Sergei Rachmaninoff - Prélude in C-sharp minor, op. 3, no. 2
«Не дыши!» Она дёргает руками и ногами изо всех сил, беспомощно барахтаясь в давящей невесомости воды, пока воронка течения утягивает её всё глубже. Лёгкие горят, жажда кислорода сдавливает грудную клетку тисками, и лишь единственная мысль бьётся набатом в мозгу: «Не дыши!» Гермиона слепо вертит головой, пытаясь найти хотя бы проблеск света с поверхности, чтобы понять, в какую сторону плыть. Но шторм застиг их корабль ночью, а луна трусливо спряталась за размазанными по небу тучами, отказываясь становиться свидетельницей гибели целого экипажа. Вокруг лишь непроглядная тьма и неизбежность. Пальцы рвут застёжки корсета и тянут тяжелую юбку вниз, пока та не слетает с ног, оставляя девушку в тонком нижнем платье. Но это не помогает — собственная лёгкость не выталкивает её наверх, и тогда пальцы в агонии начинают рвать уже собственное горло, словно бы это поможет найти хоть крупицу воздуха. Она захлёбывается отчаянием и вот-вот захлебнётся уже по-настоящему, но за мгновение до того, как рот разрывается немым криком, Гермиона видит это. Едва заметное свечение стремительно приближается к ней, превращаясь в силуэт. Ей чудится, что это сам морской чёрт поднялся из глубин, приманивая светящимся удилищем свою добычу, но когда он подплывает ближе, Гермиона перестает бороться с ледяной толщей воды и замирает. Перед ней — лицо, бледное и пугающе красивое, с пронзительно синими глазами, которые и создают это странное свечение. «Дьявол…» — проносится в голове мысль, прежде чем сознание начинает окончательно покидать её. Дьявол обхватывает лицо Гермионы руками и наклоняется к её губам. Он едва заметно улыбается, и девушка буквально слышит в голове его низкий голос: «Дыши» И когда его язык разрывает тонкую преграду рта, Гермиона дышит. Кусает чужие губы, пьёт с них живительный кислород и дышит.***
Сознание возвращалось постепенно. Гермионе казалось, что волны продолжают мягко баюкать её, не давая вырваться из сонного тумана. Ей и не хотелось — после стольких дней путешествия на корабле, во время которого морская болезнь всё никак не отступала, спокойный сон казался настоящим блаженством. Гермиону не мучили тошнота и головокружение — если честно, она вообще ничего не чувствовала. И это ощущалось прекрасно. Но как бы сладко не было лежать в забвении, рациональная часть сознания пробивалась даже сквозь сладкий сон и настойчиво шептала: «Просыпайся, здесь что-то не так». «Что-то» вдруг замелькало под веками конкретными образами: шквалистый ветер раскачивает корабль, накреняя его всё сильнее вбок, волны бьются о борт и заливают палубу, захватывая в ловушку нерасторопных моряков, которым не повезло оказаться в эпицентре шторма. Повсюду крики, перебивающие собой даже шум грома и бури. Гермиона и сама кричит, когда слышит жуткий, оглушительный треск, а затем доски под её ногами расходятся в стороны, и она падает в бездну океана, чувствуя, как смыкается над головой разъярённая водная гладь. С громким вскриком Гермиона распахнула глаза и села на постели, тут же заходясь в удушающем кашле. Лёгкие словно сдавил ледяной обруч, мешая сделать полноценный вдох. Она в панике заметалась по кровати, пытаясь встать, но чьи-то сильные руки надавили на плечи, вынуждая сесть обратно, а затем поднесли к губам наполненный кубок. — Пей. Гермиона попыталась отвернуться, но чужие пальцы с силой сдавили челюсть и влили в рот голубоватую жидкость. На контрасте с грубыми движениями зазвучал смутно знакомый мягкий голос. — Это восстанавливающий эликсир. У тебя воспаление лёгких после падения в океан, оттого тяжело дышать. Эликсир поможет. Пей. Слушая этот голос, Гермиона постепенно успокаивалась и послушно глотала странное зелье, напоминающее по вкусу мятный сироп, которым её лечили в детстве. Боль действительно уходила, а воздух беспрепятственно начал проникать в лёгкие. Опустошив весь кубок, Гермиона, наконец, взглянула на молодого мужчину перед собой. Он сидел рядом с кроватью на корточках, но даже так казался очень статным и высоким. Черные волосы