловался на жизнь: – …вообще не представляешь, что сейчас творится. Я нормально к геям отношусь, но это уже просто за гранью. Можно же было кого-то нормального найти? Даже ты был бы лучше, чем этот муд*к! – Спасибо за комплимент, – ехидно поблагодарил Барс. Влад шпильку не уловил. – Ты красивый хотя бы. А этот – ни кожи, ни рожи, характер – ну полное г***но. Язва – она язва и есть. А Див… Димка, в смысле… жить без него не может! Как Витольд его окрутил – ума не приложу. Ты себе не представляешь, как мне за Дива обидно. Ведь этот хмырь его использует, а Див не видит! И говорить бесполезно, я уже от него огрёб… – Хмырь для него не староват? – небрежно поинтересовался Барс. – Разумеется, староват! Ему под тридцатник, а Диву ещё двадцати нет! Блин, вот как ему глаза открыть… – В таких случаях лучше не вмешиваться. Всё равно ничего не сделаешь, только отношения испортишь… ты вроде на своём опыте убедился. – Ага, убедился… он со мной разговаривать теперь не хочет… – Если бы моего парня назвали муд***ком, я бы тоже с этим человеком не разговаривал. Ещё и врезал бы. – Блин, Барс, ну как ты не понимаешь?! У Дива опыта никакого нет, его соблазнить – как не фиг делать! Вот ты его фиалочкой назвал… ведь правильно назвал. У Дива до этого козла никого не было, я тебе больше скажу – у него и секса не было! – Однако… – Я сам опупел, когда он мне рассказал. Ну, ты ж сам понимаешь, такому лапши на уши навешать про любовь до гроба вообще не проблема. – Дима не показался мне тем, кому без проблем можно навешать лапшу на уши. – Да я бы тоже так про него в жизни бы не подумал! Он так-то умный парень, но в отношениях ни бельмеса не смыслит. – А ты не думал, что у них всё серьёзно? Со стороны этого Круковича тоже? Влад посмотрел на Барса, как на идиота: – Блин, Барс, какое «серьёзно»?! Ты этого Витольда видел вообще? Муд*к – это самое мягкое, как его назвать можно! Какое у него «серьёзно» может быть?! Он же шикарно устроился – такого красивого пацана отхватил, доброго, умного, втрескавшегося без памяти, да ещё с деньгами! А у самого квартира у чёрта на куличках и за душой ни гроша нет! Он так-то вообще препод в институте! Барс припомнил костюм Витольда тысяч за двадцать и пальто тысяч за тридцать пять и был склонен с Владом не согласиться. Даже если он препод, преподы весьма и весьма разные бывают. – Я не пойму, ты-то что так волнуешься? – спросил он. – Какая тебе разница? Даже если всё так, как ты говоришь, не к тебе же в карман лезут. Влад аж подавился. Прокашлявшись, он выпучил на Барса глаза: – Что значит «какая разница»?! Див – мой друг! Настоящий друг, понимаешь? Естественно, я за него волноваться буду! Ты его не видел, когда эта сволочь его послала! Я думал, он вскроется на фиг. Ты хоть представляешь, что будет, когда Крукович его бросит? – Ах, друг, – глубокомысленно протянул Барс. – Тогда понятно, конечно. Я подумал, что ты его ревнуешь. – Чееего?! – заорал Влад и вскочил, опрокинув стул. – Ну знаешь, Барс, это уже ни в какие ворота не лезет! Я нормальный, понял?! Нор-маль-ный! Иди ты на х*й! – Схожу, сладкий, не беспокойся, только не на твой. – Да пошёл ты в задницу! – И туда тоже. Но послушай меня внимательно: не лезь в их отношения. Восстановишь против себя обоих, и учти, Витольд в этом плане гораздо хуже. – Да что он сделает, пид*р затраханный, подстилка… – Сделает, поверь мне. Дима тебе в открытую врежет, а от Круковича всего можно ждать. – Ага, я весь прям обделался от страха… – Влад сел и попросил у официанта счёт. – Я вообще думал, ты мне поможешь. – Я? – поднял брови Влад. – Это чем же? – Ну, с Дивом поговоришь. Меня-то он не слушает, а тебе вроде нравится. – Нет, сладкий, это без меня! – расхохотался Барс. – Фиалочка очаровательна, слов нет, но рука у неё тяжёлая. Сам уж давай как-нибудь. Я ещё пожить хочу. – Вот не думал, что ты такой трус, – проворчал Влад. – Я всего лишь осторожен и умею, в отличие от тебя, думать