История влияющая на историю

Серёже семнадцать и в семнадцать у Серёжи всё было хорошо. Но его субъективный подростковый взгляд уж точно. В его жизни были любящие и поддерживающие родители. В его жизни было приемлемо сданные экзамены, которые без проблем помогут поступить, куда он хочет и он поступает. Серёже семнадцать и у него счастливая жизнь. Он учиться в университете на сценариста, бегает с одной подработки на другую, в перерывах забегая к друзьям на открытые микрофоны, забегая в общагу поспать, а потом бежит на пару по истории, на которую он уже безбожно опаздывает. Антону Андреевичу двадцать пять лет, и он виртуозно играет на знаниях студентов, преподавая историю. Он рассказывает, как Рюрик оказался на Руси, что случилось родом Рюриковичей, что Фёдор Романов один из его любимых царей и что лучше, чем при Александре II уже не будет и советует будущим сценаристам сходить на «Один восемь восемь один» в Александрийском театре. Им понравится. Как сценаристам. Антону Андреевичу двадцать пять и сегодня ему надо принять экзамен у сценаристов, завершив первый семестр и улететь на законные Рождественские каникулы к маме в Воронеж. И если ещё кто-нибудь скажет ему, что даты Дворцовых переворотов это с 1821 до 1796 (ага, вот так), то он кого-нибудь отправит на пересдачу без какой-либо попытки помочь. Антону Андреевичу двадцать пять, и перед ним последний отвечающий, с падающей чёлкой на карие глаза с длинными ресницами, и он надеется, что они в этом кабинете, хотя бы не до завтра. Серёже исполнилось восемнадцать и у него первая сессия. Последним предметом на сессии стала история, и он не уверен, что он всё это вывезет. Как минимум, потому что на половину пар он безбожно опаздывал, Антон Андреевич, их преподаватель, смирял его грустно-безнадёжным взглядом и просил садиться. Серёже восемнадцать и у него перед глазами билет про Александра II, его внутреннюю и внешнюю политику. А Серёжа в никакой политике не смыслил. Не во внешней, не во внутренней. Он смыслил только в том, чтобы придумывать сценарии, но вряд ли он сможет придумать сценарий к правлению императора, который существовал в реальной жизни. Но он попробует. Он, что, зря ходил на тот спектакль, что советовал преподаватель. Антону Андреевичу двадцать пять и перед ним сидит восемнадцатилетний Серёжа, который рассказывает ему смесь из реальности, спектакля, который он советовал сценаристам и откровенной выдуманной чушью. Но стоит отдать парню должное — свою ерунду он говорит чётко и уверенно. Антону Андреевичу двадцать пять, и он тяжело вздыхает и задаёт парню всего один, последний вопрос по теме: «Как сын Александра II, Николай, продолжил реформы отца?». Серёже восемнадцать и он знает, что в спектакле не было никакого сына Николая. — Так у него сын Александр был. — А Николая не было? — Ну. нет. Антону Андреевичу двадцать пять, и он ужасно устал и хочет домой. В Воронеж. — Николай был. Но не правил, тут вы правы, правил Александр III. Тройка подойдёт, Шевелев? Серёже восемнадцать и ему уже неважно, что тройка лишит его стипендии. Ему важно, чтобы весь этот Ад закончился, так что он уже на всё согласен. Антону Андреевичу двадцать пять и у него новый семестр со сценаристами. У него снова эти большие карие глаза, которые закрывает длинная чёлка и ужасно длинные ресницы. Серёже восемнадцать и у него новый семестр и пары у Антона Андреевича, которые он с начала ни разу не пропустил. Он на них теперь чуть ли не бежит, чтобы услышать смех преподавателя на его шутку и скромно улыбнуться, когда Антон Андреевич напоминает ему, сколько он всего выдумал, пока сдавал экзамен. Серёже восемнадцать и он бегает за преподавателем, спрашивает про историю, а