***
Повествование от лица Германии: Была середина декабря. На улице стояла поистине прекрасная погода. Небольшого размера снежинки, неспешно кружась, оседали на землю, формируя большие сугробы. Яркое и приветливое солнце освещало всё вокруг. Тонкие ветки деревьев были слегка припорошены снегом. Люди выходили из своих домов и шли в неизвестном направлении. Скорее всего просто на прогулку, ну, может шли покататься на лыжах или на коньках. Я тоже был бы не против на чём-нибудь покататься, но, к сожалению, у меня совершенно не было свободного времени. Вот только сейчас сумел выкроить два дня, чтобы съездить к отцу. Больше месяца с ним практически не виделся. Конечно, папа в жизни не признается, даже под прицелом пистолета, что ему одиноко. Правда, мне Японская Империя очень доходчиво намекнула, что у отца там уже крыша от скуки и одиночества немного поехала. Я бы, наверное, тоже с ума сошёл, но папе уже не привыкать… Вот, одним прекрасным зимним днём, в субботу, я вышел из дома с небольшой сумкой, где находились несколько моих вещей, потому что я планировал остаться у папы с ночёвкой. Мне хотелось просто провести с ним время и забыть про эту ненавистную работу. «Sicherlich wird mein Vater von meinem Aussehen nicht begeistert sein…» — подумалось мне, нет, в плане одежды у меня всегда всё было прекрасно. Моя излишняя аккуратность не позволяла мне выглядеть как-то неряшливо, но папа, видимо, с помощью чистой магии, умудряется увидеть на моём лице усталость, мешки под глазами… И всякие другие мельчайшие детали, которые никто, кроме него, не видел. Понятно, в кого я вырос таким педантом… Сев в свой автомобиль, я провернул ключ в замке зажигания. Машина без проблем завелась, и я выехал со двора. Жил я в самой обычной многоэтажке, которая ничем не отличалась от других. «Человейник» — именно так назвал бы мой дом Россия. Конкретно с этим его высказыванием я не могу не согласиться. Может, мне переехать? А что? Отличная идея! Займусь ей как-нибудь попозже… Ехать мне нужно было около часа. Дорога была расчищена, плюс небольшое количество машин, так что я не был сильно напряжён. За окном мелькали различные деревья. В большинстве своём это были ели, покрытые толстым слоем снега. Неожиданно мне позвонили. — Und ich hoffte, dass mich niemand belästigen würde… — на дисплее высветилось «Russland». — Хм, и зачем же я тебе понадобился? — произнёс я, переключившись на русский, сам не знаю зачем. В целом, Росс может говорить на немецком, с акцентом, но вполне себе сносно. Приняв звонок, я сразу же произнёс следующее: — Если ты позвонил, чтобы подколоть меня насчёт моего трудоголизма, то можешь не стараться. Я сейчас еду отдыхать, — Россия минуту помолчал, кашлянул, а затем начал говорить: — Я настолько предсказуем? — поинтересовался мой собеседник. — В этом плане да, — усмехнулся я и поправил свои волосы, которые были и так практически идеально уложены, но… но внутренний перфекционист не потерпит выбившегося волоска из идеальной укладки. — И куда же ты собрался ехать отдыхать? — поинтересовался РФ. Наверняка сейчас сидит и лыбится. — Да так… Просто к отцу поехал с ночёвкой, — честно ответил я, ибо не видел никакого смысла лгать. Ну не говорить же ему, что я на выходные на Мальдивы смотался. — Для тебя это огромный прогресс! — воскликнул Росс и видимо чуть не свалился на пол. — Спасибо, наверное, я всё ещё не понимаю твой юмор, — закатив глаза, проговорил я. — Это не было шуткой, серьёзно поздравляю, а то совсем загнёшься со своим трудоголизмом, — абсолютно без усмешки ответил Россия, — Надеюсь тебе больше никто не позвонит за эти два дня. — Я тоже надеюсь… — прошептал я. Реально, я больше года, года (!) нормально не отдыхал. И как я за это время с ума не сошёл? — Ладно, бывай, Arbeitswütige, до понедельника, — я тоже бросил на прощание простое «Tschüss», без всякого выпендрёжа. Спустя около сорока минут, в далеке я увидел небольшое село. Это был, наверное, единственный ориентир для меня, по которому я понимал, что ехать осталось совсем немного. Так и оказалось. Спустя полторы минуты показался поворот. Мой отец жил, можно сказать, на окраине заброшенной деревни, но не в каком-нибудь маленьком домишке, а в шикарном особняке. И я на все сто процентов уверен, что без «тайной» заначки в виде нацисткого золота этот дом бы никогда не построили. Почему папа решил жить вдали от людей я в общем и целом понимал… Учитывая его прошлое, да и в целом не очень он любил контактировать с людьми. В городе его бы быстро… устранили… А тут и ему, вроде бы, хорошо, и я не так сильно беспокоюсь. Да, отец живёт вдали от города, но зато почти никто не знает, что он, где он. Своеобразная, но какая-никакая безопасность. К тому же его одиночество не было абсолютным. У него всё ещё есть Японская Империя и Фашистская Италия. В будущем папа снова, вроде как, планировал завести собаку. Предыдущая, к сожалению, умерла от старости, и отец долго отходил… В любом случае я уже подъехал к нужному дому. Особняк в готическом стиле, стоящий на холме, вокруг которого был высокий забор. Довольно большой в два этажа плюс чердак, которым пользуется мой отец в качестве место, где к нему приходит вдохновение и где он творит свои прекрасные картины, жалко, что он уже ничего не писал около полугода… Я открыл ворота, и их не мешало бы смазать, а то скрипят громче моих суставов после шести часов работы. Снова сев в машину и заехав во двор, я припарковался, вышел и запер ворота на замок, лежавший рядом. Да, я предупредил отца о своём приезде. Подойдя к чёрной двери, я три раза постучал. Послышались шаги, которые были уж слишком быстрые. Судя по звуку отец буквально нёсся к двери. — Was passiert da? — задал я вопрос сам себе, и через секунду дверь распахнулась. Вместо отца на пороге стоял Фашистская Италия в… не самом лучшем виде, мягко говоря. — Оу… — я правда не хотел ставить его в неловкое положение… может у него что-то случилось вот он и выглядит так… отвратительно. Растрёпанные волосы, мешки под глазами… — Sembro così male? — горько усмехнулся итальянец. — Простите, я не хотел… — начал было оправдываться я, но меня перебил ФИ: — Да всё хорошо, Гер, — мягко улыбнулся он. У меня были прекрасные отношения и с Фашистской Италией и с Японской Империей. Я их практически с самого детства знал. — Рад тебя видеть. — Я тоже рад вас видеть, — улыбнувшись, проговорил я и уже хотел было зайти в дом, но итальянец не двигался с места и к тому же стал как-то нервно на меня смотреть, что ли… — Эм… папа что-то решил устроить и это сюрприз для меня? — теория не требует много ума, просто однажды мне отец реально устроил такой сюрприз на день рождение. Так, тогда меня ФИ на руках вообще держал, только бы я не зашёл в дом. — Н-ну… да… но это не сюрприз… — поправив волосы, проговорил итальянец. — Если в двух словах, то с твоим отцом кое-что случилось… — …И вы не можете рассказать так как он вас прибьёт? — закончил я. — Именно… — грустно вздохнул он. Моё настроение тоже упало, я-то надеялся, что всё пройдёт просто прекрасно, а тут… Что же с отцом случилось? Он сломал ногу? Внезапно и для меня и для Фашистской Италии раздался крик со второго этажа, кричала явно ЯИ: — 彼は息をしていない ！ — секунда и КИ сорвался с места и пулей взлетел вверх по лестнице. Я практически выскочил из своих ботинок и побежал за ФИ, даже входную дверь не закрыл. — Questo idiota non si sente affatto dispiaciuto per se stesso o per la sua salute! — прокричал он и вбежал в спальню моего отца, захлопнув дверь у меня перед носом, щёлкнув шпингалетом. — Гер, тебе это лучше не видеть! — Öffne sofort! — я с силой стучал по двери, но сил у меня не хватит, чтобы выбить эту чёртову дверь! — Papa! — в комнате раздались громкие хрипы, будто бы человек, находящийся там, пытался выкашлять свои лёгкие, чтобы не мучаться. «Господи… это ужасно…» — я уже думал о самом плохом сценарии. И через несколько минут я понял, что не зря это сделал. Именно худший сценарий там и был. — Grazie a Dio, sembra stare meglio. — проговорил Ита, ЯИ вроде как, судя по звуку, положила что-то на стол и… открыла мне дверь? — IG, cosa stai facendo?! — 彼は知っているべきです — уверенно произнесла Японская Империя и мягко взяла меня за плечо. — Пойдём, Гер, — когда я вошёл… я… честно, я потерял дар речи. Это… это было ужасно… Отец… Он выглядел так, будто бы не ел практически ничего около двух недель. Это было прекрасно видно, футболка, которая была ему явно велика не скрывала того, что «мяса» почти не было. Кости, по крайней мере на руках были просто обтянуты кожей. Обычно волосы моего отца были уложены, а сейчас напоминали взрыв на макаронной фабрике. Кожа стала ещё бледнее, теперь не особо и от мела отличалась. Под глазами были яркие мешки под глазами да и сами глаза выглядели… не очень… не было в них эмоций кроме тоски и печали. Дыхание было тяжёлым и со хрипами, значит, явно проблемы с лёгкими. Тумбочка, стоящая у кровати, была забита различными препаратами и шприцами с лекарствами. Также в комнате стоял не очень приятный и слабый металлический запах… запах запёкшейся крови. Ужас. Такой поверхностный анализ занял у меня не более двух минут, затем я «очнулся» и подбежал к отцу. Больше я ничего не заметил, хотя стоило бы… может потом я бы не грохнулся от удивления на пол. Но сейчас я чуть ли не рыдал, но пытался сдерживать эмоции, и стараясь не сломать отцу рёбра, я крепко обнимал его. Как только он меня увидел, то в его глазах вмиг исчезла печаль и он, мягко улыбнувшись, тихо произнёс: — Ich freue mich auch, dich zu sehen, Deutschland… — я глубоко вдохнул и медленно выдохнул, пытаясь успокоиться. Стараясь не истерить, что иногда со мной случалось, я начал спрашивать: — Vater, was ist hier passiert?! Warum?! — к сожалению я не он и сдержать эмоции толком не смог. И как только я умудряюсь так не срываться на работе. К примеру, на США. А что? Он не ангел воплоти и часто меня раздражал… — Mit mir ist alles gut… — прошептал отец, а затем повернулся, строго посмотрел на Фашистскую Италию и произнёс: — Я же попросил… — Ascoltare, что я мог сделать за три минуты?! Сам подумай! — крикнул итальянец и недовольно посмотрел на Рейха, стоящая рядом японка вздохнула, положила руку на плечо КИ и прошипела