Тебя не вытравить из моей головы, Ты въелась в кровь как будто самый дешевый дым.
Клопен въелся в сердце Гренгуара также, как в лёгкие первого въелся табачный воздух Двора Чудес. Несмотря на то, что поэт сильно выбивался из общей массы бродяг и пьяниц, у него получилось прижиться и сродниться с ними. Особенно с Эсмеральдой и Клопеном. Все это происходило не сразу, эти двое казались Гренгуару неприступными крепостями романской эпохи. В частности Алтынный король представлялся ему именно как крепость в добавок со стражей и рвами по её периметру. Но по итогу эти "завоевания" крепости пришли к тому, что мы видим сейчас. К чему-то нежному и любящему. Не трудно догадаться, что они были разными, но как известно — противоположности притягиваются. Они отличалась во многом — образе жизни, принципах и взглядах на жизнь. Пьер летал в облаках вместе с поэтичными музами, Клопен оставался со своими приземистыми мыслями, среди парижских улиц. Временами поэт, выныривая из грёз и отставляя в сторону мистерии, посвящал Клопену несколько четверостиший. Он сравнивал его с Аполлоном, с непобедимым Давидом, и хотя Клопен плохо разбирался во всем этом, он считал это милым. *** — Ты красивее всех вещей искусства… Красивее, чем "Венера" Боттичелли, чем мозаика в розе Собора Богоматери… Ты знал? — как-то раз, немного хмельной, признался Пьер. Конечно-же Труйльфу об этом не знал. И не то чтобы, он не считал себя красивым, — нет, наоборот — он просто не имел особого представления о том, с чем его сравнивают. Ему это было вполне простительно не знать. — Да, знаю, — соврал Алтынный король — но ты лучше, чем все это вдвойне. — Придвинув поэта к себе он нежно поцеловал его. Гренгуар охотно ответил на неожиданное действие, обвивая худыми руками его шею. *** Труйльфу всегда был в центре любого веселья во Дворе Чудес. Всё-таки звание "короля" делало своё дело. Неважно — попойка эта, казнь, праздник или танцы на площади. Этакий огонёк, заставлявший гореть всех рядом с ним. Гренгуар был намного спокойнее. Во время попоек он отсиживался в стороне, — потому, что был равнодушен к алкоголю — следя взглядом за буйным весельем Клопена. Казни он не любил, из-за своего опыта. На площади появлялся только для заработка денег с Эсмеральдой. Его способ заработка совсем не подходил под его репертуар поэта-философа. Это его несказанно удручало, но есть захочешь — пойдешь на все. Поэт был внешне сильно замкнут, но образ жизни во Дворе заставил его изменится и изменить своим принципам (хотя бы частично). Принцип там был один — все идут и ты должен. Будь то всеобщее веселье или даже бунт. Все идут рука об руку. Бунт. Осада собора. На заре уже вся толпа бродяг стояла у портала собора Богоматери. Вооружённые — не с ног до головы, конечно, — все. Хотя Гренгуар и выдвинул эту своеобразную идею по спасению цыганки, но участвовать в осаде, похоже, не собирался. Стоя в конце строя, он цеплялся глазами за знакомые лица и придумывал план побега, на случай чего. Идея о побеге и животное чувство страха возросло, когда "собор" начал обороняться. Но бежать было нельзя. Сердце окончательно перешло порог пяток, рухнув под землю, когда со стены здания упала, с дикими криками, лестница с кучей людей. Через мгновение вслед полетел, зацепившись за горгулью, бесёнок-Жеан. Собор в огне, а земля — в трупах. Вместо того чтобы сорваться с места и бежать со всех ног куда подальше Гренгуар побежал на поиски Клопена. В голове бились две мысли — "он мёртв" и "нет, он не мог". Труйльфу был в самом начале строя, сказать точнее — в эпицентре. Пьер облегчённо выдохнул, увидев его. На удивление, ему стало спокойнее. — Клопен, стой. — схватив цыгана, заговорил, запыхавшись, Пьер. — Дело плохо, надо уходить пока не поздно! — Что ты несешь, Пьер? Мы почти выломали двери, дело за малым. Победа будет наша! — Глаза Гренгуара нервно забегали по лицу Клопена, ища объяснение этим словам. Проговорив это, Труйльфу обернулся на странный приближающийся звук. То были королевские стрелки. По мере своего приближения они подбивали все большее количество обороняющихся бродяг. Они сражались довольно достойно, но их не покидало чувство, что развязка близко. — Сегодня нам придётся умереть, — сказал Алтынный король, прихлопнув Пьера по плечу. Отбежав и вооружившись косой он стал сбивать лошадей стрелков с ног, так уверенно, что казалось, что он всю жизнь это делал. Со стороны его действия выглядели действительно размеренными и чётко выстроенными. С быстротой проворной лисицы Гренгуар снова оказался возле Клопена. — Mon amour... — слова встали комом в горле и поэт только и мог растерянно смотреть на Клопена, будто стараясь запомнить каждую его черту. — Не бойся, от пули умирают быстро, — ехидно улыбаясь, сказал Труйльфу, проводя рукой по щеке поэта. Сказать, что эти слова не успокоили Пьера — не сказать ничего. Гренгуар резко прижался сухими губами к губам напротив, смазано целуя. Ничего более разумного его не посетило. Несчастную пару пришлось прервать. Одна из пуль королевских стрелков сбила Труйльфу с ног. Выронив из рук косу, он упал на затопченый окровавленный гранит площади. Несколько раз Клопен пытался сфокусировать мутный взгляд на растерянном Гренгуаре, но все было безуспешно. От неожиданности всего произошедшего у Пьера подкосились ноги, он рухнул на колени рядом с ним. Крепко сжав руку лежачего он что-то беззвучно лепетал одними губами. С глаз стекали несколько ручейков слез. — Ты красив, как последний выстрел, — на выдохе прошептал Клопен, из последних сил пытаясь выдавить улыбку на побледневших губах.На заре, на расстрел От воды, от огня Я умру, я умру, я умру за тебя.