Игра продолжается

В детстве Дилюк и Кэйа обожали игру в прятки. Они отличались от большинства детей тем, что никогда не спорили, кто сегодня будет мятежником, а кто — охотником. Им нравились свои роли и, к удивлению многих, не надоедали со временем. Кэйе нравилось преследовать. Шелест виноградных листьев, хруст веток, мелькнувшая среди конюшен тень — и Кэйа бросался в погоню. Как опьянённый запахом зверя пёс, он никогда не сдавался. Он любил побеждать, но ещё больше любил обнимать только что пойманного, захлёбывающегося хохотом Дилюка, и всем своим телом ощущать, в какой бешеной пляске заходится его сердце. Иногда Дилюк поддавался, с возрастом всё чаще. Не потому, что разонравилось прятаться. Нет, его страсть пошла дальше. Он понял, в какой ненормальный, почти дикий восторг его приводил хищный, сытый оскал поймавшего его Кэйи, и его сильные, натренированные руки вокруг своей талии. Дилюк знал, что может выиграть. Может спрятаться так, что Кэйа никогда в жизни его не найдёт. Знал — и продолжал сдаваться. Дилюк покорялся, чтобы победить. Годы спустя, игра продолжается. Сегодня смена Дилюка, и таверна полна народу. Глазеют, жаждут его внимания. Дилюк искусно делает вид, что не замечает приторных улыбок, пьяного флирта и жалких попыток расположить его к себе. Дурацкие заигрывания он готов принять лишь от одного человека, рабочий день которого вот-вот должен закончиться. Чем ближе время к полуночи, тем сложнее оторвать взгляд от двери. Они почти не виделись последнюю неделю. То Кэйа заменяет кого-то в патруле, то они всю ночь выслеживают Орден Бездны, а после засыпают прямо друг на друге, то на винокурне выяснилось, что кто-то неправильно заполнил налоговые декларации за последние полгода… Дилюку хотелось бы занять своё горло чем-то поинтереснее, чем дела. Кем-то, если быть точнее. Можно подумать, из них двоих именно Кэйа начнёт сходить с ума от воздержания. В корне неверная мысль. Дилюк после такой недельки чувствует себя так, будто уже готов схватить Кэйю, окружить винокурню непроницаемой огненной завесой, чтобы их никто больше не трогал, и трахаться до потери пульса. Сдерживается лишь потому, что знает — сегодня они играют. Кэйа просачивается в таверну, как в дом родной. От него пахнет морозом, мятной жвачкой и хвоей. Он зубасто улыбается, машет рукой парочке молоденьких рыцарей, отпускает несколько комплиментов завсегдатаям, и вальяжно располагается на привычном для него месте — напротив бармена. Они даже не здороваются. Надо же, в конце концов, как-то поддерживать легенду о том, что они всё ещё собачатся. Кэйа подпирает щёку рукой и смотрит внимательным, пронизывающим взглядом, пока Дилюк делает ему «Полуденную смерть». У него едва не случается «Полуночная смерть», когда Кэйа принимает бокал с напитком из его рук и как бы ненароком проводит кончиком ногтя по раскрытой ладони. Ухмыляется, сволочь. Дилюк отворачивается в попытке спрятать покрасневшие щёки и дурацкую улыбку. В животе что-то сладко и томно переворачивается. Они любят эту незамысловатую игру. Сыграть на публику, обменяться парой колкостей, поупражняться в остроумии друг с другом. Мятежник волен убегать столько, сколько ему вздумается — охотник рано или поздно его поймает. — Занятой день? — Да уж более занятой, чем у тебя, — беззлобно ворчит Дилюк скорее для поддержания роли, чем всерьёз. — Ложь и провокация! У меня сегодня был двенадцатичасовой патруль. Ноги просто отваливаются, — вздыхает Кэйа и страдальчески роняет голову на руки, покоящиеся на барной