Воспоминание #1 от 23 июня 2003 года.
Когда Гермиона зашла в комнату для допросов, первое что она ощутила — его магию. Это заставило сердце сбиться с ритма, а её саму — с ровного уверенного шага. Словно бы носок её лакированных туфель споткнулся о маленький камушек, вынуждая замедлиться на долю секунды и судорожно выдохнуть. Спустя мгновение она вновь взяла себя в руки и, выдвинув упрямый подбородок, прошла к столу в центре комнаты.
Стол — большой прямоугольный металлический, с железным кольцом ровно посередине, сквозь которое продета тонкая длинная цепочка наручников. Она выглядела хлипкой, способной разорваться от одного рывка (который Гермиона тут же себе невольно представила), и если бы девушка не знала, что она зачарованна на ограничение не только физических, но и магических сил, то непременно бы сбежала. Но вместо этого Грейнджер лишь отодвинула жёсткий стул, ножки которого разорвали тишину мерзким скрипом, села и, наконец, подняла взгляд.
Она часто представляла себе этот момент — с тех пор, как Джарвис дал ей задание месяц назад. Грейнджер повезло (он так и сказал, злорадно усмехнувшись) — она стала тридцатой за последние пять лет, кого отправляли на «задание». Не то чтобы от неё ждали результатов — двадцать девять сотрудников Отдела тайн, Невыразимцев с огромным опытом ведения допросов и отточенной техникой захвата воспоминаний, не справились, чего уж говорить о ней, пусть и подающей надежды, но едва завершившей стажировку волшебнице. Её кинули на этот допрос то ли от безысходности, то ли из-за личной неприязни Джарвиса, конфликт с которым обострился после её особенно жёсткого отказа «обсудить работу» в приватной обстановке его кабинета. Скандал замяли, Джарвиса встряхнули, а её, кажется, пустили в расход на безнадёжное задание.
Так вот — этот момент. Гермиона представляла его много раз, она репетировала его перед зеркалом каждое утро, подбирая не только одежду, но и каждое слово и жест. Она не боялась провала, хотя возможность неудачи и колола самолюбие жгучей занозой. Она боялась
его. Ей казалось, что как только она зайдет в кабинет, как только поднимет взгляд, то утонет в алой ненависти его радужек. Ей чудилось, что из его рта вырвется ядовитое шипение, а глаза обратят её в камень, как уже было однажды очень давно, только в этот раз монстр перед ней будет страшнее Василиска, и ни одна отражающая поверхность не спасёт её от неминуемой гибели.
Реальность же оказалась… разочаровывающей.
Гермиона нахмурилась, сталкиваясь с полным равнодушием на лице монстра. Монстра ли? Перед ней сидел… не старик, нет, пусть прожитые годы и испещрили его восковое лицо тенями усталости. Перед ней — гнусная пародия, чья-то неудачная шутка (Мерлин, она правда на секунду подумала, что это розыгрыш Джарвиса!), стёртый отголосок былого величия — поверженный Тёмный Лорд, заключенный под стражу пять лет назад после битвы за Хогвартс. Все были уверены, что он умрёт тогда, но судьба умеет шутить — не только Гарри обрёл второй шанс. После финального аккорда заклятий, когда пепел осыпался на землю, из него, словно феникс, потянулась бледная тощая рука. Панику унять не удалось — общественность требовала расправы, но по какой-то причине Волдеморта оставили в живых, заточив на самом низком уровне Отдела тайн, в личной тюрьме, иронично соседствующей с комнатой любви. Словно он был Люцифером, обреченным вечно мёрзнуть в ледяном озере Коцит, пока какой-нибудь заблудший Данте не спустится к нему в поисках ответов.
Именно ответы и были нужны Министерству. Воспоминания Тёмного Лорда о его становлении, о путешествиях и магических ритуалах стали волшебным макгафинном всего Отдела тайн, добыть которые стало первоочередной задачей, самой важной, однако совершенно безнадёжной. В случае Волдеморта, прирожденного окклюмента, получить их можно было только добровольно, с согласия допрашиваемого лица.
Пять лет. Двадцать девять Невыразимцев. Ни одного воспоминания.
Гермиона незаметно сжала пальцами ткань своей строгой юбки под столом, отгоняя лишние мысли и сосредотачиваясь на мужчине перед собой. Сейчас он действительно походил больше на обычного мужчину, чем на монстра — тусклая кожа, натянутая на череп, тёмные провалы глазниц с тлеющими алыми угольками вместо зрачков, искривленные в усталой презрительной усмешке тонкие губы. И никакой реакции на её присутствие. Он даже не посмотрел на неё, безучастно буравя взглядом стол.
