Акт 1. Эквибриоцепция — чувство равновесия.
Они шли по лесу уже третий час. Влажный воздух мелкими каплями оседал на коже и в волосах, превращая последние в ещё большее гнездо, стянутое наспех тугой резинкой. Гермиона чувствовала, как саднят стоптанные ноги — даже любимые разношенные кеды не спасали от мозолей на столь длительных дистанциях. Ей бы достать палочку и наложить замораживающее заклинание, но боль в ногах была меньшей из всех её проблем, а потому Грейнджер находила в ней способ отвлечься от более глобальной — той, что разъедала её изнутри. На самом деле, в этом не было особого смысла — в том, чтобы так долго идти пешком. Они могли трансгрессировать, чтобы добраться до нужного места, но только вот никто из них не знал, где оно. Поэтому по негласной договорённости вот уже вторую неделю, после вылазки в Министерство и побега с Площади Гриммо, Гермиона, Гарри и Рон играли в хайкинг. Получалось, если честно, плохо — гораздо хуже, чем в её далёком детстве. Раньше они с родителями часто ходили в походы, по несколько дней живя в магловских кемпингах и изучая всю близлежащую фауну. Отец отвечал за провиант и палатку, они же с мамой продумывали досуг для уютных вечеров у костра, запасались настольными играми и книгами… Гермиона тряхнула головой, пытаясь отогнать мысли о родителях, которые теперь даже не помнят о её существовании. Отсрочить эту разъедающую внутренности боль хотя бы до вечера, когда они с ребятами сделают очередной привал и когда уже не останется шанса спрятаться от неё за монотонным движением ног. Грейнджер оторвала взгляд от земли, покрытой ямами и извилистыми корнями, и сфокусировалась на идущих впереди парнях. Сейчас пеший туризм не приносил удовольствия, собственно, как и понимание, зачем они это делают. Разве что создавал иллюзию хоть какой-то деятельности, позволяющей им не сойти с ума окончательно. Они просто шли вперёд, периодически сменяя локации — густые лесные чащи на пустынные дороги, пологие равнины на крутые горные хребты. Бессмысленная имитация поисков, которая ни на шаг не приближала их к выполнению миссии. Однако останавливаться надолго на одном месте было ещё более глупо и безнадёжно. И опасно, конечно же. Но к опасности они как раз были готовы, ещё сбегая со свадьбы Билла и Флер. А вот к тому, что с каждым днём их надежда на успех будет таять, а количество имён пропавших без вести, расти — нет. Ужасающая правда была в том, что они в принципе оказались не готовы к той миссии, которую на них возложил Дамблдор. Гермиона это понимала отчётливо и ясно, да и Гарри с Роном наверняка тоже, пусть они и не говорили об этом прямо. Они вообще перестали разговаривать. Рон был мрачнее тучи, постоянно переживая за родных, Гарри замкнулся в себе, снедаемый чувством вины, а Гермиона… Гермиона, как обычно, пыталась быть неким бустером, удерживающим общую мотивацию на приемлемом уровне. Она судорожно искала информацию в книгах, которые успела забрать с Гриммо, пыталась понять, куда им двигаться дальше и как уничтожить крестраж… Да… был ещё он — медальон. Взгляд скользнул по шее Гарри, на которой знакомо поблёскивала массивная цепь. Сегодня его очередь носить крестраж, а, значит, к вечеру он будет ещё более хмурым, чем обычно. Медальон, доставшийся им с таким трудом, стал не трофеем, а наказанием — с каждым днём плечи ребят под его весом опускались всё ниже, а во взглядах всё чаще мелькали отчаяние и злоба. Гермиона видела, как крестраж влияет на них, вытаскивая на поверхность самые тёмные мысли и обиды. Всё чаще девушка ловила себя на мысли, что не узнаёт своих друзей — словно они превратились в кустарную копию себя прежних. И это было больно. Почти так же больно, как вспоминать родителей, путь к которым отрезан навсегда. Сама Грейнджер не могла сказать, что чувствует влияние медальона так же сильно. Конечно, его вес тоже ощущался удавкой на шее, а холод металла жёг кожу на груди, но в целом ей не становилось хуже. Наверное, дело было в том, что она и так чувствовала себя перманентно плохо — настолько, что мрачные мысли не покидали даже тогда, когда медальон забирал кто-то из парней. Крестраж не ввергал её в отчаяние лишь потому, что она и без того была в нём. Но девушка не жаловалась — да и кому бы? Вечно ноющему Рону или прячущему взгляд Гарри? Им всем было плохо, но по какой-то причине близкие друзья закрылись друг от друга, предпочитая сражаться со своими демонами в одиночестве. И Гермиона тоже сражалась — она должна была. Ради друзей, ради родителей, ради мира, который они так самонадеянно отправились спасать. Кивнув себе для пущей уверенности, Гермиона прибавила шаг, догоняя парней и нацепляя на лицо кривую улыбку. Сказать что-то ободряющее, дать любую зацепку, пусть и ложную, но которая хотя бы на время вернёт им силы бороться. Но улыбка сползла, стоило ей подойти ближе и услышать ненавистный механический голос из приёмника, что нёс в руках Рон. —… Терри Бутчер… Мелани Браун… Стенли Уиллис… Голос запнулся о помехи, а Гермиона — о камни под ногами. Остановившись, она прикрыла глаза, понимая, что не сможет найдёт в себе и толики надежды, которой могла бы поделиться с друзьями. — В чём дело? — спросил Рон, бросив на девушку пустой взгляд. Та покачала головой. — Нога болит, — пошевелила ушибленной ступнёй, — Всё в порядке. Рон пожал плечами и отвернулся, продолжая путь. — Наложи замораживающее. — Да, точно… Гермиона достала палочку и произнесла заклинание, жалея лишь о том, что нельзя то же самое сделать с саднящим сердцем.***
