Railway station

Ярослав был зол. Злился он, по правде говоря, совсем нечасто, да и остывал достаточно быстро, особенно если отвлекался от предмета злости на что-то более важное или тем более приятное. Но сейчас не злиться не получалось. Вылезать из-под тёплого пледа не хотелось от слова совсем, а большая только что заваренная чашка с чаем сиротливо дымилась на прикроватной тумбочке. После долгого дня, полного репетиций и подготовительных к очередному концерту работ, хотелось только забиться в теплом углу, может быть, бездумно потыриться в какой-нибудь сериал и уснуть на ближайшие семь часов. Благо, квартиру в Москве он всё-таки снял, однажды осознав, что находится здесь чуть ли не больше, чем в родном Питере, и жить в гостиницах и на хатах у друзей будет не лучшим вариантом. Однако свершиться мечтам не было суждено. Телефон, зарытый где-то в недрах пледа, противно запищал надоедливой мелодией, и когда Ярик всё же соизволил раскопать его, высветил на экране знакомое «Казьмин». Минутное удивление от столь неожиданного звонка в полдвенадцатого ночи очень быстро сменилось раздражением. Голос у Саши на том конце был сиплый, недовольный, впрочем, ничего нового, типичный Казьмин, особенно в последние полгода. Гораздо более неприятным оказалась внезапная просьба. — Ты в Москве же? — игнорируя приветствия, сходу поинтересовался он. — Ээ, да, — не ожидавший такого начала беседы Ярик окончательно разлепил глаза, стряхивая полудрему. — Можешь меня забрать? Вопрос неприятной тяжестью недосказанности повис в воздухе. По крайней мере, так показалось самому Ярославу. — В смысле, откуда? — С вокзала. Я на Ленинградском. Ярик аж сел. Дело приобретало ну совсем уж неожиданный поворот. Первая мысль — Казьмин, а не охуел ли ты часом? Вторая — охуел и уже давно. И вытекающая, третья — а вдруг что-то случилось? Озвучил он, впрочем, четвёртую, самую сдержанную. И самую разумную для сложившейся ситуации. Если не считать вопроса, куда Саша подевал свою собственную тачку и что он вообще делает на вокзале. За его расписанием Ярик, конечно, не следил, но был почти уверен, что всю предыдущую неделю Саша провёл в Москве, а значит, возвращаться откуда бы то ни было не мог. — А такси не вариант? На том конце замолчали на несколько долгих секунд, потом послышалось шуршание и тихая возня. — Не вариант, — Саша скопировал его интонацию, но в утвердительном ключе. Ярик приложил всё силы, чтобы в голос не застонать. И слава богу, что Саша не видел, как он закатывает глаза и раздражённо трет переносицу. — Сань, ну серьёзно, всё настолько плохо, что ты меня с какого-то перепугу из кровати буквально выволакиваешь? — простонал он, попытавшись максимально убрать из голоса раздражение. В конце концов, это же Сашка, не чужой человек, и Ярик честно готов выслушать. И помочь в совсем уж бедовой ситуации. Ответом снова была долгая тишина. А потом голос у Саши на том конце вдруг скакнул куда-то наверх. — Не можешь — так и скажи. Всё, понял. И отключился. Сказать, что Ярик охренел… Ну, не то чтобы. Последний год и правда давался тяжело. Всем, как и ему самому, и это ощущалось. Но Сашу последние месяцы вообще страшно было подпускать ближе, чем на пару метров. Как говорится, осторожно, не подходи — убьёт. Не взглядом, так словом. Постоянные огрызания стали практически обыденностью, несмотря на то что и раньше-то Сашу примером доброжелательности назвать было сложно. Поэтому сейчас Ярик скорее офигевал от ситуации в целом, нежели от Сашиной реакции на его попытку узнать, в чем собственно проблема. А ещё офигевал от себя самого, когда, кряхтя, выбрался из-под пледа, на ходу зло печатая короткое смс: «Буду через полчаса» Про себя он малодушно