«Не узнал?» — подумала Грейнджер, испытав то ли облегчение, то ли разочарование. Ей вдруг неуместно вспомнилось, что она ни разу не видела его вот так — прямо, один на один. С чего бы ему узнавать её, помнить о тех шрамах, что по его вине до сих пор отдавали фантомной болью? Это такое странное чувство — осознавать, что вы не равны. Не только в силе или знаниях (видит Мерлин, он был единственным, с кем она бы не решилась посоревноваться), но и в восприятии. Для неё Тёмный Лорд был недостижимой вершиной, пугающей и вызывающей трепет. Волшебник, чьими талантами она втайне восхищалась, хотя и презирала его методы. Их абсолютная полярность взглядов каким-то удивительным образом превращалась в схожесть. Всё определяла цель, разнились лишь способы. И тем не менее, сколько раз она сама пренебрегала правилами и моралью, чтобы достичь желаемого?.. Если бы тогда на первом курсе Гарри и Рон не пошли за ней в туалет спасать от тролля, какова вероятность, что она выбрала бы этот правильный и светлый путь? Гермиона не могла дать однозначный ответ, хотя в глубине души и знала его.
Для Волдеморта же она была… никем. Даже не воспоминанием — смазанностью былого. Неизвестной переменной, которая косвенно повлияла на исход сложного уравнения. Но так даже проще — можно притвориться, что это всего лишь очередной объект для захвата воспоминаний, обычный опасный заключенный, с которым её не связывают болезненная личная история.
Гермиона прочистила горло, прежде чем выдать идеально заученный протокол.
— Допрашиваемый — заключённый 1-S, обвиняемый в создании террористической организации первой степени, массовом геноциде маглорожденных волшебников, покушении на общественный порядок и действующую власть. Допрос ведет Невыразимец Гермиона Джин Грейнджер, — она сделала паузу, чтобы вдохнуть новую порцию воздуха. — Заключённый 1-S, вы понимаете, зачем вас вызвали на допрос? Вы готовы отдать свои воспоминания?
Он даже не шелохнулся, красноречиво растворяясь в тишине. Конечно же, она и не ожидала ответа — насколько она знала, прошлые Невыразимцы испробовали все возможные и невозможные техники, чтобы добыть воспоминания Тёмного Лорда. Однако терпели неудачу. Ей оставалась только догадываться, каким напором они пытались их выбить, что от некогда великого волшебника осталась лишь тень.
Ей бы смириться с очевидным и ожидаемым поражением — девушка и не надеялась на успех. Упёртость в достижении целей любыми способами, свойственная ей в юности, испарилась под гнётом рациональности и взросления. Если честно, после всех событий она и сама стала лишь собственной тенью. Ведь желанного «долго и счастливо» так и не случилось — как бы она не старалась, ей не удалось вернуть память родителям; первая любовь разбилась о разность стремлений и убеждений; лучшие друзья отделились, обзаведясь собственными семьями. Гермиона осталась одна с неоправданными надеждами и пустыми амбициями.
И, наверное, именно это заставило её напряженные плечи вдруг обмякнуть, а твёрдый голос превратиться в тихую мольбу.
— Мистер… Волдеморт, — имя с трудом скользнуло с языка, — вы меня помните?
Безразличное каменное изваяние вдруг шевельнулось. Василиск поднял голову, захватывая её в плен тлеющего алого взгляда. Тонкие губы изогнулись в кривой усмешке. Так улыбается забытое людьми божество, имя которого случайно произносит наивный глупец у алтаря. Так улыбается вмёрзший в лёд Люцифер, заметив вдалеке своего Данте. Так улыбается раненый хищник, к капкану которого подползает глупая дичь.
— Гермиона… — едва различимое шипение показалось иллюзией, игрой мерного шороха тишины. Но Гермиона его услышала.
Воспоминание #4 от 25 июля 2003 года.
Грейнджер приходила к нему ещё три раза. Вязкая тишина окутывала пространство комнаты каждый раз, когда она садилась за стол. Ничего не менялось — они проводили эти часы в молчании. Однако теперь мужчина не казался безразличным, он смотрел. Прямо, не отрываясь и, кажется, даже не моргая. Смотрел и едва заметно улыбался.
Тогда Гермиона заговорила сама.