что-то на подобии: «успокойся». — Заранее мог бы предупредить, что Герман приедет… — добавил он. На это высказывание мой отец ответил следующим: — Да?! Я тут при смерти находился! — Можно подумать тебе не насрать! — о не-е-ет, нам сейчас крики и скандалы не нужны. Отойдя от отца я строго посмотрел на Королевство Италию. — Так. Стоп. Давайте без криков и рукоприкладства. Хорошо? А то мне этого добра и на работе хвататет… — произнёс я, поправив очки, затем я снял куртку и положил её на стул, стоящий не так далеко. Вдруг, совершенно неожиданно, мне на плечо села… бабочка? Да, обыкновенная бабочка с красивыми и большими голубыми крыльями. Я поднял голову… и чуть не упал на пол. Под потолком кружились десятки бабочек самых разных расцветок. Были и белые, и красные, и жёлтые… Все они почему-то кружились в одном месте и не разлетались. — Что за… — видимо мой словарный запас очень скуден, раз я опять, второй раз за день, не могу подобрать слова. — Правда они красивые?.. — подал голос отец, который как заворожённый смотрел на этих летающих насекомых. Но через тридцать секунд его будто переклинило и он вышел из «транса», а затем обратил внимание на меня. — Гер, ты вроде что-то хотел сказать… — У меня ещё больше вопросов! Что тут, блять, происходит?! — взревел я. Обычно, я стараюсь не использовать в общение нецензурную лексику, но тут я просто не мог подобрать слова! Мой мозг отказывался воспринимать весь этот, простите, пиздец, творящийся вокруг. Господи, почему всё это происходит со мной?.. — Кто-нибудь, расскажите пожалуйста что тут творится?! — Рассказать? — осторожно поинтересовалась Японская Империя, смотря на моего отца. Тот вздохнул и кивнул, разрешая ей поведать мне историю.***
Повествование от лица Японской Империи: — Узнали, что с твоим отцом что-то не так достаточно поздно, к сожалению, — вздохнула я, смотря на нервного мальчика. Слишком он уж… эмоционально на всё это отреагировал, и я, по правде сказать, боялась, что он в обморок упадёт. Бедный мальчик… Как только Рейх умудрился воспитать его таким… непохожим на себя? Не социофобом, как минимум. Ну, да ладно, попозже у него самого и спрошу. — Насколько поздно? — спросил ФРГ, и, судя по взгляду, все ещё офигевал от происходящего. — Настолько, что когда мы с Италией неожиданно приехали к нему в гости… — тут резко Рейх меня перебил. — Um fünf Uhr morgens! — крикнул он, и резко закашлялся… Естественно с кровью. Герман ещё больше испугался, но не сдвинулся с места. Немец старший вытер губы бумажным платком и выкинул его в ведро, которое он сам пододвинул поближе. — Да, Рей, в пять утра. Мы же тебе ничего не сказали, когда ты к нам в три утра пьяный в хламину пришёл. — Не к «нам», а к тебе! Мы вместе с Итой пили! — упрямый засранец… Выдохнув, я проигнорировала всё выше сказанное и продолжила рассказывать Герману: — Кхм, так вот, как только мы к нему приехали, да в пять утра, мы с Италией увидели… Очень… необычную картину… Вот представь тех бабочек, которых ты видел ранее под потолком, только их количество было раз в восемь больше… — бедный мальчик, он просто сполз на пол и так там и сидел весь оставшийся мой рассказ. Рейх же не придумал ничего лучше как просто гладить его по голове. Отец года прям. Сыну своему ничего не сказал, плюс совершенно не знает как успокоить. Как только Герман адекватным вырос? — Так вот, мы зашли, а там эти бабочки кружат, а твой отец лежит на полу… В луже крови… — Рейх бы мог ещё кое-что добавить… но я не стану это самолично говорить. Пусть сам говорит сыну правду. — Ужас… Пап… Что с тобой такое произошло?.. — судя по голосу Гера сейчас расплачется. Похоже мне нужно будет сходить за успокоительным. Прихватив с собой ФИ мы скрылись за дверью.***
Повествование от лица Нацистской Германии: Пока мой сын был практически на грани нервного срыва, я судорожно пытался заставить свой воспалённый мозг усердно поработать, чтобы тот придумал более-менее адекватное оправдание. Не говорить же Герману, что я был под кайфом, когда пришли ЯИ и ФИ… — Г-герман я… — Was?! Was «bin ich?!» Vater, ich kann dir körperlich einfach nicht mehr glauben! — Германия всё-таки не выдержал… И я совершенно этому не удивлён. Увы и ах, но мой характер никогда нельзя было назвать подарком, даже в детстве. Но, неожиданно для меня, Герман потёр переносицу и… продолжил дальше говорить, но уже более спокойным тоном: — Кхм, прости… Я не хотел кричать… Просто… Ладно, забудь. Просто, расскажи пожалуйста, что с тобой тогда случилось и как долго ты болеешь? — он старался скрыть нервозность и волнение, но выходило у него из рук вон плохо. Странно, что он вообще пытался это скрыть, мы же вроде семья и я как бы***
Повествование от лица Германии: Я не знаю, почему я ушёл из комнаты папы, видимо из-за нервов или чего-то похожего. А может моему мозгу просто было необходимо переварить всё то, что случилось за этот промежуток времени. Спустившись на первый этаж, я прошёл в гостиную. Я надеялся никого там не увидеть, но там как раз сидели Японская Империя и Фашистская Италия, последний дремал на плече девушки. Не решившись их побеспокоить, я вышел в коридор и быстро обулся, на мне всё ещё была накинута куртка. Вышел, прикрыл за собой входную дверь и вздохнул, наполняя лёгкие воздухом. — Gott, lass mich das alles durchstehen… — нет, не то чтобы я был очень уж верующим и религиозным человеком, но тут… Я думал о самом плохом исходе… «Так, если отец всё ещё не вызвал врача, — начал логически рассуждать я, — по словам ЯИ и КИ, то дело дрянь… Тогда всё очень-очень плохо…» — вынырнув в реальность из своих мыслей, я быстро зашёл обратно в дом, закрыв дверь на все запоры. Раздевшись, я прошёл в гостиную и аккуратно присел на пол напротив Японской Империи. — Что с ним случилось? Вы знаете? Это рак? — шёпотом стал спрашивать я, стараясь не разбудить всё ещё спящего итальянца. — Нет, увы, это не рак. Это некая 蝶嘔吐病, — также тихо проговорила японка, аккуратно погладив Италию по голове, тот улыбнулся сквозь сон. — Эм, что, простите? — честно говоря, я абсолютно ничего не понял. — Болезнь рвоты бабочками. Соглашусь, звучит как ересь полная, но увы… Она существует… — ещё тише произнесла японка и поспешно добавила следующее, не дав тем самым мне задать очередной вопрос, — Она встречается достаточно редко, так что не удивляйся, что ты о ней ничего не слышал. — А как… — Твой отец ею заболел? — без труда продолжила говорить за меня Японская Империя. Она умеет читать мысли? Может быть, может быть… — Смотри, эта болезнь возникает у людей, в нашем случае у несуществующей страны, в том случае, если они очень сильно, можно сказать, на грани сумасшествия влюблены в другого человека. — коротко и просто объяснила Японская Империя. А у меня глаза округлились до размера двух блюдец. Да, поверить в то, что мой отец в кого-то влюбился — чертовски сложно. Даже практически невозможно. Он никого к себе не подпускал со времён… Окончания войны получается. Семьдесят восемь лет… Как он только не спятил? Плюс, «отталкивать» людей и стран было совершенно не нужно, ибо они и так к нему боялись подходить. И те, кто дрожали при виде его и те, кто могли в лицо высказать всё то, что они о нём думают, боялись продолжительное время находиться рядом с ним. Оно и понятно, учитывая всё то, что он сделал за время своего не столь долгого существования. — То есть мой отец… действительно… — はい — утвердительно кивнула японка. — Мы пытались узнать у Рейха кто это… Но, к сожалению, безрезультатно. Мы даже не знаем примерно кто это. — Даже неизвестно человек это или же страна? — поинтересовался я, хотя и так по — Именно. Я больше склоняюсь к человеку. М-м-м… пожалуй к какой-нибудь молодой девушке, у которой, скорее всего, немножечко поехала крыша. — Миленькую характеристику вы, однако, ей дали. — усмехнулся я, ЯИ же только пожала плечами. «Ну что ж… попытаюсь нормально поговорить с отцом — решил я, поднимаясь на ноги, — как говорится, попытка не пытка.» Быстро поднявшись по лестнице, я свернул в спальню отца. Он не спал и читал, видимо, какую-то книгу, на обложке, что было странно, не было названия. — Papa… — Nein, nein, nein, und wieder nein. Ich werde nicht sagen, wer es ist. — ну вот, пожалуйста, я ещё ничего не начал, а он уже знает, что от него хотят. Ванга, не иначе. — Но папа… — снова попытался я. — Нет, — он, видимо, хотел что-то ещё добавить, но я его прервал, и быстро спросил следующее: — Пап, ты же меня любишь, так? — он утвердительно кивнул. — Раз ты меня любишь, то ты же понимаешь, что я за тебя очень сильно переживаю? — да, я старался говорить максимально спокойно и рассудительно, хотя внутри я практически орал. Меня задело, что отец опять всё от меня хотел скрыть, плюс у него серьёзная болезнь, я пока ещё не знаю смертельная или нет, но в любом случае, почему он не в больнице?! А повышать на отца тон или кричать на него бесполезно. Он будет с каменным лицом тебя выслушивать, а потом***
