How the Wolf Delights in His Rabbit

      Пронизывающий ветер пронёсся по лагерю Лиги Тилл, но полковник Нидхёгг едва ли это заметил. Он привык к холоду, к суровости Севера, и он знал, что среди солдат даже ходили слухи, что по его венам бежит ледяная вода, и он не способен ничего чувствовать.       Конечно, это было неправдой. Он чувствовал лёгкую тяжесть сумки в руке, прикосновение мехового воротника плаща к щеке и увесистый меч на своём бедре. Идя по лагерю, он чувствовал на себе взгляды своих солдат, особенно Озеки, поскольку она была самой красноречивой в своих вопросах о питомце, которого он держал в своей палатке. Он, конечно, испытывал раздражение из-за того, что солдаты тратили своё время на сплетни.       Что же касается холода и боли, то они были такими привычными спутниками, что их больше не стоило замечать.       Как не стоило замечать и комментарии солдат. Волка не интересовало мнение овец. Если их глупые слухи повлияют на дисциплину в армии, он разберётся с ними, но прямо сейчас у него было гораздо более интересное дело.       Целеустремлённо направляясь в свою палатку, он позволил уголкам своих губ на мгновение приподняться. Там, на небольшой койке, поверх одеял из волчьей шкуры, сидел его маленький кролик.       Иветт взглянула на него, прежде чем нервно отвести глаза. Одетая только в юбку, туфли и блузку своей униформы, она определённо не была такой собранной, как тогда в Королевстве Лилит. Её галстук и жилет были потеряны где-то во время её похищения, а гольфы настолько испачкались, что она даже не колебалась, когда он приказал ей сжечь их. Её скромные украшения тоже исчезли, вместо них её лодыжки украшала пара тяжёлых железных кандалов, длинная цепь которых приковывала девушку к прочной раме кровати.       Ужас, тревога, чувство вины и скука боролись внутри неё за господство в течение последних нескольких недель. Когда её только схватили, она думала, что её взяли в заложницы, и солдаты надеялись получить за неё выкуп у премьер-министра Лилит, но эта мысль, как и любая надежда снова увидеть дом, которая у неё была, развеялись в тот момент, когда в её импровизированную тюрьму вошёл Нидхёгг, одетый в военную форму, с холодным взглядом, непохожим ни на что, что она когда-либо видела. Она осталась наедине с сокрушительной правдой о том, что мужчина, которым она так восхищалась, на самом деле оказался предателем, готовым пойти наперекор Судьбе. Как она могла не предвидеть даже намёка на это? Был ли он настолько хорошим актёром, или она просто была слишком глупа, чтобы заметить это? За всё то время, что она провела одна в его палатке, ей больше ничего не оставалось делать, кроме как анализировать каждое мгновение, проведённое с ним, отчаянно пытаясь понять, почему она здесь. Это было мучительно.       — Полагаю, тебя никто не беспокоил, пока меня не было? — холодно спросил он, взяв её за подбородок и приподняв лицо, поворачивая его то в одну, то в другую сторону, оценивая её состояние.       Иветт привезли в лагерь всего за несколько дней до его прибытия, его переворот провалился, но его планы всё ещё шли своим чередом. Её держали в палатке для заключённых, и мало кто сильно задумывался об этом, полагая, что полковник допросит её по возвращению. Однако это заставило некоторых солдат осмелеть.       Когда Нидхёгг решил внезапно навестить её, он обнаружил пару охранников, пытающихся позволить себе некоторые вольности с его маленьким кроликом. Полковник расправился с ними быстро и безжалостно, даже не почувствовав боли кровавого проклятия в своей ярости. Этот инцидент, безусловно, укрепил у солдат убеждение, что с их лидером шутки плохи. Даже Озека на несколько дней держался от него подальше. Но это его не волновало, так как он был слишком занят тем, что переселил Иветт в свои личные покои.       — Нет, прим- нет, сэр, — прошептала она, и сердце чуть не остановилось, когда она осознала, что запнулась.       Он оказал ей милость, проигнорировав её оговорку, вместо этого сняв плащ, прежде чем опуститься на колени, чтобы проверить сложный замок кандалов.       — И не было никаких глупых попыток побега?       Всё, что он получил, — это покачивание головой, но он криво усмехнулся.       