небрежными локонами обрамляли скуластое лицо. Тонкие губы натягивались в доброжелательную улыбку и странно констатировали с холодным, пронзительным взглядом. — Ты спас меня… — выдохнула Гермиона, вспомнив, что уже видела эти глаза. В пучине океана они показались ей потусторонними и жуткими, однако сейчас, когда сознание прояснилось, ушли и неясные страхи. Не дьявол — просто мужчина, пусть и пугающе красивый. От этой мысли, а, может, от подействовавшего эликсира, напряженные плечи расслабились, и усталость склонила девушку обратно на подушку. Сквозь вязкую сонливость она едва расслышала: — Спи, моя душа…***
В следующий раз из объятий сна её вывела музыка. Она проникла в сознание мягким шелестом нот, нежной мелодией, что нарастала с каждым нажатием виртуозного мастера на клавиши. Гермиона открыла глаза и ещё несколько мгновений наслаждалась чарующей игрой. В этот раз не было страха и паники, лишь лёгкая тревожность, но и та притуплялась то ли действием эликсира, то ли пронзительно красивой мелодией, доносившейся из соседней комнаты. Медленно сев на кровати, она свесила босые ноги и осмотрелась. Гермиона находилась в небольшой комнате, будто бы застывшей во времени — старинное убранство было ветхим, но чистым и аккуратным. Словно декорации некогда богатого замка, растерявшего со временем всю свою былую роскошь, но не величие. Гермиона прислушалась к ощущениям, с удивлением отмечая, что почти не чувствует боли. Рядом на прикроватном столике стоял уже знакомый кубок. В первый раз ей показалось, что жидкость в нём голубая, но теперь, в свете дня, зелье заиграло совершенно удивительными оттенками: от насыщенно синего до зеленовато-голубого. Она словно всматривалась в глубину океана, такую же завораживающую, как… глаза её спасителя. Вспомнив о нём, девушка поспешно поднялась и направилась в сторону двери. Не дойдя пару шагов, увидела большое зеркало в потускневшей кованной раме, а в нём себя — в том же лёгком платье, которое носила на корабле, с длинными спутанными волосами и болезненно бледным лицом, с которого настороженно взирали карие глаза. «Словно призрак…» — отстраненно подумала Гермиона, дотрагиваясь до своего отражения. Внимание привлекла рука. Пальцы, а, вернее, подушечки, показались сморщенными, словно она провела много времени в воде. Нахмурившись, Гермиона потёрла их друг о друга, и снова раскрыла ладонь — пальцы выглядели нормально. Списав это на разыгравшееся от болезни воображение, она вышла из комнаты и очутилась в большом зале, залитом светом из витражных окон под самый потолок. В центре зала стоял старинный рояль, за которым сидел уже знакомый мужчина. Чувствуя странное волнение, Гермиона неуверенно подошла ближе, не желая прерывать его игру. Когда он закончил, тихо произнесла: — Это было волшебно. Мужчина поднял взгляд и мягко улыбнулся, внимательно рассматривая свою гостью. — Как ты себя чувствуешь? — спросил он участливо. Гермиона пожала плечами, чувствуя себя немного неуютно под столь пристальным вниманием. — Мне уже лучше, спасибо, — она опустила глаза на клавиши рояля, вернее, на длинные тонкие пальцы, что обманчиво спокойно лежали на них. — Спасибо, что спас меня. Кто-нибудь ещё… Он перебил: — Тебе стоит выпить эликсир, чтобы скорее поправиться. Он кивнул на тот самый кубок, который словно по волшебству очутился на столе рядом с инструментом. Гермиона нахмурилась. — Как ты… Мужчина не дал договорить, настойчиво протягивая зелье. Гермиона не стала спорить, желая поскорее выполнить требуемое и получить ответы на свои вопросы. Закончив, она отставила пустой кубок и вцепилась в мужчину нетерпеливым взглядом. — Спрашивай, — улыбнулся он и примирительно поднял руки. — Как тебя зовут? Как ты спас меня? Где мы? Кто-нибудь ещё выжил?.. Выпалив тираду мучивших её вопросов, она зарделась, когда услышала в ответ тихий смех. — Какая настойчивая пылкость… — он слегка сощурился, пряча в глазах хитрые смешинки. — Меня зовут Том Реддл. Шторм оттеснил ваш корабль в сторону Саргассового моря, где, собственно, я и увидел крушение. К сожалению, спасти удалось только