После этого разговора прошла неделя. Неделя, в течение которой я ни разу, повторюсь, практически ни разу не выходил из дома отца. На работу позвонил и наврал, что заболел. Вопросов мне никаких там не задали и отпустили «болеть». Я практически не спал, просто потому что не мог. Я боялся… И очень сильно… Боялся, что среди ночи я проснусь от громкого хрипа, что папа будет задыхаться, что ни я, ни ЯИ, ни КИ не сможем ему помочь… Что он захлебнётся в собственной крови и умрёт… О последнем думать не хотелось… Сейчас, я был на кухне и готовил себе быстрый перекус из двух сэндвичей с колбасой и сыром. Фашистская Италия в это время был с отцом, а Японская Империя была рядом со мной и готовила какое-то непонятное блюдо для себя, правда пахло оно довольно-таки вкусно. — Думаешь, он ей не признавался? — неожиданно поинтересовалась японка, очищая параллельно фрукты от кожуры. — Зная моего отца… Скорее всего да, — уверенно ответил я, а затем стал поедать свой сэндвич. Голод им естественно не утолишь, но лучше так. Да, и если быть честным, я редко готовил что-то для себя, в основном я питался перебежками, ибо так быстрее, плюс у меня в жизни не так уж много времени и энергии. — Боюсь, что он это не сделает ни под каким предлогом… — Да, наверное… — согласилась Японская Империя разрезая теперь фрукты на дольки. — Но в конце-то концов, он находится чуть ли не при смерти, может он, хотя бы сейчас, отказаться от своих бзиков по поводу любви? — Честно, не знаю… Я сейчас просто надеюсь, что ему в скором времени станет лучше… — «или хотя бы не больно…» — но озвучивать данную мысль я не стал. Доев свой сэндвич, я пошёл наверх. Неожиданно для меня, у меня в кармане зазвонил телефон. Видимо, кому-то на работе я очень сильно понадобился, раз он мне решил позвонить, хотя я ясно дал всем понять, что очень болен. — Und warum brauchtest du mich? — взяв телефон, я посмотрел на дисплей. Звонил Россия. Почему я не удивлён? Нельзя же меня в покое оставить на месяц хотя бы. Это так много? Вздохнув, я все же принял вызов, надеясь глубоко внутри, что удастся поскорее отвязаться от него. — Я очень надеюсь, что это что-то невероятно срочное, раз ты мне не даёшь болеть. — Случился конец света? — я посмотрел на всякий случай в окно, а то вдруг реально он наступил, а я и не заметил. — Нет, вроде, солнышко светит, снегири летают, облака в наличии, — спокойно и уверенно ответил я. — Тогда позволь узнать, что и где случилось? — всё никак этот русский не уймётся. Вот какое ему до меня дело? — Ничего не случилось, всё в полном порядке, я просто болею. — Гер, я по-твоему тупой? Я прекрасно понимаю, что ты мне сейчас нагло пиздишь, — он всевидящий? Как он, блять, это понимает?! А?! У него есть детектор лжи?! Так, ну раз начал врать — ври дальше. — Тебе кажется… Я в полном порядке, — твёрдо сказал я. — Ладно, вижу не хочешь ты говорить… Тогда до встречи и не умирай от простуды, — позитивно произнёс русский и сбросил вызов. «Фух, Слава Богу, я думал, что совсем от него не отделаюсь…» — я уже почти добрался до комнаты отца, как оттуда раздался истеричный голос Фашистской Италии: — Non pensare a lei! Non pensare! — что за нахер?! Распахнув дверь, я сначала посмотрел на нервное лицо итальянца, а потом на своего отца. Вокруг него летали десятки бабочек, их было очень много по сравнению с предыдущими тремя днями. Тогда было почему-то не больше пяти — десяти бабочек в день, а сейчас за раз было около тридцати! Это разноцветное месиво махало крыльями и не отлетало от папы. — Какого… — дальше должно было звучать нецензурное слово, но вслух я его произносить не стал. С большим непониманием я посмотрел на итальянца, надеясь, что тот мне всё объяснит. Он, спасибо ему за это, так и поступил, и быстро рассказал следующее: — Видимо, когда он начинает думать о своей «любимой», то приступы обостряются. — Nur wenn du mir sagst: «Denke nicht», dann werde ich nicht aufhören zu denken, — тихо проговорил отец, вытирая кровь с губ. — E tu stai zitto! — крикнул КИ, отец же на такой «приказ» только закатил глаза, — Fesso… — Der Narr selbst, — пока эти двое «взрослых» продолжали свой «интересный» диалог, я подошёл к тумбочке, где лежали все лекарства и стал проверять, не закончился ли какой-нибудь препарат. «Es scheint also alles an seinem Platz zu sein, « — решил я, и уже было засобирался уйти, но моё внимание приковала одна маленькая вещица, которую я ранее совершенно не замечал. Коробка. Да, это была обыкновенная небольшая коробочка, перевязанная красной лентой, концы которой формировали аккуратный бантик, и обёрнутая в упаковочную бумагу бледно-жёлтого цвета. Папа на меня, пока что, не обращал никакого внимания и всё препирался с Фашистской Италией, так что это был идеальный момент, чтобы её разглядеть. То, что это подарок, я не сомневался ни капельки. «Zu früh für Geschenke…» — подумал я. А ведь действительно… День рождения что у ЯИ, что у ФИ уже был. Покупать подарок настолько заранее? Ну не-е-ет, мой отец не был настолько странным. Видимо, я был немного невнимательным, раз упустил тот момент, когда отец на меня строго посмотрел. Отреагировал я только после слов: — Deutschland, leg die Kiste zurück, — строго произнёс он, я бы так и сделал, тем более брать чужие вещи — некрасиво, но ФИ уже был тут как тут и практически выхватил коробку из моих рук. — Oh! — воскликнул он, — Questo è per me? — Natürlich nicht, Idiot, — злобно ответил отец, сверля взглядом и ФИ и коробку, — Gib es mir, — потребовал он, а итальянец на эту просьбу-приказ только состроил грустную физиономию, будто его задели слова отца. Что было ложью, я прекрасно знаю, что он к отцу также обращается на «придурок», не всегда, но достаточно часто. — È per questo che sei così scortese? — «обиженно» проговорил он, отец на этот театр одного актёра никак не отреагировал. Фашистская Италия закатил глаза, но отдал коробку владельцу, немного подумав, он спросил: — Это для неё? — в качестве ответа отец сдержанно кивнул. Италия, видимо, ещё хотел что-то спросить, но у отца начался приступ. Странно, что он не начался раньше, скорее всего он совершенно не зависит от того, о ком мой папа думает.***
Следующая неделя была адом и для меня и для отца, короче, для всех, кто находился в этом доме. За эти треклятые семь дней отец обещал застрелиться по меньшей мере раз семьсот раз, то есть около сотни раз на дню. Раньше он никогда, никогда даже не шутил при мне, что он не прочь покинуть этот мир, и что нужно было это сделать раньше, а сейчас?.. Впрочем, я не удивлён. Приступы усились и теперь они были ежедневные и очень… болезненные. Хотя, «болезненные» это мягко сказано. Раньше папа всю боль терпел, можно сказать, молча. Хрипел, иногда плакал, а сейчас боль возросла настолько, что он не смог сдержать крик. Он кричал. Это было ужасно… Он не мог успокоиться около получаса и только после того, как Японская Империя ему что-то вколола папа смог немного отдохнуть и даже поспать около двух часов. Сон теперь для него был редкостью, как и возможность поесть. После этого приступа Фашистская Италия послал моего отца в одно место и вызвал врача. Да, именно в таком порядке. Естественно, ФИ вызвал не абы кого, а сразу посрался с тремя больницами, пообещал всем золотые горы и на пятой попытке кто-то согласился. Японская Империя сомневалась сначала в адекватности обоих, и врача и ФИ, но потом только в адекватности первого. Ибо, со слов ЯИ: «Этот болван согласился ехать черти куда! Он серьёзно поверил, что ему дадут столько денег? Если да, то он дважды болван!» Доктор представлял из себя мужчину средних лет с жёсткими каштановыми волосами. На его округлом лице красовались чёрные очки. Одет он был в обыкновенные брюки и рубашку, поверх которой был накинут халат. Ну и, естественно, учитывая зимнюю погоду, на нём была надета куртка, шарф и шапка. Я до сих пор помню лицо этого доктора, когда он постучал в дверь и ему открыли. Это была смесь ужаса, непонимания, злости и чего-то ещё… Сначала, как и любой другой нормальный человек он решил убежать. Убежать пока, как он думал, было не поздно. Но было поздно, как бы это тупо не звучало, поздно. Ибо у его виска был револьвер. Да, старые-добрые угрозы работают безотказно, на все сто процентов. Доктор быстро согласился и они с КИ пошли наверх. ЯИ позже к ним присоединилась, а я молча стоял за дверью, так как они решили меня не пускать до того момента, когда будет известен результат осмотра. Это всё заняло около часа с лишним. Я там чуть не уснул пока стоял, оперевшись о стену спиной. Но ожидание того стоило, и когда дверь с тихим скрипом отворилась я в одну секунду влетел в комнату. Папа был в бессознательном состоянии, иначе говоря просто спал. И это хорошо. Доктор стоял, нервно теребя в руках ручку. — Ну? Какой результат? — строго спросила Японская Империя. С виду и не скажешь, что она в целом на нежности способна. Для посторонних у неё практически непоколебимый образ «железной» женщины, которую лучше не злить, а то костей не соберёте. — Р-результат плачевный… О-он проживёт не больше полугода… В-вам в к-какой-то степени повезло, так как болезнь развивается не очень быстро, но скачками. Так что временами он б-будет испытывать дикую боль. Я вам выписал рецепт на сильное обезболивающее. Оно вызывает эффект привыкания, как от наркотиков, поэтому не при каких обстоятельств не повышайте д-дозу, — заикаясь, проговорил врач, ожидая какой-нибудь реакции со стороны меня, Фашистской Италии или Японской Империи. Итальянец сдержанно кивнул, а японка спросила: — Ему нужно будет принимать какие-либо лекарства в случае выздоровления? Насколько я понимаю его органы повреждены. — Д-да, — нервно кивнул мужчина, — его органы повреждены, и в случае выздорвления ему придётся принимать определённые препараты, чтобы заживление шло быстрее, — протаратораторил он. — Можно вопрос? — решился подать голос я. — Если тот, кто болен этой болезнью думает об объекте своей любви, то приступы могут как-то усиливаться? — В какой-то степени… но не в полной мере. В любом случае, лучше в полной мере оградить его от этого объекта, — ответил мужчина. Взрослые у него ещё что-то спросили, я не услышал правда что, но видимо это было не очень важно. Я осторожно подошёл к спящему отцу и поцеловал его в щёку, он сам так делал, когда я был маленький. В уголках моих глаз стали потихоньку собираться слезинки и, видимо, ЯИ это почувствовала и осторожно подошла ко мне. Далее я почувствовал тёплые руки у себя на плечах и тихий шёпот около уха: — 私と来て — я слабо кивнул и медленно вышел из комнаты. Последние слова что я услышал от врача были: «Считайте, он уже труп. У него нет шансов выжить.» Мои воспоминания частично «замылились», помню только то, что у меня, скорее всего, была тихая истерика. Как я узнал позже, после всех событий, от японской Империи, меня тогда посадили на диван в гостиной и я беззвучно плакал в течении часа, а потом просто уснул и проспал около двух часов.***