Он был слегка впечатлён, когда ей в первый раз удалось взломать замок швейной иглой, которую она спрятала в рукаве. Это было далеко не гениально, но он был удивлён, что у его кроткой секретарши вообще хватило смелости попробовать. Как очаровательно, напуганный кролик поспешил вырваться из пасти голодного волка. Для неё не было никаких последствий, кроме установки более сложного замка и обыска в поисках каких-либо других предметов, которые могли бы помочь в следующей попытке сбежать.       Во второй раз он был менее снисходителен, когда она попыталась сломать замок камнем. Ей действительно удалось повредить его, вынудив его не только заменить ей кандалы, но и усилить охрану вокруг своей палатки. В течение следующих нескольких дней он даже сковывал ей руки за спиной, но прекратил это, поскольку почувствовал, что она усвоила свой урок. Вместо этого он ввёл случайные проверки и ночные обыски, чтобы убедиться, что она полностью приняла своё положение.       Достав из кармана брюк ключ замысловатой формы, он отпёр её кандалы, проводя большим пальцем по видимым вмятинам, которые они оставили на её коже.       — Это для твоего же блага, Иветт, — сказал он. — Север — не место для такого хрупкого человека, как ты. Дикие земли безжалостны, и каждый солдат в стране стремится сделать себе имя, уничтожив наших врагов.       — Возможно… тогда лучше было бы вернуть меня домой, — прошептала она.       Он снова схватил её за подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза.       — Ты думаешь, я не в состоянии защитить тебя?       — Ах… нет, я не это имела в виду…       — Я знаю, что ты имела в виду, и ответ должен быть очевиден. Я взял на себя труд привезти тебя сюда не только для того, чтобы отправить обратно к этим невыносимым слабакам.       Жгучее желание спросить, зачем он всё-таки привёз её, было быстро подавлено, прежде чем оно успело сорваться с её губ. Она уже спрашивала несколько раз, и каждый следующий ответ был ещё более расплывчатым и резким, чем предыдущий, — явный признак того, что Нидхёгг не собирался просвещать её, пока не сочтёт это необходимым.       Поднявшись на ноги, он сурово посмотрел на неё. Иветт машинально встала, раскинув руки в стороны и не сводя глаз с его ботинок.       Медленно и методично Нидхёгг ощупал изодранные манжеты её блузки, его руки уверенно пробирались вверх по её рукам к дрожащим плечам. Тёплое дыхание коснулось её щёк, когда он внимательно осмотрел воротник её рубашки. Он был рад, что не обнаружил в швах ни иголок, ни заколок для волос — его кролик оказался умнее, чем он думал, и он не собирался повторять одну и ту же ошибку дважды.       Тем временем Иветт пришлось сосредоточиться на том, чтобы не раскраснеться и не отшатнуться. Она ненавидела эти обыски не только из-за вторжения в её личное пространство, но и потому, что он был таким непредсказуемым. Иногда он был деловым и спокойным, обращался с ней как с неодушевлённым предметом — прикасался к ней безлично и быстро с этим заканчивал. В других была едва сдерживаемая агрессия, он сжимал её слишком крепко и осматривал каждый сантиметр её тела, как будто искал повод наказать её. Однако самыми худшими днями были такие, как этот — осмотр тщательный, но нежный, прикосновения временами почти ласковые, он не торопится, а тёплые руки часто касались обнажённой кожи её шеи и бёдер. Это напоминало ей о поддразнивании, которые он позволял себя в Королевстве Лилит, когда всего несколько слов, беглый взгляд и самое короткое прикосновение могли превратить её в дрожащее месиво, сбивая с толку своими намерениями и одновременно разжигая огонь её тайных фантазий.       К сожалению, похоже, это был один из таких дней.       Большие, сильные руки обхватили секретаршу за талию, поглаживая по бокам, прежде чем похлопать по спине. Острые выступы её рёбер заставили его заметно нахмуриться.       — Ты нормально питаешься?       — Д-да, — заикаясь, произнесла она.       — Я знаю, что ты лжёшь. Я очень рассержусь, если ты вынудишь меня отказаться от своих обязанностей только для того, чтобы присматривать за твоим питанием.       Тяжело сглотнув, она кивнула, зная, что это не пустая угроза, и он наверняка придумает какой-нибудь своеобразный способ наказать её за непослушание.       