Лимонное послевкусие

Домой идти отчего-то не хотелось. Тайга снял с плеча объемистую спортивную сумку и пристроил на невысокую скамейку. Усевшись, он перекинул ногу через выкрашенную в зеленый цвет скамью. Деревянная поверхность была еще теплой, храня в себе немножко от уходящего дня. Тайга облизнул соленые суховатые губы и огляделся. Солнце скрылось за башенками домов-высоток, окрасив город в золотисто-красные тона. Игривые облака алели на сиреневом высоком небе, будто стайка девиц на выданье перед знатным кавалером. Деревья, проводя генеральную тренировку перед наступающей осенью, смущенно шелестели рыжеватой листвой, тихонько покачивая ветвями. В воздухе тягучим киселем разливалась неторопливая прохлада. Это когда уже есть чем дышать по сравнению с духотой дня, но еще достаточно жарко, чтобы бездумно валяться на лужайке перед домом. Тайга поскреб плечо под тонкой футболкой, просунув руку через ворот, оставляя на коже ярко-розовые полоски, и поморщился - под ногтями стало черно. Он обтер пальцы о желтую ткань, словно это могло помочь, и скривился, мол, черт с ним. Надо бы в душ после поездки, а не гулять по городу. - Не люблю электрички, - буркнул он, ковырнув под ногтем. Впрочем, это не возымело особенного успеха. - А можно было вернуться вместе с остальными завтра утром. Бывшая команда Сейрин изредка встречалась, собираясь вместе пару-тройку раз в год. На таких сборищах бывало весело, беззаботно и как-то уютно. Они были бывшей командой старшей школы Сейрин, а не бывшей командой. По мнению Тайги, разница была огромной, шириной, как минимум, в Атлантику. Эти встречи оставляли странное щемящее чувство. После них Тайга тосковал. И пусть он никогда не признается в этом ни единой живой душе, но ему безумно хотелось вернуться в юность и снова жить баскетболом. Он скучал по играм, казавшимся важнее всего на свете, грустил о невероятном ощущении тысяч возможностей, дрожащих под ладонью, когда мяч в руке делает тебя всемогущим, и той простоте, что была в его жизни. Белое и черное. Победа и поражение - два варианта, исключающие все остальное. Конец августа - пора отпусков и каникул, когда собираться вместе было удобнее всего. Даже тренер выкроила в этот раз пару дней. Стоило признать, что Рико умела веселиться, когда позволяла себе чуточку меньше ответственности и оставляла дома свои бесценные бумажки с расчетами. А вот Тецуе приспичило оказаться дома именно вечером воскресенья, и точка. Что оставалось Тайге? Не отпускать же одного - Тецуя обладал безграничным талантом Поколения Чудес влипать в неприятности. Мимо Тайги неспешно прошествовала парочка, держащаяся за руки. От миниатюрной низенькой девушки разило приторными духами, короткая юбчонка едва прикрывала зад, но парнишка, казалось, был доволен. Он ворковал что-то о чудесном вечере и красоте спутницы, а девица таяла от счастья, источая убойно-сладкий аромат, от которого свербело в носу. Тайга сморщился, отведя взгляд, и дернул сумку за ремень, теребя пальцами грубую ткань и скользя по шву. «Ладошки-то, небось, взмокли от волнения, - колко подумал он, - а высвободиться из цепких коготков дамы, чтобы вытереть, сложно и как-то невежливо. – Тайга потер кончик носа и мысленно припечатал: - Воняет девчонка как лежалый на солнышке труп». Не то, чтобы Тайге доподлинно был известен запашок разлагающейся плоти, но вряд ли он был тошнотворнее слащавого запаха, источаемого девушкой. Он принюхался и громко чихнул, спрятав лицо в сгибе локтя. Его мысли, сбитые убойным амбре, снова вернулись к команде. Как там сказал Тецуя, столь плотно притиснутый к Тайге в электричке, что можно было ощутить его ребра и тихое дыхание, шевелящее волосы? «Горько-сладкие встречи, оставляющие двойственное послевкусие». От Тецуи пахло лимонной цедрой - Рико силком, словно в память о прошлом, заставила съесть перед отъездом дольку - и от этого во рту Тайги собиралась слюна. Он водил по внутренней стороне зубов кончиком языка, кусал щеку, стараясь отвлечься, и шумно сглатывал. Отодвинуться не было возможности, и Тайга только глубже вдыхал пряный терпкий запах, который не пропал даже в набитой людьми электричке, прилагая усилия, чтобы