На следующий день после отъезда врача было решено съездить в город за медикаментами. Сначала хотела Японская Империя, но КИ убедил её, что мне нужно проветриться. Я спорить с ним не стал, мне действительно нужно было отдохнуть. Дали мне список, того что мне собственно нужно купить и обещание, что с отцом за время моего отсутствия ничего не случится. — Stai attento. — Alles wird gut, keine sorge, — улыбнулся я, — я же не на край света пешком собрался. — Всё-равно, — произнесла ЯИ, — ты когда нормально спал? — Так, женщина, — начал говорить ФИ, строго смотря на японку, та только скрестила руки на груди, — ему нужно проветриться. — Ты издеваешься?! — Да, я издеваюсь. Герман, поезжай скорее, а то она тебя не выпустит даже за ворота, — улыбнувшись, я быстренько оделся и вышел на улицу. В лицо резко ударил холодный воздух, в последние два дня температура сильно опустилась. Изо рта шёл пар. Выдохнув, я пошёл открывать ворота. Сделав это, я сел в свой автомобиль и некоторое время ждал, пока прогреется двигатель. Спустя пять минут я выехал со двора и поехал по просёлочной дороге. Людей на своём пути я практически не встретил. Далее, свернув, я выехал уже на основную дорогу. По ней было намного приятнее ехать, всё же её чистят от снега. В какой-то момент мой мозг действительно «отключился». Я временно забыл о всех проблемах, и просто ехал вперёд. Пускай и забыл я о своих бедах минут на пять, мне стало чуть-чуть легче. Внезапно для меня, зазвонил телефон. Это было чертовски странно, так как за всё это время, что я «болел», мне почти никто не звонил. Россия в счёт не шёл. — Ja? — Hello Germany, — о нет, только мне США для полного счастья не хватало. — Hello, do you need something from me? — сразу спросил я. Ибо я прекрасно понимаю, что просто так американец мне не позвонит. — I'd like to know when you can go to work,, — в голосе явно чувствовалась угроза. Видимо я слишком долго не работал… — Hmmm… In two days?.. — понятно, что он больше двух дней мне и не даст. — Great! — ага, блять, очень отлично… Всё-таки я слишком неуверенный и не умею защищать себя. Правда, я никогда об этом не признаюсь отцу. Я ведь сам должен преодолевать трудности… — Then I'll expect you in two days, otherwise a lot of work has accumulated, — «радостно» пропел США и сбросил трубку. — Gut… Bis dann… — проговорил я в пустоту. Оставшийся путь я проехал в тишине и в плохом настроении, что было неудивительно. К сожалению, я не мог в данный момент полностью работать удалённо, поэтому-то США и хотел, чтобы я пришёл.***
Когда я приехал в город, на часах уже было одиннадцать дня. Подъехав к очень длинному зданию, около полукилометра в длину, которое ещё было высотой в пять этажей. Сумев найти свободное место на парковке — это можно назвать чудом, не иначе, — я зашёл во внутрь. В этом супермаркете было, наверное, практически всё, и это радовало, не хотелось ходить по городу. — Also werde ich wahrscheinlich zuerst Medikamente besorgen und dann Lebensmittel einkaufen, — решил я, вытаскивая рецепт доктора из кармана куртки. Аптеку я нашёл минут за пять, хоть я и бываю здесь довольно редко. Раздался негромкий звон колокольчика, висевший над дверью, и я оказался в небольшом помещении. За кассой стояла миловидная на вид женщина лет тридцати. — Здравствуйте, я у меня препарат по рецепту, — формацевт спокойно кивнула и осмотрела бумажку, пять минут и она принесла два пузырька с непонятного цвета жидкостью и какие-то белые таблетки. Осмотрев, я положил их в небольшой пакет. Заплатив нужную сумму, я вышел. — Was steht auf der Liste? Also muss ich kaufen: Karotten, Nudeln, Brot, Eier, Kartoffeln… und dreiunddreißig weitere Artikel, — пробубнил я себе под нос и пошёл к эскалатору, чтобы подняться на третий этаж, так как большой продуктовый магазин находился именно там. Поднявшись на нужный мне этаж, я прошёл в начало магазина и взял тележку, ибо список был немаленький, и я всё это не утащу в руках или в корзине. Вставив монетку в специальное отверстие, я смог отстегнуть тележку. Дальше я покатил собирать нужные продукты, предвкушая «весёлые» два часа, а то и более. Пролетело время, я находился в магазине около часа, как раз собрал половину нужного. Сейчас я стоял в очереди на выдачу колбасы. Из всех присутствующих у меня одного было в тележке настолько много еды. Ну, папа так и делал. Закупался по принципу: один раз в две недели приехал, скупил пол магазина и уехал в закат. Простоял я в очереди минут пятнадцать. Не полчаса, и на том спасибо. Позже я пошёл к отделу с кисломолочными продуктами. Подойдя к одной из полок, я сделал задумчивый вид и стал сначала выбирать молоко. Но из состояния отрешенности от всего мира, меня выдернул знакомый голос, который я ну никак не ожидал услышать: — Und was machst du hier? — медленно, как в замедленной съёмке, я обернулся и увидел перед собой… Как вы думаете кого? Правильно, Российскую, мать его, Федерацию. Он стоял и в наглую ухмылялся. — М? Мистер больной. Чего здесь шатаемся? — Кхм… Ты следишь за мной что ли? — Ммм… Можно и так сказать, — немного помолчав, Росс добавил, — я же с самого начала понимал, что ты мне врёшь, что болеешь. — Какая тебе разница… — устало выдохнул я, кладя три бутылки молока в тележку, — я серьёзно, Росс, какое тебе дело до меня? — Не знаю, мне просто интересно, — абсолютно серьёзно ответил он. Русская логика как всегда, — давай сделаем так: ты говоришь, что у тебя происходит, а я от тебя отстаю. — Россия, у меня в жизни сейчас совсем не радужный период, поэтому пожалуйста, отстань от меня, — проговорил я слегка дрожащим голосом. О нет, это плохо, это очень очень плохо. Я стал хуже контролировать эмоции?! Нет, наверное, просто за неделю с лишним я мало с людьми общался. — Это как-то связано с твоим отцом? — я остановился, до этого я медленно плёлся вдоль длинных полок, а Россия шёл рядом. Посмотрев на РФ я пытался подавить сразу два желания: врезать по его физиономии и разреветься, опять. Мне нужно было хоть как-то выплеснуть эмоции, — Только не въеби мне в лицо. — А я очень хочу это сделать… — прошипел я, — Росс, не дави на меня, пожалуйста, мне сейчас действительно тяжело… — посмотрев на него, я выдохнул и прикрыл глаза, — всё равно докопаешься до правды… Мой папа при смерти… — РФ заткнулся, спасибо и на этом. Я поправил очки и медленно поехал за сладостями. Через минуту меня там догнал этот приставучий русский. — Я могу как-то помочь? — я хотел попросить его заткнуться и уйти… но лучше пусть поможет мне дотащить это всё до автомобиля. — Поможешь мне донести пакеты до машины. — Как скажешь, — улыбнулся Россия. Я тоже изобразил у себя на лице подобие улыбки. Почему я не могу скрывать и сдерживать эмоции на постоянной основе? Вот сейчас я хочу забиться в угол с мягкой игрушкой и тихо пореветь, и, похоже, я близок к этому… К сожалению. Спустя час я всё купил, Россия всё это время ходил со мной и рассказывал, что случилось на работе за время моего отсутствия. Как он с Беларусью в картишки играли, и он выиграл. Как Китай на спор разобрал часы за минуту на все составляющие детали (зачем работать, когда можно не работать?). И как Белла на работу припёрла кота. Пока Россия разглагольствовал, мы дошли до парковки. — Гер, может тебе поспать? — офигенный, вовремя заданный вопрос. Нет, я не прочь поспать, но не здесь же! Домой приеду, может посплю… Если кошмары не приснятся. — Дома посплю, спасибо за помощь. Свободен. — Тебе нужен сон. Я могу тебя довезти, а ты поспишь, — очень странное предложение. Как минимум потому, что Россия трижды заблудится, пока до него дойдёт, как нужно ехать. И максимум, его подозрительная заботливость обо мне напрягала нехило. Какое ему до меня дело и зачем ему обо мне беспокоиться? — Где я буду спать? В машине? — скептически поинтересовался я. — Да, я ж говорю, ты поспишь, а я тебя довезу. — Нет, я не настолько тебе доверяю. Ещё в лес меня увезёшь, — усмехнулся я, скрестив руки на груди. — У вас два выбора: или ты спишь, или я начну творить херню, — ТАК! Лучше уж первое! Не надо творить херню! Не надо! Я не знаю, что ты, Россия, вытворишь! — каков твой ответ? — Уж лучше первое… Твоё «творить херню» в прошлый раз закончилось прыжком с парашютом, с крыши нашего офиса, — взвесив все «за» и «против», я подумал, что уж лучше меня довезут и я в придачу посплю, чем я… пусть и доеду, но не посплю. — Супер! — действительно радостно выкрикнул Россия, — sit down please, — добавил он, поклонившись и открыв дверь машины. Я на это действие только закатил глаза и сел на заднее сидение. Россия же плюхнулся на переднее. — Итак, едем за город, я так понимаю. — Да, — кивнул я, — навигатор тебе в помощь, адрес там уже вбит, просто постарайся не угробить нас и мою машину. — Kein Problem, — уверенно произнёс Россия и провернул ключ зажигания, заводя двигатель. — Боюсь, ты и создаёшь проблемы… — грустно вздохнул я. — Но не все же в этой жизни, — слегка обиженно проговорил Россия. — Не все… Но многие, — мда, я заразился от него «оптимизмом». Ну, а что? С кем поведёшься, того и наберёшься. Вот и я водился и вожусь с Россом. Почему?.. Иногда я и сам задаюсь этим вопросом… Но толкового ответа я так и не нашёл, к сожалению… «Интересно, как там папа… Он опять корчится от боли и кричит?.. Или… ТАК СТОП! Герман! Нельзя думать о плохом! Оно имеет поганое свойство сбываться…» — мысленно накричал я на себя и замотал головой, отгоняя всякие мысли. Мне нужно сейчас заснуть, чтобы восстановить силы, плюс вряд ли я дома смогу на все сто процентов выспаться. — Kannst du schneller fahren? — удивительно, что это я сказал. Обычно я не нарушаю скоростной режим, но сейчас я хотел просто добраться до дома быстрее. — Давай… — начал было Россия, но я с ходу понял, что дальше будет шантаж, поэтому прервал его речь. — А давай без «давай». Я не буду говорить подробности личной жизни, — грубо ответил я. Русский состроил обиженную моську, но я знал, что эта грубость его практически не задевала, — у меня отец фактически при смерти… как ты думаешь, я хочу с кем-то этим делиться? — Не знаю, возможно хочешь, — пожал плечами Россия, сворачивая на перекрёстке направо, — мы же разные… Я бы, наверное, хотел чтобы меня выслушали… — Я тоже… но я тебе всё сказал и просто нет смысла уточнять… — тут я замолчал, но через пол минуты добавил, — Dass er vor Liebe stirbt… — В каком смысле? — явно не понял Россия. Что ж, это неудивительно. — В самом, что ни на есть, прямом. Существует такая болезнь, не помню названия, когда больной из-за неразделённой любви кашляет кровью и… бабочками. Да, я сейчас на полном серьёзе тебе это говорю, сам не знаю зачем. Бабочки внутри пьют твою кровь вместо нектара… Ты корчишься от боли… — в уголках глаз у меня явно образовались слёзы, шмыгнув я договорил фразу. — у него практически нет шансов на жизнь… — русский ничего не сказал, давая мне моральную поддержку своим молчанием и красноречивым взглядом, выражавший сочувствие и некую готовность выслушать ещё и ещё если потребуется. Всхлипнув, я снял очки и уставился невидящим взглядом в окно, где мелькали дома, магазины, а позже их сменили деревенские избушки и деревья, деревья, деревья… Спустя пятнадцать минут мне действительно удалось уснуть. Снов я не видел или просто не запомнил их содержание. Мой организм просто восстанавливался. На периферии сознания я слышал какую-то тихую мелодию и голос России, который что-то кому-то говорил. Больше я ничего не помню.***