Гермионе нравились ночные дежурства. Когда Гарри с Роном отправлялись спать, измотанные дорогой и переживаниями, она садилась у входа в палатку, надевала медальон, выпускала из палочки светящуюся сферу, брала очередную книгу и погружалась в чтение. В такие моменты ей не нужно было притворяться, что всё в порядке — прямая спина сгибалась под тяжестью мыслей, а маска на лице шла трещинами, сквозь которые просачивалась некрасивая усталость. Ей чудилось, что из молодой девушки она превращается в дряхлую старуху, но именно так она себя и ощущала — словно за эти месяцы постарела на десятки лет. К слову, ей много чего чудилось одинокими ночами. Иногда, впадая в прострацию над очередным древним фолиантом из библиотеки Блэков, Гермиона замечала на периферии зрения какой-то силуэт. Но стоило перевести взгляд, как иллюзия рассеивалась, оказываясь обычной игрой теней. Вначале девушка пугалась — вдруг егеря и Пожиратели смогли найти их? — а затем успокоилась и привыкла. В конце концов, эта иллюзия разбавляла её ночное одиночество, и спустя пару ночей Грейнджер даже начала периодически рассуждать о своих догадках и мыслях вслух. Выдохнув, Гермиона отложила книгу и потёрла большими пальцами виски. Прошедший день выдался особенно сложным — Гарри и Рон снова поругались. Их отношения становились всё более натянутыми, и Гермиона ничего не могла с этим сделать. Любые попытки примирить парней обращались упрёками к ней самой, поэтому она оставила эту затею, предпочитая придерживаться нейтрального статуса. Невозможно оставаться хорошей для всех — в конце концов, ты и станешь камнем преткновения. Гермиона вздрогнула, когда эта мысль прозвучала в голове незнакомым голосом. Оглядевшись, она с облегчением отметила, что все защитные чары на месте, а внутри магического барьера всё так же царит оглушающая тишина. Лишь на периферии вновь появился и тут же исчез тёмный силуэт. — Показалось… Она перевела взгляд обратно на фолиант — «Темнейшие ритуалы и их волхование». Очередная зловещая книга, в которой не было ни слова про крестражи и их уничтожение. Зато было много другой пугающей, но завораживающей информации. Тёмная магия, несмотря на всю свою противоестественность, открывала для волшебников гораздо больше возможностей. Чего стоил один ритуал «подмены» — заклятие, переносящее на человека или предмет сущность и свойства другого предмета. Что-то вроде создания копии или проекции, но в отличие от привычных трансфигурированных пустышек, такой предмет был не отличим от оригинала по своим магическим свойствам и потому не мог быть обнаруженным. Такой ритуал используют, например, для подмены личности, если вдруг какому-то волшебнику нужно умереть. Грубо говоря, ты создаёшь из предмета копию себя самого и наделяешь его своими качествами и магическим естеством. И ни один аврор не обнаружит подмены. То же самое можно сделать с магическими артефактами — они будут проявлять себя тем же образом, что и настоящие, правда, это будет скорее иллюзия. — Полезный ритуал, — пробормотала Гермиона. Последовавшее в ответ хмыканье вдруг прозвучало слишком реально. Гермиона вскочила на ноги, скидывая книгу на землю, выставила перед собой палочку и вгляделась в место, откуда донёсся звук. Никого. Пальцы рефлекторно потянулись к медальону, что висел на груди. Металл привычно холодил кожу. Гермиона нахмурилась. Сев, она перевела глаза обратно перед собой, максимально расфокусировав взгляд. Как она и ожидала, спустя мгновение боковым зрением она вновь увидела тёмный размытый силуэт. Чувствуя, как отливает кровь от лица, а по загривку ползут колючие мурашки, Грейнджер очень медленно скосила глаза вбок — силуэт стал отчётливее. Шумно выдохнув, она зажмурилась, отгоняя морок, и сняла медальон. Силуэт исчез.***