Антон Андреевич говорит, что пары надо было посещать, но всё равно рассказывает. Спрашивает, зачем ему, а Шевелев отвечает, что пишет исторический сценарий. Они проводят всё больше времени вместе после пар, изучая исторические события и пытаясь найти, что же подойдёт студенту. Серёже восемнадцать и у него сердце выпрыгивает из груди, когда он видит историка, а когда преподаватель ему улыбается, то его сердце вообще хочет сделать сальто и убежать вперёд по университетским коридорам. И ему ужасно страшно, он в панике, ведь он совсем не знает, что делать с этим выпрыгивающим сердцем. Он от Антона Андреевича то убегает, в панике придумывая новую причину, почему он сегодня не придёт, то со сверхскоростью несётся на его пару лишь бы его увидеть. Антону Андреевичу двадцать пять и он каждый вторник, и четверг занимается со студентом его мифическим историческим сценарием. Парнишка убеждает, что сценарий и правда существует, он просто не готов показать. Так они и остаются в его кабинете среди горы записей и книг. У Серёжи всё такая же красивая длинная чёлка, красивые чёрные ресницы, выразительные глаза и заразительная улыбка. И по его носу так приятно щёлкать, когда тот ошибается в своих теориях. Антон Андреевич и сам не замечает, как влюбляется в мальчишку, что бегает к нему после пар. Антону Андреевичу двадцать пять и он прекрасно замечает, что до этого приставучий мальчишка, теперь шарахается от него, как от огня, убегает и придумывает оправдания, почему он сегодня не может продолжить работу над сценарием. Он прекрасно замечает, что мальчишка продолжает первым прибегать на его пары, скромно улыбаться и по минуте смотреть на него, игнорируя заданный вопрос, потому что преподаватель ему улыбается. Антону Андреевичу двадцать пять, и он умеет складывать два плюс два. Серёже восемнадцать и он идёт по стенке в университете. Сегодня вторник и Антон Андреевич продолжает его ждать в своём кабинете, хоть Серёжа и бегает от него уже недели две, а то и три. Но хождение по стенке ему не помогает, только ловят за руку и говорят: — Идём. Серёже восемнадцать и ему страшно, хочется убежать. Но преподаватель уверено идёт в свой кабинет и ждёт, когда Серёжа осмелиться войти, а когда это всё-таки происходит, то дверь закрывается и, судя по щелчку, закрывается она ключ. Антону Андреевичу двадцать пять и он не любит играть в догонялки. Он любит решать проблемы сразу, как только они в его жизни появились. А решить можно всё. — Сергей. — Да? Серёже восемнадцать и ему тревожно. — Сергей, понимаете, я не люблю, когда со мной играют в догонялки. Но понимаю, откуда желание в них поиграть могло взяться. Взаимоотношения людей — это сложно, особенно, если они подкрепляются стереотипами, навязчивыми мыслями, что когда-то заложила общественность. И когда твои эмоции и чувства выходят за рамки стандартных эмоций, одобряемыми обществом, то тебе кажется, что они совершенно не к месту, что их быть не должно, что их надо запретить и закрыть в себе, не выпускать, а от причины этих эмоций нужно избавиться. Так вот, Сергей, у меня есть вопрос, я — эта причина, от которой вы бежите? — Я. да. — Сергей. Сейчас будет очень прямой вопрос. Морально приготовьтесь. Антону Андреевичу двадцать пять и ему тоже страшно. — Вы в меня влюблены? Серёже восемнадцать и у него внутри всё скачет то вверх, то вниз, он не знает, что ответить, только хватает ртом воздух, в попытке не задохнуться и не заплакать, но второе не получается. И предательские слёзы катятся по красным щекам, а руки пытаются спрятать эту картину от учителя, который не услышал ответ на свой вопрос, но ему он и не нужен. Антону Андреевичу двадцать пять и он обнимает студента, шепча ему