— Был один момент… — её голос глухо отразился от стен. — На пятом курсе перед подготовкой к сдаче СОВ я писала доклад по древним рунам. Профессор Бабблинг посоветовала мне изучить работы предыдущих курсов, чтобы лучше понять предмет. Я провела много часов в архиве библиотеки, читая чужие работы, пока не наткнулась на одну совсем старую, привлекшую моё внимание. Не могу сейчас сказать точно, чем она меня зацепила — может быть глубиной знаний, нестандартным и противоречивым подходом к их применению… я вчитывалась в строки и думала: «С ума сойти, какая смелая и новаторская работа, почему подобную точку зрения не включили в школьную программу!». Лишь потом я посмотрела на фамилию автора доклада.
Девушка подняла взгляд, вцепляясь им в мужчину напротив.
— Том Реддл.
Она закусила губу, словно бы решаясь на следующие слова.
— Я была… раздосадована. Мне стало стыдно, что я восхищаюсь кем-то настолько… — она неопределенно махнула рукой. — Я разозлилась на себя, на вас, на Бабблинг и даже на сами руны. Мне захотелось доказать, что это была случайность, что не может такой ужасный волшебник вызывать во мне эти эмоции, эту зависть и восхищение. Тогда я решила найти все ваши работы.
На мгновение ей показалось, что уголок его приклеенных губ дёрнулся чуть выше.
— Словно одержимая, я прочитала каждую из них, всё больше теряясь в чувстве несправедливости. Как вы, с таким потенциалом и жаждой знаний, скатились до банальной борьбы за власть? — на последних словах её голос едва не сорвался на шёпот. — Неужели это того стоило? Вы могли стать великим ученым, использовать свои способности на благо, открыть что-то действительно важное. А вы…
Гермиона не смогла скрыть разочарование, что окрасило её речь кислым послевкусием. Она опустила глаза, внутренне коря себя за несдержанность и уже собираясь по истечению этого часа расписаться перед Джарвисом в своём провале.
— Важное…
Вначале Гермионе показалось, что она ослышалась — настолько тихим был прозвучавший голос. Однако подняв глаза на Волдеморта, она увидела, как его губы и правда пришли в движение, и из них вырываются слабые шипящие слова.
— Это, по-твоему, важно? — произнес он медленно. — Всеобщее благо, научные открытия, признание магического мира…
Всё ещё до конца не веря, что действительно ведет с волшебником диалог, Грейнджер задала встречный вопрос.
— А что же тогда? — ей не хотелось, чтобы голос звучал так дерзко, но волнение нахлынуло на неё неудержимой волной — ей пришлось вцепиться пальцами в край стола, чтобы не податься вперёд. — Бессмертие? Небывалая сила? Истребление всех несогласных и неугодных?
Голос всё таки превысил допустимый для самоуважения лимит громкости, и она скривилась.
Волдеморт с лёгким интересом рассматривал сидевшую перед ним девушку. Его бледное лицо не выражало никаких эмоций, и Гермиона задавалась вопросом — способен ли он вообще на них? Как много или, вернее будет сказать, как мало в нём осталось от человека? По сути он им даже не был — больше нет. Ущербный ошмёток души, не живой, но и не мёртвый, он вызывал противоречивые эмоции — Гермиона презирала его, но в то же время ей было жаль. Жаль тот потенциал, что погряз в предрассудках и истлел спустя столько лет.
— Много ли вам дала сила и власть? — продолжила Грейнджер уже куда более спокойным голосом. — Вы проиграли, вас едва не уничтожили, и теперь вы сидите на потеху Министерству в своей маленькой клетке, ограниченный цепями и этими стенами. И вы проведёте так вечность или меньше — сколько там осталось вашей искалеченной душе? — вынужденный терпеть общество людей, которые вас ненавидят, и безразличных ученых, для которых вы не более, чем препарируемая лягушка.
Не успев произнести последние слова, она увидела, как натянулась цепь, врезаясь в крепление стола, как раскаляется алым, пытаясь удержать магию волшебника под контролем. Гермиона подняла взгляд и отпрянула, сталкиваясь с яростью в глазах тёмного волшебника. По загривку поползли колючие мурашки, словно предупреждая об опасности.
— Глупая, наивная девчонка, — презрительно выплюнул Волдеморт, подаваясь вперёд. — Как ты смеешь судить меня, не обладая и толикой знаний, которые можно было бы сравнить с моими? Ты, не прожившая и половины века на этой земле, пытаешься убедить меня в значимости иллюзорных смыслов, которые тебе навязали такие же наивные глупцы?