Конечно, Гермиона поняла, чей это был образ и чей голос звучал в голове. Не зря всё-таки профессор Люпин назвал её самой умной волшебницей среди сверстников (пусть это никак не помогало ей в жизни). Однако эту задачу решил бы даже Рон — настолько был очевиден ответ. Крестраж, частица души Тома Реддла, которая решила проявить себя. Чего-то такого она и ожидала — ещё свежи были воспоминания о том, как когда-то дневник подчинил себе Джинни Уизли. И Гермиона твёрдо была уверена, что с ней такого не произойдёт. Поэтому она решила просто игнорировать его появления и не отвечать на едкие и местами ироничные реплики. Серьёзно? Самая умная волшебница? Хотя чего ещё ожидать от оборотня… Гермиона фыркнула и прибавила шаг, поправляя цепочку на шее. Погода постепенно портилась — сентябрь подходил к концу, и зябкий холод проникал под одежду, вынуждая кутаться сильнее. Девушка догнала Гарри, который шёл чуть впереди и легко пихнула его плечом. Парень коротко улыбнулся, сосредоточенно смотря себе под ноги. — Я хотела спросить… — начала она, — в какой именно момент Реддл создал этот крестраж? Гарри на секунду задумался. — Дамблдор говорил, что во время работы в Горбин и Берк, то есть через пару лет после окончания Хогвартса. Какая осведомлённость… Старый маразматик хорошо подготовился. Грейнджер мотнула головой, отгоняя навязчивый голос, и спросила: — Как это было? — Ну… он какое-то время крутился вокруг некой Хепзибы Смит, охмурял её несколько недель, а потом убил, забрал медальон Слизерина, повесил убийство на домовика и исчез из города. Затем убил случайного магла и создал крестраж. Это если вкратце. Очень вкратце и очень грубо. Я почти уверен, что было не так. «Грубо — убивать людей, Реддл», — мстительно подумала Гермиона, надеясь, что ответ дойдёт до адресата даже невербально. Очевидно, что дошёл, так как на следующий день, когда вновь настала очередь ночного дежурства Гермионы, силуэт пусть и маячил где-то сбоку, однако высокомерно молчал. До этого момента девушка едва ли представляла, как можно молчать высокомерно, но что-то ей подсказывало: это было именно так. В любом случае она радовалась тишине — можно было притвориться, что рядом нет никакого зловещего призрака и погрузиться в чтение. Но вместо этого девушка то и дело скашивала взгляд, пытаясь рассмотреть незваного гостя. Очевидно, за прошедшую неделю, его образ оброс деталями: теперь это было не мутное тёмное пятно, а вполне себе настоящий человеческий силуэт. Высокий, широкоплечий, в длинной мантии. Гермиона даже могла рассмотреть его лицо — острые скулы, прямой нос, тонкие губы и чёрные блестящие глаза. Он был ненамного старше Гермионы, будто только недавно закончил Хогвартс. Ей не хотелось этого признавать, но мужчина был красивым, даже слишком. Это вызывало отторжение — Грейнджер не доверяла красивым людям, потому что за приятной личиной скрывались либо инфантильные глупцы, либо отъявленные мерзавцы. В случае Реддла верным было явно последнее. — Суждение категориями — признак ограниченного человека, — заметил Реддл. Гермиона прикусила язык, пытаясь убедить себя молчать. Но врождённое упрямство и желание поспорить оказались сильнее. — Категории появились от необходимости систематизировать и стандартизировать знания. Это не признак ограниченности, а явление рациональности, — парировала она, вздёрнув подбородок. — Тем более, в данном случае ты более чем вписываешься в категорию мерзавцев. Мужчина хмыкнул, отталкиваясь от дерева и вставая напротив девушки. Гермиона почувствовала волнение, впервые увидев образ крестража так прямо. Пальцы сжали древко палочки, готовые в любой момент атаковать. — Атаковать призрака? Я бы посмотрел на это, — насмешливо сказал Реддл, рассматривая девушку без всякого стеснения. Грейнджер мысленно прокляла себя за то, что вступила с ним в диалог, но отступать было поздно. — Что тебе нужно? — грубо спросила она, опуская палочку. Мужчина пожал плечами и отвёл взгляд. — Мне скучно. Твои друзья едва ли годятся в собеседники, а вот ты… — он вновь посмотрел на девушку, прожигая её чёрными радужками, — ты кажешься куда более интересной личностью. Гермиона скептично вскинула бровь. — Я должна растаять от такого комплимента? Это так ты охмурял старую Хепзибу? Маска доброжелательности треснула на лице мужчины, и вместо неё черты исказила ядовитая злоба. Гермиона сглотнула. — Отсутствие воспитания — это влияние твоей грязной крови или просто паршивый характер, передавшийся тебе от родителей-маглов? Гермиона вскочила на ноги, сжимая кулаки. Лавина ярости затопила сознание, и девушка едва сдержалась, чтобы не повысить голос. — Не смей говорить о них! Ты — жалкий ошмёток искалеченной души, ты ничего не знаешь обо мне и о моих родителях! Я не собираюсь играть в вежливость с кем-то вроде тебя! Реддл какое-то время молчал, продолжая буравить девушку пронзительным взглядом, затем хмыкнул и примирительно поднял ладони вверх: — Виноват, не сдержался. Никаких разговоров о родителях? Прикрыв глаза, Грейнджер сосчитала до пяти, пытаясь успокоиться. Вслед за вспышкой ярости пришла досада — не хватало ещё спорить с крестражем. — Как насчёт того, чтобы вообще обойтись без разговоров? Я бы предпочла искать способы твоего уничтожения в тишине. — Как скажешь, — улыбнулся Реддл. — Удачи в поисках, Гермиона. И в следующее мгновение, стоило девушке моргнуть, морок рассеялся.Акт 2. Термоцепция — чувство тепла.