Повествование от лица России: Я включил тихую мелодию, чтобы было не так скучно. Не думаю, что она помешает сну Германа. Он так выглядел, что наверняка уснул бы где угодно. Во сне его лицо разгладилось и не выглядело таким несчастным. По правде говоря, оно не выражало ничего. Ни грусти, ни радости, ни страха ни какую-либо другую эмоцию. Мы уже выехали за город, когда начался снегопад. Нет, не сильный, но я жопой чувствовал, что он перерастёт в такую метель, что я ничего дальше двух метров видеть не смогу. Внезапно раздался телефонный звонок. Я быстро схватил мобильник, боясь разбудить это страдающее чудо, я принял звонок, чтобы звонивший, я не посмотрел кто это, не беспокоился и не позвонил мне ещё раз. — Алло? — шёпотом начал я. — Росс, это я, — раздался спокойный голос отца, — слушай, я тут к тебе заскочил… Не скажешь где у тебя чай? — Папа! — я даже на шёпот не перешёл. — зачем?! Зачем тебе мой чай?! — Ну, я просто в гости зашёл, а тебя нет. Ты, кстати, где? — где где… В Караганде! Ну где может ещё быть парень без девушки и цели в жизни? — Да… знакомого одного подвожу к нему домой… — в целом это почти чистая правда. Гера знакомый? Да, его таковым считать можно. Подвожу? Да. Ну не к нему домой, а к его отцу… Но это пустяшные мелочи. — Так… Росс, что-то рановато для алкоголя, не находишь? — строго поинтересовался отец. — И он и я абсолютно трезвые… Просто ну… у него горе и он уснул… — Так… у него горе или он уснул? Как вообще связаны эти два действия? — мда… логично я всё рассказал. Ну что ж придётся уточнять. — Кхм, короче, я подвожу Германию. У него всё плохо в жизни. Рейх, как я понял, помирает. Гере плохо, он выглядит как мертвец, вылезший из гроба. Я его уговорил поспать, пока я его довезу до дома Рейха, а живёт он у чёрта на рогах, поэтому приеду не скоро, — кажется на том конце провода батя подавился чем-то. Неужели чай нашёл? Которого у меня нет. — Так, стоп, стоп, стоп… Всмысле Рейх помирает? — Да в самом прямом! Помирает и всё! Гере из-за этого хуёво! — а этот самый Германия даже бровью не повёл. Вот, что значит крепкий сон! — От чего он умирает? — А какая тебе разница? Пап, пир на весь мир не смей устраивать хотя бы из-за моего уважения к Германии. Хорошо? — на том конце на пару секунд замолчали. — Да не буду я праздновать… Умирает-то он от чего? Он выстрел в голову пережил! Просто интересно, что это за зараза такая. — Бать, этой «заразой» нельзя обрабатывать огурцы. — Я серьёзно, — строго ответил отец. Выдохнув, я посмотрел в зеркало заднего вида. Убедившись, что Гера спит, я начал говорить. — Ну, это что-то из-за неразделённой любви. Там больной кашляет бабочками, они пьют его кровь и т.д и т.п, — папа снова замолчал на какое-то время, а затем произнёс следующее: — Ясно… Можешь скинуть адрес, где Рейх проживает? — Папа нет… Ну ради Бога… А, да, ты же не веришь в него… Ну значит ради чего-нибудь! — Ладно, ладно… Но про адрес я серьёзно, я за тобой заеду, после того как ты Германа отвезёшь. — Да не стоит, на автобусе или попутке доеду. — Ага, к трём ночи он доедет… Адрес диктуй, — закатив глаза, я отправил адрес и на этом наш диалог закончился. Германия всё ещё спал. Улыбнувшись, я выключил радио и прибавил скорость. Осталось ехать совсем ничего. Спустя двадцать минут я увидел большой… Нет… Поистине огромный особняк! Считай два-три этажа, гараж, немаленький двор. Подъехав к воротам, я обернулся назад, Герман всё ещё дрых. «Эх… Ладно… Не буду тебя будить, » — решил я и открыл заднюю дверь. Затем я взял это чудо-юдо на руки, закрыв дверцу плечом. Подойдя к калитке я нажал толкнул её. Поддалась. Аккуратно зайдя во двор, я ногой прикрыл калитку и стал подходить ко входной двери. Переведя дух, Герман не был всё же дохлым и имел как-никак вес, я постучал ногой в дверь. Тишина. Я постучал ещё раз и проговорил: — Эй! Есть тут кто живой? — мне никто не ответил. Я хотел было ещё раз крикнуть, но неожиданно раздался звук поворота ключа и скрип открывающейся двери. На пороге стояли двое: Японская Империя и Фашистская Италия, у обоих были глаза по пять рублей. — なんてこったい！？ — вскрикнула японка, обеспокоенно смотря на Германию. — Э… Кхм… Здрасте. Сразу скажу, что за Германа не беспокойтесь. Он просто спит. Я с ним ничего не делал и просто привёз, — оттараторил я. — Fottuto… — только это произнёс КИ, беря ФРГ на руки и относя на второй этаж. ЯИ же странно на меня косилась, видимо думала, что ж со мной нужно делать… Ну, а я как дурак неловко улыбнулся и произнёс следующее: — Э… Я совершенно не хочу навязываться в гости, учитывая, что вы меня не приглашали… Но я могу у вас здесь посидеть до тех пор, пока меня не заберут? — поинтересовался я. На лице японки отобразился интенсивный мыслительный процесс. Спустя тридцать секунд она кивнула, наверное, своим мыслям и впустила меня в дом. Нервно кивнув, я быстренько разулся и снял с себя верхнюю одежду. Затем я прошёл в гостиную и сел на диван. Достав телефон из кармана я быстро написал папе, что так мол и так, я приехал, Германа привёз, можешь меня забирать. После я откинулся на спинку дивана. «Ну что сказать… Дорого-богато тут, » — подумалось мне, пока я оглядывал интерьер. Всё было явно дорогое, но какое-то необжитое, что ли… Внезапно меня окликнули. — Эм… Может чаю? — как-то нервно поинтересовалась японка, стоя в дверном проёме, скрестив руки на груди. — Да нет… Не утруждайте себя, — попытался успокоить её я, — всё нормально. Можете даже сделать вид, что меня нет. — Хорошо… Просто в этом доме гостей почти никогда не бывает… — пожала плечами она и ушла куда-то. Спустя пять минут она снова сюда пришла и поставила передо мной на кофейный столик… тарелку с фруктами? Я удивлённо на неё посмотрел. Я как бы и не надеялся на гостеприимство, я-то думал меня вышвырнут просто, а тут поесть предлагают. — До нас ехать нужно около часа с лишним, плюс снегопад усилился, так что ты тут застрял надолго, поэтому можешь поесть, — я видимо так на неё посмотрел, что она ещё добавила, — это простое гостеприимство. Ничего личного, — после этих слов она пошла на второй этаж, а я остался один на один с фруктами. Ну, что можно ещё сказать… Две минуты и еды как не бывало. Прошло тридцать минут, я уже успел задремать. А за окном, судя по звуку, всё ещё завывала вьюга. Я бы, наверное, окончательно заснул на этом диване, если бы не раздался непонятный вскрик со второго этажа. Я не понял, что это было конкретно, но интонация была из разряда: «какого хрена?!» Приняв сидячее положение, я протёр глаза и обернулся, смотря на лестницу. «Если это что-то касается отношений Германа с его отцом, то пожалуй мне лучше свалить, » — я не собирался (ну почти) лезть в их с отцом отношения. Услышав быстрые шаги на лестнице, для перестраховки я отошёл вбок, так чтобы меня не было видно. Это был Германия. Странно, что он вообще проснулся… — Das ist eine verrückte, beschissene Scheiße! — крикнул он и утопал на кухню. Следом за ним спустились и итальянец и японка. Оба с очень-очень недовольными лицами. — Beh, è sicuramente il padre dell'anno… — грустно усмехнулся итальянец. Я не понял, что он сказал, но догадывался, что это связано с Рейхом, причём, судя по интонации, в отрицательном ключе. Японская Империя ушла за ФРГ, а ФИ ушёл по всей видимости в коридор. В тот момент моё любопытство перебороло все остальные чувства и я аккуратно подошёл к кухне. — Es ist einfach unerträglich! — после долгой тишины прокричал Герман. Я не стал показывать себя и просто стоял у стены, слушая. — Wie konnte er das vor mir verbergen?! — японка же просто, видимо, стояла и не знала как его успокоить. Видать информацию, которую Герман получил была далеко не из приятных. — Россия, если тебе так уж интересно, то можешь зайти. — А как… — Магия. ЯИ, можешь пожалуйста выйти? Ich möchte jemanden anschreien… — японка понимающе кивнула, и покинула кухню, а я осторожно подошёл к Германии, который сел за стол. Вот если со стороны сравнить Геру с его отцом, то можно с первого взгляда предположить, что ничего общего в характерах. Яблоко от яблони упало очень далеко. Ураганом видать отнесло. Но временами Россия видел в них сходства, и не только внешние по типу одного телосложения и цвета глаз, но и в характере… Одна черта, объеденяющая сына и отца, была — гнев. Сильнейший гнев, в который они периодически впадали. И если Герман старался всячески подавлять эти вспышки агрессии, то Рейх забросил эти попытки давным-давно ибо подавляя одну вспышку гнева через какое-то время возрастёт сила другой вспышки. Тут бы к психологу сходить… Да тому психологу понадобится другой психолог. Так что наслаждаемся, господа-товарищи, одиночеством. — Warum?! Warum lügen alle?! Warum sagt mir nicht einmal mein eigener Vater die Wahrheit?! — прокричал Германия, ударив кулаками по столу. Я аж вздрогнул. — Warum versuchen sie ständig, seine gesamte Vergangenheit vor mir zu verbergen?! — Что они… — но Германия будто предугадывал все мои вопросы и продолжил кричать, выплёскивая свой гнев. — Was haben sie versteckt?! Dass er Drogen genommen hat! — тут я присвистнул, этого я не знал. Отец мне не говорил. А может он и сам не знал. — Он сам тебе это сказал?.. — Да… — выдохнул Герман, прикрыв глаза, из которых вот-вот должен хлынуть поток слёз. — Он… он рассказал, что принимал различные препараты ещё до и во время войны, чтобы с его слов: «Повысить свою работоспособность.» — не знаю как это работает… После войны он вроде как это дело бросил… — И снова начал? — и кто о ком заботится? Герман о своём отце, который только ему боль