Записи по утрам.

《День «N». Я уже не помню, когда я последний раз видел сон, помимо этого. Он снится мне каждую ночь. Мне удаётся запомнить лишь глаза. Они совсем не похожи на обычные. Будто цветок《Иван-да-Марья》. Я просыпаюсь, до сих пор чувствуя этот запах. Очень знакомый, странный запах. Он кажется мне каким-то родным.》 Рюноскэ Акутагава — девятнадцатилетний юноша, переехавший в Россию, а конкретнее, в Санкт-Петербург, ещё давно, с семьёй, почившей несколько лет назад. Отец его был человеком чести, всегда возвращавший долги вовремя. Однако по определённым причинам он не успел вернуть долг, за что поплатился жизнью. Мать была убита горем, и в один день ушла к морю развеять тоску. Увидев умершего возлюбленного среди серых волн она пошла к нему сквозь водную гладь, в результате чего утонула. От родителей парень получил немаленькое наследство, которое было поделено с сестрой, Гин. На полученные деньги она уехала на родину, ибо Питер ныне ассоциируется у неё с утратой семьи. Что касается старшего, то он остался жить здесь, в квартире, оставленной ему. Несмотря на воспоминания он не хотел покидать город. Питер притягивал его своим видом, дождливой погодой, контрастом между шумным днём и 《мёртвой》 ночью. Парень был личностью творческой, постоянно ищущей того места, где озарение придёт к нему. Питер оказался «тем самым» местом. Это и была одна из причин, по которой он не покинул город. Стоит рассказать о самом Рюноскэ. Он человек холодный, замкнутый и на лицо лишённый эмоций. Проходя мимо него сразу и не поймёшь, человек это был или же мертвец. Такому впечатлению способствовал также мертвенно-бледный цвет кожи. Глаза у него были серые, как грозовое небо. Волосы чёрные, на концах переходящие в пепельно-белый. Так у него было с рождения. Будто седина ошиблась маршрутом и пошла с кончиков волос. У парня было немало проблем со здоровьем: почти наследственный недостаток в весе, астма, мигрень, приходящая и уходящая всегда внезапно, словно поджидая идеального момента для своего проявления. Однако, несмотря на вышеупомянутую астму, парень нередко курил, забивая на проблему, мучающую его изо дня в день. Разрывающий грудную клетку кашель, идущий вместе с кровью и болью во всём теле, был ему уже как родной, так что его не сильно волновала его вредная привычка. Может, сразу и не поверится, но у Акутагавы есть пара-тройка друзей. Пожалуй, самый близкий из них — Чуя Накахара, японец по национальности и русский по месту жительства. Чуя — не очень высокий, но бойкий и энергичный парень, на 4 года старше Акутагавы. Со слов самого Рюноскэ, 《этот парень с виду уравновешенный и тихий, но даже самая незначительная мелочь может испортить его день》, и было это абсолютной правдой. Небольшой пример: Чуя терпеть не мог мелкий дождь, и даже при одном упоминании его он начинал сильно раздражаться. Также он неплохо ладил с официанткой в небольшом кафе — Хигучи Ичиё, тоже, как можно понять, «русской» японкой. Её история переезда не сильно интересна: она приехала сюда, насмотревшись влогов о жизни в Петербурге, но слегка разочаровалась, приехав в этот романтизированный людьми город. Однако, денег на путь-дорогу обратно у неё не нашлось, поэтому она живёт тут и зарабатывает себе на жизнь, пахая на кухне кофейни и сортируя кофе по полкам склада. Она была красивой девушкой, аккуратной и бережно относилась к каждому предмету на рабочем месте, что было ценно в столь утончённом заведении. Акутагаве повезло: его наследство ещё долго будет его кормить, позволяя не горбатиться на работе с утра до ночи, которая будет лишать возможности писать картины дни напролёт. Чуя ни раз предлагал ему продавать картины на заказ, но у парня всё никак не доходили руки завести себе аккаунт, где он сможет продвигать своё творчество и привлекать клиентов. Плюс, брюнет не хотел связывать всю свою жизнь с рисованием, боясь, что от частой практики он перегорит и забросит это дело, да и других увлечений помимо рисования у него было много, как чтение, игра на старом, можно сказать полумёртвом фортепиано, скрипка, шитьё, гитара, даже барабанная установка стояла в зале. На счёт шитья: проживая ещё в Японии, он нередко шил шторы и занавески для друзей отца, за что получал неплохие деньги. Это одна из причин, почему Акутагава до сих пор не нуждается в работе, хотя живёт в Питере уже больше трёх лет. Конечно, он первое время одиночной жизни пытался устроиться кем-то. По совету опять же Чуи он полтора года преподавал скрипку по онлайн-связи. Накахара его и на сайте зарегистрировал, и страницу оформил, и даже сам вместо юноши первые разы назначал занятия. От Рюноскэ требовалось лишь умение объяснить, терпеливость и желание учить. К сожалению, второго пункта у него было слишком мало, из-за чего часто приходилось стыдиться перед учениками. Предположительно именно поэтому он и перестал преподавать. На какое-то время парень перестал пытаться найти работу, а вскоре, после новости о, мягко говоря немаленьком наследстве, ему уже не надо было думать о том, какие вакансии ему ещё посмотреть и куда подать заявление. Одним вечером Акутагава сидел с Накахарой на кухне и обсуждал всё, что происходит вокруг, в голове, и вдруг вспомнил о сне, что снится ему уже длительное время. Рыжий глотнул кофе. — Ты снова видел того человека? Рюноскэ посмотрел вопросительно на приятеля. — Я вижу этот сон уже около шести недель. И всё, что я помню — глаза Чуя непонимающе покосился на брюнета. — Глаза? Впервые слышу такие подробности, — он снова сделал глоток, опустошив кружку. — Я помню сон про человека, но чтоб только глаза…это странно — М-да уж. Они посидели в тишине. — А какого цвета глаза хоть были? Не карие случайно? Накахара усмехнулся, игриво подняв брови. Рюноскэ не оценил шутки. — Это уж точно не глаза Ичиё. Те глаза, что я вижу, особенные. Рыжий заинтересованно развернулся. — И чем же они особенные такие? Что, разных цветов? Или может один глаз как у азиата, а другой европейский? — Парень засмеялся. — Больше первое. Глаза-то одинаковые, но они совсем необычных цветов. Они янтарно-васильковые. Юноша поднял глаза на Накахару. Тот сидел с задумчивым лицом, а потом молвил. — Знаешь, в этом особо нет ничего удивительного. Во сне часто всякая херь снится, а уж глаза таких цветов — это обычное дело. — Ну, наверное. 《Стоило мне лечь на кровать и закрыть глаза, как я снова увидел их. Эти глаза. Они не отпускают меня, не хотят. Этот взгляд что-то напоминает. Или кого-то. Я не помню его или её. Не могу понять, кто это. Но даже если я не знаю этого человека, то почему от одной мысли о них мне становится так…до неузнаваемости хорошо? Это хорошо? Это не может быть любовью. Влюбиться в чьи-то глаза, даже не зная, чьи они — полный абсурд. Наверное.》