стойке. — Двенадцатичасовой? Рыцари что, все разбежались, и ты теперь один за них отдуваешься? — приходится тщательно скрыть беспокойство в голосе. — Можно и так сказать, — Кэйа пододвигает стакан. Дилюк молча наполняет его вином в ожидании продолжения. — Наши ряды подкосила болезнь. Говорят, очень опасная. И страшно заразная. — Болезнь? — хмурит лоб Дилюк. — Осенняя просту-у-уда, — замогильным голосом протягивает Кэйа, делает страшные глаза, вскидывает обе руки и скрючивает пальцы, изображая призрака. — Придурок! — с едва скрываемым облегчением фыркает Дилюк. Не отказывает себе в удовольствии и легонько шлёпает Кэйю по рукам. — Не парься, стражи порядка очухаются через пару дней, и всё отработают. Джин за мою неоценимую помощь пообещала пару лишних выходных, — Кэйа щурит глаз и красноречиво закусывает нижнюю губу. Дилюк готов поклясться, что прямо сейчас в голове Кэйи проигрывается крайне неприличный сценарий, заготовленный для них двоих на выходных. Неприличный и, чего уж скрывать, ужасно заманчивый. — Возможно, — ровным голосом начинает Дилюк, — мне стоит добавить Чарльзу смен. Говорят, труд — лекарство от всех болезней. — Мастер Дилюк так заботится о своих работниках. Может, мне тоже стоит на тебя поработать? — у Кэйи пьяно блестят глаза. На мгновение от его взгляда Дилюк забывает как дышать. «Поработаешь своим грязным, восхитительным ртом», — уши начинают гореть от собственных мыслей. Кэйа медленно облизывает губы, сладкие от вина, и кажется, будто он умеет читать мысли. В штанах становится тесно, живот сводит лёгкий, тягучий спазм. — Боюсь, если ты будешь на меня работать, винокурня разорится меньше, чем через неделю, — каким-то чудом выдавливает из себя ответ Дилюк, пока перед глазами проносятся такие картины, о которых стыдно не то, что говорить, но даже думать. Остаётся надеяться, что никто, кроме Кэйи, не обратит внимания на то, как Дилюк покрывается красными пятнами. Кэйа воровато оглядывается по сторонам, а потом перегибается через стойку и притягивает Дилюка к себе за голову. От неожиданности Дилюк едва не роняет стакан. Прикосновение пальцев Кэйи к шее горит огнём, как и шёпот над самым ухом: — Хочется съесть тебя, — Кэйа тут же отстраняется. Его хриплый, лающий смех звенит у Дилюка в ушах. Можно подумать, будто Дилюк захлёбывается от злости, пока шипит что-то неодобрительное. На деле ему просто кажется, будто барная стойка вдруг превратилась в стеклянную и теперь всей таверне открывается вид на его мощный, каменный стояк. Терпеть больше нет сил. — Выметайся, тебе уже хватит! — Дилюк выхватывает у Кэйи наполовину полный стакан и с громким звуком ставит за стойку, чуть не расплескав содержимое. Кэйа плотоядно улыбается, обнажая зубы. Он берёт широкую ладонь Дилюка в свою — член мучительно дёргается в штанах — и вкладывает в неё золотую монету. Глаза у него сияют ярче, чем мора. Дилюк сглатывает, быстро прячет монету в кассу. К тому моменту, как он поднимает взгляд, дверь таверны уже закрывается. Несколько секунд Дилюк пялится вслед Кэйе под аккомпанемент истеричного колокольчика. Сердце колотится, как сумасшедшее. Руки едва заметно дрожат. Осталось потерпеть совсем чуть-чуть. Они с Кэйей проделывали это много раз, по одной и той же схеме, но каждая такая ночь ощущается, будто первая. Дилюк почти не отрывает взгляда от часов. Минута, пять, десять. Таверна почти полупустая. Часть разошлась по домам, часть напилась настолько, что не замечает ничего вокруг. Идеальный момент, чтобы оставить на стойке табличку «Технический перерыв пятнадцать