приносит? — Да, когда он ещё не рассказал ЯИ и КИ о своей болезни, он принимал вещества, чтобы уменьшить боль… Ну и в один момент принял слишком много… Вот они папу и нашли в на полу и бабочками под потолком… — из этих грустных глаз покатились слёзы. Я ничего не мог придумать лучше чем просто обнять это страдающее чудо. Он прижался ко мне и продолжал тихо плакать. Видимо это была истерика. Опять. Наверное не первая. — Ну, ну… чудо-юдо ты… успокойся… всё в твоей жизни наладится, — соглашусь, хреновый способ успокоить кого-либо, но Герман, наверное, был исключением так как, он прекратил вздрагивать и слёз было меньше. Ну или другой варианты, у него кончились силы. Так прошло ещё десять минут, Гера уже не плакал, а молчал, обнимая меня. Я осторожно потрепал его по голове. — Думаешь правда у меня всё в жизни наладится?.. — с надеждой в голосе спросил он. Сейчас Гера напоминал мне в какой-то степени маленького ребёнка. — Конечно, — уверенно ответил я, послав свой пессимизм куда подальше. Сейчас для него точно не время. Улыбнувшись, он отошёл от меня, вытер слёзы и произнеся что-то на подобии «спасибо», вышел из кухни. «Временами ты всё-таки странный…» — подумал я, но вслух произносить это не стал. Дальше я уже пошёл за Германией, просто от нечего делать. Он прошёл в гостиную, где ранее сидел я. Там, на диванчике, вполне себе удобно расположились Японская Империя и Фашистская Италия. Причём первая положила голову на колени второго и преспокойненько спала, свернувшись калачиком. Видать режим уже очень и очень сбит, ну, или же Рейх доставляет такие горы проблем, что нужно чаще спать, чтобы восстановить силы. Итальянец, заметив нас, знаком показал, что нужно быть тише, а затем шёпотом произнёс: — Так, дети, в доме не шуметь. Ты, — он показал пальцем на меня, — к Рейху в комнату не суёшься. Ясно? — Пасмурно, — получив тычёк в бок я добавил, — да понятно. — Отлично, а теперь проваливайте, — ну мы с Германом спорить не стали и поднялись на второй этаж к нему в комнату. Второй этаж был более мрачным чем первый и более… необжитый. Длинный коридор, одинаковые двери из тёмного дерева, какие-то картины, висевшие между дверьми. Некоторые из них были закрыты чёрной тканью. Складывалось ощущение, что это старый особняк, который очень хорошо отреставрировали. Я до сих пор не могу объяснить это чувство… Просто там мне было неуютно. — Гер, скажи, а твой отец в этом… особняке давно живёт? — чисто из любопытства поинтересовался я. Герман на несколько секунд задумался. — Эм… Ну да, около семьдесяти лет, — ответил Герман, открывая дверь к себе в комнату, пока мы стояли в коридоре. — Семьдесят лет?! — да тут всё выглядит так, будто сюда неделю назад переехали! — Ну, эм, да… А что? — Да ничего… просто спросил.***
Спустя ещё час подъехал мой отец. Удивительно, что вообще приехал, я уж подумал, что на ночлег тут останусь. Мне пришло сообщение от него. Получив его, я вышел из комнаты Германии и быстренько спустился вниз по лестнице на первый этаж. — Russland, warte! — крикнул мне Герман, протягивая листок, сложенный в четверо. — Отдай это своему отцу. Это срочно, — ну, я молча кивнул и взял листок, срочно так срочно. Не съем же я лист по дороге к машине. Я быстро выбежал на улицу и сел к бате в авто. Снег на улице прекратился, но дороги занесло, так что нам придётся до-о-олго добираться до дома. — Переночуешь у меня, до твоей квартиры мы ещё час добираться будем, — произнёс папа, я на это заявление только молча кивнул, соглашаясь с ним, — ну и как там Рейх? — Да я его не видел, меня бы к нему ни за что бы не пустили, — усмехнулся я, — чудо, что меня вообще в дом пустили. — Ну, они, наверное, чисто из-за Германии тебя впустили. — Угу… Наверное… — кивнул я. — Тебе, кстати, Германия просил передать, — сказал я, протягивая листок. — Там что-то написано? Если да, то прочитай, я же за рулём, — развернув листок, я начал читать и с каждой прочитанной строчкой у меня глаза на лоб налезали. Текст был такого содержания: Ich weiß, dass dies eine seltsame Anfrage sein wird und Sie wahrscheinlich abgewiesen werden, aber ich werde es trotzdem versuchen. Ich möchte am 30. Dezember um ein Uhr morgens einen Termin mit Ihnen vereinbaren. Ich muss mit Ihnen reden. Unterschrift: Drittes Reich Прочитав весь этот «шедевр», я отложил письмо, думаю это можно так назвать. Папа молчал, а я не знал как реагировать. «Этот фриц предлагает… поговорить?! Назначил встречу?! Я всё ещё сплю?..» — Пиздец… — только это и произнёс отец. Да, это слово отлично описывало данную ситуацию, — я даже не знаю как реагировать… — Думаешь это ловушка? — Возможно, я уже сомневаюсь в его адекватности. — Он раньше был «адекватным»? — усмехнулся я, отец пожал плечами и добавил: — Ну, он раньше был в какой-то степени предсказуем, а сейчас… я сомневаюсь, что он вообще в состоянии мыслить. — Ты ж его не видел. — Не видел, но я так чувствую, — эта неизвестная никому «чуйка» очень редко подводила батю, можно сказать, почти никогда. Больше мы не говорили насчёт Рейха и просто обсуждали какие-то обыйденности на подобии: «Как сходил в магазин?»***
Повествование от лица Германии: Как только Россия уехал, я запер дверь и пошёл на второй этаж. ЯИ продолжала мирно посапывать, и к ней присоединился КИ. Эту парочку я трогать не стал. Поднявшись, я пошёл к отцу в комнату. Нам снова нужно многое обсудить… Я не буду вдаваться в подробности о том, как всё это проходило. Скажу лишь, что было тяжело. Очень тяжело. Отцу было тяжело вспоминать все свои ошибки и косяки прошлого, коих было огромное количество. А мне было тяжело окончательно смириться с тем, что «нормально» семьёй мы никогда не станем. На самом деле это был, практически, первый разговор по душам. Я старался не затрагивать тему прошлого, и отец тоже этого не хотел. Папа пытался измениться, я это знаю. Он действительно поменялся и в лучшую сторону. Но, к сожалению, он не в состоянии полностью измениться. Всякие детские травмы нанесли ему урон, и я не знаю какой. Папа никогда мне не рассказывал о них. Да и не расскажет, скорее всего. Увы и ах, ему ещё нужно научиться доверять кому-то. Даже мне он не может довериться на все сто процентов и рассказать всё, ну или почти всё, что лежит у него на душе. Боится, что меня и так слишком сильно нагружает. Я пытался выпытать информацию у ЯИ с КИ, но про детство моего отца, они мало что знают. Он им тоже не всё рассказывал. Сейчас сидел с ним на кровати, мы оба молчали, пока папа не задал неожиданный для меня вопрос: — Was ist mit Weihnachten? Werden wir es feiern? — Ты хочешь отпраздновать Рождество? — для меня было шоком, что он вообще поднял этот вопрос. Отец не сильно любил этот праздник, но в детстве он праздновал его из-за того, что я люблю Рождество. И во взрослом возрасте, буквально год назад, мы вместе с ЯИ и КИ отпраздновали. Папа тогда испёк просто замечательный штоллен! — Ну, конечно… — Не надо… я не хочу в этом году праздновать… — это было чистой правдой. Я сейчас мало что хотел делать. А осознание того, что отец может умереть, отбивало просто всякое желание веселиться. — Из-за меня?.. — Пап, ну сам посуди… Ты умираешь… Думаешь у меня есть желание праздновать? — Должно быть! Герман! — если учитывать то, что голос у папы был всё ещё хриплый, то сказал он это громко и уверенно. — Давай! Ты же любишь этот праздник! — Н-но… — Я не умру ни до ни после Рождества, — серьёзно произнёс отец, смотря прямо мне в глаза. Странно было, что приступы стихли. Бабочек приходилось выгонять всё реже. Папа же придумал свою теорию на этот счёт. Она гласила: «у меня организм просто уже устал и не пытается избавиться от этих противных Insekten» — Ты не можешь знать… — Я знаю, Гер, — его тон стал мягче, — давай отметим Рождество, пожалуйста… — добавлять что-то в духе «оно будет последнее в моей жизни» он не стал. — С ЯИ и КИ? — Конечно, без этих придурков никуда, — улыбнулся отец. Удивительно, что смертельно больной человек, который был по большей части пессимистом по жизни, утешал меня. Хотя, должно быть всё с точностью до наоборот… Мы ещё чуть-чуть поговорили, а потом я ушёл на кухню поесть. Больше ничего не произошло. Папа уснул. А я до одиннадцати ночи смотрел какой-то фильм, просто чтобы отвлечься. А когда уже ложился в кровать, то вспомнил, что совершенно забыл придумать оригинальную отмазку для США, чтобы я продолжал оставаться с отцом, а ЯИ и КИ отправились погулять в город и развеяться. «Надо будет завтра с утра что-то придумать…» — сквозь сон промелькнула мысль в моей голове. Спустя десять минут я уснул и, вроде как, не видел сны. Проснулся я почему-то ни свет ни заря и сразу же встал с кровати. Обычно я валяюсь около десяти минут. Мне нравится так лежать, в утренней тишине, наедине со своими мыслями и переживаниями. Но конкретно сейчас мой желудок доходчиво дал понять, что пора бы сходить и покушать. Сначала я заправил кровать, умылся и пошёл на кухню. Быстренько заглянув к Японской Империи и Фашистской Италии, я увидел наимилейшую картину. Эти двое дрыхли, оперевшись друг о друга и улыбались во сне. «Пф… Не удивлюсь если когда-нибудь они поженятся, » — усмехнулся я про себя и пошёл таки готовить завтрак. Мой выбор пал на… яичницу с беконом. Не долго, но мой желудок должен наесться. Для других я планировал приготовить другое блюдо, но нужно будет всё-таки у них спросить, чего они хотят. Когда я нарезал бекон, мне неожиданно позвонили. Не посмотрев кто это, я принял звонок, настроение у меня, что странно, было приподнятое. — Hermann ist am Apparat, was kann ich für Sie tun? — Können Sie mir sagen, warum Sie heute so gut gelaunt sind? — послышался голос России, ну естественно, кроме него до меня нет никому дела. Ну, а может они просто не хотят мне мешать «болеть». — Не знаю, Росс, считай, что я просто выспался, — шёпотом проговорил я, убирая остатки бекона в холодильник. — Отлично, а чего шёпотом? — Все спят, я не хочу их будить… — Понятно, а меня разбудили в шесть утра! — я тихо хихикнул. — Не смешно, я не выспался… — грустным тоном проговорил Россия. — Росс, тебе так или иначе, но пришлось бы идти на работу. Хотя бы сегодня ты не опоздаешь на собрание. — Опоздаю обязательно. Не хочу их видеть. — И меня не