наперёд. Если я поговорю с ним сейчас о том, какой его парень придурок, нарвусь на мордобой. Я сделаю это позже, когда Крукович его бросит, и дам возможность поплакать на моём плече. – Скотина ты… – И тебе не хворать. Дома Барс плеснул в стакан виски и подошёл к окну. Он пытался отсоветовать Владу лезть в отношения Димы и Витольда вовсе не из-за сочувствия. Куда больше он переживал за Диму и пытался, как мог, облегчить ему жизнь. Витольд придурок, тут и говорить нечего… но чёрт его разберёт, не похож он был на расчётливую корыстную дрянь. Кто знает, может, они и впрямь нашли друг друга? Если так, остаётся только пожелать Диме счастья и надеяться, что Витольду хватит мозгов его не доводить. А Барс… что Барс? Как-нибудь переживёт. Но присмотреть немного за Димой не помешает. Хотя бы для того, чтобы помочь, если будет нужно.***
Наконец-то Див мог сказать, что счастлив, хотя Северина ему по-прежнему не хватало. Последний стал приезжать к своему принцу каждый раз, как только выпадала возможность, но этого времени было категорически мало. Поэтому сдержанный, не склонный к проявлению чувств Див стал целовать Северина в щёку и брать его за руку на публике – слишком он тосковал по прикосновениям к возлюбленному, а тот и не против был. Не в последнюю очередь, как подозревал Див, показывая тем самым всем вокруг, что этот черноволосый красавец принадлежит ему. Рано Ворон расслабился. Месяца не прошло, как он начал замечать странности в поведении своего капризного белобрысого счастья. Северин, как обычно, ластился к нему, млел от его рук, старался каждую свободную минуту проводить рядом, но иногда задумывался. Лицо его в такие моменты мрачнело, между бровями появлялась складка, и он, когда ему казалось, что Див этого не видит, смотрел на него с тоской и тревогой. Он начал больше следить за внешностью, покупал дорогие кремы для постоянно сохнущих рук, а однажды в ванной глубоко в шкафчике Ворон обнаружил целую батарею кремов, скрабов, масок для лица и волос. Причём пользовался ими Северин крайне скрытно, при Диве – никогда. Диву было в новинку, чтобы мужчины так заботились о своей красоте, у Драконов, даже у женщин, подобных ухищрений не было, да они в них и не нуждались. Однако в мире шоу-бизнеса это было привычное явление – в конце концов, артисты продавали своё лицо, и было необходимо сохранять свою привлекательность как можно дольше. Правда, с чего этим вдруг стал заниматься Витольд, было непонятно, но всё больше и больше не нравилось. Северин стал вставать раньше, и Див его видел поутру на кухне, где он готовил завтрак, уже причёсанным и умытым. Просыпаться без разомлевшего после ночных ласк лохматого тёплого Северина Ворону совсем не понравилось, и как-то раз он сказал об этом. Северин удивлённо повернулся к нему: «Див, дорогой, что приятного может быть в том, когда первое, что видишь, просыпаясь, – нечёсаное красное пугало? Я ведь и так не красавец, а утром – вдвойне». Див был настолько обескуражен этим заявлением, что не сразу нашёлся с ответом. При чём тут красота? Разве можно полюбить за смазливую мордашку? Див точно полюбил своего демона не за это! Почему-то, выслушав Дива, Северин ещё больше расстроился и сказал со вздохом: «Разумеется, не за красоту, дорогой. Нельзя полюбить за то, чего нет». Как-то, в очередной раз проснувшись в пустой постели, Див обнаружил своего демона в прихожей. Тот, видимо, только что встал. Лохматый со сна, он обеспокоенно разглядывал своё отражение в зеркале и что-то беззвучно шептал. Встревоженный не меньше него, Ворон коснулся его плеча. Северин вздрогнул так, словно его ударили, отпрыгнул в сторону и метнулся в ванную, захлопнув за собой дверь и грохнув щеколдой. Растерянный Див остался в прихожей, не понимая, что опять сделал не так. Когда он попытался за завтраком обсудить с Северином произошедшее, получил только то, что напугал любовника своим неожиданным появлением. Это Див и так