тебя. Том поднялся с банкетки и отошел к окну. — Сейчас мы находимся в Бермудском заливе вблизи Мейн-Айленд, на одном из островов, где находится гостевое поместье моей семьи. Здесь много лет уже никто не живёт, и я использую его как перевалочный пункт в своих путешествиях. Гермиона встала рядом с ним и вгляделась вдаль — впереди расстилалось бескрайнее море, сливающееся на горизонте с грозовыми тучами. Свинцовое небо то и дело рассекали вспышки молний. Том продолжил: — Море неспокойно. Нам с тобой придётся остаться здесь на какое-то время. Гермиона вскинула на него непонимающий взгляд. — Мы здесь одни? Где твоя команда? — Я предпочитаю путешествовать в одиночестве, — коротко ответил он, и Гермиона не решилась расспрашивать дальше, не желая показаться невежливой, хотя этот факт и показался ей странным. Вместо этого она тихо произнесла: — Ты не спросил моего имени. Том повернулся к своей гостье всем корпусом, улыбаясь. — Разве? Возможно, ты просто не помнишь, — он сделал шаг ближе, — Гермиона. Его движения казались расслабленными и простыми, но в них сквозила завораживающая грация и плавность, от которой невозможно было оторвать взгляд. — Ты голодна? — неожиданно перевёл тему Том. Девушка заторможенно кивнула, прислушиваясь к ощущениям. Ей было сложно собрать мысли в кучу, концентрация была слишком слабой, а в голову словно напустили тумана. Наверное, это был эффект от эликсира — Гермионой вдруг овладела странная апатия. Том тем временем продолжил, словно не замечая её состояния: — Здесь не так много запасов продуктов, но что-нибудь можно придумать. Часть из них я доставил примерно месяц назад. Как раз на такой случай — в это время года штормы в океане не редкость. Он взял её под руку и повёл из комнаты. Слушая его размеренную речь, Гермиона падала всё глубже в состояние некого транса, не успевая даже рассматривать замок во время их небольшой прогулки. Дойдя до столовой, Том оставил её одну, а сам отправился за едой. Спустя время он вернулся с небольшим подносом, на котором лежала отнюдь не скудная провизия. Гермиона не смогла удивиться разнообразию пищи, потому что желудок скрутило диким голодом, и ей не оставалось ничего иного, кроме как поддаться ему. Том наблюдал за ней с нечитаемым выражением на лице, лишь изредка уголки его губ дёргались, словно пытаясь скрыть улыбку. — Как ты оказалась на корабле? — спросил он после того, как большая часть еды исчезла с подноса. — Девушка столь юного возраста на торговом судне среди заправских моряков… Слишком смело для дочери какого-нибудь английского лорда. Она осоловело пожала плечами. Сытость и лекарство притупили её настороженность, отчего язык развязывался сам собой. — Меня и не должно было быть там, — тихо ответила она, прикрыв на секунду глаза. Под веками сразу появился образ её родного дома. — Я сбежала, вернее, мне пришлось… Подкупила одного из матросов, и он провёл меня на корабль. Мы должны были доплыть до Монреаля за двадцать три дня, оттуда я планировала отправиться дальше. — Почему ты сбежала? Девушка грустно улыбнулась. Она не знала, как донести свою мысль так, чтобы не выглядеть глупой и наивной простушкой, позарившейся на призрачную мечту. — Как ты верно заметил, я слишком смелая для дочери английского лорда. Слишком упрямая, своенравная и дерзкая, — воспроизвела она по памяти слова матери. — Эти качества достались мне от отца, как и жажда знаний, стремление к чему-то большему. Отец с детства учил меня быть твёрдой в своих убеждениях и идти своим путём, невзирая ни на что. В детстве он читал мне книги о великих путешественниках, рассказывал невероятные истории, а когда я подросла, то уже сама часами пропадала в библиотеке. Отец был для меня всем… он говорил, что нет ничего важнее свободы выбирать свою судьбу. Гермиона на секунду замолчала, сжав пальцами ткань юбки. — Потом он умер, — глухо произнесла она. — Мать… не разделяла его суждений. Она была воспитана в традиционных представлениях о роли женщины в обществе. Книги, путешествия, амбиции — чепуха. По её мнению я должна была выгодно выйти замуж, переехать