минут» и выскользнуть через чёрный ход на улицу. Как только замок тихонько щёлкает, Дилюк давится воздухом от того, как его всем весом прижимают к двери. Руки Кэйи собственнически скользят по его талии, пальцы проникают под жилет. Горячее, сладкое дыхание щекочет шею. Дилюк крупно вздрагивает всем телом. — Я соскучился, — выдыхает Кэйа и кусает чувствительную мочку уха. — Я тоже, — Дилюк позорно стонет, выгибаясь ему навстречу. Член Кэйи, обтянутый невыносимо узкими штанами, упирается ему в задницу. Он шумно вдыхает через нос и трётся об него задницей. Нет ничего, кроме ловких рук Кэйи, ласкающих его твёрдые соски сквозь ткань рубашки; кроме мокрого языка Кэйи, вылизывающего его шею там, где в бешеном ритме заходится пульс; кроме сильных бёдер Кэйи, вдавивших его в дверь. Кэйа. Кэйа. Кэйа. Везде. И Дилюк задыхается, теряется, растворяется в ощущениях. Он старается быть тихим, чтобы у случайного прохожего не возникло лишних вопросов о том, кто и чем занимается на заднем дворе таверны. Мысль о том, что их могут застукать, одновременно будоражит и пугает до чёртиков. — Признайся, что весь вечер об этом думал. Фантазировал, как я наконец выйду за дверь, а потом трахну здесь, когда все уже слишком пьяны, чтобы заметить твоё отсутствие. Расскажи, о чём фантазировал, — шёпот Кэйи действует на Дилюка, как какая-то древняя, никому не известная магия. Он готов сделать всё, что угодно, лишь бы Кэйа продолжал говорить ему все эти сладкие гадости. — Об этом, — Дилюк резко поворачивается в его руках и дёргает Кэйю за ремень. Руки едва слушаются его. Каким-то чудом он разбирается с ширинкой Кэйи и под его тёмным, заинтересованным взглядом опускается перед ним на колени. Он ещё никогда не отсасывал ему здесь. Кажется, Кэйа от него такого не ожидал. Настаёт его черёд задыхаться от чувств. Брови Кэйи трогательно поднимаются вверх, идеальный рот округляется в беззвучном стоне. Тяжёлый член во рту у Дилюка напряжённо, часто пульсирует. Горло приятно саднит. Он заглатывает до самых яиц и на глазах невольно выступают слёзы. — Архонты, — восторженно сипит Кэйа и уголки его губ дёргаются. — Кто-то ещё знает, что благородный мастер Дилюк обожает сосать в подворотнях? Дилюк с мокрым, чавкающим звуком выпускает его член изо рта. Капля слюны течёт по подбородку. Он поднимает мутный взгляд на Кэйю, слегка дует на красную, истекающую смазкой головку и мурлычет перед тем, как взять член за щёку: — Только ты. — Только я, — эхом вторит Кэйа и наматывает на кулак растрёпанный хвост. Он тянет на себя — грубо и жёстко. Дилюк стонет с членом во рту, пуская по телу Кэйи вибрацию. Перед зажмуренными глазами вспыхивают и гаснут звёзды. Мостовая под коленями ощущается твёрдой и пыльной. Прохладный воздух касается разгорячённой кожи, пока он с чувством насасывает. Дилюк готов кончить, даже не прикасаясь к себе. Лишь от одного осознания, чем и где он занимается. Если кто-то вдруг заглянет за угол, то увидит, как капитан кавалерии Ордо Фавониус вдалбливается кому-то в рот, упёршись руками в заднюю дверь. Кому-то, кого почти не видно из-за накачанных бёдер и упругой задницы Кэйи. И никто не узнает, что этот загадочный кто-то — самый завидный холостяк Мондштадта. — Встань, — командует Кэйа и Дилюк повинуется. Приятно отпустить контроль. Приятно чувствовать, что Кэйа знает, какого обращения он требует, и может о нём позаботиться. Дилюк снова прижат к стене. Руки в перчатках стягивают с него брюки вместе с портками ровно настолько, чтобы освободить одну лишь задницу. Горячий, мокрый