Он на секунду сбился, явно отвыкший от такого количества слов, и набрал новую порцию воздуха, что вырвалась затем очередным шипением.
— Я видел смерть, девчонка. Не абстрактную, которой пугают детишек старые бабки, а ту, что летит тебе в голову осколками снарядов и пуль, направляемая человеческой яростью и жестокостью. Я видел, как гниёт пороками и злобой человеческое существо, уничтожая себе подобных в смешных попытках ублажить своих идолов. Я видел бедных и богатых, слабых и сильных, маглов и волшебников… я был с ними, был одним из них, я знаю,
кто они такие. Убогие ничтожества, заботящиеся лишь о собственной корысти.
Он прикрыл глаза и его голос перешел в шёпот.
— Всеобщее благо… сколько трагедий и катастроф случалось с подачи этого лозунга? Благо не бывает всеобщим, потому что в людях не может быть единства, покуда их души подверженны низменным страстям. Научные и магические открытия бессмысленны, пока их будут использовать для извлечения собственной выгоды. Пока человек не способен превзойти свою слабую природу, выйти за пределы привычного восприятия и отказаться от личного эгоизма… никакое признание не будет иметь смысла.
— Ты говоришь, что я ограничен, но единственные здесь стены — в твоей маленькой голове, не способной отказаться от общественных предрассудков и взглянуть на этот мир без розовых очков и навязанной тебе морали.
Мужчина замолчал, всё так же не открывая глаз. В повисшей тишине Гермиона осознала, что до боли сжала челюсти и кулаки, и что по её щекам скатываются слёзы. Она разжала ладонь и стёрла соленую дорожку с лица, с удивлением рассматривая мокрые пальцы.
— Чем же вы от них отличаетесь, если всё, что вы делали, диктовалось собственной жаждой? — едва слышно спросила она, не надеясь на ответ.
Но он всё равно прозвучал.
— Я никогда себе не врал. А ты?
Воспоминание #5 от 3 августа 2003 года.
Она много думала о его словах. Всю неделю до следующей встречи прокручивала их диалог и всё больше убеждалась в одном — Волдеморт манипулировал ею. Он мастерски жонглировал смыслами и словами, заставляя те звучать рационально и правдиво. Но по сути в них скрывалась чётко выверенная ложь и продуманная пропаганда, оправдывающая его зверства.
Но Гермиона не могла их ни оправдать, ни принять. Не после того, что она пережила. Однако было что-то в его словах такое, от чего она несколько ночей не могла сомкнуть глаз — какая-то колючая истина, царапающая сознание ядовитым когтем. И ей было категорически необходимо с этим разобраться.
— Почему именно расовое разделение? — спросила она, не успев даже дойти до стола. — Почему кровь? Будучи полукровным волшебником, вы как никто другой должны были знать, что её чистота не играет никакой роли с точки зрения магических сил. Так почему вы выбрали эту политику?
Волдеморт вскинул на неё усталый взгляд и прошёлся им от особенно лохматой сегодня макушки до порванных на колене джинсов, надетых впопыхах перед допросом. Гермиона переступила с ноги на ногу, мысленно ругаясь на свою несобранность, и сложила руки на груди.
— У тебя наверняка есть свои теории, — хмыкнул он, отзеркаливая её позу.
Грейнджер раздраженно фыркнула и села на стул. Сложив локти на стол, она внимательно всмотрелась в лицо мужчины перед собой. По какой-то причине она перестала испытывать ужас перед ним, хотя и не смогла до конца избавиться от нервозности.
— Будучи долгое время безродным волшебником, вы вдоволь насмотрелись на пренебрежение со стороны чистой касты к таким, как вы, — Гермиона прикусила язык, когда с него чуть не сорвалось случайное «мы». — Но вместо того, чтобы озлобиться и отдалиться от них, вы решили примкнуть к ним. Это оказалось легко, особенно после обнаружения связи с Салазаром Слизерином. Вы стали не просто одним из них, вы вдруг осознали, что гораздо сильнее, умнее, лучше, чем все Священные Двадцать Восемь вместе взятые. И тогда вы решили возглавить высокомерных чистокровных, подмять под себя, используя их самую болезненную мозоль — ту самую, что саднила ещё со времен Гриндевальда и даже раньше — со средневековой охоты на ведьм. Презрение ко всему магловскому, примитивному, грязному, слабому. Хотя кому, как не вам, знать, что маглы — сильнее волшебников. Они развитее, амбициознее и их банально больше.