в чужой дом, нарожать кучу детей и по вечерам обсуждать с почтенными леди сплетни и модные шляпки. Услышав смешок, сорвавшийся с губ Тома, Гермиона и сама улыбнулась. — Мне просто хотелось другой жизни… — продолжила она. — Свободной от этих правил и предрассудков. Жизни, в которой я могла бы сама решать, как жить и что делать. — И поэтому ты выбрала Америку? — тихо спросил Том. Гермиона покачала головой, словно бы коря себя за излишнюю откровенность. — Отец однажды бывал здесь, еще давно. Он говорил, что Америка более прогрессивная и свободная, даже в отношении женщин. Она замолчала, не смея взглянуть на Тома и боясь увидеть осуждение на его лице. Но тот молчал, и девушке всё же пришлось поднять глаза. Мужчина задумчиво рассматривал её, но было сложно понять, о чём он думает. Наконец, он произнёс: — Ты и правда очень смелая девушка, Гермиона. Твой отец был удивительным человеком, раз воспитал такую умную дочь. От его слов она вновь зарделась, но Том не дал ей возможности облечь смущение в слова. — Увы, твой отец был неправ в одном — Америка мало чем отличается от Европы. Свобода здесь — то же золото дураков. Своим блеском оно привлекает искателей со всего света, но на деле оказывается дешёвкой. Люди попадают в ловушку алчности и порочности, и вместо свободы получают осколки своих разбитых надежд. Он протянул руку, дотрагиваясь до её предплечья. Гермиона вскинула удивленный взгляд, но не одёрнула руку, чувствуя, как горит кожа под пальцами мужчины. Глаза цвета океана захватили её в плен, и она почувствовала, как сознание заполняет уже знакомая вязкая дымка. — Земля слишком жестока к таким чистым душам, как твоя, Гермиона. Настоящая свобода лишь в бесконечности океана. Здесь нет предрассудков, лишь бескрайний горизонт и ветер, — он понизил голос практически до шёпота. — Я мог бы взять тебя собой бороздить его просторы. Я покажу тебе целый мир, открою тысячи удивительных мест… Словно завороженная, Гермиона слушала этот шёпот, чувствуя, как внутри неё всё тянется вслед за чарующим голосом, и мысли уносятся за дальний горизонт.***
Дни тянулись медленно и размеренно. Буря за окном всё не утихала, как не утихала и неясная тревога внутри Гермионы. Начавшаяся после крушения болезнь всё никак не отпускала её — она чувствовала слабость, и если забывала принимать эликсир, то грудная клетка начинала нестерпимо болеть. Благо, Том всегда был рядом, ревностно следя за её состоянием. Такая забота казалась Гермионе приятной — она не могла не поддаваться очарованию мужчины, что был всегда обходителен и вежлив. Он не просто ухаживал за ней, он наполнял дни интересными разговорами и занятиями, умудряясь появляться ровно в тот момент, когда тяжелые мысли пробивали брешь в спокойном состоянии девушки. Иногда Гермиона думала о будущем. Рано или поздно океан успокоится, и ей придётся решать, что делать дальше. Мечты об Америке теперь всё чаще казались наивными и поспешными, но возвращение домой виделось ещё более глупым поступком. Гермиона не знала, что ей делать, и была даже благодарна задержавшейся буре, которая оттягивала момент принятия решения. Как была благодарна и Тому. — Тебе не стоит сейчас об этом беспокоиться, — говорил он ей. — В конце концов, ты можешь оставаться здесь столько, сколько потребуется. — А как же ты? Неужели я тебя не обременяю? — Нисколько, — улыбнулся Том, подойдя ближе. — Твоя компания мне в радость. — Но ты же не можешь вечно… — «возиться со мной» хотела сказать Гермиона, но запнулась и перефразировала: — Сидеть на этом острове. Рано или поздно тебе придётся вернуться к реальной жизни. Том загадочно улыбнулся, протягивая руку и заправляя непослушный локон волос девушки за ухо. Его близость заставила Гермиону судорожно выдохнуть. В груди странно запекло. — Поверь, нет ничего более реального и вечного, чем этот замок. И в этом был весь Том. Сколько бы Гермиона не пыталась выяснить о нём больше, сколько бы вопросов не задавала, он небрежно отшучивался и мастерски переводил тему. Или находил Гермионе новое занятие, захватывающее всё её внимание. Однажды он отвёл