от слюны член скользит между ягодицами, хочет войти и… натыкается на препятствие. — Ма-а-астер Дилю-ю-юк, — с восхищением и неверием протягивает Кэйа вполголоса. Он тихо, поражённо смеётся и на мгновение утыкается лбом в шею Дилюка. Тяжело вдыхает его запах, трётся головой и крепко впечатывает его всем телом в дверь. Щёки пылают. Пальцы Кэйи цепляют пробку, тянут на себя. Дилюк закусывает внутреннюю сторону щеки и тихо всхлипывает, когда пробка оставляет его дырку мучительно пустой. Кэйа медлит. Гладит пульсирующие, жаждущие края входа, трётся членом. Дилюк молится всем известным богам о том, чтобы Кэйа вошёл в него скорее, быстрее, сейчас. Кажется, если тот ещё немного промедлит, у него окончательно поедет крыша. — О, сокровище моё, ты совсем не благородный, статный мастер, — Кэйа поворачивает его голову к себе за подбородок. Нежно, сладко целует опухшие губы и вполголоса добавляет: — Ты обыкновенная блядь. Одним толчком он входит в готовое, горячее тело. Перед глазами всё плывёт. Дилюк стонет. Громко. Так громко, что его наверняка может услышать весь Мондштадт и его окрестности. Пылающий, невыносимый стыд смешивается с диким, животным возбуждением, делая все ощущения острее, чётче. Всё, что говорит Кэйа, как обращается с ним, превращает его мозг в желе. Архонты, это просто невыносимо! Плевать на уличных зевак, плевать на завсегдатаев таверны. Ещё, как же хочется ещё!.. — Тш-ш, ты что, хочешь, чтобы все тебя услышали? — цокает языком Кэйа и пристраивает свой член напротив его входа. Дилюк задерживает дыхание, до боли жмурит глаза. Как из-под толщи воды до его ушей доносится вкрадчивый голос. — Хочешь поставить всех в известность, что мастера Дилюка трахают, пока он ещё на работе? У Дилюка подкашиваются ноги. Кэйа крепко держит его и шепчет нежные глупости и глупые нежности. Он различает лишь: «Я держу тебя, солнышко, держу, я здесь». Его тело принимает член Кэйи с благодарностью, так, словно это последняя, недостающая деталь. Дилюк млеет от чувства наполненности. Растворяется в быстрых, отчаянных толчках. Сильная рука Кэйи придерживает его за горло, мягко давит на кадык. Он изгибается, заставляя его член задевать нужную точку. Оголённый нерв, вот что он такое. — Если издашь хоть один звук, когда кончишь, — хрипит Кэйа. — Ты проиграл. — Ты ненормальный!.. — шипит Дилюк, но уже себя не слышит. Всё внутри сотрясается, закручивается, сталкивается в одной-единственной точке и — наконец — взрывается. Голова становится до того пустой, что Дилюк забывает, где находится, и бормочет какую-то нелепицу себе под нос. Первое, на чём фокусируется взгляд — белёсые разводы спермы на земле. — Я победил, — возвращает его в реальность сдавленный голос Кэйи. Оргазм накрывает его следом за Дилюком. Благоговейный ужас стискивает внутренности. Барбатос, он!.. Кэйа!.. — Что ты творишь?.. — бездумно бормочет Дилюк, хотя прекрасно понимает, что он творит. Вязкое тепло наполняет задницу. Кажется, будто Дилюк горит изнутри и снаружи. До конца смены ещё час и Кэйа, чтоб его, это знает! Словно отвечая его мыслям, Кэйа поспешно выходит из него и затыкает дырку пробкой. Всё, до единой капли, оказывается внутри. Как ни в чём не бывало, Кэйа натягивает на его бёдра брюки и тихо смеётся. — Ты!.. Ты!.. — Дилюк не находит слов и жадно, глубоко целует его. Кэйа обхватывает его лицо обеими руками и отвечает. Голодно вылизывает его рот, сладко стонет в поцелуе и оттягивает нижнюю губу, чуть прикусывая. — Тебя, небось, обыскались, — скалится Кэйа и обводит большим пальцем