Выпалив эту тираду, она замолчала, ожидая его реакцию и уже готовясь к новой вспышке ярости. Но вместо этого он тихо рассмеялся, заставляя девушку изумленно открыть рот.
Отсмеявшись, Волдеморт посмотрел на девушку исподлобья. В его алых глазах плясали хитрые черти, за которыми проблескивала холодная расчетливость.
— Какая удивительная проницательность, мисс Грейнджер, — произнес он с насмешкой. — Вам бы ловить опасных преступников, а не препарировать старых лягушек.
Гермиона вздрогнула от упоминания своих прошлых слов. Волдеморт продолжил:
— Однако вот что мне действительно интересно — почему же вы не поступили также, когда обнаружили своё собственное превосходство над сверстниками? Что помешало вам забраться выше других и добиться желанного признания? Совесть? Мораль? Может быть, любовь?
Гермиона прикрыла глаза, чтобы не выдать обуревавших её эмоций. Её попытка обличить мотивы мужчины каким-то образом вылилась в собственное обличение. Волдеморт вывернул её слова против неё самой, заставляя в очередной раз споткнуться о тщательно скрываемое сходство. Закусив губу, девушка прошептала:
— Мне… мне просто повезло.
Волдеморт скептически вздёрнул бровь. Гермиона продолжила:
— В какой-то момент, который, очевидно, был поворотным, я встретила Гарри. Он не дал мне погрузиться в эту тьму. Он спас меня.
И вновь — мурашки по загривку и алые всполохи на цепочке сдерживающих наручников. Тёмный маг недобро прищурился.
— И как оно там, на стороне света и любви?
Девушка распахнула глаза, вонзаясь в него неожиданной и болезненной искренностью.
— Очень одиноко.
Воспоминание #10 от 7 сентября 2003 года.
С тех пор вязкая тишина их встреч сменилась медленными и вдумчивыми диалогами на самые разные темы. Гермиона чувствовала, будто идёт по тонкому льду — надави слишком сильно, и то хрупкое равновесие, что протянулось между ними, треснет и утянет её на дно. Она старалась подбирать каждое слово, выверять по граммам откровенность, лавировать между реальной целью своего присутствия, своим заданием, и постыдным удовольствием от их разговоров.
Не сказать, что ей это удавалось в полной мере — Волдеморт каждый раз умудрялся всего за час проникнуть ей под кожу и вытащить на свет то тёмное, что таилось в её уже далеко не светлой душе. Казалось, будто бы это он выполняет задание и вскрывает её черепную коробку, с грациозной безжалостностью руша настройки и меняя нейронные связи. Гермиона видела это, знала, что и как он делает — ему даже не нужна была окклюменция, чтобы прочесть её мысли — и почти не сопротивлялась. Ей виделось в этом некое искупление и возможность приблизиться к тому загадочному существу, коим являлся Тёмный Лорд. Пусть для этого ей приходилось обнажать своё сердце.
В конце концов, ей нужно было его доверие. Или хотя бы некий интерес, который и позволил ей на десятой встрече неуверенно выпалить:
— Мистер Волдеморт… — начала было она, но мужчина остановил её легким жестом руки.
— Без «мистер», Гермиона, — приказал он. — Отбрось эти формальности, но не вздумай терять почтительность.
Девушка медленно кивнула, сканируя волшебника внимательным взглядом. За время, проведенное здесь, она научилась считывать те микроэмоции, что порой пробегали по его бледному лицу. Так она выяснила, что едва заметное подергивание уголков губ в совокупности с расслабленными мышцами лица выдаёт в нём доброжелательный настрой. Лёгкая морщинка между бровей и скрещенные на груди руки говорят о тщательно скрываемой усталости. Хитрый прищур и наклон головы — глубокое раздумье и интерес к диалогу. Сжатые пальцы и раздувающиеся ноздри предшествуют ярости. Хотя саму ярость можно было считать и без видимых проявлений — Гермиона ощущала их затылком.
Сейчас Волдеморт был доброжелателен и спокоен, и потому Грейнджер осмелилась перейти к сути.
— Волдеморт, — твердо произнесла она, — несмотря на всю увлекательность наших разговоров, я вынуждена напомнить о цели своих визитов.
Алые глаза сузились в опасном прищуре, но Гермиона быстро продолжила.
— Не поймите меня неправильно — мне безумно интересно слушать ваши рассуждения о природе магии и волшебства. Но, боюсь, если к концу месяца я не предоставлю начальнику отчёт хотя бы с чем-то, любыми вашими воспоминаниями, то буду вынуждена покинуть эту комнату навсегда. Вы, конечно, не останетесь один — вам назначат нового Невыразимца. Если вас это устраивает, я понимаю. Но мне показалось правильным предупредить вас.