понял, зачем было закрываться в ванной? Особенно учитывая, что ещё не так давно они ванную не запирали – какой смысл запираться от человека, с которым спишь? Див решительно не понимал происходящее и отчаянно жалел, что ему не с кем это обсудить. Мнения того же Истомина очень не хватало, ведь в прошлый раз, когда Див решился рассказать ему о своей ссоре с Северином, он, в общем и целом, оказался прав! А теперь всё, по душам с ним не поговоришь, и плохо от этого, похоже, только Диву. Самый хороший вариант – попытаться обсудить проблему с Барсом, который встречался с мужчинами и наверняка мог что-то прояснить. Но друзьями они не были, кроме того, всё говорило о том, что Барс воспринимал Врановича не как кратковременную постельную утеху, а обсуждать с человеком, который в тебя серьёзно влюблён, своего партнёра – не самая лучшая идея, мягко выражаясь. Хотя сам Барс пытался наладить если не любовные, то хотя бы дружеские отношения, иногда приезжал на концерты и перекидывался после выступления парой слов с Дивом. Северин его терпеть не мог и мало что не плевался от ярости, как дикий кот. Северин вообще оказался крайне ревнивым. Причём он сам подозревал, что перегибает палку, пытался сдерживаться, но потом обязательно срывался. Он ненавидел всё окружение Дива обоих полов, не раз и не два вскользь проходился по Мирославу, и дело закончилось скандалом на ровном месте. Они тогда ужинали, Див рассказывал, что Мирослав организовал им фотосъёмки, и Влад утверждает, что фотограф невообразимо крут и попасть к нему – большая удача. А ещё поговаривают о большом гастрольном туре летом по южным городам. Северин вяло жевал и больше и больше хмурился. – И Мирослав, разумеется, с вами поедет? – угрюмо спросил он. Див пожал плечами. – Возможно. – Возможно?! – прошипел Северин. – В прошлый раз он с вами в Калининград мотался! – Он же продюсер, – сказал Див, абсолютно не понимая, в чём проблема. – Продюсер! Холера! Он всегда был спонсором, другие его коллективы получают только деньги, и лишь у вас он постоянно торчит на записи альбомов, на репетициях, на концертах, таскает вас с собой на все светские рауты… ни один из его певцов и певичек не удостаивался столь особенного отношения! – Он же хочет знать, во что вкладывает свои деньги. – А прибыль, которую вы приносите, недостаточно ясно об этом говорит?! – Значит, мы лучшая из его групп, только и всего. – Ах, лучшая? А может, дело в том, что он в тебя влюбился до потери соображения?! Див уставился на него. Он был согласен, что Мирослава в их жизни стало много, но, может, дело в том, что с ними он и был продюсером? Находил композиторов, песенников, первоклассных фотографов, контролировал сотрудничество со СМИ, купил для них студию с отличным оборудованием. Он много в них вкладывал и получал весьма и весьма приличный доход. Но какая, чтоб ей пусто было, любовь?! – Я видел, как он на тебя смотрит! – кипятился Северин. – Глаз с тебя не сводит, мало что не облизывает взглядом! Ты с ним спишь?! Спишь ведь?! Див потряс головой. – С чего ты взял? – спокойно спросил он, призывая на помощь всю свою выдержку. – Я непонятно объяснил? Див глубоко вдохнул. – Я с ним не сплю, – так же спокойно сказал он. – И не собирался. – Врёшь! – Если ты так уверен, что я тебе вру, зачем спрашиваешь? Северин швырнул вилку на стол, вскочил и вылетел из кухни. Див покачал головой. Он убрал со стола и помыл посуду, прислушиваясь к тому, что творилось в комнате. Что сейчас делать? Как объяснить Северину, что он ошибается, если его и слушать не хотят? Делать ничего не пришлось: едва он вошёл в комнату, Северин бросился к нему, схватил его за руки и, захлёбываясь слезами, умолял простить. Див не на шутку перепугался, усадил его к себе на колени, обнял, прижал к груди и долго баюкал, как ребёнка, пока тот не заснул, уткнувшись лицом ему в шею и изредка всхлипывая. На какое-то время Северин притих. Див не забыл эту историю, но, поглощённый