её в огромную библиотеку, и Гермиона враз забыла все свои тревоги. Она словно очутилась в сказке, где любое её желание моментально исполнялось заботливым прекрасным принцем. Она набирала гору книг и читала их в большом красивом зале, сидя на кушетке, пока Том наигрывал на рояле удивительной красоты произведения. В его обществе Гермиона находила всё меньше и меньше поводов о чём-то переживать, и это пугало. Ей казалось странным, что в его присутствии она совершенно не могла мыслить здраво. Но стоило девушке задуматься над этим, как Том неизменно оказывался рядом, протягивал лечебный эликсир и уводил мысли далеко-далеко, в мир удивительных историй. Единственным, что омрачало её дни, были сны. В них она видела своего отца — он пытался докричаться до неё сквозь бушующий шторм, но как бы Гермиона не тянулась к нему, неведомая сила оттаскивала её прочь. Иногда сны становились слишком реалистичными и пугающими — она вновь оказывалась погребена под бушующей толщей воды, беспомощно барахтаясь в глубине. Вновь задыхалась, царапая горло ногтями, и лишь знакомая мелодия вырывала её из удушающего сна в реальность, в которой её неизменно встречал заброшенный замок и Том. — Ты пережила страшную катастрофу, — произнёс он, когда она решилась поделиться с ним своими переживаниями, — оттого океан во сне и пугает тебя. Гермиона стояла у окна и бездумно смотрела в непримиримое лицо бури. — А ты его совсем не боишься? — спросила девушка, повернув голову. Том легко перебирал пальцами клавиши инструмента, извлекая тоскливую мелодию. На её вопрос он улыбнулся и покачал головой. — Океан не пугает меня, — ответил он, поднимаясь. Мужчина подошёл к ней и протянул руку. — В завывании ветра и шуме волн я слышу музыку. Позволь, я покажу. Глядя на протянутую руку, Гермиона сомневалась. Ей казалось, что она теряется в ощущениях, мысли вновь хаотично метались в голове, мешая мыслить здраво. И всё же она приняла приглашение, и Том тут же притянул её к себе, обнимая за талию. — Закрой глаза, — прошептал он, — и слушай. Девушка послушно прикрыла веки и постаралась расслабиться. Том плавно качал их тела в некоем подобие танца, под музыку, слышимую лишь ему. Гермиона же слышала только оглушающее биение своего сердца и дыхание мужчины рядом. Потом к этому добавился гул за окном — ветер раскачивал деревья и разгонял волны, бьющиеся о скалистый берег острова. Гул постепенно нарастал, и в какой-то момент ей показалось, что он окружил их со всех сторон. А затем она услышала что-то ещё — сквозь резкие порывы до неё донеслась мелодия, та самая, которую всегда играл Том. Пронзительно печальная, зовущая, волшебная. Гермиона распахнула глаза, сталкиваясь с океаном во взгляде мужчины. Он смотрел прямо на неё, не скрываясь за ресницами и даже будто не моргая. Ей отчего-то вновь пришло в голову сравнение с дьяволом, но она погнала его прочь. Вместо этого, чувствуя неясный трепет, она спросила: — Кто же ты такой? Ответом послужил лишь лёгкий изгиб губ, стремительно приближающихся к ней.***
Несмотря на созданную идиллию, со временем внутренний голос всё чаще пытался пробить умиротворяющий морок. Гермиона чувствовала, что упускает что-то важное. Она смотрела в зеркало и видела, как от некогда здоровой и дышащей жизнью молодой девушки остается лишь тень. Том говорил, что это последствия её болезни, но сколько бы она ни пила эликсир, ей не становилось лучше. Симптомы и правда уходили — её не мучали боли в лёгких и раздирающий кашель, но в целом её состояние не менялось. Это пугало, как и то, что буря за окном и не думала прекращаться. В детстве мама часто говорила ей, что любая хворь распадается на свежем воздухе. И именно его нехватку Гермиона ощущала сильнее всего. Она часами сидела у окна, наблюдая за непрекращающимся ливнем, и с тоской вспоминала о чудесных прогулках в родном пригороде Лондона. Наверное, это и сподвигло её в один из дней попытаться выйти наружу. К большому удивлению, большая дверь в просторном холле не поддалась. Как не поддались и все другие, выходящие во внутренний двор. Сколько бы Гермиона ни