надеялся, что в ответ прилетит что-то наподобие «Не надо, я уже заказал такси». Или каршеринг. Или хоть что-нибудь, что угодно. Но уже в прихожей, когда Ярик страдальчески обувался, упорно пытаясь пролезть ногой в нерасшнурованный ботинок, телефон мигнул коротким «Ок». Отступать было некуда. Сашка обнаружился на одной из витиеватых скамеек на втором этаже вокзала. Что удивительно, на самой скамейке и по соседству не лежало ни одного бомжа, лишь на противоположной стороне напротив ещё не закрывшегося корта «Вкусно — и точка» с несколькими редкими усталыми посетителями, очевидно, спала потрёпанная женщина, обложенная чемоданами. Сам Саша сидел, привалившись к подлокотнику и подперев голову рукой, рядом прямо на сиденье стоял остывающий стаканчик с кофе. Весь в чёрном, укутанный в свои свободные тряпки, он походил то ли на измученную гастролями рок-звезду, только темных очков не хватало, то ли на упахавшегося в край студента, возвращающегося с практики. Выдохнув и постаравшись максимально войти в положение, насколько вообще это можно было сделать в совершенно неясной ситуации, Ярик подошёл ближе, окликнув Сашу негромко. Казьмин голову поднял как-то тяжело, кивнул в знак приветствия, но встать не потрудился. Видок у него был как будто заспанный, лохматый, а под глазами залегли тени. У его ног на полу лежал чемодан, а на нём спортивная сумка. Минимальный комплект путешественника. — Так, ну что, ты мне сразу объяснишь, какого чёрта происходит, или до машины дойдем? — Ярик звякнул в руке неубранными ключами от автомобиля. — Да что тут объяснять, — фыркнул в ответ Саша, ероша волосы. И Ярик понял, что до машины они не дойдут. Убрал ключи в карман, раздосадованно щёлкнув языком, и опустился на скамейку рядом. — Блядский день, — многозначительно заключил Саша. — И время блядское, кто ж знал, что этот чертов поезд не в полночь, а в десять уходит. А там эта блядская репа, в Питере. Ярик кивнул, картина прорисовывалась быстро. Сашка просто опоздал на поезд. И это, естественно, будило внутри ещё более негативные, злые мысли, типа, он выволок его из кровати, потому что что? Ярик ему теперь должен билеты новые купить? Или может, вообще на машине до самого Питера подбросить? А что, тоже вариант, учитывая, что по телефону они не обсуждали, куда именно предстоит ехать. — Так, это всё просто охуенно здорово, но я-то тут каким боком? — искренне пытаясь совсем уж откровенно не беситься, поинтересовался Баярунас. — Я же сказал, до дома докинуть, — огрызнулся Саша, смерив его таким взглядом, будто он совсем тупой. — А репа? — Да похуй. Где-то в глубине зародилось навязчивое желание Сашу стукнуть. — Замечательно, поздравляю с началом адекватного отношения к работе. Тебе с твоим трудоголизмом давно пора было, а то так долго не протянешь, — отчеканил он. — Но вопрос, какого чёрта здесь делаю я, остаётся открытым. Ты мог просто вызвать такси. — Ты сам приехал. Я тебе сказал, не можешь — не надо. — Саша головой дёрнул как-то нервно, пальцы в кулаки поджимая. И голос звякнул снова какими-то высокими, визгливыми нотками. — Так значит это моё желание было, ну офигительно просто! Ты прикалываешься вообще или как? — вспылил Ярик. Конфликт назревал самый что ни на есть реальный, и гасить его на корню у него, если честно, сил сейчас не было. И без того заведённый, он искренне готов был стоять на своём. Но всё совершенно неожиданно пошло не по плану. Вместо ответа Саша вдруг издал какой-то странный, сиплый звук. — Ты чего? — Ярик замер, проглотив поток возмущений, уже было сорвавшихся с языка. Усиленно уводящий взгляд до этого, теперь Саша и вовсе отвернулся, напротив, задирая голову. — Ничего, нормально всё, можешь валить, — голос выдал