Следствие из теоремы их отношений

Холодный зимний вечер. Фонари - те, которые работают - слабо освещают плохо расчищенные дорожки. Вокруг пучков жёлтого света можно увидеть медленно опадающие снежинки, но они так малы и недолговечны, что никто не обращает на них внимания. Да и обращать, честно говоря, некому. На улице нет никого, кроме пары сомнительных личностей, на которых лают бездомные собаки. И среди застывшего во времени и сугробах города находятся двое, под ногами которых хрустит и недовольно шаркает снег. Федя устал. Полупустой рюкзак тянет плечи куда-то назад, и ему с трудом приходится преодолевать гравитацию, чтобы не свалиться в снег. Он еле передвигает ноги, уткнувшись носом в фарш и спрятав ладони сначала в перчатки, а потом и в бездонные карманы куртки. Снег шуршит под ботинками. А Гоголь - полная противоположность. Кажется, за долгие часы в школе он нисколько не устал - все такой же энергичный и заполняющий собой все пространство. Коля наступает в каждый сугроб, который видит на своём пути, звонко смеётся и бесперерывно о чем-то болтает. По правде говоря, он не только не надеется, что Федя его слушает, но и говорит исключительно для себя, чтобы голова не забивалась ненужными мыслями. Потому что мозг Гоголя - самая настоящая свалка, и если не перерабатывать все, что в ней копится, то бедный парень совсем скоро сойдёт с ума. Ботинки у Коли уже насквозь мокрые и наполнены снегом, а щеки и ладони горят ярким пламенем. Достоевский сипло выдыхает в морозный воздух облачко пара, стягивает с рук сухие и тёплые перчатки. - Надень, - говорит он Гоголю, думая о том, что с обмороженными конечностями пока не сталкивался и, честно говоря, не особо хочет, и прячет руки обратно в карманы. Гоголь благодарно улыбается, отвечает звонким "Спасибо!" и натягивает перчатки. Немного маловаты, но менее уютными от этого не становятся. Куда они направляются? Они идут домой к Достоевскому. Там сухо и тепло, и Федя с облегчением закрывает за собой и другом входную дверь. Парень раздевается, ставит колины ботинки сушиться и проходит на кухню. Гоголь осматривается, довольно подмечая, что родителей дома, как обычно, нет, и идёт следом за Фёдором. Тот уже поставил чайник, достал сладости, которые покупает специально для таких вот случаев. Хотя появления Коли в его квартире уже скорее закономерность, чем просто случайности. Достоевский уходит в свою комнату и возвращается с парой сухих носков. Своих, но слишком часто появляющихся на ногах Коли. Тот вновь их натягивает, кладёт свои - полностью мокрые - на батарею и просовывает в батарейные прорези ноги. - Федь, давай завтра за лампочками зайдём, - предлагает он, потому что в кухонной люстре горит только одна из должных четырёх вот уже полгода. - Угу, - отвечает Достоевский, разливая по чашкам кипяток. Зайти то они зайдут, и даже может быть купят эти дурацкие лампочки, вот только вкрутят ли? Потому что те, которые они купили ещё два месяца назад, все ещё пылятся где-то в шкафу, забытые и никому не нужные. Федя ставит на стол горячие чашки и вазочку с конфетами, достаёт из рюкзака учебники и тетради. Немного нехотя, Николай тоже открывает свой бездонный портфель. Он уже успел в который раз обжечь язык о неостывший чай. - Я никогда не привыкну к твоему чаю, - невнятно говорит он, еле двигая языком. Федя улыбается, доливает ему в чашку холодную воду. Они, как и всегда, садятся делать уроки. Федя включает старое радио, настраивает на нужную волну, и по кухне расползаются тихие звуки классической музыки. Коля не возражает: давно привык к предпочтениям друга. Он лишь лениво покачивается на стуле в такт мелодии. Достоевский размашисто пишет в тетради, иногда прислушиваясь к музыке и болтовне Коли, которая всегда шла в дополнение. Тот бубнит себе под нос, напевает что-то и просто комментирует домашнее задание, а Федя мягко улыбается самым кончиком губ, отпивает чай и убирает за ухо вечно мешающуюся прядь. Часы, работающие на добром слове, показывают половину девятого, когда Гоголь истрачивает последние частицы усидчивости и концентрации внимания. Ему жизненно необходимо движение. Парень встаёт и начинает скользить по паркету, танцуя под первый венгерский танец Брамса, о чем, впрочем, не знает. Узнав произведение, Достоевский поднимает голову и обращает взгляд сиреневых глаз на друга, отмечает его неплохие танцевальные способности и музыкальный слух. Фёдор лениво поднимается, чтобы вновь поставить чайник - его чашка пуста, а разбавленный чай Коли совершенно не привлекает. Достоевский ставит воду греться, лениво тянется к чашке, но внезапно появившийся совсем рядом Коля перехватывает его руку. Он тянет его за собой, вовлекая в танец. У Феди от такой быстрой смены событий дух захватывает, и он - к своему же удивлению - не то по инерции, не то по собственному желанию подчиняется Гоголю и позволяет ему вести. Коля мягко, но уверенно переплетает их пальцы, другой рукой придерживая друга за талию. Вторая ладонь Достоевского ложится на чужое плечо, и Гоголю кажется, что по его телу идёт заряд тока. Федя прикрывает глаза, мягко улыбаясь и растворяясь где-то между музыкой, движениями и своими мыслями. А Гоголь внимательно, с настоящим восторгом изучает его лицо, его бледные пальцы, его вырвавшуюся из-за уха прядь волос. Они медленно танцуют в небольшой кухне, слабо освещаемой единственной лампочкой. Для них весь мир остановился и замер в ожидании, и грех такой чудесной возможностью не воспользоваться. Федя знает, что композиция близится к завершению, но совсем не хочет об этом говорить другу. Поставить бы радио на бесконечный повтор одного и того же куска волны, и кружиться так с Гоголем, пока не выдохнешься окончательно. Молчать и чувствовать его тепло своими холодными ладонями. Звучат последние аккорды, и Коля шумно выдыхает им в такт. Завороженно смотрит на переплетенные пальцы, пока Достоевский не открывает глаза и не убирает ладонь с его плеча. Гоголь невольно засматривается, но на плите начинает недовольно свистеть чайник, и парень возвращается в реальность. Ему тепло и уютно, и жутко радостно, и совсем не хочется отпускать Федю. Черт знает что происходит в голове и сердце Гоголя, вот только второе явно одерживает верх. В порыве беспредельного счастья Коля быстро сокращает расстояние, не обращая внимания на вопросительный взгляд сиреневых глаз, и чмокает Достоевского в губы. Легко и почти невесомо, без задней мысли и требования ответных действий, так же быстро отстраняясь. Доля секунды - и Гоголь уже мчится выключать чайник и заваривать чай, снова что-то весело рассказывая. Он не обращает ни малейшего внимания но стоящего за спиной Достоевского, как будто прямо сейчас не на его кухне, как будто не поцеловал его пару мгновений назад. Петля Мёбиуса замкнулась, и можно, в целом, делать вид, что ничего и не было. А Федя стоит, все ещё немного опешив, буравит спину Гоголя взглядом. И потом вдруг такая простая и банальная мысль: по-другому и быть не могло. Все слишком просто и до смешного логично. Это не поворот сюжета - это прямая закономерность. Как следствие из теоремы их отношений. Не требующее каких-либо оснований, кроме того, что Коля чуть ли не каждый день вот так заваривает чай на его кухне, делает с ним уроки, греет замерзшие ноги в батарее, недовольно причитает из-за лампочек.