Волдеморт, казалось, задумался. Он молча буравил девушку нечитаемым взглядом, пока, наконец, не произнёс:
— Не обольщайся, девчонка, — его голос был спокоен и холоден. — Едва ли твои льстивые речи помогут тебе забрать то, зачем ты пришла. Зачем приходите вы все. Жалкие, ничтожные глупцы, позарившиеся на знание, которого не достойны.
Несмотря на жестокие слова, Гермиона не чувствовала в них большой злости. Поэтому позволила себе поднять неуверенный взгляд на мужчину. Тот продолжил:
— Однако будет ложью отрицать, что твоё общество оказалось слегка предпочтительнее того сброда, что отправляет сюда твоё руководство.
Он замолчал, позволяя словам осесть в сознании девушки. Гермиона едва сумела сдержать удивленный вздох. Кажется, её тактика оказалась верной. Не успела она обрадоваться этой мысли, как волшебник добавил:
— Я согласен дать тебе какое-нибудь незначительное воспоминание, которое устроит твоё начальство. Но взамен ты отдашь мне свои.
Гермиона нахмурилась, не понимая смысла данного требования. Зачем ему вдруг понадобились её воспоминания?
— Я даю тебе время подумать об этом, Гермиона. До следующей встречи.
Воспоминание #11 от 14 сентября 2003 года.
— Я согласна, — произнесла она ровно через неделю, сидя напротив волшебника.
Волдеморт усмехнулся и кивнул, явно удовлетворённый её ответом. Гермиона замялась, не понимая, что делать дальше. В её кармане лежал флакон для воспоминаний Тёмного Лорда, но вот каким образом она будет делиться своими — без Легилименса, без омута памяти — она не знала.
— Как… — начала было она, но запнулась, — как бы вы хотели их получить?
Тот пожал плечами, не выражая сильного интереса.
— Боюсь, мне остались лишь примитивные способы. Ты расскажешь о них.
Грейнджер закусила губу и кивнула, ожидая первого вопроса. Она думала, что Волдеморт начнет спрашивать о временах поисков крестражей, о Гарри, о работе Отдела тайн и подобном. Но когда спустя несколько минут вопрос разрезал тишину, она не смогла сдержать удивлённого выдоха.
— Расскажи о своих снах, Гермиона. О сне, который заставляет тебя просыпаться с задушенным криком и истекать холодным потом.
Она неверяще покачала головой.
— Почему? Зачем вам это?
Мужчина пожал плечами и отвёл взгляд.
— Пускай это будет простой интерес, — ответил он максимально безразлично. — Я давно не вижу снов, девочка. Дай мне насладиться твоими.
Гермиона обхватила себя руками, погружаясь в воспоминания о своих кошмарах. Ей стало по-настоящему неуютно и холодно, но она позволила словам соскользнуть с языка.
Ей снилось море. Она стояла на берегу и смотрела на необъятную водную гладь, которая, в отличие от неё, была совершенно спокойна.
Ей было страшно.
Волны облизывали ступни, и это было даже приятно. Она попыталась сосредоточиться на этом ощущении, но резкий порыв ветра отвлёк внимание.
Распахнув глаза, Гермиона увидела — темные тучи расползлись по горизонту, сверкая сотнями молний. Она увидела опускающуюся с неба воронку, которая привела море в ярость. Стремительно и неотвратимо.
На неё надвигалась буря.
— Я никогда не могу пошевелиться или убежать, — прошептала Гермиона, спрятав ладони между колен. — Просто стою и смотрю, как передо мной растёт огромная волна. Она несётся на меня так быстро… наверное, поэтому я и не бегу. Потому что знаю, что не успею спастись.
— Цунами всегда настегает тебя? — спросил Волдеморт.
Гермиона лишь кивнула, чувствуя прокатившуюся по позвоночнику дрожь.
— Каждый раз я надеюсь, что успею проснуться до этого. Я ведь знаю, что сплю, понимаете? Всегда знаю. И пытаюсь проснуться — закрываю и открываю глаза много раз, надеясь, что в один момент они распахнутся уже по-настоящему. Но ничего не выходит.
Волдеморт молчал какое-то время, затем спросил:
— Что происходит потом?
Она умирает.
Волна обрушивается на неё шквалом, и она знает, что умирает в тот же миг, как это происходит, но чёртов сон не заканчивается.