Дни тянулись медленной и монотонной чередой. Чем дольше они шли, тем дальше становились не только от родного дома, но и друг от друга. Особенно остро Гермиона чувствовала это в отношении Рона. Замирающее рядом с ним от волнения сердце теперь замирало скорее от тоски — влюблённость, что согревала её сердце на последних курсах, постепенно превращалась в тлеющие угли, по которым она всё ещё пыталась идти. Поэтому она продолжала дарить ему свои неловкие улыбки и заботу, испытывая вину за то, что не испытывает всего этого по-настоящему. — Не стоит себя винить, — произнёс идущий рядом Реддл. Грейнджер стиснула зубы. Попытки игнорировать крестраж каждый раз с треском проваливались, стоило медальону оказаться на её груди. Вот и сейчас, собирая хворост в лесу, она забрала медальон с собой, давая парням возможность отдохнуть от его влияния. — Стоило ожидать, что такая нелогичная детская привязанность разобьётся о реальность вне стен замка, — продолжил мужчина тем временем. — Что ты вообще знаешь о привязанностях? — фыркнула она в ответ. Реддл, казалось, задумался. — Знакомо ли тебе понятие термоцепции? — Ощущение тепла? — переспросила Гермиона, вспоминая, что ей известно об этом термине. — Что-то из области физического восприятия. Он кивнул. — Согласно общепринятой концепции, у человека есть пять чувств: слух, обоняние, зрение, осязание, вкус. Однако в более специализированных областях принято выделять ещё несколько: чувство тепла, равновесия, положения тела в пространстве, боли и даже ощущение магнитных полей, что, впрочем, относится в большей степени к птицам. — К чему ты ведёшь? — нахмурилась Грейнджер. — Как ты верно сказала, термоцепция — это чувство тепла, однако оно определяется не только ощущением его наличия, но и его отсутствием. Тепла может не быть вовсе, однако мы всё равно говорим именно о нём, разве что для удобства называя это холодом. — Он на секунду замолчал, переводя взгляд на девушку. — Если я не испытываю привязанностей, это не значит, что они мне чужды и непонятны. В противном случае я бы не обзавёлся столькими последователями. Возразить было нечего. Гермиона и сама много думала об этом. Как бы она ни иронизировала по поводу его привлекательной мордашки, едва ли он добился такой славы и власти только благодаря ей. Том Реддл был куда более неоднозначной личностью, чем даже его более поздняя ипостась, Волдеморт. Последний казался скорее фанатичным психопатом, обезумевшим на почве разделения своей души. Реддл же при всей своей подлости и коварстве был умным, интересным собеседником, неординарным и выдающимся волшебником, ярким и привлекательным мужчиной. И, конечно, отвратительно самодовольным, о чём свидетельствовала мерзкая усмешка на его лице в ответ на мыслительные рассуждения Гермионы. — Так или иначе, — продолжил Реддл, — в данном случае и вовсе не нужно разбираться в чувствах, чтобы понять, что Уизли тебе не пара. Грейнджер запнулась о камень, чувствуя, как щёки заливает румянцем. О таком она точно не планировала говорить с крестражем. И всё же стыдливое любопытство брало верх над доводами разума. — Почему ты так считаешь? — Видишь ли, будучи частью души, я, можно сказать, имею доступ к душам других людей, которые со мной соприкасаются. Душа Поттера — кладезь противоречий и безрассудства. Он словно маленький наивный щенок, готовый броситься в ноги первому, кто его приласкает и навешает лапши на уши. Душа Уизли… не обладает чем-то выдающимся, кроме комплексов и неуверенности. Ни большого ума, ни пресловутой храбрости, которой славится ваш факультет, разве что слепая преданность, но и та быстро исчезнет, стоит чуть пошатнуть его привычный уклад. Такой человек тебе не подходит — он быстро наскучит и утянет тебя на дно, но из-за врождённого синдрома спасительницы ты не оставишь его, пока он сам не уйдёт, разбив перед этим тебя на тысячи осколков. Оглушённая его словами, Гермиона остановилась как вкопанная. Жар с щёк переполз на затылок, вызывая рой мурашек. — Что насчет моей души? — спросила она вдруг осипшим голосом. Том Реддл загадочно улыбнулся. — Не будь ты столь подвержена человеческим страстям, я бы даже восхитился твоим неординарным умом. Девушка моргнула, растерянно всматриваясь в лицо мужчины. — Что плохого в том, чтобы испытывать чувства? Без них человек превратился бы в… ну, кого-то вроде тебя? — Чувства… — Реддл скривился. — Самый главный враг разума. Они делают тебя слепым и слабым. Как думаешь, не переживай ты так о своих чувствах и чувствах других, смогла бы ты быстрее найти выход из всей этой ситуации?***