мгновенно. Ломкий, на грани. А ещё отчаянно задергавшийся подбородок, не заметить который было невозможно даже в профиль. Впрочем, Саша тут же принялся остервенело грызть нижнюю губу и часто моргать, очевидно, считая, что это поможет затолкать назад в горло нахлынувшие эмоции. Ярик охренел. А потом словно кусочки пазла сошлись, сложились в единую, немного глупую картинку. И всё эти бесконечно усталые взгляды последние полгода, концерты, отработанные будто бы на автомате, а потом совершенно внезапные срывы на отдельных песнях. Вроде как не нужные и не совсем уместные эмоциональные порывы, мокрые глаза и подрагивающие губы. Все говорили, Саша Казьмин — отличный актёр. Только зачастил он что-то с драмой. Перегибает. А слезы-то — они вот. Настоящие. Злые, усталые, бесконечно долго сдерживаемые. — Сань, вот веришь, нет, это вообще ненормально. Ты себя видел со стороны? — Ярик постарался, чтобы голос прозвучал твёрдо, но не грубо. Уровень злости резко скакнул вниз. — Давай уже, поднимай свой зад и поехали, домой тебя закину, раз приехал. Отдохнешь, выспишься, и полегчает… Саша фыркнул, попытался скосить взгляд на Ярика, но, кажется, от вставших слез он уже почти ничего не видел. — Не полегчает нихуя… — нижняя губа у него затряслась совсем уж отчаянно вместе с вновь задрожавшим голосом. Завесившись чёлкой, он принялся судорожно тереть глаза тыльной стороной ладони, очевидно, сдавшись и решив, что тактика игнорирования собравшихся в них слез не сработала. Ярик напрягся ещё больше. Ситуация постепенно выходила за рамки адекватной, а Саша успокаиваться, кажется, не намеревался. А ещё Ярик с сожалением отметил, что былая злость начала отступать, уступая место лишь лёгкому раздражению. — Ну, проплачешься, значит, тебе, кажется, это уже давно необходимо. И точно станет лучше. Давай, пошли. Саша открыл рот, намереваясь что-то ответить, но губы кривились, и выдавить ничего толкового он не смог. У него черты лица дрожали, всё неуловимо преломляясь, и хрусталики слез застыли на покрасневших веках. Как-то судорожно вдохнув, он потянулся к забытому рядом на сиденье стаканчику с кофе. Но лишь одно неловкое движение — и несчастный напиток, задетый неосторожной рукой, полетел на пол, разбрызгивая вокруг сладкую жижу вперемешку с пеной. Благо, не на чемоданы, но вот щедро оросив Сашины ботинки. Оба: и Ярик, и Саша — замерли, уставившись на растекающуюся по полу лужу. — Вот же блядство… — наконец всхлипнул Саша совсем как-то визгливо. А потом, будто переломившись по щелчку, разрыдался, отчаянно утыкаясь лицом в сгиб локтя. «Блядство — это не то слово», — пронеслось в голове у Ярика. Вот и какого чёрта теперь было делать? А ведь вечер так хорошо начинался… Ничто не предвещало его окончание на сраном вокзале с ревущим Казьминым под боком. Сюр какой-то. Собственно, и вокзал-то так сам по себе не напрягал, как и редкие люди вокруг, по случайности могущие стать свидетелями происходящего. Стыд за какие бы ни было проявления эмоций у Ярика отсутствовал примерно… всегда. Но сейчас, глядя на Сашку, обычно сдержанного в подобных вещах, нервозного немного, но неизменно закрытого, у него нещадно щемило где-то в области грудной клетки. И что-то настойчиво свербело — он тебе позвонил не просто так, дебил ты этакий. И пускай словами он это никогда, ни при каких обстоятельствах не озвучит, очевидно было что… Тупым себя можно было признать уже официально. Он же Сашу не первый год знает, неужели с самого начала нельзя было понять, что дело совсем не в машине и не подбрасывании до дома. Неужели дело было просто… в Ярике? Неужели всё, что нужно было Саше, — это просто Ярик? Может быть, он хотел просто поговорить, как тогда, долгие годы