Элементарно.

Федя улыбается, ничего не говорит и садится на свой стул. Гоголь ставит рядом чашку с горячим чаем - ещё одна обреченная на провал попытка согреть федины ладони - и садится рядом. Болтает что-то про сочинение по литературе, прижимая коленку к груди. Настраивает радио, чтобы избавиться от раздражающих шумов. Мигает лампочка, а спустя пару секунд и вовсе выключается. Они сидят в темноте, только свет из коридора помогает различать общие черты кухни. - Это было ожидаемо, - тихо констатирует Достоевский. - Теперь точно придётся идти за лампочками, - усмехается Коля и закрывает тетрадь. Они перебираются в комнату Феди. Гоголь располагается на кровати, Достоевский - за столом. Пишут что-то, но уже без радио и колиной болтовни. Только мерно тикают часы на полке, да шуршат страницы учебников. Федя откидывается на спинку стула, опять поправляет волосы. Смотрит на друга. - Можешь остаться у меня, если захочешь. Коля поднимает голову, и его коса падает с плеча. По лицу расползается улыбка, а по телу - тепло. Откуда-то извне. Наверное, от Достоевского. "Так вот почему у него такие холодные руки. Все тепло уходит на меня, вот на ладони и не хватает" Гоголь кивает, пишет родителям, что останется у друга. Почему? Доклад нужно совместный доделать. А если честно? Если честно, сегодня Коля планирует во что бы то ни стало согреть федины ладони. Даже если придётся потратить все свое тепло. Он ещё найдёт. И всё - до последней крупицы, до последнего лучика - отдаст Достоевскому. А завтра они обязательно сходят за лампочками. И совсем не важно, что где-то в шкафу пылятся такие же, совсем новые.