Гермионе порой казалось, что она балансирует где-то на грани. Она словно шла по тонкому канату, натянутому над пропастью — один неверный шаг, и она полетит вниз. На одном конце её личного балансира находилась ответственность за спасение магического мира, на другом — постоянные переживания за друзей, боль расставания с родителями, груз вины перед ними всеми и отчаяние. И где-то по центру, в районе груди, жёг кожу медальон, который ощущался даже тогда, когда его там не было. — Ты неважно выглядишь, — вырвал её из мыслей Рон. Они сидели вдвоём в палатке и ужинали, пока Гарри вышел пройтись, забрав с собой крестраж. Гермиона повела плечами и вымученно улыбнулась. — Просто немного устала. Это было большим преуменьшением. Прошло уже больше полутора месяцев с начала их скитаний, и они до сих пор ни на шаг не приблизились к уничтожению крестража. Как бы она ни корпела ночами над книгами, сколько бы они с Гарри ни рассуждали о возможных путях — всё было без толку. Единственным результатом были растущие под её глазами тёмные синяки. — Тебе нужно больше отдыхать, Гермиона… — неуверенно произнёс Рон. Девушка попыталась улыбнуться. Такие моменты были редкостью — к Рону словно возвращалась жизнь, и из мрачной тени он превращался в того улыбчивого рыжего парня, что кружил ей голову в школе. Правда, сейчас это ощущалось скорее как смазанное воспоминание, ностальгия о чувстве, а не само чувство. И всё же оно было приятным, поэтому она позволила себе дотронуться до его руки и произнести: — Нам всем нужно. Он накрыл её ладонь своей, улыбаясь. Затем неуверенно пробормотал: — Когда всё закончится… мы бы могли сходить куда-нибудь вместе… Улыбка чуть не сползла с её губ, когда она поняла, что эти слова не вызвали в ней прежнего трепета. Не нужно разбираться в чувствах, чтобы понять, что он тебе не пара. Гермиона заставила себя улыбнуться шире. — Обязательно, Рон. Когда всё закончится. Если всё закончится.***
— Твой дружок меня утомил, — Реддл устало размял шею. Гермиона, сидевшая на бревне недалеко от входа в палатку, фыркнула, неверяще глядя на мужчину. До неё с крестражем весь день ходил Рон, который сейчас лежал внутри, отвернувшись ото всех. У них с Гарри случилась очередная перепалка, когда он якобы «застукал» парня с Гермионой за эмоциональным разговором об их миссии. — Серьёзно? Может быть, тогда ты перестанешь его накручивать? Реддл поморщился. — Поверь, мне даже не приходится ничего делать. Его отвратительное поведение принадлежит исключительно ему самому. — Слабо верится… — пробормотала девушка, тем не менее внутренне соглашаясь с крестражем. Рон и правда вёл себя отвратительно, и это можно было бы списать на влияние медальона, но всё же ни Гарри, ни Гермиона, пусть и были в подавленном настроении, не вели себя так. Не желая развивать тему, Грейнджер потянулась к своей маленькой сумочке. Засунув в неё руку по локоть, она извлекла блокнот для записей, пару книг, термос с приготовленным утром чаем. Реддл молча рассматривал все её действия, а затем улыбнулся. — Честно признаться, никогда не видел столь искусно наложенных расширяющих чар. Грейнджер невольно зарделась, пытаясь убедить себя, что ей безразличны комплименты крестража. Увы, получалось плохо. — Спасибо, — коротко отозвалась она. Продолжая шарить рукой внутри сумки, девушка вытянула наружу пустой портрет Финеаса Блэка. Реддл хмыкнул. — Ты с собой весь дом на Гриммо перетащила? — Лишь некоторую его часть, — смущённо ответила девушка. Рука вновь полезла в сумочку, и пальцы нащупали что-то маленькое и холодное. Вытянув руку, она увидела медальон — копию того, что висел сейчас у неё на шее. Лицо мужчины исказилось в неверии. — Ты и эту дрянь забрала? — прошипел он озлобленно, делая шаг назад. Затем на секунду прикрыл глаза, возвращая себе самообладание, и уже более спокойно спросил: — А как же бедный Кричер, которому Поттер пожертвовал эту фальшивку? Гермиона пожала плечами, ощущая, как внутри вступают в борьбу чувство вины и хладнокровная прагматичность, что порой толкала её на не самые честные и хорошие поступки. Ну, вроде похищения Скитер или проклятия на списке ОД. Девушка не любила об этом думать и анализировать, потому что боялась прийти к неутешительным выводам относительно собственного благородства. Но Реддла явно не устраивало её молчание. — Неужели правильная Гермиона Грейнджер не гнушается использовать нечестные методы? — лукаво улыбнулся он. — Удивлён, что ты попала не на Слизерин. Хотя должен признать, эффектный ход — забрать себе оба медальона на всякий случай. — Это не… — девушка запнулась, понимая, что нет смысла спорить. Она и правда сделала это — обманула домовика, подсунув ему трансфигурированную пустышку, и скрыла этот факт от Гарри и Рона. Однако от Реддла было невозможно