Под водой

С самого раннего детства нас учат правильно дышать. И уже лет в пять многие из нас могут задерживать дыхание в прямом смысле до посинения. Я, вот уже четыре года как прилежный падаван, могу обходиться без кислорода добрых полчаса. Но это вовсе не значит, что мне нравится торчать под водой. Мастер смеется надо мной. Не в голос, конечно, — это было бы напрасной тратой воздуха, но в глазах его плещется нескрываемое веселье. А все потому, что я умудрился потерять свой ребризер где-то по дороге. И хотя мы, скорее всего, вылезем отсюда раньше, чем его отсутствие мне серьезно аукнется, я заранее предвкушаю отповедь мастера: "Крепче держи свое снаряжение, падаван, не то тебя ждут куда более серьезные неприятности, чем десять минут под водой". Боюсь представить, что бы он сказал, потеряй я световой меч; к счастью, такого со мной еще не случалось. Утешает, что вода хотя бы относительно чистая и прозрачная. Когда воздухоциклы в поисках нас перестанут рыскать над озером, мы сможем наконец-то вернуться на корабль и отправиться обратно на Корусант. Очень жаль, но эта миссия — полный провал. Даже дипломатические таланты Квай-Гон Джинна не смогли побороть ксенофобию нынешних планетарных лидеров. Очень досадно, но нельзя сказать, что неожиданно. Через двадцать лет правительство сменится, и, возможно, тогда они будут готовы присоединиться к Республике. Мастер смотрит вверх, и, готов спорить, он прощупывает, что происходит над нами. Он намного искуснее меня во владении Силой, и, пока я беспомощно глух, он слушает за нас двоих. Он качает головой, его длинные волосы плавно струятся в воде. Жест понятен: спидеры все еще не угомонились. Вода хотя бы теплая. Вообще-то сидеть под водой в компании мастера — не самое неприятное занятие; вместе с ним всегда хорошо, даже в полном молчании. Он слегка разворачивает руки и садится на колени. Я смотрю на него с благоговейным ужасом: он что, собирается медитировать? Прямо под водой? И, видимо, так и есть. Я пожимаю плечами — весьма замедленное получилось пожатие — и тоже опускаюсь на колени. Удерживаться на дне совсем не сложно: тяжелые, промокшие мантии и Сила — хорошие в том помощники. Мы погружаемся в медитацию. Я чувствую вокруг себя потоки воды, и восприятие мое гораздо чище и яснее, чем во время медитаций дома. Связь между мной и мастером стала глубже и плотнее; она ощущается по-другому, не так, как в стенах Храма. Я могу почувствовать исходящее от него спокойствие, но словно с опозданием, будто ему приходится преодолевать сопротивление воды. Легкие прикосновения подводных течений к лицу и плечам отвлекают, но они очень приятны; будто снова стал юнлингом и раскачиваешься на месте, чтобы хоть как-то угомониться. Конечно, по большому счету, это называется "ерзать", но для малышей такие размеренные движения — одна из первых доступных форм медитации. Мое тело все еще помнит ее, и ритм водных потоков действует успокаивающе. В медитации запросто можно потерять счет времени. Где-то в голове звенят тревожные колокольчики, предупреждая, что кислород в крови на исходе, и мне приходится вынырнуть из медитации. Я смотрю на мастера; он все так же сидит на коленях, глаза его закрыты, и сам он словно излучает безмятежность. Но он наверняка почувствовал мое волнение. Я не решаюсь коснуться его — беспокоить кого-либо во время медитации кажется мне вопиющей бестактностью. Я обращаю все свое восприятие к водной глади надо мной; но нет, воздухоциклы все еще там. Вот ведь упорные! Я снова переключаюсь на мастера. И, хвала Силе, он наконец-то открывает глаза и смотрит на меня. Он вытаскивает изо рта ребризер и подается вперед. Я тянусь к устройству, но мастер уже спрятал его в рукав, и мне остается только недоуменно хмуриться. Он продолжает клониться вперед, медленно, очень медленно, и вот его рука ложится мне на затылок, и он привлекает меня к себе. От неожиданности я выпускаю из легких последние пузырьки кислорода. А он все продолжает наклоняться ко мне и притягивать меня все ближе и ближе. Моя падаванская косичка покачивается где-то за спиной. Он прижимается губами к моим губам, наполняет мои легкие воздухом, и я забываю, что надо дышать. Как давно он знает? Как долго… хочет? И как долго — оказывается — хочу я? Все это очень неожиданно, но в то же время мы будто всю жизнь ждали именно этой минуты. Неужели так? Он отстраняется, но в глазах его пляшут искорки. И я уверен, что это не просто отблески воды; его глаза сияют. Мои, должно быть, тоже. Он надевает обратно ребризер. Искушение найти повод для нового вдоха велико. О, так велико! Закашляться, чихнуть. Но я не стану. Теперь можно и подождать. Ведь когда мы выберемся, времени у нас будет предостаточно.