не наклониться чуть ниже. Потому что ни ему, ни Тецуе это было не нужно. Совершенно. Тецуя изредка поднимал глаза, ловил его взгляд и улыбался так, как умел только он: изнутри. Понимал, значит, и одобрял. Казалось, в нем загоралась низковольтная галогенная лампочка, освещавшая только глаза. Он держался за поручень, неловко выворачивая руку, чтобы не стукнуть Тайгу локтем. Острая косточка сильно выступала, натягивая бледную кожу, и Тайге хотелось коснуться ее ртом. Всего лишь легонько провести кончиком языка по предплечью, оставляя влажную от слюны полоску. Он облизнул шершавые губы и снова сглотнул. Электричка мерно покачивалась, а с ней колыхалась и толпа, вжимая Тецую в него еще сильнее, если это было возможно. Тогда он едва заметно морщился, но стоически терпел. Иногда Тецуя переступал с ноги на ногу, чтобы перенести вес, и задевал Тайгу коленками. От этого у Тайги пересыхало в горле и очень хотелось пить. Он закрывал глаза, представляя высокий стакан с водой и лимонным соком. Колотого льда в стакане было много, так что на стеклянных стенках собирались капельки конденсата. Пить такое в жару – нельзя, но помечтать-то можно… Тецуя негромко охнул – видать, толкнули сзади сильнее – и Тайга открыл глаза, решив, что он немного мазохист. Ощутить губами лимонный вкус Куроко захотелось в разы сильнее, на его счастье Тецуя опустил голову. Разглядывая светлую макушку, Тайга пришел к выводу, что он мазохист по полной программе со всеми вытекающими… Тайга зевнул и потянулся, словно большой кот. Из-под майки показалась тонкая полоска светлой кожи, впрочем, ее некому было увидеть – аллея пустовала. Он зевнул еще раз, прикрыв рот тыльной стороной ладони, неторопливо поднялся, со вкусом размял шею и, перекинув сумку через плечо, зашагал в сторону квартиры. На город опустились сиреневые сумерки, дылды-фонари потихоньку разгорались безразличным желтым светом. Вокруг них стайками собирались мотыльки, настойчиво вившиеся у ламп в понятном только им ритме. Большие и маленькие, они были похожи на хлопья пепла, поднятые в воздух ветром. Тайга хмыкнул. Что-то его сегодня неудержимо потянуло к поэтическим сравнениям. Виной всему, он был уверен, то ощущение ушедшего, ностальгии или жара. А может, старания профессоров в институте не прошли даром и часть знаний, пусть со скрипом, но осела-таки в его голове. Он припомнил, что мотыльки стремятся улететь от света и, как это ни парадоксально, летят к нему, потому что граница света и тени для них самое черное пятно. Оптический обман, иллюзия. Наверное, именно этим пользовался в свое время Тецуя. До дома он, не торопясь, дошел за семь минут. Сумка размеренно била по бедру, но Тайге это не мешало, скорее наоборот. Квартира слепо разглядывала сумерки темными окнами – ждать его было некому. Брелок и ключи звонко бряцали о металлическую ручку, пока Тайга открывал дверь. Дом, прогретый солнцем за день, встретил духотой и тишиной. Оставив сумку в прихожей, Тайга распахнул окно настежь, пуская внутрь звуки улицы. - Завести что ли кота? – пробормотал он, шагая на кухню. – Или попугая… В холодильнике нашлись лед и лимон, он бросил пару долек в стакан, добавив три кубика льда, и залил водой. В воздухе разлился знакомый терпкий запах лимона. Он дошел до окна, уселся на пол, опершись на стену, и сделал небольшой глоток. Стакан холодил пальцы, и это было приятно. Тайга вспомнил, как Тецуя прижимался к нему в электричке, и прикрыл глаза. Если немного постараться, можно представить, что Куроко рядом, смотрит на него понимающе и почти улыбается. Еще немного и Тайга услышит негромкое флегматичное: «Кагами-кун» и тихие шаги Тецуи рядом. А потом, возможно, снова почувствует лимонное дыхание на своей шее. Оно будет путаться в волосах, легонько касаться лба и скул, мазнет по губам... Дальше Тайга представлять боялся – нереально, но крюком возбуждения живот цепляет. И горячо, и стыдно, но хочется. Он сдавлено выдохнул, прижал холодную влажную ладонь ко лбу и снова отпил из стакана. Интересно, если бы он коснулся губ Тецуи, они бы тоже были прохладными? Тайга вздохнул и покачал стакан в руке. Сегодня у его одиночества было лимонное послевкусие.