слова, поддержи и, гладя спину, чтобы хоть как-то помочь ему в его вырвавшихся эмоциях. — Я тоже, Серёж. Я тоже в тебя влюблён. Серёже восемнадцать и он поднимает свои заплаканные глаза и с удивлением смотрит на преподавателя, а когда получает в ответ на взгляд кивок и улыбку, то снова утыкается в чужую грудь и продолжает плакать. Антону Андреевичу двадцать пять, а Серёже восемнадцать и у них всё взаимно. Первый говорит, что им придётся подождать. Он говорит, что они подождут до Серёжиных двадцати, чтобы он мог за эти два года передумать. Чтобы он смог убедиться, что это не подростковая влюбленность, и он полностью уверен, что влюблён в Антона, а не в выдуманный образ. Младшему ждать не хочется, но Антон очень просит немного подождать и Серёжа думает, что он сможет. Он подождёт. Антону Андреевичу двадцать шесть и у него есть девятнадцатилетний Серёжа. Который прибегает к нему после пар, сразу залетая в его объятия, даже не беспокоясь о других, пока Антон высматривал, чтобы никто к ним не зашёл. Который залетает в квартиру старшего, чтобы понежиться на диванчике и посидеть на чужих коленях, пока Тоша проверяет контрольные своих студентов. Который пытается хотя бы чмокнуть Антона в губы, несмотря на договорённость подождать и расстраивается, когда не получается и дует губы, а светловолосый только ярко улыбается и щекочет подбородок. Серёже девятнадцать и он ждал, но бегать не перестал. Налетал на Антона с объятиями, грелся в них, не заботясь ни о ком другом. Когда у младшего был плохой день приходил к старшему домой делать проекты, писал сценарии и давал их почитать Антону, спрашивая его мнению. Тот брал проекты и карандашом делал правки с Серёжей на его коленях. Серёжа ждал своих двадцати невероятно сильно, чуть ли не скулил и вздыхал, когда смотрел на календарь. Антон Андреевич даже чмокнуть себя не разрешал, только в щёку, а Серёже уже так хотелось чего-то большего. На его взгляд это уже что-то невозможное. Серёже сегодня двадцать. У Серёжи сегодня День Рождения. Двадцать лет. Шевелев при первой возможности бежит к старшему в аудиторию, оглядывается, чтобы там никого не было и снова бежит в чужие объятия. Антон Андреевич мягко улыбается, обнимает, целуя в макушку, и чувствует чужую голову на своей груди, и слышит чуть ли не писк где-то внизу. Шастун ведёт его к машине, куда они едут, Серёжа не знает, даже версий нет. Серёже двадцать и двадцатисемилетний Антон привозит его загород, где младший видит красивый дом. Дом украшен разными гирляндами и никого нет, кроме них. А высокий забор скрывает их от чужих глаз. Они заходят дом тёплый, протопленный. Шевелев радостно смотрит на камин и на столик рядом с камином, Антон говорит у них с в и д а н и е и Серёжа счастлив. Очень счастлив. Сереже двадцать и, оказывается, его парень сам всё приготовил, и дом его, и вот эта бутылка шампанского куплена ещё т о г д а. Они пьют какие-то безалкогольные коктейли, которые Антон намешал, сказав, что шампанское это на вечер. Едят и много говорят о жизни, о них, о том, как всё будет дальше и о том какие они счастливые. Серёже двадцать и вечером, на крыльце, он сидит как на иголках, предвкушая. Когда они смотрят на звёзды Антон целует его сначала в щёку, а когда Серёжа полностью поворачивается, то он целует его в губы. Целует нежно-нежно, одними пальцами держа за подбородок, как будто щекоча его, как обычно он любил делать, Антон целует нежно, посасывая нижнюю губу, а когда заканчивает, то оставляет легкий поцелуй на губах младшего. Серёжа же накрывает их обоих пледом, запуская руки в кудряшки преподавателя, и снова прильнул к губам старшего.

Серёже двадцать, Антону двадцать семь. И над ними мерцают звёзды.