хочешь? — усмехнулся я, разбивая яйца в сковородку. Бекон к тому времени уже достаточно поджарился. — Ммм… Тебя, пожалуй хочу, — протянул Россия, были прекрасно слышны похотливые нотки в его голосе. Я чуть воздухом не поперхнулся. Никогда не привыкну к его шуточкам… — Обещаю, как-нибудь мы встретимся и я тебе отдамся, — абсолютно серьёзным тоном произнёс я. А вот он серьёзно, похоже, поперхнулся чаем. — Я же пошутил… — Я знаю, — усмехнулся я. Яичница уже была готова, и я положил её на тарелку, — мы, кстати, будем праздновать Рождество. Сразу скажу, это папа предложил, хоть он сам этот праздник и не очень любит… Можешь это никак не комментировать. — Спасибо, но я в любом случае рад за тебя. — Спасибо… — тихо поблагодарил я. Неожиданно я вспомнил о своей небольшой проблеме — США и работа. Я уж точно не собирался работать в праздники даже с двойным окладом, вот только как донести эту простую инфлрмацию до его мозга. Задача не из самых простых, как могло показаться, поэтому я, наверное, лучше доверю это маленькое поручение России. Он с помощью магии ему всё объяснит. Плюс, я не очень хочу сегодня с кем-либо долго разговаривать. — Росс, ты можешь немного мне помочь? Это касается Америки. — Конечно! С чем помочь? — Нужно уговорить его любым возможным способом, кроме рукоприкладства, чтобы он от меня отстал и чтобы я не работал в праздники. Сможешь это устроить? — Ну, хорошо, не думаю, что это супер-сложная задача мирового масштаба, — весело произнёс он, — в этот момент я услышал возню, доносившуюся из гостиной. — Ладно все уже начинают просыпаться. — Хорошо, до встречи тогда. — Bis bald, meine Liebe, — мы с Россией часто так «флиртоварли» друг с другом чисто от скуки, по приколу. Я сбросил трубку и сел за стол. В дверном проёме показалась заспанная ЯИ. Начинался однозначно хороший день…***
Вечер, 24 декабря Подготовка к Рождеству шла полным ходом. Японская Империя помогала мне готовить, а Фашистская Италия с энтузиазмом украшал дом. Папа, впервые за всё время моего здесь пребывания, спустился на первый этаж, он редко передвигался и то, только по второму этажу. По его лицу я прекрасно видел, что ему хреново, но он упрямо продолжал что-то делать, не жалуясь на боль и слабость. Видимо, я задумался раз почувствовал как меня слегка потрясли за плечо. — Эй, Гер, всё хорошо? — спросила японка, смотря на меня. К этому времени я — А… да… Всё хорошо я просто задумался, — ответил я. Такой ответ её устроил и она отошла к холодильнику, чтобы достать продукты. А я тем временем в медовую массу стал вмешивать яйцо. Затем нужно добавить коньяк и имбирный сок. Спустя пять минут в комнату вбежал ФИ и залез под стол, спустя минуту на кухню зашёл папа с метлой в руке. Это значит только одно — КИ накосячил… Причём не слабо… — Вы как дети малые, ей-Богу… — вздохнула японка, смотря то на отца, то на итальянца. Я молча стоял и сдерживал в себе приступ смеха. — Tesoro, per favore salvami da questo idiota, — проскулил итальянец из-под стола. Получить шваброй по башке действительно не самая приятная вещь, но зная отца, я думаю, он грозился засунуть её КИ в одно место. — あなたは完全なバカです — вздохнула единственная в этом доме адекватная женщина и протянула руку КИ, всё ещё сидящему под столом, — давай вылезай, идиот. — Спасибо… — обиженно произнёс КИ, поднимаясь и быстро уходя за спину японки. — Слышь, макаронина, komm her. — NO! Non mi avvicinerò a te mentre hai questo mocio tra le mani! Amo il mio sedere! — Пап, ну, серьёзно не нужно… — Ладно! Ладно! — выдохнул отец, убирая «оружие» в сторону. Правда, КИ ещё полчаса из кухни не выходил и всё пытался свистнуть у ЯИ что-нибудь из съестного. За что чуть не получил половником по голове. Полночь Двенадцать ноль ноль. Звон бокалов с вином. Тосты. Шутки. Смех. Улыбки. Потрясающие блюда и домашняя обстановка. Я будто бы совсем забыл, что не всё в моей жизни радужно. Сейчас я просто радовался и наслаждался этим прекрасным моментом. Фашистская Италия уже вовсю травил анекдоты какие только он мог вспомнить. Японская Империя пыталась не заржать вслух, а отец… Он так же как и я наслаждался моментом. Было что-то в его взгляде… Будто он тихо говорит: «Прощай». Он прекрасно понимает, что это его последнее Рождество в жизни. Хоть я в полной мере не могу читать мысли людей (это вряд-ли кто-то может на все сто процентов), но его наполненный грустью взгляд говорил многое… — Und ich erinnere mich an eine Situation, — произнёс отец, немного отпивая из своего бокала. Итальянец заметно помрачнел. — Ради всего святого, Рейх… — Я буду гореть в аду, — улыбнулся папа, — во мне ничего святого нет. Так вот! Помнишь, мой смелый мальчик, как ты запрыгнул на ЯИ и орал как резаный из-за того, что увидел кота? — Рейх, мать твою! — КИ, я, конечно, понимаю, что у тебя страх перед кошками, но не настолько же! — сказала японка, итальянец ещё больше обиделся. Ей-Богу, сейчас с этой троицей пускай и взрослых людей, один из которых — мой отец, мне было намного интересней, чем с существующими странами. — Так, ладно, господа мрази и Герочка, — начал говорить итальянец. У папы и ЯИ на лица будто бы появилась надпись: «Ты придурок», — пока наша многоуважаемая и единственная женщина не следила за своими pan di zenzero я подложил в каждый из них по записке… — А лично для меня специально написал на китайком и левой рукой? — поинтересовался мой отец. Я же только закатил глаза. — Нет, к сожалению… — выдохнул ФИ, принося поднос с пряниками. Мы взяли по штуке и разломали их. Мне попалось: «Dormirai con il tuo amico», — вот, сразу видно кто писал. Даже если бы это было написано на немецком, то было бы сразу видно, что писал КИ. Только он мог, не стесняясь рассказывать пошлые шутки при мне. За это частенько получал пендаля от ЯИ и отца. Моё лицо когда я увидел записку, отображало сочетание удивления и веселья. Ну, а что? Я ж пообещал переспать с Россией? Да, обещал. Вот наглядное подтверждение того, что это случится. — そこには何と書いてありますか？ — поинтересовалась японка, забирая записку. В тот момент мне показалось, что её глаза расширились до размера глаз человека европеоидной расы. — Ах ты извращенец хуев! — крикнула она и прописала итальянцу подзатыльник. Тот почему-то свалился со стула и стал проклинать эту «единственную женщину». Папа в это время уже успел прочесть это шикарное предсказание. — Хренова макаронина! Ты совсем?! Вздумал тут ещё моего сына развращать! — но вставать отец и бить итальянца почему-то не стал, только ещё выпил шампанского. А я молча любовался этой прекрасной картиной. Спустя час мы все вышли на улицу, чтобы запустить салют, который неизвестно откуда взялся. Пока КИ возился с фитилем и спичками я, отец и ЯИ стояли рядом с домом и ждали. — Pronto! — крикнул и подбежал к нам. Спустя полминуты небо осветили красные, жёлтые и зелёные вспышки света. Вполне себе красиво. ФИ стоял рядом с ЯИ, слегка приобняв её за талию. Закатив глаза, я прекратил смотреть на эту парочку и повернув голову в сторону отца. Он стоял, скрестив руки на груди. Выглядел он напряжённо… Будто боль снова вернулась. — Papa, geht es dir gut? — он сначала посмотрел на ЯИ с КИ, которые нас не видели, а потом на меня и слабо помотал головой. — Es tut sehr weh? Müssen Sie Medikamente einnehmen? Können Sie in den zweiten Stock gehen? — обеспокоенно спросил я, он активно замотал головой и согнулся пополам. Раздался звук кашля и на белый снег упали алые капли крови. — Боже, Рейх! — всплеснула руками ЯИ. На «свет» показалась новая бабочка средних размеров в основном чёрного цвета с красными и белыми отметинами. Долго она не проживёт, но сейчас взмахнула крыльями и полетела по направлению к дому. — Рейх… — Bitte hilf mir aufzustehen…***
— Accidenti, la temperatura è ancora alta, vicina ai quaranta… — чертыхнулся итальянец, держа в руках градусник. Сейчас папа смог уснуть. Ну как уснуть, потерять сознание на два-три часа. С того момента прошло несколько дней. На календаре сегодня было двадцать девятое января, восемь часов утра. Удивительно, что я всё ещё помню какое сегодня число. — Non so che antipiretico dargli. — Так, прекратить панику! — крикнула ЯИ на итальянца. — Самой всё придётся сделать… Никакой помощи в этой безумном доме! — она быстро поднялась на второй этаж и, видимо, зашла в комнату к отцу. Мы с КИ переглянулись и пошли за ней. Японская Империя сидела на полу и рылась в тумбочке, где лежали какие-то личные мелочи отца. — Эм… ЯИ… мне кажется лучше не рыться… — неуверенно начал я. — Если будет психовать насчёт этого, я его ударю, — ответила она и вытащила какой-то небольшой блокнот в твёрдой чёрной обложке. ЯИ открыла его и стала быстро перелистывать страницы. С каждой страницей её глаза округлялись всё больше и больше. Я даже в тот момент представить себе не мог, что она там увидела. — Bene, cosa hai letto lì? — поинтересовался ФИ, подходя к японке. — У меня нет слов… Они закончились… — выдохнула ЯИ, закрывая блокнот и убирая его на прежнее место. — Ну? Нашла что хотела? — Да, но я такого не ожидала… — у итальянца было на лице написано, что ему жуть как интересно кто это. Японская Империя встала и наклонилась у уху КИ и что-то быстро прошептала. Что конкретно я, естественно, не услышал, но терпеливо ждал. Надеялся, что они мне скажут, но я каким-то чувством понимал, что сейчас они мне ничего не скажут. Японская Империя произнесла всё что хотела и отстранилась. А на лице Фашистской Италии был чистый шок. У него глаза чуть из орбит не выпали. — Господи… — только и произнёс итальянец, японка понимающе кивнула и посмотрела на меня. — Эм… Может вы скажите, что там прочитали? — ЯИ выдохнула и осторожно подошла ко мне и положила руку на плечо. — Герочка, прости пожалуйста, но это тебе лучше, наверное, не знать… — произнесла японка, грустно смотря на меня, я же непонимающе смотрел на неё в ответ и хотел было спросить какого хрена, но она кое-что добавила, — Гер, да, я узнала кого любит твой отец… На взаимность невозможна ни при каких обстоятельствах. — ЯИ… — Я знаю что это невозможно… — твёрдо ответила японка и она и итальянец вышли из комнаты, а я как идиот там остался стоять. «Come poteva innamorarsi di lui?!» — послышалось в коридоре.«Was meinst du mit «sich in ihn verliebt?»