дёргала кованные ручки, те оставались закрытыми. — Дьявол…. — пробормотала девушка, с досадой пиная очередную упрямую дверь. — Куда-то собралась? — раздался позади тихий голос. Гермиона вскрикнула от неожиданности и обернулась — позади стоял Том, глядя на девушку немигающим взглядом. — Ты меня напугал! — она облегченно выдохнула и выпрямилась. — Вообще-то да, я хотела немного подышать воздухом, но не смогла открыть эту чёртову дверь. Уголки губ мужчины дрогнули в ответ на ругательство. Том подошел ближе и взял её за руку. — Я обычно запираю двери, — произнес он, уводя Гермиону от выхода. — Мало ли, какие незваные гости решат поживиться в заброшенном замке. Гермиона сделала попытку вывернуться, но Том настойчиво тянул её за собой. — Но… — начала было девушка, но Том её перебил: — Там ужасно холодно, Гермиона, а ты всё ещё очень слаба. Мы обязательно прогуляемся как только тебе станет лучше. Пойдем, я почитаю тебе одну книгу, нашел её сегодня утром… Он продолжал что-то увлеченно рассказывать, уводя её в глубину замка, и Гермионе не оставалось ничего иного, как следовать за ним, кидая тоскливые взгляды в сторону выхода. Но время шло, ей не становилось лучше, а Том каждый раз находил новые отговорки, чтобы не выпускать девушку наружу. И чем настойчивее она просила, тем непримиримее были его отказы. В такие моменты из заботливого хозяина дома он превращался в кого-то пугающего и совершенно незнакомого. Черты его лица обострялись, взгляд становился холодным и колючим, и Гермиона мучалась от разрывающих её противоречий. Она чувствовала вину, когда Том упрекал её в недоверии и неблагодарности за свою заботу, но в то же время ей казалось, что из желанной гостьи она превратилась в пленницу. — В тебе говорит болезнь, Гермиона, — отвечал на её возражения Том, — она обостряет твою раздражительность и недоверчивость. Выпей, пожалуйста, эликсир, тебе станет легче. Но почему-то легче не становилось.***
— Мне кажется, я чувствую себя гораздо лучше, — произнесла она однажды за завтраком. Сегодня Гермиона в очередной раз пропустила прием эликсира, чтобы оставить сознание чистым. Было что-то совершенно неправильное в том, как он действовал на неё. И находясь в здравом уме, она ощущала это особенно ясно. Как и то, что Том был совсем не тем гостеприимным хозяином, которым казался вначале. Все чаще она ловила на себе его холодный, алчущий взгляд, и всё меньше находила в нём тёплого и человеческого. Он что-то скрывал от неё, и хотя в отсутствие эликсира боль в груди постепенно нарастала, Гермиона старалась не подавать вида, чтобы выяснить, что именно происходит. Том поднял на неё взгляд и нахмурился. — Ты уверена? Вид у тебя всё ещё болезненный, — обеспокоено сказал он. Гермиона быстро закивала головой, хотя мужчина говорил правду — ей не становилось лучше, слабость всё чаще вынуждала девушку проводить время в постели. Но она безумно устала от этого состояния, замок начал казаться клеткой, из которой хотелось вырваться. — Я бы хотела выйти наружу, прогуляться… — произнесла девушка, но Том перебил: — Это плохая идея. Он сделал глоток из своей чашки, не глядя на девушку. Гермиона нахмурилась. — Почему? Я не боюсь грозы, мне нужен свежий воздух, я устала сидеть взаперти… Том резко отодвинул стул и поднялся. Его лицо исказилось в злой гримасе. — Гермиона, — он попытался произнести это мягко, но в голос просочилась холодная сталь, — Я боюсь, что ты ещё слишком слаба для этого. Он подошёл ближе, нависая над ней и дотрагиваясь рукой до щеки. Жест, который должен был стать нежным, пронзил Гермиону своей извращенной неправильностью. На лицо Тома вернулась заботливая маска, когда он вновь заговорил: — У тебя жар, ты, наверное, забыла выпить эликсир. Пойдём, я отведу тебя в постель, тебе надо отдохнуть. Если хочешь, я поиграю тебе на рояле… Гермиона резко оттолкнула его руку, вскакивая на ноги и отходя на пару шагов. Она пошатнулась, чувствуя головокружение и нарастающую боль. Но отчаянная злость помогла ей удержаться на ногах. — Я не хочу в постель, Том! От этих лекарств я словно теряю себя, я… — она