" Злой " учитель

       Бальтазар со скучающим видом наблюдал за братом, что уже который час проверял неказистые, на взгляд элиатропа, работы своих абсолютно ленивый, не имеющих ни капли уважения к бедному учителю, учеников. Иногда дракон пытался возразить, оспорить ту или иную оценку, но Глип был непреклонен.        — Что заслужили ‐ то и ставлю, — коротко бросал он, чуть всплёскивая рукой, а после, бросив слегка недовольный и раздраженный взгляд на близнеца, вновь возвращался к работе.        Порой брат был уж слишком холоден, словно самые морозные и промёрзшие земли их мира, а в оный раз словно бушующее пламя в лесу. У него ни разу не дрогнула рука поставить ученику плохую оценку, и он в принципе всячески показывал, что дела до своих учеников ему нет, его работа давать знания, и именно это он делает, а более его не касается. Но Бальтазар знал истину. Брат любил всех своих учеников, и за каждого из них у него болело сердце. Порой он был готов отдать все свое свободное время, лишь бы помочь тому или иному ребёнку понять материал, а покуда такой возможности не было, и ночь не спал переживая. Дракон видел, как оставаясь наедине близнец давал слабину, с грустной улыбкой и слезами на глазах вспоминая своих прошлых учеников. Глип вёл себя излишне холодно и строго, давая понять всем, что его уважение и признание нужно заслужить, но по правде говоря все это было не более чем хорошей ложью. Бальтазар знал, что на самом деле брат переживает за всех своих выходцев, и трепетно собирает крапивы информации о них после того, как они, будучи уже взрослыми, раскрывают свои крылья и мчат куда-то вперёд, оставляя своего злобного учителя позади, словно он та часть жизни, которую они хотят вспоминать меньше всего. Нередко дети шептались за спиной старших, сетуя на то сколь строг перворожденный, и как даже самые стойкие дети и сутки у него не продержаться не всплакнув о былом разгильдяйстве, канувшем в лету. Глип же, с грозным видом, пресекал такие разговоры, делая вид, что пустая трепня учеников не более чем их ненужное нытьё. Но Бальтазар видел, как брат, всякий раз, стоило услышать столь горькие для него речи, заметно поникал, опуская нос, а вместе с тем и мысли в тяжкие думы, состоящие из самокопания и попыток уразуметь, где же он допускает ошибки, и как же ему переступить через то, что уже есть. В конечном итоге все сводится к одному - нелюбовь детей наименьшее из зол. Рано или поздно они вырастут, повзрослеют и скажут спасибо тому, что сделал их них людей. А ежели нет? Так и пусть с ними, упрямыми скотинами, да к тому же и неблагодарными. Казалось бы, Глип - один из детей Богини, тот, кто несёт свет знаний в жизни детей, уверенно подталкивая, а точнее, в его случае, пиная в будущее, вечно суровый, прослывший злым, грубым, и непреклонным, точно гора. Но Бальтазар видел куда больше, нежели люди. Самый-самый взрослый, как его нарекали дети, нередко, подобно им самим, кричал попусту, даже не думая, что это бессмысленно. Холодный, будто самая суровая зима, элиатроп на деле заводился с пол оборота, и не всегда при этом заливая багрецом злобы, нередко и страдая от обиды. Дети весьма жестоки, а их языки ядовиты, и, пусть, порой, не осознавая этого, но они ранят тех, кто рядом с ними, и не важно взрослый это или ребёнок. Дракон много раз видел как брат, случайно услышав очередные едкие высказывания в свой счёт, грозно принимался ругать нахалов, орать на них, а посла наказывая, мол, раз есть время попусту языком трепать всякую дурь, будет и уроками заняться, и в работе помочь. В такие моменты ребятня лишь вешала нос, а после, стоило старшему отойти, вновь принималась за старое, да пуще прежнего, даже не допуская мысли, что столь радикальные высказывания могут ранить даже перворожденного. Глип умело скрывал боль обиды от таких речей, но близнеца он никогда не мог провести, и прекрасно зная это, он все так же пытался спрятать переживания. Бальтазар лишь тяжко вздыхал. Сколько он не пытался поговорить с ним об этом, сколько не твердил брату, что тот всегда может на него положиться - все одно, тот лишь больше скрывал и замыкался. В такие моменты дракон лишь тяжко вздыхал, грустно смотря на сгорбившуюся спину близнеца, вновь ушедшего в работу, которая доставляла ему одновременно и радость, и боль.        Наконец раздался щелчок, и Бальтазар, ушедший в думы, встрепенулся, быстро осматривая комнату в поисках брата. Тот, закончив проверять работы, словно новорождённый боумяу, уверенно брел в стену. Окликнув близнеца, а тем самым спасая его от удара, а себя от выслушивания неиссякаемого потока брани, Бальт вскочил, подходя к Глипу.        — Пойдём, — качнув головой в сторону двери поманил тот, — Третий час ночи. Как по мне самое время выпить чашечку чая, а после отправиться спать, видя в кошмарах работы этих наглых бездарей. Что б их, О, Богиня, за что мне достались такие идиоты, что, уверен, не напоминай - и имя собственное забудут? — начал сетовать на свою ужасную жизнь элиатроп.        Бальтазар тихо рассмеялся, слушая очередные недовольные возгласы брата.        