что-либо скрыть. Он с лёгкостью забирался в самые потаённые и тёмные уголки души, заставляя смотреть в кривое зеркало собственного несовершенства. — Ну-ну, — произнёс он, присаживаясь рядом с девушкой. Гермиона отстранённо заметила, что больше не дёргается и не пытается отсесть от его близости. Реддл продолжил: — Я бы не назвал это несовершенством. Наоборот — твоя рассудительность и практичность вызывает восхищение. Старому Кричеру эта безделушка без надобности, а вот тебе вполне может пригодиться. Гермиона не нашлась с ответом. Она действительно не знала, зачем забрала фальшивый медальон. Это был просто порыв — неважно, что он был ненастоящим, упускать такую вещь было бы… — Расточительством, — довольно закончил за неё мысль Реддл. В его голосе Грейнджер слышала одобрение и что-то ещё, какую-то странную интонацию, которая лишь спустя несколько минут оформилась в осознание. — Ты ошибаешься, — произнесла она глухо, убирая фальшивку обратно в сумку и дотрагиваясь до настоящего медальона на груди. — В чём же? — Нами двигают разные мотивы. Мужчина хмыкнул, поправляя рукав своей мантии. — Ты похожа на меня куда больше, чем думаешь. Вернее, чем хочешь признавать. Ты умна, хитра и не гнушаешься использовать грязные методы для достижения своих целей. — Я хочу спасти мир, а ты — уничтожить, — парировала девушка. Реддл рассмеялся. — Возможно, и не так умна… — он посмотрел прямо на неё. — Уничтожение мира никогда не было моей целью. Но невозможно построить что-то новое, не разрушив при этом старые устои. Иногда приходится чем-то жертвовать. — В таком случае я предпочла бы жертвовать собой, а не другими, — отрезала Гермиона. — И потому тебе не стать великой.Акт 3. Ноцицепция — восприятие боли.
Рон ушёл. Выплеснув на них всю свою ненависть и обиду, схватил рюкзак и исчез в ночи. Гермиона ещё долго бродила по лесу, глотая истерику и стёсывая ладони о деревья. Она звала его до хрипоты в горле, до раздирающего душу отчаяния, понимая, что он действительно бросил их. Бросил её. Я же говорил… Ей не хотелось возвращаться в палатку — там был Гарри, который так же, как и Рон, поставил её перед ужасным и несправедливым выбором: остаться или уйти. Спасать мир или своё разбитое сердце. Гермиона знала, что никогда бы не выбрала второе, и оттого было больнее. Там был Реддл, который предупреждал, что так и произойдёт. Несмотря на то, что медальон остался в палатке, Гермиона словно наяву продолжала слышать ядовитое шипение в своей голове. Оно разъедало внутренности оглушающей правотой, которую не хотелось признавать. Она чувствовала, что осталась совсем одна, и это было больно. — Ты не одна, — говорил ей Гарри, когда она вернулась в палатку. — Я всегда буду рядом. Гермиона кивала, прячась в его объятиях, но не могла заставить себя в это поверить. — Ты всегда будешь одна… — шептал Реддл тем же вечером, сидя рядом с ней возле палатки. — С самого рождения и до самой смерти мы проходим свой путь в одиночестве. Пытаясь зацепиться за других людей, мы лишь наполняем этот путь болью. Потому что в итоге они всегда оставляют нас. Гермиона качала головой, отказываясь соглашаться, но в глубине души верила в то, что он говорил. — Боль — это лишь результат передачи полученного рецепторами стимула в мозг. Сама по себе боль — перцептивный процесс и полностью зависит от индивидуального восприятия этих стимулов. Иными словами — тебе необязательно воспринимать её именно так… — Реддл сделал странное движение рукой, словно собираясь дотронуться до плеча девушки, но в последний момент остановился, сжав пальцы в кулак. Грейнджер судорожно всхлипнула, понимая, что больше не может удерживать маску на лице. Да и бессмысленно это — ей не нужно было притворяться рядом с Реддлом, потому что он видел её насквозь. — Ты ещё скажи, что можно заставить себя не чувствовать, как тебе отрывают ногу, — пробормотала она, согревая ладони между колен. Мужчина едва заметно улыбнулся, глядя на её заплаканное лицо. — Не с первого раза, конечно… — ответил он, переводя задумчивый взгляд в непроглядную тьму леса. — Раза с третьего уже почти не замечаешь боли. Гермиона вскинула на него внимательный взгляд. Конечно, он говорил не про ногу. И это осознание вдруг заставило её сердце на миг сжаться. Внутри словно что-то случилось, будто кто-то нажал случайную ноту на рояле, и теперь её звук постепенно заполнял всё вокруг. — Ты… — она запнулась, — ты был когда-нибудь другим, Том? Реддл повернул к ней голову. Какое-то время он молчал, и Гермионе казалось, что на его обычно мёртвом, бледном лице впервые мелькают эмоции. Ей не хватило времени их распознать, потому что в следующий миг Реддл надменно усмехнулся: — Конечно, — протянул он холодно, — и я рад, что это в прошлом.***