запнулась, когда он сделал шаг вперёд. — Не подходи, пожалуйста! Ты что-то делаешь со мной, но я не понимаю, что… я хочу выйти из этого замка, убраться с этого острова! Не сдерживаемая зельем паника начала затапливать сознание девушки. Гермиона вновь пошатнулась, потеряно рыская глазами по комнате. Том вмиг оказался рядом, заключая сопротивляющуюся девушку объятия. Он развернул её лицом к окну и прижал спиной к своей груди. — Неужели тебе так плохо со мной, моя чистая душа? — прошипел он ей на ухо, слегка прикусывая мочку зубами, что оказались неожиданно очень острыми. — Я забочусь о тебе, Гермиона, ты должна быть счастлива. Многие отдали бы жизни, чтобы получить то, что ты имеешь. Липкий ужас поднялся по позвоночнику, Гермиона из последних сил вырвалась из рук мужчины и побежала прочь. Коридоры замка казались бесконечными и запутанными. Ей чудилось, что она блуждает по лабиринту, и паника заставляла лёгкие содрогаться от подступающего кашля. Сбежав по лестнице, она столкнулась с Томом, который мистическим образом оказался внизу быстрее неё. Вскрикнув, она резко подалась влево в сторону ближайшего выхода. — Глупая девчонка! — раздался позади рык. — Так хочешь посмотреть, что снаружи? Неужели ты не понимаешь, что я защищаю тебя? Защищаю от той реальности, к которой ты не готова! Гермиона не слушала его. Ноги сами несли её к заветной двери. Лёгкие горели огнём. Ей казалось, что если она не выберется наружу, то задохнётся в ту же секунду. Наконец, пальцы потянулись к ручке, которая в этот раз повернулась с неожиданной лёгкостью. Дверь открылась, и Гермиона захлебнулась истошным криком.***
Она была прекрасна. Его любовь, его чистая душа, пробудившаяся от насланного морока и бьющаяся в изящных конвульсиях ужаса. Застывшая среди бескрайнего океана, словно сломанная кукла — раскинутые руки, разметавшиеся длинные волосы, восковая бледность лица и раскрытая в истошном вопле воронка рта. Она молотила руками воду, надеясь выплыть наверх, но ноги были крепко привязаны длинной веревкой к скалистому океаническому ущелью, не давая возможности выбраться из обители морского дьявола, коим его считали тщедушные морские псы. Жалкое сборище корабельных крыс — их кровь насквозь провоняла дешёвым пойлом, которое они вливали в себя в прибрежных кабаках. Их души, полные пороков и грязи, были не способны насытить древнего тритона, вызывая лишь тошноту и омерзение. Он обгладывал их быстро и не глядя, сбрасывая раздувшиеся тела в ущелье. Но теперь же… Том сразу почувствовал её присутствие. Чистый аромат разнесся по океану, приманивая его, словно раненая дичь изголодавшегося хищника. Обретя столь восхитительную жертву, он не собирался торопиться. В конце концов, в их распоряжении целая вечность. Гермиона… Прекрасная утопленница, наречённая возлюбленная, оберегаемая сомнамбула. Он подплыл ближе — длинный чешуйчатый хвост переливался в свете луны, пробивающимся сквозь спокойную гладь воды. Сильная рука с острыми когтями приблизилась к лицу своей жертвы и дотронулась до щеки. Том нежно улыбнулся, обнажая острые зубы, и прошептал, зная, что голос минует препятствия и проникнет сразу в разум. — Моя милая Гермиона… — промурлыкал он, глядя в налившиеся кровью белки глаз. Бледность лица постепенно сменялась синевой из-за нехватки кислорода. — Глупая, наивная девочка… Теперь ты видишь, от чего я тебя оберегал? Он обнял девушку за талию, обвивая мощным хвостом. Словно заботливый любовник, Том припал к её шее, оставляя очередной укус и глотая сладкую кровь, что окрашивала воду красными всполохами. — Я позабочусь о тебе, моя душа, — шептал демон, зализывая оставленную рану. — Я знаю о тебе всё, я сделаю тебя счастливой. Просто позволь помочь тебе… Он обхватил лицо девушки руками, застывая в нескольких миллиметрах от её рта. — Дыши… И когда пропитанный ядом поцелуй прорвал отчаянное сопротивление, Гермиона сдалась и остервенело впилась в чужие губы зубами, глотая с них живительный кислород. Сознание постепенно заволакивал уже знакомый туман, тело обреченно обмякло... …а затем раздалась чарующая музыка.