Затем он ощупал её грудь, пытаясь найти что-нибудь, что могло быть спрятано под кремовыми оборками. У него едва не вырвался смешок, когда её резкий вздох достиг его ушей. Ночные обыски были задуманы как наказание, средство контролировать её, но он должен был признаться самому себе, что ему нравился эта новая сторона её заключения. Это не только держало его маленького кролика в узде, но и давало ему отличный повод коснуться её мягких изгибов. Поддразнивать её всегда было его не таким уж и тайным удовольствием, когда он притворялся премьер-министром Королевства Лилит, но это было всё, что он мог позволить себе тогда. Такая милая маленькая забава, как она, легко могла стать опасным отвлекающим манёвром, и это помешало бы его миссии.       Теперь, когда его цели были практически достигнуты, у него появился повод провести руками по её миниатюрному, хрупкому телу. На самом деле, теперь она была желанным развлечением; ежевечерним средством отвлечь его от планов сражений, экспериментов и тренировок. Это было одновременно и наградой за хорошо выполненную работу, и новым, восхитительным испытанием его самоконтроля. Каждая ночь искушала его зайти немного дальше, насладиться призом, который он заслужил. Сжимая её бедра и проводя пальцами по пояснице, он представил, какие звуки она издавала, если бы между ними не было этих нескольких тонких слоёв ткани. В самые мрачные моменты он подумывал о том, чтобы потребовать обыска с раздеванием или надеть ошейник с поводком на её бледную шею. Он пригрозил ей этим после второй попытки побега, наслаждаясь тем, как его скромная ассистентка ахала и умоляла его не заходить так далеко. Её слабость взывала к хищнику в нём, и она никогда по-настоящему не осознает, насколько близка была к тому, чтобы быть съеденной.       Запустив пальцы в перчатках в пряди её коротко подстриженных волос, он слегка потянул, заставляя её поднять на него глаза.       — Твоя одежда износилась, — сказал он как ни в чём не бывало, карие глаза практически сверлили её серые. — Я приготовил для тебя что-нибудь более подходящее.       Несмотря на его желание избавить Мираленд от этих нелепых битв стилистов, это не означало, что ему по-прежнему не нравилось заниматься дизайном. Создание одежды было естественным для его скрупулёзного, ориентированного на детали ума. Он уже мог представить Иветт в длинном чёрном бархатном пальто с манжетами и воротником, подбитыми мягким белым кроличьим мехом. Под ним была бы облегающая рубашка с длинными рукавами в сочетании с ожерельем в форме сердца. Она была такой мягкой и хрупкой, словно нуждалась в чём-то, что защищало бы её от нежелательных людей, а ожерелье дало бы ей понять каждый раз, когда она смотрелась в зеркало, где и с кем её место.       Она начала протестовать, но прижатый к губам палец заставил её замолчать. То, как легко он мог контролировать её, одновременно приносило удовлетворение, но иногда и разочаровывало. Она всегда была такой покладистой, когда была его секретаршей, милой и стремящейся угодить ему. Это облегчало жизнь во время его обмана, но здесь, на Севере, где тысячи солдат подчинялись каждому его приказу, такая уступчивость могла стать утомительной.       Иногда у него возникало искушение «случайно» уронить ключ от её кандалов, дав этим самым ей шанс сбежать. Было бы интересно посмотреть, будет ли она просто дрожать в палатке, слишком напуганная, чтобы рисковать наказанием в третий раз, или же она с радостью воспользуется случаем, дав ему шанс выследить её. Его кровь забурлила от этой мысли, и ему нравилось ощущение, что он не был вполне уверен в том, как она отреагирует.       Но он бы этого не сделал. Как бы это ни было захватывающе, один кролик в руках лучше двух в кустах, и он был достаточно умён, чтобы понимать, что, если она сбежит, всегда есть шанс, что он может её потерять.       Палец скользнул вниз по её подбородку к шее, слегка задержавшись на пульсирующей вене. Ему нравилось чувствовать, как сильно и быстро бьётся её сердце даже через его перчатку. Это напомнило ему о кроликах, которых он ловил чтобы не умереть с голоду, будучи сиротой, о том, как их сердца колотились с почти головокружительной скоростью, прежде чем он сворачивал им шеи.       Отступив назад, прежде чем у него возникло искушение проверить, сломается ли Иветт так же легко, он сел на кровать напротив неё, наконец сняв шляпу и шпагу. Белая прядь в его темной чёлке упала на карие глаза, отбрасывая на них тень.       — Я полагаю, что тебе очень скучно из-за того, что нечего делать целый день. Я уверен, что весь этот досуг приводит в замешательство по сравнению с тем, как усердно я всегда изматывал тебя ранее.       