— Я… сливаюсь с этой бурей. Становлюсь ею, переставая существовать вовне. Не знаю, как объяснить…
— Ты испытываешь страх, когда это случается? — перебил волшебник.
Гермиона медленно качнула головой.
— Нет. Когда это, наконец, происходит, мне уже не страшно. Страх исчезает, как и все другие чувства, кроме… — она замешкалась и подняла на него глаза, — кроме неотвратимости.
На какое-то время повисла тишина, во время которой их взгляды магнитом тянулись друг к другу. Гермиона всматривалась в алые радужки напротив, пытаясь понять ход мыслей, но натыкалась лишь на холодную непроницаемую стену. Вся эта идея с обменом воспоминаниями начала казаться ей глупой и бесполезной затеей. Захотелось резко встать и уйти, сбежать от этого давящего ощущения, словно её раздевают до костей.
Волдеморт первым нарушил тишину.
— Смерть — лишь символ, метафора подсознания, как и бушующий шторм, и тихая гладь воды. Ты сталкиваешься с чем-то неизбежным внутри себя и знаешь, что не сможешь этого избежать. Так, может, стоит это принять?
— Умереть, чтобы стать штормом?
— Умереть, чтобы стать собой.
Воспоминание #16 от 6 октября 2003 года.
Гермиона навещала его уже пять месяцев. Каждую неделю она направлялась на нижний уровень Отдела тайн и проходила в маленькую комнату для допросов. Они много разговаривали — Гермиона рассказывала ему о своих снах, желаниях, страхах. Взамен Волдеморт делился с ней знаниями и иногда выдавал крупицы собственных воспоминаний, которые она относила Джарвису и после длительного изучения специалистами получала к ним личный доступ. Она просматривала эти воспоминания десятки раз, погружаясь всё глубже в свою личную обсессию. В них действительно не было ничего важного, однако Гермиона ныряла в омут памяти снова и снова, словно бы пытаясь что-то найти, понять, почему ей это так важно.
В своём отделе она стала едва ли не героем. На неё смотрели с уважением и завистью, её повысили по службе и в ближайшем будущем пророчили руководящую должность. Гермиона должна была радоваться этому, но почему-то единственной радостью были разговоры с Тёмным Лордом.
— Как они работают? — спросила она в свой очередной визит, указывая взглядом на наручники.
Волдеморт покрутил запястьями, скованными ограничивающей цепью, и усмехнулся.
— Усиленная и адаптированная магия Надзора. Цепи контролируют магические выбросы, замыкая их на себе. Магия проходит по цепочке полный круг, возвращаясь к точке начала и гася саму себя.
— Похоже на принцип взаимодействия заряженных частиц.
Волдеморт кивнул.
— Каково это?.. — неожиданно спросила Гермиона и тут же прикусила язык.
Волдеморт шумно выдохнул и прикрыл глаза. Его лицо болезненно искривилось, когда магический выброс в очередной раз нагрел сдерживающую цепь.
— Отвратительно… — выплюнул мужчина, сжав кулаки. Спустя мгновение он распахнул глаза и хитро улыбнулся: — Магия не терпит ограничений. Не находя выхода и бегая по кругу, она имеет свойство накапливаться.
Гермиона почувствовала, как от его слов волоски на её руках встали дыбом.
— И что будет, когда её станет слишком много?
Тёмный Лорд улыбнулся шире.
— Не думаю, что эти бездарности проводили подобные исследования. Полагаю, она уничтожит своего носителя или то, что его окружает. Но, к счастью или к сожалению, поглощаемой магии должно быть действительно много.
В сознании сразу появилась красочная картинка магического взрыва, уничтожающего эту комнату, Волдеморта и её саму. Но вместо положенного страха Гермиона испытала странное волнение.
— Почему они тогда не следят за уровнем магии? — спросила она, оглянувшись на дверь.
— Вероятно, они не знают. Может быть, ты хочешь им об этом сообщить?
Гермиона перевела взгляд обратно на Волдеморта, натыкаясь на испытующее выражение его лица. Алые глаза пронзали насквозь, словно бы спрашивая — хватит ли ей смелости?
— А чего бы хотели вы? — спросила она тихо.
Тот ответил не сразу, лишь склонил голову набок, рассматривая девушку.
— Я бы хотел стать штормом, который снесёт всё на своём пути.
Ей показалось, что она превращается в камень.
Воспоминание #20, 05:38, от 3 ноября 2003 года.