Музыка, звучащая из радио, уносила мысли Гермионы куда-то далеко. Она сидела на полу, едва покачиваясь в такт грустной мелодии. Гарри сидел чуть поодаль, задумчиво рассматривая стену перед собой. Невидимый Реддл, как обычно, стоял недалеко от неё. — В меланхолии нет ничего полезного, Гермиона, — заметил мужчина, скучающе рассматривая убранство палатки. — Пустая трата времени. «В разговорах с тобой тоже», — парировала мысленно она. Хотя, конечно, он был, как обычно, прав. Гермиона действительно не могла взять себя в руки, предаваясь разрушительным мыслям. Не помогал и Гарри, который предпочитал игнорировать проблему и отмалчиваться. Хотя Грейнджер его не винила — знала, что он тоже переживает, возможно даже сильнее, чем она. — И всё же ты предпочитаешь разговаривать со мной, а не с ним, — произнёс крестраж. — Это даже приятно. Гермиона тряхнула головой, игнорируя выпад. Опять правдивый, Мерлин бы его побрал. По какой-то причине Том Реддл стал единственным человеком (пусть он и не был им в полной мере), рядом с которым ей было комфортно. Не хорошо, нет, но комфортно. Несмотря на свою язвительность и тот факт, что, вообще-то, он был врагом, который они должны уничтожить, Том… поддерживал её, пусть и в своей странной манере. Всё чаще девушка кидала на него задумчивые взгляды, пытаясь понять, как это могло произойти. И не находила ответа, вернее, отказывалась его признавать. Из категории «тот-с-кем-нельзя-разговаривать» он перешёл в категории… в отсутствие категорий. Кажется, он становился ей… Мысль прервалась, когда перед собой Гермиона увидела ноги в знакомых поношенных кроссовках. Подняв взгляд, она увидела Гарри, что стоял рядом, настойчиво протягивая руку. Сомневаясь всего мгновение, девушка приняла её, поднимаясь на ноги. Гарри аккуратно потянулся к её шее, снимая и отбрасывая медальон, и Гермиона успела лишь краем глаза увидеть странную усмешку на лице крестража. Гарри взял её за руки, двигаясь в подобие некого танца — ужасно неловкого, но постепенно наполняющего её сердце теплом. Она поддалась ему, не в силах сдержать улыбку, плавно двигаясь под музыку. Затем парень притянул её к себе, и она обняла его в ответ, позволяя себе скинуть хотя бы на миг всю тоску, что давила на плечи. Гермиона подняла голову, желая поблагодарить друга, но вместо этого судорожно выдохнула — знакомые черные радужки захватили её в плен. Она моргнула и вновь увидела перед собой Гарри, только вот на его образ словно наслоился другой. Это была какая-то странная и волнительная иллюзия, ведь медальон валялся где-то на столе, и она не могла видеть Реддла без него. И всё же она видела — в лице Гарри, чьи черты то и дело словно колебались, превращаясь в другие: добрая улыбка становилась знакомой хитрой усмешкой, открытый взгляд зелёных глаз сменялся червоточиной чёрных радужек, короткие лохматые волосы опускались на лоб блестящими локонами. Гермионе бы испугаться и отогнать этот морок, но вместо этого она почему-то прижалась ближе, позволяя себе эту слабость. Всего один раз.***
— Гермиона? — позвал Гарри. — Что ты делаешь? Гермиона моргнула, фокусируясь на друге. Он стоял напротив, дотронувшись до её плеча рукой и обеспокоенно всматриваясь в лицо. Девушка нахмурилась и огляделась — она отошла достаточно далеко от их лагеря и стояла на краю крутой отвесной скалы, держа в руках медальон и книжку сказок, которую ей завещал Дамблдор. Но проблема была в том, что она не помнила, как здесь оказалась. Вроде она, как обычно, разговаривала обо всём на свете с Реддлом, сидя возле палатки, а в следующий миг её позвал Гарри, и она очнулась здесь. — Я… — Грейнджер растерянно перевела взгляд на Гарри, но попыталась придать голосу уверенности, — я просто решила немного пройтись. Друг, казалось, заметил её состояние дереализации, но промолчал. Лишь кивнул на медальон и протянул руку. — Давай я его возьму, тебе нужно отдохнуть. Гермиона сжала медальон пальцами, в первую секунду испытывая неожиданно сильное желание не отдавать крестраж. Эта мысль врезалась в затылок пугающим обухом. Грейнджер перевела взгляд за спину Гарри, где стоял Реддл. Мужчина смотрел куда-то в сторону, явно изображая полное безучастие в ситуации, и тем самым вызывал внутри Гермионы стыдливую злость. — Гермиона?.. — повторил Гарри, продолжая тянуть руку. Девушка медленно выдохнула, возвращая себе самообладание, и вложила медальон в его раскрытую ладонь. — Прости, — выдавила она улыбку, — я просто задумалась. Гарри кивнул, накидывая цепочку на шею. — Слушай, на самом деле я хотел сказать… Он рассказал ей про появившуюся на снитче надпись, а она поведала