назад, как будто в другой жизни. Может быть, он хотел лишь несколько ободряющих слов или совсем уж глупое и несуразное предложение поехать куда-то… Выпить, например, или к Ярику, туда, где у него есть старая приставка, которую можно было бы подключить к плазме. Ярик слишком привык, что Саша отдалился. У него сейчас своя жизнь, яркая, с поездками на море, бесконечными спектаклями, выступлениями на ТВ. Он бы нашёл, с кем поговорить, если б нуждался, ведь так? Сашка же собранный всегда. У него продумано всё, просчитано, он не из тех, кто, как сам Ярик, вот таким сиюминутным срывам подвержен. И самодостаточный до мозга костей. У него на сцене слезы — часть работы, необходимая для образа и правильного воздействия на зрителей. В жизни, кажется, — постыдная слабость. Слабость, которую Ярик внезапно удостоился увидеть. От осознания собственной непроницательности засосало под ложечкой. — Сань? — негромко позвал Ярик, но тот никак не отреагировал, и тяжёлый вздох застрял у Баярунаса в горле. — Господи, ну что ты за придурок такой… Иди сюда, Сань, ну всё, — с этими словами он потянулся, ощутимо обхватывая трясущегося Сашку за плечи одной рукой, а другую достаточно собственнически запуская в волосы на отчего-то горяченном затылке, и потянул на себя. Тот слабо трепыхнулся, попытавшись вырваться, и в неразборчивом бормотании Ярик сумел разобрать только несколько обрывочных слов: «не надо», «в машину» и «догоню». «Ага, щас, догонит он, оно и видно», — малодушно хмыкнул про себя Баярунас. Мысль о том, чтобы сейчас просто встать и уйти, казалась дикой. Наверное, он мог бы сделать так, находись они дома, и скорее всего сделал бы, смутившись и решив самого Сашку не смущать. Но не здесь. Секундное сопротивление, и Казьмин сам порывисто уткнулся лицом Ярику куда-то в ключицу между распахнутым воротом куртки и шеей, некрасиво всхлипывая и намертво вцепляясь в отворот куртки. А Ярика буквально мутило, и кажется, начинали подрагивать руки. Что делать, он решительно не понимал, а чувство злости, вспыхнувшее вначале, давно плавно перетекло в щемящее ощущение тревоги и сочувствия. За Сашку действительно начинало становиться страшно. Мимо прошла усталая женщина, волокущая за собой два чемодана, один на другом, даже не посмотревшая в их сторону. Потом пожилая пара. Ещё одна женщина, помоложе, встретившаяся с Яриком глазами и заинтересованно окинувшая их взглядом. Но, в целом, уставших, спешащих по своим делам людей мало волновали двое будто бы обнимающихся молодых людей на лавке. На уборщика, вывернувшего с эскалатора и громко матюгнувшегося при виде разлитого по полу кофе, Яр сам зыркнул так, что тот замер на полпути к ним. Несколько секунд озадаченно простоял на месте, кажется, не совсем понимая, в чем проблема, а потом развернулся и направился в другую сторону, увидев рассыпанный пакет с фастфудом на другой стороне возле фудкорта. Ярик прикрыл глаза. Мокрая футболка на плече жгла кожу. Запустив пальцы в мягкие волосы у Саши на затылке, он еле заметно их перебирал, даже сам не замечая этого толком. Саша почти затих, обмяк весь как будто, носом только шмыгал беспрестанно и вздыхал судорожно, кажется, изо всех сил пытаясь успокоиться. — Может, это, поедем уже, а? — Ярик попытался осторожно подать голос, попутно легко отстраняясь и придержав Казьмина за плечо. Тот вздрогнул как от неожиданности, а потом порывисто отстранился сам, закивав дергано и тут же принимаясь лицо вытирать рукавом толстовки. На Ярика смотреть он упорно избегал, и сам Ярик тоже не стал пытаться в лицо ему заглянуть. Со скамейки поднялись почти синхронно. Ярик подхватил с пола спортивную сумку, ожидая услышать возражения, но Саша сопротивляться на удивление