Её вызвали спустя пару часов после случившегося, когда удалось разобрать завалы Отдела тайн. Джарвис ходил по своему разрушенному кабинету, нетерпеливо крутя в руках палочку и свирепым взглядом рыская по лицам Невыразимцев. Когда его взгляд остановился на Гермионе, он едва не сломал волшебное древко.
— Грейнджер! — рявкнул, стремительно приблизившись к девушке и больно ткнув палочкой в грудь. — Какого хуя?
Гермиона медленно моргнула, пытаясь осознать происходящее и глупо открыла рот, не издав при этом ни звука.
— Какого, мать твою, хуя с ним произошло?!
— Я… я не понимаю… — промямлила она, нахмурившись.
— Он просто исчез! Испарился! Взорвал к хуям весь нижний уровень и направился прямиком к дьяволу!
Глаза девушки распахнулись, а сознание пронзило колючим осознанием.
— Он мёртв? — прошептала она, чувствуя, как земля уходит из-под ног.
— Лучше бы так! — взревел Джарвис, взрывая своей неконтролируемой злостью случайно уцелевший книжный шкаф. — Что ты знаешь об этом? Ты была единственной, с кем он разговаривал. Что он тебе сказал?
Грейнджер опустила глаза, пытаясь восстановить дыхание (и остановить предательские слёзы).
Естественно, она никому так и не рассказала об их предпоследнем разговоре. Гермиона не могла сказать точно, почему она этого не сделала. Возможно, она надеялась, что ему никогда не хватит сил разорвать эту цепь и освободиться. Возможно, в глубине души ей хотелось, чтобы Волдеморт действительно сумел это сделать и стал, наконец, штормом, обретя в этом освобождение от последних оков своего человеческого тела.
Возможно, ей хотелось, чтобы этот шторм снёс и её, закончив это бессмысленное существование.
— Грейнджер! — нетерпеливо вернул её в реальность голос начальника.
— Ничего… — прошептала она, вскинув на Джарвиса отрешенный взгляд. — Он ничего мне не говорил.
Джарвис смотрел на неё долгие секунды, прежде чем зло выплюнуть.
— Завтра жду от тебя все воспоминания о допросах. До момента выяснения обстоятельств ты под домашним арестом. Всё ясно?
Гермиона кивнула.
Воспоминание #21, 23:21, от 3 ноября 2003 года
Воспоминания тянулись от виска холодным тягучим светом.
Гермиона стояла на кухне своей небольшой квартирки в одном из спальных районов Лондона. Тело двигалось без её участия — отточенные до автоматизма движения, за которыми она наблюдала словно со стороны.
В голове было пусто, в груди — больно. Он действительно умер?
Ожидаемого облегчения всё не наступало, лишь тупая пульсирующая боль. Гермиона тяжело облокотилась на стол, на котором стояли пузырьки с вытянутыми воспоминаниями. Двадцать колбочек с прозрачной субстанцией — всё, что у неё осталось в память человеке, который… который был ей никем. Девушка встряхнула головой, пытаясь заставить себя в это поверить, но отчего-то не получалось.
Нет, Волдеморт не был ей никем. Но в своей голове она не могла подобрать верного определения для того, чем он стал. Не друг, но уже и не враг. Не учитель, но давший ей так много за такой короткий срок. Её наставник, раненный хищник, умирающее божество, её личный Люцифер, ведущий к свету через самую тьму.
— Какая нелепость… — прошептала Гермиона, отгоняя неуместные сравнения.
Он умер, он свободен. Теперь и она — свободна от этого бессмысленного и разрушительного задания. Но почему тогда так тошно?
Отойдя от стола, Гермиона подошла к тёмному окну, в котором отражалось её бледное осунувшееся лицо. Впалые щёки, тёмные синяки под глазами, обветренные губы и взгляд… у неё раньше никогда не была такого взгляда. В нём читалось слишком много от того, кого никогда больше не назовёшь.
Хмыкнув, Грейнджер прикрыла глаза. А затем почувствовала, как по загривку знакомо забегали мурашки. Сердце сбилось с ритма, а во рту вдруг пересохло. Не решаясь открыть глаза, девушка прислушалась. Ей показалось — наверняка показалось! — словно позади раздались тихие шаги. Сжав пальцами волшебную палочку, Гермиона распахнула глаза.
На тёмной зеркальной глади окна отразились двое.
Воспоминание обрывается.
Памятка:
По окончании просмотра вернуть воспоминания в архив с пометкой «совершенно секретно».
Дело о пропаже Гермионы Джин Грейнджер расследуется Отделом тайн, код расследования 2-S.