рутиной и бесконечными выступлениями, не стал в ней копаться. Кроме того, всё ведь было ясно. Северин ревнив до ужаса, а Мирослав – воплощённый кошмар ревнивца. Что всё-таки было не совсем понятно – почему Орлов с ними так носится. Крукович в этом был прав. Но, в чём бы ни крылась причина, это точно была не влюблённость Орлова в Дива. Как раз с Дивом он не особенно общался, хотя приглядывался много и часто. Див, тщательно, насколько позволял его загруженный донельзя график, присматривавший за Витольдом, успокоился. Северин не перестал ухаживать за внешностью, но делал это теперь без прежней одержимости и даже позволял себе – иногда – оставаться в постели с Дивом, пока тот не проснётся. Он был необычайно ласков и внимателен, снова начал улыбаться и даже, кажется, чуточку меньше ревновал своего князя ко всем вокруг. Да, его по-прежнему не хватало, и Дива не покидали мечты о том, как здорово было бы, если бы его вредный блондин оставил преподавание и был бы всегда рядом – ездил бы с ним на гастроли, бывал бы на всех концертах, поддерживал на съёмках, помогал в студии, ухаживал за ним после тяжёлого дня… Но он понимал, что не вправе ждать от Витольда такого самоотречения. У его ревнивца должна быть своя жизнь, как требовать, чтобы он полностью растворился в возлюбленном? А между тем, дни правда выпадали тяжёлые. Начало апреля было солнечным и сравнительно сухим, но с середины месяца похолодало, зарядили дожди, и паршивое здоровье снова давало знать о себе – слава Богу, только чрезмерной, по меркам Дива, усталостью и слабостью, которые проходили бесследно в мягкой заботе Северина. Право слово, всё складывалось как нельзя лучше. …Тем вечером Див возвращался домой поздно ночью после крайне утомительной светской тусовки из мегапопулярного загородного клуба. Предстояло пересечь всю Москву, и он решил ехать через центр, справедливо посчитав, что обычной толкучки там сейчас быть не должно. Он стоял в тесной улочке, ожидая зелёного сигнала светофора, и мечтал о том, как зайдёт в свою тёплую, уютную, наполненную вкусными запахами квартиру, и его с порога затянет в объятия и поцелуи светловолосый вихрь. Из соседнего ночного клуба, в котором Див лениво опознал пресловутый «Лотос», высыпала горстка хохочущих молодых людей. Ворон без интереса коротко взглянул в их сторону – среди них был высокий худощавый блондин, – и вновь принялся гипнотизировать взглядом светофор. Нет, насчёт вкусных запахов он погорячился, Северин не ждёт его сегодня – «Крылья» должны были освободиться под утро, после чего пропасть до вечера на съёмках клипа, но Мирослав их неожиданно пощадил и отпустил домой – поспать несколько часов. Звонкий серебристый смех, столь остро знакомый, прорезал замершую тишину старой узкой улочки. Див вздрогнул и повернул голову на звук. У входа в «Лотос», стройный, подтянутый, чужеродно красивый в светлых джинсах, подчёркивающих длинные стройные ноги, белом свитшоте и короткой кожаной куртке, открывающей небольшие упругие, обтянутые джинсами ягодицы, стоял Витольд. Он хохотал, запрокидывая голову и открывая белоснежную шею, а за талию его по-хозяйски обнимал брутальный знойный красавец и что-то говорил ему на ухо, то и дело хватая за подтянутую задницу. Это продолжалось буквально несколько секунд, которые настолько растянулись во времени, что казались бесконечными. Оставалось только проклинать нечеловечески острое зрение и слух. Заливистый кокетливый хохот, томный взгляд из-под ресниц, похотливый изгиб спины, подставляющий ягодицы под чужие грубые ладони… Загорелся зелёный. На автомате было плавно отпущено сцепление, нога медленно выжимала педаль газа. Чёрная ухоженная «волга», блестя в свете фонарей гладкими боками, скользила в лабиринте старых улиц. Див смотрел на дорогу, но перед внутреннем взором застыла откинутая назад голова, беззастенчиво открытое белоснежное горло и чужие руки на податливом сладострастном теле.