Неловко откашлявшись, она попыталась проигнорировать его намёк. Казалось, что, несмотря на множество перемен, через которые он прошёл, ему всё ещё нравилось дразнить её. Сколько раз он намекал, что она надела определённый наряд, чтобы привлечь его внимание? Или спросил, считает ли она, их совестную работу допоздна ночными свиданиями? Ему определённо нравилось раздувать слухи, которые ходили по офису.       — М-может быть, немного.       — Ты усвоила свой урок, о бесполезности побега?       Когда она просто кивнула, но он резко прищурился.       — Я хочу услышать, как ты это скажешь вслух.       — Я-я усвоила свой урок. Я больше не буду пытаться сбежать.       Кивнув, он открыл сумку, которую принёс с собой.       — Тогда я не вижу причин отказывать тебе в нескольких земных благах.       Он вытащил пару книг в твёрдом переплёте, несколько карандашей, сборник головоломок судоку и кубик Рубика. Она попыталась скрыть своё рвение к разгадыванию головоломок; скука медленно сводила её с ума, и наличие чего-то, чем можно было бы занять свои мысли, могло бы просто отвлечь её от переживаний из-за неправильного представления о своём бывшем боссе.       То, как загорелись её глаза при виде этих предметов, не ускользнуло от внимания Нидхёгга, но он ничего не сказал, просто бросил ей свёрток ткани, прежде чем откинуться на спинку кровати, чтобы понаблюдать за её реакцией.       Иветт возилась с предметом, едва удержав в руках, пытаясь не дать ему упасть на пол. И хотя пол был безупречно чист, как и следовало ожидать от личных покоев полковника, но она не хотела рисковать, случайно проявив к нему неуважение. Наконец-то раскрыв его, она ахнула от увиденного.       Это было чёрное облегающее платье, за которое он однажды отчитал её. Это был невероятно смелое отхождение от её обычного наряда: вырез не был откровенным, но даже так он открывал больше, чем её рубашки с высоким воротником, и оставлял её руки полностью обнажёнными. Проблема заключалась в подоле, который едва доходил до середины бедра, даже на её миниатюрной фигуре. Она ждала, что он даст ей пару чулок или даже какие-нибудь короткие шорты, но он просто скрестил руки на груди.       — Вы… хотите, чтобы я надела это?       — У меня нет привычки швырять в людей случайные предметы одежды, Иветт. Конечно, я хочу, чтобы ты это надела.       — Но… — пробормотала она, запинаясь.       — Теперь, когда мне не нужно беспокоиться о том, что другие мужчины вожделеют тебя, я не вижу причин возражать. В конце концов, мы здесь только вдвоём, — ответил он низким и хрипловатым голосом, а в его глазах мелькнул едва уловимый огонёк.       — Мне будет холодно, — слабо возразила она, и по её коже пробежали мурашки, которые не имели никакого отношения к температуре.       — Если в палатке будет сквозняк, ты можешь завернуться в одеяла. Если только ты не предпочитаешь, чтобы мы делились теплом наших тел? — Писк, вырвавшийся из её горла, почти заставил его рассмеяться, а её возмущённое выражение лица с лихвой стоило тех усилий, которые потребовались, чтобы раздобыть это платье. — Это только временно. В течение недели мы переедем на новое место, и к тому времени твоя новая одежда будет готова. У меня нет желания терять тебя из-за обнаружения.       — Возможно, я могла бы остаться в своей обычной одежде до тех пор, — кротко сказала она.       Нидхёгг покачал головой.       — Считай это мерой предосторожности, чтобы ещё больше отговорить тебя от повторных попыток побега. Ты бы и в своей обычной одежде далеко не ушла, но в этом ты даже из палатки не выйдешь.       — Понятно, — пробормотала она, трясущимися руками кладя платье на кровать.       Она переоденется в это позже. Она не была до конца уверена, что он сделает, если она откажется его надеть, но была уверена, что это будет неприятно. В её сознании возник образ того, как он голыми руками срывает с неё костюм, и она вздрогнула при этой мысли.       Встав, он подошёл к ней, чтобы провести пальцем по потёртым оборкам её воротника.       — Кроме того, в этом платье меньше мест, где ты могла бы спрятать «опасные предметы». Если, конечно, ты не хочешь продолжить наши ночные обыски?       — Нет, сэр!       — Тогда ты наденешь то, что я тебе скажу. — Уголок его рта чуть приподнялся. — Ты никогда не была такой непослушной в Королевстве Лилит. Ты ведь понимаешь, насколько я был великодушен, не так ли?       — Великодушен? — спросила она, и слова сорвались с её губ прежде, чем мозг успел их остановить. — Что Вы сделали такого великодушного? — В ужасе она зажала рот руками, как будто могла вернуть их обратно, чем они достигнут его ушей.       Выражение лица Нидхёгг оставалось безэмоциональным, но он поймал тебя на том, что её возмущение немного позабавила его.       — Заключённые не получают столько удобств, сколько есть у тебя, Иветт. Я обеспечиваю тебя качественной одеждой, в то время как большинству заключённых приходится терпеть непогоду в лохмотьях. Я предоставил тебе твою собственную кровать в моих покоях, хотя мог бы легко заставить тебя спать на полу. Я даже пролил кровь своих людей, чтобы защитить тебя.       Её маленькое тело дрожало, даже когда изящные ручки сжались в кулаки и уныло опустились по бокам.       — Да, Вы сделали это. И… я слышала, что Вы также убили Лунар из Облачного города.       — Она стояла между мной и моими целями. У меня не осталось выбора.       Молодая секретарша не могла сдержать горячих слёз, навернувшихся на её серые глаза.       — Как Вы можете так говорить? Именно из-за этого у нас проводятся конкурсы стиля! Пролитие крови…       — …совершенно естественно и отделяет слабых от сильных. Эти соревнования — опора, способ, с помощью которого люди, слишком слабые, чтобы руководить, получили власть, в то время как те, кто более достоин её, должны оставаться в их тени. Я спасаю эту страну от неё самой.       Ровные белые зубы впились в мягкую плоть её нижней губы, и Нидхёгг поймал себя на том, что очарован этим. Прикусит ли она губу так сильно, что пойдёт кровь? Останется ли кровь на её губах, как блеск, или капнет на блузку? Каково было бы прикоснуться к её губам, если бы он наклонился и завладел ими?       Со своего самого первого убийства он находил кровь завораживающей. А поскольку в Мираленде было так мало насилия, видеть, как человек истекает кровью, было исключительно редкостью.       И почему-то мысль о том, что Иветт прольёт кровь, пускай и свою собственную, казалась одновременно кощунственной и неописуемо привлекательной.       Последовал напряжённый момент молчания, прежде чем он сказал:       — Я вижу, что ты о чём-то думаешь. Скажи о чём.       — Мне было интересно, — прошептала она, — кто спасёт Мираленд от Вас?       Он невесело усмехнулся.       — В самом деле, кто же? Я полагаю, ты та, у кого больше всего шансов покончить со мной, не так ли? — Вытащив из-за пояса маленький блестящий кинжал, он задумчиво покрутил его в руке. — Твои цепи позволяют тебе свободно передвигаться по палатке. Я храню поблизости много подобного оружия. Мы спим всего в паре метрах друг от друга. Ты легко можешь перерезать мне горло посреди ночи, и я был бы бессилен остановить тебя.       Она выдохнула:       — Я не смогла бы…       — А возможно и смогла бы. Чтобы убить человека, много не требуется много сил, по крайней мере физически. — Шагнув вперёд, он сократил расстояние между ними, слегка прижимая кончик ножа к мягкой плоти под её подбородком. — Люди удивительно хрупки. Требуется лишь небольшое давление, чтобы порезать кожу. И ещё немного, чтобы разрезать мышцы до самой кости. Если бы ты вонзила нож мне в глаз, прямо в мозг, это было бы ещё более совершенное убийство. Даже такая малышка, как ты, могла бы это сделать.       — Ах… нет… Я не смогла бы…       — Нет? Даже для того, чтобы спасти Мираленд? — Он убрал лезвие от её подбородка, вместо этого прикоснувшись холодной сталью к её щеке, слегка ухмыльнувшись, когда она инстинктивно отпрянула от его прикосновения. Его пульс участился в предвкушении. — На самом деле самая трудная часть убийства — ответная реакция. Чтобы вынести это, требуется огромная психическая и физическая стойкость. Такой маленький кролик, как ты, вероятно, упал бы в обморок от ужаса. Но это не значит, то чтобы у тебя не хватило мужества совершить целенаправленное убийство.       Громко сглотнув, она вцепилась в одеяла под собой, как в спасательный круг.       — Нет, не хватило бы.       Быстрый и мощный, как волк, подстерегающий свою добычу из засады, Нидхёгг бросился вперёд, отбросив свою изящную секретаршу назад и прижав её к кровати, легко захватив её маленькие хрупкие запястья одной рукой. Когда она инстинктивно начала сопротивляться, он крепко прижал нож к её яремной вене, его холодные глаза пристально сузились.       — Тогда как насчёт самозащиты? — хрипло прошептал он. — Что бы ты сделала, Иветт, если бы я чуть сильнее прижал это лезвие к твоему горлу? Стала бы ты сопротивляться? Попытаешься убить меня в ответ? Или ты бы лежала там и позволила мне забрать твою жалкую жизнь?       Ответ автоматически сорвался с её губ, ещё до того, как она успела его обдумать.       — Я-я бы позволила Вам убить меня.       Он нахмурился, выглядя почти разочарованным.       — И почему это? Потому что ты знаешь, что у тебя не было бы никаких шансов? Быть может, тебе повезёт.       Дрожа под ним, она пыталась сохранять спокойствие, но это было трудно, учитывая обстоятельства. И вообще, зачем она это сказала? Пускай, это и было правдой, но это не означало, что было разумно об этом сказать.       Его выжидающий взгляд дал ей понять, что это был не риторический вопрос, и она поймала себя на том, что пытается придумать ответ. Убивать было просто неправильно. Но как объяснить это человеку, готовому на всё, чтобы претендовать на власть? Сглотнув, она всхлипнула:       — Ах… Я не смогла бы жить с этим… если бы убила Вас.       — Потому что я тебе небезразличен? Или тот человек, за которого ты меня принимала? Возможно, ты думаешь, что я могу получить искупление, и ты могла бы показать мне ошибочность моих поступков, — усмехнулся он, отводя взгляд от её красивого лица и сосредотачиваясь на её шее. Острие лезвия чуть сильнее прижалось к её яремной вене, рассекая нежную кожу ровно настолько, чтобы тонкая струйка крови показалась на поверхность.       Лёгкая боль пронзила его грудь в тот момент, когда выступила рубиновая жидкость, но он легко отодвинул её в сторону. Было так много более интересных вещей, на которых следовало сосредоточиться, кроме Кровавого Проклятья. Например, то, как вздымалась и опускалась грудь Иветт под её простой блузкой. Полковник почувствовал, как напряглись её руки в его хватке, когда она сжала кулаки, явно разрываясь между борьбой или бегством. Он на мгновение задумался, чего она больше испугалась — ножа или того, насколько близко друг к другу они были. Жар проникал сквозь их одежду, и во время борьбы он просунул одно колено между её ног, отчего юбка-карандаш задралась и обнажила гладкую, бледную кожу верхней части бедра.       В конце концов, что привлекло его внимание, так это то, как рубиновые капли стекали по бокам её шеи, создавая нечто вроде жутковатого ожерелья. Его ноздри раздулись от запаха металл, искушая наклониться и провести по ним языком.       Из её глаз потекли слёзы. Это было предрешено заранее, но Иветт знала, что он не покается. Он использовал её, убил Лунар и намеревался ввергнуть мир в войну. И хотя её разум смирился с этим, её неразумное сердце всё ещё цеплялось за образ мужчины, которым он притворялся.       Именно это заставило её попытаться образумить его, надеясь, что он, по крайней мере, всё ещё мужчина, а не чудовище. Сделав глубокий вдох, несмотря на то, что из-за этого нож ещё чуть глубже вошёл в неглубокую рану, она заставила себя заговорить. Она отчаянно искала слова, которые могли бы достучаться до него. Наконец, она заявила:       — Убивать — это трусость.       Его внимание снова было приковано к её лицу, Иветт задрожала под тяжестью его пристального взгляда.       — Если… если ты убьёшь кого-нибудь, они не смогут снова бросить Вам вызов. Вы не оставите им ни малейшего шанса, когда-нибудь стать достаточно сильными, чтобы победить Вас. Если… если Вы готовы убить своего противника, это звучит так, как будто… ну, словно Вы боитесь, что это может произойти.       Сглотнув, она запнулась, теряя самообладание, когда полковник изменил позу, нависнув над ней, холодные коричневые глаза сверлили невинно-серые.       — Я бы назвал это скорее прагматичным, чем трусливым, — беспечно ответил он. Убрав нож от её горла, он вместо этого вонзил его в матрас прямо у её головы, снова ухмыльнувшись, когда она ахнула и дёрнулась в бок. Свободной рукой он схватил её за подбородок, приподняв её лицо так, что их дыхание смешалось. — Я мог бы убить тебя, Иветт, не сомневайся. Я привёз тебя сюда по своей прихоти. Я нанял тебя, потому что подумал, что ты можешь оказаться хоть немного полезной. Но у тебя нет настоящей ценности. Твоя жизнь в моих руках, и я вполне готов лишить тебя её, если ты станешь мне неугодна.       — Проклятие крови…       — Да, это сделает убийство болезненным для меня. Вот почему я предпочёл бы не убивать тебя без необходимости. Но война идёт рука об руку с болью. Если ты не способна этого вынести, ты не заслуживаешь того, чтобы выжить. И ради победы нужно идти на некоторые жертвы. Ты это понимаешь?       От его бессердечных слов, вся Иветт жизнь промелькнула у неё перед глазами. Драгоценные моменты, которые у неё были в детстве. Все те разы, когда она плакала из-за глупостей, и как родители утешали её, говоря, что она сильнее, чем думала.       Она вспомнила своё интервью с премьер-министром, которое, как она думала, она никогда не пройдёт, только затем, чтобы на следующий день ей предложили место рядом с ним. Те долгие часы, что они проработали вместе, организуя мероприятия и обеспечивая выполнение обязанностей Королевы, чтобы она могла сосредоточиться на своём здоровье. Впервые надев свой обычный деловой костюм, она наконец-то почувствовала, что больше не маленькая плачущая девочка.       Все те моменты, когда дразнил её, промелькнули у неё в голове. Тот раз, когда она встретилась с офицером Орландо, и то, как нахмурился её босс, когда она выразила своё восхищение офицером. Сколько раз он уводил её от принца Ройса, когда тот флиртовал с ней, большая тёплая рука Нидхёгга надёжно покоилась на её талии. Она чувствовала себя так уверенно в его присутствии, краснея от его слов, хотя втайне испытывала трепет оттого, что была в центре его внимания.       Тепло наполнило её при воспоминании о Никки и её друзьях. Она с позором проиграла розововолосой девушке в том первом конкурсе стилистов, но Никки была такой милой, и потом приветствовала её как подругу. Эта девушка была воплощением того, за что стоял Мираленд: излучать мир и доброту, разрешать споры так, чтобы не навредить другим, изящно побеждать и поощрять окружающих быть лучше.       Наконец, она вспомнила засохшую кровь на униформе Нидхёгга, когда он впервые вошёл в её тюрьму. Холодная, непривычная твёрдость в его глазах. Лёгкая усмешка, пробежавшая по его лицу, когда свежая кровь забрызгала его пальто, когда он спас её, прежде чем снова превратиться в маску стойкости.       Незнакомая волна решимости разлилась от её сердца по венам. Собрав воедино все остатки мужества, которые у неё были, она ответила:       — Я думаю, Вы боитесь.       Его глаза только слегка расширились, но она знала, что для него это было равносильно разинутому рту. После минуты ошеломлённого молчания он сказал:       — Боюсь? Такого маленького существа, как ты?       — Проявления слабости. Обратная реакция влияет на Вас, и Вы не сможете скрывать это вечно. Если Вы продолжите убивать, будет становиться только хуже и хуже. Это ослабит Ваш контроль, отвлечёт Вас и может привести к тому, что Вы совершите решающую ошибку. Ту, которой кто-нибудь обязательно воспользуется.       — И ты думаешь, что именно твоя смерть будет этой ошибкой? — спросил он, слегка, но в любопытстве изогнув бровь.       — Нет, но… но, если это каким-то образом поможет Никки, леди Кими или офицеру Орландо остановить Вас, я не буду возражать. — Воспоминание о хороших людях, сражавшихся за мир в Мираленде, вселило в неё надежду. Нидхёгга так или иначе будет побеждён, пока найдутся стилисты, готовые противостоять ему. Гордо вздёрнув подбородок, она заявила: — Так что нет, я не убью Вас. Вы уже делаете это сами.       — Иветт… — Мрачная ухмылка исказила лицо Нидхёгга, напугав пойманную в ловушку секретаршу. — Кто ж знал, что у моего маленького кролика есть зубки? — С этими словами его губы прижались к её губам, не давая пощады и жадно беря то, в чём он так долго отказывал себе. Она сопротивлялась, пытаясь отстраниться, но Нидхёгг отказался сдаваться.       Её губы были мягче любого шёлка, с которым он когда-либо работал, гладкие, как кожица сливы, и раза в два слаще. Проведя пальцем по напряжённой складке её рта, он потребовал, чтобы она приняла его, но она держалась твёрдо, отвергая его молчаливый приказ. Нидхёгг почувствовав, как это странно взволновало его; он никогда бы не подумал, что у неё хватит наглости сопротивляться.       Когда кислород в его лёгких начал заканчиваться, он отпустил её губы и, встретившись с её потрясёнными глазами, зубами стянул перчатку со своей свободной руки. Не в силах больше сопротивляться, его горячая рука скользнула под её блузку, наслаждаясь пьянящим ощущением прикосновения кожи к коже, в то время как его рот сосредоточился на посасывании и покусывании бледной шеи, украшая её ярко-красными отметинами, пока Иветт дрожала и хныкала под ним.       — П-прекратите, — всхлипнула она, отворачиваясь. — Я не хочу этого.       — Ты всегда хотела этого, — соблазнительно прорычал он, слизывая языком последние следы крови на её коже, в то время как грубые подушечки его пальцев скользили по её маленьким, мягким, как лилия, грудям. Дрожь пробежала по его спине от вкуса крови; конечно, у это был обычный медно-металлический привкус, но это был такой запретный вкус, особенно от неё, что он был опасно близок к тому, чтобы послать к чёрту последние остатки его самообладания. — Ты знаешь, каким убедительным я могу быть, точно так же, как я знаю, насколько ты восприимчива к моим ухаживаниям.       Она ненавидела то, что он не был не прав. Как бы сильно её разум ни кричал, что он убийца, чудовище, его руки были тёплыми и уверенными, а рот горячим и влекущим. Её тело подчинялось ему, а разбитое сердце болело за мужчину, которым он когда-то притворялся, заглушая и предавая все её рациональные мысли. Однако её язык и разум всё ещё были связаны между собой.       — Теперь я знаю, кто Вы! — воскликнула она, выгибая спину. — Я больше не позволю Вам дурачить меня.       Сев, Нидхёгг отпустил её запястья, но лишь только для того, чтобы схватить за бёдра, заставляя её оседлать его колени. Глядя на неё сверху вниз, было забавно, что её макушка доставала только до кончика его носа. Она была такой маленькой и беспомощной.       — Мне не нужно тебя дурачить. Твоё тело довольно охотно откликается на мои прикосновения, даже несмотря на то, что ты знаешь, что мои руки запятнаны кровью.       Как бы доказывая свою точку зрения, его рука нежно погладила обнажённую кожу внутренней стороны её бедра. Ладонь его была горячей, как клеймо, в то время как его пальцы ласкали чувствительную плоть, наслаждаясь тем, как она инстинктивно выгибалась навстречу ему от удовольствия.       Страх и стыд исказили её лицо, когда она задрожала от желания прижаться к нему, а руки не могли сделать ничего, кроме как вцепиться в лацканы его униформы.       — Пожалуйста…       — Пока ты слишком слаба, чтобы вернуть свою свободу силой, ты моя, и я могу делать с тобой всё, что захочу. Если это тебя хоть немного утешит, то в одном ты была права. — Наклонив шею так, чтобы его губы ласкали её ухо, пока он говорил, он прошептал: — Убийство тебя не послужило бы никакой цели, кроме как предоставить моим врагам лазейку. Так что вместо этого я собираюсь держать тебя поближе. Оберегать тебя. И я собираюсь с удовольствием наблюдать, как ты либо подчинишься моей воле, либо сломаешь свою решимость.       — Что Вы имеете в виду?       Вместо ответа он притянул её к себе для ещё одного глубокого поцелуя, на этот раз медленного и нежного, языком и губами уговаривая её поддаться. Каким-то чудом ей удалось устоять, но она не смогла подавить горячий румянец, разлившийся на её щеках, или то, как сжались её ноги, когда его бедра чувственно прижались к ней. Всхлип, одновременно испуганный и нуждающийся, вырвавшийся из её горла, побудил Нидхёгга слегка прикусить её нижнюю губу, отчего её слегка покалывало от незнакомого ощущения.       Когда он отстранился, на его лице была довольная волчья ухмылка.       — Я бы посоветовал тебе поскорее переодеться. Я прикажу своим солдатам убрать твою раскладушку.       Задыхаясь, она воскликнула:       — Зачем?       Схватив рукоятку ножа, он вспорол матрас, проделав неровную дыру.       — Она пришла в негодность, и я не вижу причин для того, чтобы две кровати занимали много места, когда мы легко можем разделить одну.       — Я не…       Глядя на неё сверху вниз, он одарил её дразнящей улыбкой, так похожей на те, что он дарил в прошлом, если бы не пугающий и жгучий блеск в его глазах.       — Ты беспокоилась о том, что тебе будет холодно, не так ли? И таким образом я могу гарантировать, что ты не попытаешься сбежать посреди ночи. Или, если ты когда-нибудь передумаешь, у тебя будет прекрасная возможность убить меня.       — Ах… Я уже говорила Вам… Я не буду…       — Тогда у тебя нет силы остановить меня. Когда-нибудь ты поймёшь, что настоящая власть должна быть в правильных руках. — Он встал на ноги, держа её в руках прежде чем бросить на свою кровать. Посмеиваясь над её смущённым писком, он вернул на место кандалы, пробормотав: — А пока, я думаю, мне понравится играть со своим милым маленьким кроликом.