Глип вальяжно шёл по пустым коридорам. Учебный день подошёл к концу, более того, наступили долгожданные для всех, и учеников и учителей, выходные, и, как ожидалось, в здании уже было пусто. Попивая чай перворожденный лениво размышлял о прошедшем дне, подмечая как те иди иные ученики преуспели, иные же напротив, чуть отстали. Как бы то ни было близились выходные, а это значило, что несколько дней ему не видеть этих наглых лиц, и не слышать ехидных речей. Впрочем, для мужчины понятие " выходные" уже давно не существовало. Он был не только профессором, перед которым трепетали все юные пустые головы, но и перворожденным, и ни то, ни другое не исключало друг друга, посему он был обязан исполнять свои обязанности не только перед учебным заведением, но и перед советом, и народом в целом. Как бы ему нередко не хотелось выругаться и бросить все это, он не мог себе позволить такую роскошь. Даже Нора, Эфрим и Юго, в головах которых был лишь ветер, были обязаны исполнять свои обязанности, и никто, как бы они не старались, так и не смог увильнуть от них. Впрочем, вышеперечисленные, в какой-то мере, восхищали Глипа. У них, как и у остальных детей Богини, были свои обязанности перед народом, как личные, так и общие, тем не менее они умудрялись с блеском исполнять их, да ещё и приключений, неизменно перетекающих в проблемы, находить успевали. Такой продуктивности старшие нередко лишь завидовали. Впрочем, дай ему кто недельку отдыха, на что он бы её потратил? Верно на чтение книг, да истощение запасов чая, с пряностями к нему. Спроси его братьев и сестёр, те несомненно придумают миллион вариантов, а Глипу много и не надо. Хорошая книга, чай и покой. Как дополнительный пункт перворожденный рассматривал собственного близнеца, которого бы усадил напротив, чтобы обсуждать всевозможные произведения, но это, уточнял для себя же он, только если этот упрямец заслужит отдых рядом с ним. Но, к сожалению, это лишь мечты, а пока его ждала кипа бумаг и работа, которой не были видно ни конца ни края.        Размышляя о том о сём Глип совсем перестал обращать внимание на реальность, посему неожиданное столкновение с кем-то, да к тому же в такой час, стало неожиданностью, и не очень то и приятной. Подняв глаза он увидел перепуганную ученицу, которую выдавал её бегающий взгляд, и чуть дрожащие губы. Мужчина цокнул, закатывая глаза. Вновь перед ним дрожали, словно последний лист поздней осенью. Девочка опустила взгляд на пол, видно догадавшись, что её перепуганный взгляд выдал её страх и волнение. Не намеренный больше терять время, он двинулся вперёд.        — П-подождите, п-пожалуйста, — попросил дрожащий девичий голосок.        С тяжким вздохом Глип замер, ожидая объяснений. Обернувшись он увидел, что в руках малышка держала какую-то коробку, на вид тяжёлую для неё. Она сделала неуверенный шаг вперёд, все так же смотря в пол.        — Я как-то прочла в библиотеке, что... — на мгновение она замолчала, всё ещё колеблясь, задумываясь: а действительно ли это хорошая идея? — В одном из ваших перерождений в этот день у вас был день рождение. Я не знаю празднуют ли перворожденные день рождения, а в частности вы, и, в этой жизни это праздник для вас в другой день, но всё же... — девочка протянула коробку учителю, — Я бы хотела сделать вам подарок. Я часто слышу как вас... обижают всякие дуралеи, и, может, вам на это плевать вовсе, но мне бы уж точно было обидно! Они говорят ужасные вещи, и совершенно не думают, что могут кого-то обидеть этим! Дети часто твердят, что вы злой и холодный, вот я и решила, а может сделать вам подарок и порадовать. Я подумала, что если хоть кто-то подарит вам что-то и просто скажет тёплые слова, то вам несомненно станет приятно и тепло на душе. Сейчас я думаю что это слишком наивно, но... — Девочка сделала несколько шагов вперёд, — Не грустите, Мастер Глип! — она быстро сунула коробку в его руки и умчалась, даже не успев заметить, что перворожденный стоял как вкопанный, не в силах ничего ответить на такое заявление.        Спустя несколько минут Глип все же вышел из ступора и нашёл в себе силы опустить взгляд на короб, что держал в руках. Он не стал томить и решил приоткрыть его. Внутри лежала детская книга со сказками и легендами, которые, кажется, в далёком детстве ему читала не то Нора, не то Юго. Впрочем, что та, что тот, несомненно отходили от канона, чтобы сделать рассказ куда интереснее и увлекательнее. Рядом с книгой лежала небольшая плюшевая игрушка. Неказистая, неумелая, сделанная своими, детскими, руками. Глип нежно улыбнулся, прижимая короб к себе. Сейчас он не волновался, что кто-то увидит его радостную улыбку. Казалось бы, такой маленький, простой и неказистый подарок, но именно он сумел тронуть сердце мужчины, заставляя расплыться в улыбке. Спустя несколько минут он все же смог оторвать взгляд от подарка. Закрыв короб элиатроп взглянул на вид из окна, подмечая что уже закат. Решив больше не задерживаться и отправиться домой он сделал шаг в голубой портал.        Бальтазар ворковал вокруг короба. Расспросы брата не принесли никакого результата, поэтому дождавшись пока тот уснёт за кипой бумаг дракон решил утолить свое любопытство, и все же узнать тайну неизвестной коробки. Открыв её он принялся доставать оттуда предметы, а после подолгу рассматривая их. На дне коробки он заметил записку, написанную не аккуратно, спешно, но с некой теплотой и любовью, о чём свидетельствовало её содержание, прочтя которое перворожденный лишь довольно хмыкнул. Ему грела сердце мысль, что всё же не все считают его брата холодным и бесчеловечным камнем, и есть же единомышленники, которые так же умудрились рассмотреть что-то доброе и светлое в " злом" учителе.