край его челюсти. Дилюк льнёт к его руке, но понимает, что он прав. Напоследок Кэйа шлёпает Дилюка по заднице и открывает ему дверь, у которой они ещё минуту назад самозабвенно трахались. Дилюк чувствует себя грязным и использованным, будто продажная девка, но… в положительном ключе. В том, от которого у него лёгкое головокружение, приятная боль в мышцах и опухшие от поцелуев губы. И сперма в заднице, конечно. — Приходи ко мне после смены, — напоследок подмигивает Кэйа и подпрыгивающим шагом ускользает через узкие закоулки. Остаток смены Дилюк проводит с красными щеками. Никто из посетителей, кажется, даже не заметил его отсутствия — они никогда не замечают в такой час. Он улыбается себе под нос, чувствуя себя подростком, об удачной шалости которого так и не узнали взрослые. Это чувство теплится в груди до самого закрытия. Магия пропадает, как только он опускает тяжёлый засов главного входа. Архонты, чем они с Кэйей вообще занимаются? Строго говоря, нарушением закона. Непристойное поведение в общественном месте. Хуже всего, что Дилюку от этого сносит не только крышу, но и всё остальное, включая фундамент. Они проделывают это уже не первый раз, но никогда не разговаривали об этом. Вроде как, нет нужды. Кэйе же нормально. Более того, это его стихия. Он всегда пользовался сомнительными методами в работе, так что нарушать закон для него не впервой. А для Дилюка — нормально?.. Дома у Кэйи его уже ждёт горячая ванна. Сердце приятно стискивает бесконечная нежность. Устал, а всё равно решил позаботиться. Перед тем, как вместе с Кэйей залезть в воду, сладко пахнущую экстрактом закатника, он вынимает из себя пробку. Сперма стекает по бедру и Дилюк быстро, стыдливо вытирает её. Обернувшись, он ловит на себе взгляд Кэйи. Довольный, с поволокой. Почти зачарованный. Кончики его волос потемнели от воды, точёное лицо утопает в облаках пара. Кажется, Дилюк никогда не устанет ловить себя на мысли, как же он безбожно красив. — С пробкой, — лениво и чуть сонно улыбнулся Кэйа, — ты здорово придумал. Дилюк фыркает и погружается в воду, удобно пристроившись между ног Кэйи. Расслабленно вздыхает, откидывает голову на его грудь, прикрывает глаза. Руки Кэйи смыкаются на его талии, его чуть твёрдый член упирается в спину. Сейчас бы расслабиться, может быть, даже задремать на несколько минут, но Дилюк никак не может унять напряжение в мышцах от гнетущих мыслей. — Как ты думаешь, — нервно жуёт губу Дилюк, — со мной что-то не так, раз мне нравится… такое? — Люк, — мурлычет Кэйа куда-то ему в шею. От ощущения его дыхания на мокрой, распаренной коже, тело Дилюка как будто становится легче. — Да, ты полный псих, Люк, — Кэйа ласково целует его в шею. Глаза Дилюка округляются, он открывает рот, чтобы ответить, но после драматичной паузы Кэйа смеётся. — Как и я. Двое психов, которые ебутся по углам. Мешаем ли мы этим кому-то? Не думаю. Так что какая разница? — Мы точно поехавшие, — бормочет Дилюк и всё равно не может сдержать улыбки. — Абсолютно ненормальные, — с энтузиазмом соглашается Кэйа. Дилюк сплетает их пальцы под водой и подставляет шею для новых поцелуев. — Слетевшие с катушек. — Чокнутые. — Мне нравится быть психом вместе с тобой, — Дилюк поворачивает голову, находит губы Кэйи и целует. От него пахнет морозом, хвоей и мятной жвачкой. От него пахнет домом. — Это самое романтичное, что я когда-либо слышал, солнце моё, — смеётся он ему в губы. Рука Кэйи скользит по животу, всё ниже и ниже, пока не спрашивает низким, соблазнительным голосом. — Еще один раунд?