***
Повествование от лица Нацистской Германии: Проснулся я от тупой боли где-то внутри. Я уже не понимал где эта боль конкретно. Она была везде и казалось, что не исчезала почти никогда. Может мой организм перестал реагировать на лекарства? Эти насекомые перестали умирать от этой отравы? Может… Протерев глаза, я посмотрел на часы. Ого, уже вечер. Что-то я много поспал… В на первом этаже раздавались какие-то обыденные звуки. Включив лампу, я взял книгу, лежавшую на тумбочке. Удивительно, что мой мозг ещё был способен читать. Как я не знаю, но в любом случае чтение помогало немного отвлечься от боли. Спустя час ко мне постучали. Это был Германия. ЯИ и КИ просто бы вошли без всяких церемоний. — Komm herein. — Пап, мы можем поговорить? — неуверенно начал он, заходя в комнату. Я кивнул. Тогда Германия закрыл дверь и сел на край кровати. — О чём ты хочешь поговорить? — Я не знаю как это сформулировать… — произнёс Герман, смотря в пол. — Я понимаю, что копаться в чужих вещах — плохо, но… — в моём уставшем мозгу сразу возникла одна единственная мысль: «Notizbuch» — Вы… Вы рылись в тумбочке? — Д-да… ЯИ копалась там и нашла блокнот, — Герман ещё хотел что-то сказать, но я его прервал: — Ты читал? — Н-нет, но как я понял… — он выдохнул, — Du bist nicht in eine Frau verliebt, — на деле всё могло быть намного хуже. Хорошо хоть имя моей любви не знает, — папа, пойми, такая любовь абсолютно нормальна… — он, видимо, хотел прочесть мне целую лекцию насчёт ЛГБТ и принятия себя, но я совершенно не хотел это слушать, — ты явно это слушать не желаешь. — Нет, не желаю, извини, — выдохнул я и прикрыл глаза, — да мне нравится один мужчина, но я себя не собирался из-за оринтации убивать. Просто это Rache des Schicksals. Учитывая, что я натворил в прошлом, то я должен был умереть ещё тогда… — я посмотрел на Германию. В уголках его глаз образовались крупные слезинки. Выдохнув, я расставил руки, приглашая в объятия. Обычно это помогало. Гера обнял меня в ответ и практически замер. Он лишь иногда вздрагивал и тихо-тихо плакал. Я не хотел быть причиной его слёз, но, увы, я всегда буду приносить в его жизнь только ненужную боль. Ему лучше было бы без меня… А я… так глупо умираю. Пф, влюбился в СССР и страдаю из-за этого, классно… Он, наверное, устроит пир на весь мир после моей смерти. — П-пап… — Да-да? — Может скажешь кто это, пожалуйста… — Знаешь… А он сегодня придёт, — произнёс я, слегка улыбнувшись, — я на это надеюсь…***
Повествование от лица Германии: Наступил поздний вечер. Японская Империя и Фашистская Италия отдыхали и вместе смотрели какой-то глупый сериал, а я сидел у окна и думал о своём. «Интересно… кто же это…» — в тот момент я почему-то никак не мог догадаться, видимо устал тогда. В девять вечера все разошлись, я ушёл к себе и попытался заснуть, но из-за чего-то не мог. На часах уже было двенадцать тридцать, а я толком уснуть не мог. Ворочался. — Scheiße… — проворчал я и встал с кровати. Решил я сходить вниз и что-то покушать. Максимально тихо спустившись на первый этаж, я пошёл на кухню и открыл холодильник. Взял колбасу и отрезал кусок. В тот момент, когда я уже собирался уйти к себе раздался стук в дверь. Я аж подпрыгнул. Тут есть люди? Кто это? Сам Сатана пришёл из преисподней? Спустя пару секунд постучали вновь. Я, перекрестившись, осторожно подошёл к двери и на ощупь нашёл выключатель света на улице. Щелчок. Да будет свет! Я прильнул к глазку и увидел того, кого ну никак не ожидал увидеть… Перед входной дверью стоял Союз Советских Социалистических Республик. — Неужели… — да, наконец-то этот пазл в моей голове сложился. Сглотнув, я открыл дверь. — Здраствуй, — поприветствовал СССР, осматривая меня своим проницательным взглядом. Я поёжился, но продолжил смотреть на него. — Здравствуйте, — произнёс я и жестом пригласил его войти. Он кивнул и, зайдя, быстро снял верхнюю одежду и обувь. — Твой отец на втором этаже? — Да, вторая дверь слева, — кивнул я. СССР тихо поднялся наверх и зашёл к отцу. Тихо подкравшись к двери, я сел на пол и стал внимательно подслушивать. Я всё равно не усну…***
Повествование от лица Нацистской Германии: Не знаю почему, но в какой-то момент я задремал, и проснулся лишь в тот момент, когда почувствовал, что в комнату кто-то зашёл. Распахнув глаза и сев на кровать, я увидел Союза. Он с интересом разглядывал меня и помещение в целом. — Я, конечно, понимаю, что с мозгами у тебя всегда был непорядок, но позволь узнать на кой ты назначил встречу так поздно? — поинтересовался он и подошёл ко мне. Сейчас для него я не представлял никакой опасности, даже минимальной. — Es ist nur meine Laune, — пожал плечами я. Он недоверчиво посмотрел на меня, но ничего не сказал, — итак, приступим к делу, — я наклонился и поднял с пола небольшую коробочку и вручил её коммунисту, — не беспокойся, там нет бомбы. — Уже хорошо, — усмехнулся он, открывая коробку. Как только он увидел содержимое, то уставился на меня глазами по пять рублей, — что это?.. — Dies ist ein Geschenk, — спокойно ответил я. — Но… Но это наши с тобой старые фотографии… — я кивнул, — и ты их сохранил?.. — непонимающе спросил Совок. — Как видишь — да, я их сохранил, — слегка улыбнулся я, — считай это капля моей адекватности и доброты… Если таковые чувства у меня есть. — Подожди… Ты сказал, что это подарок, так? — Ну, да. Ты же вроде бы не глухой и я пока мыслить в состоянии. — Ты помнишь о моём дне рождения? — я посмотрел на часы. Было час ночи. — Да, помню… — он на две-три минуты замолчал, а потом произнёс следующее: — В чём подвох? Ты вспомнил о моем дне рождения и… подарил подарок… В чём подвох? — я не удивился, что он не верит. Я бы и сам не поверил. Но ждать и скрывать что-либо уже просто не было смысла… Я решил сказать ему правду… — Ich liebe dich, — больше я ничего не сказал и просто смотрел на его реакцию, ожидая чего-нибудь. Злости, ярости, я был уверен, что он меня ударит, но он просто стоял и пялился на меня. — Ты… прости что? — Что слышал. — Ты это на полном серьёзе сказал? — Да, да, да, да и ещё раз да! Да, я тебя люблю. Да, я конченный ублюдок и придурок. Да, я поступил как идиот планетарного масштаба раз умудрился влюбиться в тебя… Короче, можешь мне врезать, можешь покрыть матом и уйти. Единственная просьба — не говори про меня никому и ничего. Моего сына и так подкалывают насчёт меня, а ты представь что будет, если страны узнают, что я пидор? Они его со света сживут… — Ты даже будучи при смерти пытаешься хоть как-то позаботиться о сыне… — Пытаюсь… — грустно улыбнулся я, — ну что ж… я всё сказал… можешь ехать домой и доспать несколько часов, — Союз, неожиданно для меня, подошёл ко мне вплотную, наклонился и… обнял?! Да! Не ударил, не обматерил, а обнял! — Ч-что ты делаешь? — Обнимаю, — мне показалось, что после этих слов за дверью кто-то воздухом подавился, — за нами шпионят. — Знаю… — попытался я сказать безразличным тоном. Нет, мне действительно было плевать на шпионаж, но на краю моего сознания вновь появилась малюсенькая надежда на выживание. То, что он тоже любит меня — практически невозможно, но… вдруг?.. — Можно ещё кое-что сделать? — Делай что хочешь, Союз, я тебе физически не смогу дать отпор, — СССР на это закатил глаза и быстро чмокнул меня в щёку. За дверью раздалось тихое: «Нихуя се…» — Это… — Можешь ничего не говорить, — сказал он и нежно улыбнулся. Затем он подошёл к двери и резко распахнул её, послышался грохот и мат на итальянском. Повернув голову, я увидел стоящего Германию, рядом с которым ЯИ пыталась помощь этому куску пиццы, который умудрился упасть. За всей этой недо-кутерьмой я не сразу понял, что мне не больно. Нет этой тупой боли где-то внутри. Болезнь… отступила?.. — Papa, geht es dir gut? — Да, Гер, всё хорошо, — устало произнёс я, немного улыбнувшись. Но несмотря на, казалось бы, хороший финал мне нужно узнать много вещей. К примеру, почему у СССР такая… мягко скажем, странная реакция на моё недо-признание в любви. Он будто бы всё знал до нашей встречи и лишь очень хорошо сыграл удивление на своём лице. Актёром он был неплохим. Невозможно было сразу же понять врёт он или же нет, умел хорошо контролировать свои эмоции. Научился благодаря своему отцу, который был очень строгим и в жизни бы не позволил ему гулять ему со мной. Мой отец, конечно, был не лучше, но ограничивал меня мало, просто забил в какой-то степени на моё существование. — Quindi, dobbiamo portarlo subito in ospedale, — это был тот раз, когда я согласился со словами пиццы. Нужно наведаться к доктору. Не только, чтобы убедиться в отсутствии болезни, но и оценить урон, принесённый бабочками. Надеюсь операции не будет, я морально уже не вынесу это. — Papa, kannst du gehen? — Гер, я, конечно, понимаю, что выгляжу не лучшим образом, но не настолько же! — Nein, es ist alles in Ordnung, ich gehe selbst, — произнёс я, кивнув, Германия пошёл вниз. ФИ и ЯИ пока оставались на своих местах, — Mir geht es wirklich gut. Ich sterbe nicht. Ihr könnt nach unten gehen, ich komme in fünf Minuten zu euch. — ФИ посмотрел на ЯИ, та в свою очередь сначала на меня, а потом на Союза. Недоверчиво его оглядев, она выдохнула и, кивнув, вместе с макарониной спустилась вниз. — Итак… у меня к тебе только один вопрос, — Союз заинтересованно посмотрел на меня, показывая своим видом, что внимательно слушает, — что с тобой такое? — В каком смысле? — Почему у тебя была такая странная реакция на моё признание? Ты будто бы это все знал и только сейчас сделал вид, что не вкусе, — произнёс я, поднимаясь с кровати, — или у тебя агенты КГБ за моим домом следят? — Нет, не следят, — усмехнулся СССР, — ты идти-то точно сможешь? — Смогу, смогу, а ты от вопроса не увиливай пожалуйста. — Ну, ты, возможно, знаешь, что твой сын общается с моим. — Ну, знаю, они, вроде, неплохо ладят, — ответил я, переодеваясь. В пижаме я однозначно не поеду. — Сможешь понять каким образом информация о том, что ты заболел и о том, что ты влюблён в представителя мужского пола? — пазл сложился моментально, только я не до конца верил, что Гера эту информацию посмел рассказать этому русскому… — Но Герман толком и не знал… в кого именно я влюблён… — слова всё равно давались мне с неким трудом. После болезни, наверное. — Ну, путь моих умозаключений я тебе говорить не буду. — Почему же? — он неловко улыбнулся и почесал затылок, видимо, действительно считает это очень глупым. — Да ладно тебе, ты не глупый. Ты человек со странной логикой. — Ого, это был комплимент? — я кивнул. За время нашей недолгой беседы я успел переодеться в белую рубашку и чёрные брюки. Спустившись вниз, мы увидели прекрасную картину: Германия стоит с офигевшим лицом и держит урну для праха, которая была покрашена в розовый цвет. — А мне нравится… Рейх, у тебя хороший вкус, — сказала ЯИ, беря в руки урну. Ну, а что? Мне показалось, что это прикольно. А то что заранее купил… Ну, чтобы они потом не парились насчёт места, где хоронить. — Папа… — Германия, всё нормально я её купил месяц назад, — произнёс я, идя в коридор за верхней одеждой.***
Повествование от лица Германии: После этой ситуации с урной мы всей уже пятёркой залезли к отцу в машину. За водителя в этот раз была Японская Империя, потому что, с её слов: «Рейха я за руль не посажу он только выздоровел. ФИ просто не доверяю.» — я и товарищ СССР были не в счёт, видимо. Далее мы приехали в поликлинику. Кроме трёх пожилых людей, схвативших инфаркт, когда они увидели моего отца, ничего более не произошло. Осмотр показал, что болезнь ушла насовсем, но урон был. Поэтому доктор выписал кучу препаратов. Начинался новый период в жизни и надеюсь в нём будет много счастливых моментов… Подводя итоги, могу сказать лишь то, что я счастлив за отца. Он остался живым и его чувства оказались взаимными. Сейчас они вместе с товарищем СССР живут у отца дома. В отношениях, насколько я знаю, у них всё хорошо. У нас с Россией всё по-прежнему: шутки про то, что мы — геи и шутливые подкаты. Правда и того и другого в последнее время стало больше, но не в этом суть. Главное, что сейчас все дорогие мне люди счастливы...***