не стал. Только сам ухватил за ручку чемодан, ставя его на колёсики, и натянул на голову и пол-лица капюшон. В машину они шли в гробовом молчании. И ехали молча. Ярик слепо пялился вперёд, на горящую цветными огнями дорогу, пытаясь совсем не уплыть и следить хотя бы за светофорами. Саша сидел рядом, устало привалившись плечом к противоположной двери и виском к холодному запотевшему окну. И можно было бы подумать, что он просто задумался, если бы не тяжёлые, припухшие от слез веки и всё ещё покрасневший нос. Казалось, он даже моргал с трудом, а никак не желающая уходить из уголков глаз влага норовила пролиться новыми слезами. Чуть не пролетев очередной светофор, Ярик даже слишком резко нажал на тормоз. Саша на ощутимый толчок словно отмер от какого-то своего оцепенения, потер лицо, утомленно прикрывая глаза, но так и не повернулся и даже взгляд в сторону Ярика не скосил. И тот с горьким смешком про себя понял вдруг — стыдится. А ещё понял, что именно это отчего-то задевает больше всего. Что могло быть глупее? Они сколько лет друг друга знают? Уже и счёт потерян! Чего только они вместе не пережили, прошли, испытали. Ярик Сашку и бухим в хлам видел, согнувшимся буквально над унитазом, что, кстати, для него вообще-то редкость большая, и злым как фурия, микрофонами швыряющимся… И трахались они с завидной регулярностью, Ярик прекрасно знает очень много пикантных подробностей. Что у Сашки коленки подгибаются, когда за ушами ласкают. Что за внешней грубостью он чувствительный очень. Саша же… Колючий весь обычно, гордый что пиздец. Он никогда открыто не просил, но колени перед Яриком разводил призывно. Готовился только всегда сам, в ванной. И не предлагал толком, но раскрывался так доверчиво, что мурашками прошибало вдоль позвоночника, и умирал каждый раз под Яриком почти буквально. Он Сашку в первый раз когда таким увидел, контроль отпустившим, позволившим себе слабость у него, Ярика, в руках, ему крышу сорвало совершенно. Причём к сексу-то они и после вроде как конца отношений не раз возвращались. Никаких обещаний, никаких сантиментов, их просто срывало иногда, и Ярик стойко продолжал себя убеждать, что всё ровно так, как и должно быть, и его всё устраивает. Хотя, конечно, признать можно было, что подобных бурных срывов с Сашиной стороны Ярик припомнить не мог. Он сам — другое дело, сколько раз он у Сашки на плече ревел, не сосчитать. И тогда, в далёкие молодые годы, когда они ещё были вместе, и потом, когда разошлись. Потому что соулмейты, потому что дружбу отношениями не испортишь, даже после конца этих самых отношений, ведь так? Как и сексом, конечно же. Так неужели Саша думал, что произошедшего действительно стоит хоть сколько-нибудь стыдиться? От этих мыслей становилось действительно обидно. И сделать хотелось что-то. Может быть очень непредсказуемое. Порыв был глупым, бесполезным и каким-то по-детски наивным. Проблемы так не решаются, Ярик, жизнь так не работает — упрямо твердило подсознание, когда Баярунас затормозил на обочине около ряда светящихся огоньками киосков. Кажется, здесь, около станции метро, они всё ещё работали. На тихую просьбу подождать пару минут Саша даже не отреагировал, оставшись в том же положении, и Ярик просто выскользнул из машины. И лишь уже после, возвращаясь с двумя маленькими стаканчиками горячего кофе в руках, понял, что не знает, что сказать, да и выглядит по меньшей мере по-идиотски. Но отступать было некуда. Извернувшись, он достаточно профессионально придержал оба напитка одной рукой, чтобы открыть дверь. Плюхнулся на своё сиденье, отряхивая ноги от налипшего снега, и заставил Сашку вздрогнуть только тогда, когда сунул ему буквально под нос напиток. — Надо всё-таки закрыть на сегодня этот кофейный гештальт, — глупо усмехнулся Ярик, не зная, чего ещё такого может сказать, чтобы это не прозвучало странно или сопливо. Дождавшись, пока неуверенная Сашина ладонь заберёт стаканчик, Ярик водрузил уже собственный в подстаканник между сиденьями и только потом отвернулся, с наслаждением захлопывая дверь и отрезая себя от уличного холода. К Саше он рискнул повернуться ещё через несколько томительных, почти осязаемых секунд, боясь натолкнуться на полный презрения взгляд и грубую колкость, мол, дебил ты, Баярунас, какой к чёрту кофе? Однако, кажется, Казьмин решил за один вечер окончательно его сломать. Сдавив несчастный стаканчик в руках, он потерянно пялился как будто сквозь него. — Саш… — как можно более осторожно позвал он, внутренне обмирая от ожидания очередного срыва. Но бури не последовало. Саша шумно шмыгнул носом, лишь на секунду прикрывая глаза, а потом посмотрел на Ярика. Вот такой — весь бесконечно уставший, заплаканный и разбитый, но больше не прячущийся взгляд. Ярику отчего-то в этот момент почудилось, что он Саше в душу смотрит, туда, глубоко-глубоко. А у того опять слезинка скользнула из уголка глаза. Едва заметная. Которую он поспешил ребром ладони смахнуть. — Ты решил мне сегодня годовой запас слез вылить? — тупая, тупая шутка. Это же вообще не смешно. Это грубо, нетактично, и вообще, по-хорошему эту тему нужно было как можно скорее замять, забыть, чтобы уровень неловкости совсем уж красную чёрту не перешёл. Хотя куда уж больше, Ярик слабо себе представлял. Но Саша только вымученно улыбнулся дрожащей, усталой улыбкой. Но внезапно такой искренней, какой Ярик не видел уже долгие месяцы. — Похоже на то. Извини. Что-то… накрыло. Не помню, когда последний раз… — Ерунда. Я, правда, не знаю, что происходит, не хочу лезть не в своё дело, но, очевидно, тебе это нужно было. Саша как-то дергано пожал плечами, снова шмыгая носом. — Устал. Наверное. А потом снова поднял на Ярика глаза, уставившись пронзительно и остро. — Яр, спасибо. Правда. Ярика от этого взгляда, а ещё тона, внезапно чёткого, гнусавого только самую малость, мурашками пробрало. А ещё скакнуло что-то в грудной клетке, дернулось больно и тревожно, на мгновение перехватив дыхание. И как-то иррационально самому захотелось заплакать. Поэтому он лишь поспешно отвёл взгляд в окно, туда, где на лобовое стекло, кружась, падали первые за вечер снежинки. Они сидели молча, пили медленно остывающий кофе и пялились на то и дело перебегающих дорогу впереди людей. Светофор чинно отсвечивал — красный, жёлтый, зелёный, и так по кругу, отсчитывая секунды. Ярик глотал сладкий молочный напиток, не шевелясь и даже вкуса его почти не чувствуя. Потому что Саша в какой-то момент придвинулся ближе. Он свой стаканчик опустил между коленей, придерживая одной рукой, а потом вдруг наклонился, Ярику голову на плечо опуская. Простой, незамысловатый жест. Но такой тёплый, буквально ошпаривший внутренности похлеще горячего кофе. За два с небольшим последних года у них было много всего. События, концерты, спектакли, общие проекты. Но как же мало в этом всём было простого человеческого тепла, кажущегося вроде как и не нужным. Но, очевидно, бесконечно необходимого. Ярик чувствовал, как Сашины волосы щекочут щеку, слышал его мерное дыхание и не мог подобрать слова, чтобы позвать его к себе. Ярик искренне не помнил, когда последний раз они встречались у кого-то на квартире просто так, без секса. Сейчас его не хотелось. Хотелось хреновой бессмысленной нежности. Хотелось искренности. Заботы. Всего того, что они оба так давно растеряли. Но одно Ярик знал точно: в направлении Сашиного дома он его этой ночью однозначно не повезёт.