ему о странном символе, найденном в книге. А затем они решили отправиться в Годрикову Впадину. Тем же вечером, накануне их отправления, Гермиона вновь надела медальон. — Что это было? Реддл сделал удивлённый вид. — О чём ты? Грейнджер тяжело вздохнула и подошла к мужчине, глядя на него снизу вверх. — Ты знаешь, о чём я, Том. Тот лишь улыбнулся, протягивая руку и заправляя за ухо выбившийся из её причёски локон. Девушка почувствовала, как щёки заливает смущение, забывая осознать, что каким-то образом смогла почувствовать его прикосновение. — Ты о том, что мы так страстно разговаривали, что потеряли счёт времени? — И пространства, вообще-то, — ответила она, отходя от мужчины и пытаясь вернуть себе самообладание. Том хмыкнул. — Тебе ли не знать, что это всё относительно, — философски заметил он. — Так бывает, что люди не замечают ничего вокруг, чем-то сильно увлекаясь. Гермиона не ответила, лишь почувствовала неприятный укол в груди.***
Вылазка в Годрикову впадину была ошибкой. Она понимала это с самого начала, и тем не менее пошла на поводу у Гарри. И теперь тот лежал в палатке, заснув от эффекта восстанавливающего зелья, а она смотрела на его сломанную палочку и едва сдерживала слёзы. — Твоя долбанная змея!.. — выплюнула она в сторону Реддла. — Чисто технически она ещё не принадлежит мне, — возразил мужчина, сидя на поваленном бревне и наблюдая за метаниями Гермионы. — Чисто технически, — съязвила она, — это тебя не оправдывает! — Это довольно философский вопрос — можно ли винить меня настоящего за злодеяния, совершённые будущим мной. Гермиона устало опустилась на бревно рядом с ним. — Ты и сам уже совершил кучу зла, за которое тебя можно судить, — произнесла она бесцветным голосом, думая о том, что им делать дальше. Затем искоса взглянула на мужчину: — Или хочешь сказать, что, глядя на события со стороны, ты бы пошёл другим путём? — Жалеть о содеянном или, как в данном случае, о ещё не свершённом — глупо. Если этот путь привёл меня к вечности, значит он был верным. Какое-то время они сидели молча. Гермиона думала о его словах, чувствуя смятение. Всё чаще она ловила себя на мысли, что где-то в глубине души действительно разделяет этого Тома Реддла и Волдеморта. Словно бы это два разных человека. Волдеморта она боялась и ненавидела, Реддл же… в чём-то даже ей импонировал, если забыть про то, кем он являлся. — Хотя знаешь, — вдруг нарушил тишину мужчина, — в чём-то ты права. Глядя на некоторые свои поступки в будущем, я вижу, что в один момент допустил ошибку. Брови Гермионы изумлённо взлетели вверх — он что, только что признал свою неправоту? — Мне стоило просто выбросить младенца из окна, а не насылать на него Аваду. Видимо, всё же эмоции затмили мой разум, раз я не додумался до такого простого решения. — Он пожал плечами. — О чём я и говорил: эмоции, страсть, чувства — всё это приводит к ошибкам. Гермиона покачала головой. — Ты неисправим.Акт 4. Проприоцепция — ощущение тела в пространстве.
Ей нравился лес Дин. Он всегда наполнял сердце тёплыми воспоминаниями о времени, проведённом с семьёй. Правда, сейчас они были отравлены горечью — больше Гермионе никогда не побывать здесь с родителями. Теперь она находилась здесь с другими людьми, один из которых был ей лучшим другом, второй… просто был. Том Реддл, казалось, заполнил собой всё. Даже когда медальон забирал Гарри, Гермиона продолжала видеть и слышать его в своей голове. Словно внутренний голос предал её и стал звучать как его голос. Те же бархатные нотки, та же шипящая интонация, те же ироничные комментарии. Хуже всего было то, что проклятый крестраж проник даже в её сны. К ужасу девушки, там их общение оказывалось порой куда более неформальным, и пусть она едва ли могла вспомнить подробности, ей хватало задушенных вскриков, с которыми она просыпалась. — Тебе нужно отдохнуть, — говорил ей Гарри. — Тебе стоит почаще спать, — хитро улыбался Реддл. Гермиона же порой не могла найти разницу между сном и явью. Ей казалось, что она превращается в сомнамбулу и грезит наяву. — Всё в порядке, — отвечала она кому-то из них или обоим сразу. Гарри беспокоился о девушке. Он пытался заботиться о ней, отвлечь разговорами, заполнить ту пустоту, что создал Рон внутри Гермионы своим уходом. Но правда была в том, что она уже была заполнена. — Скажи… — Грейнджер сидела в палатке, обхватив горячую кружку замёрзшими пальцами, — что ты чувствуешь, когда надеваешь медальон? Гарри повернулся к ней, застигнутый вопросом врасплох. — Хм… — он сел рядом с девушкой. — Сложный вопрос. Поначалу, когда мы только сбежали с Гриммо, он постоянно нашёптывал мне всякое… Ну, знаешь, о том, что я не справлюсь, что подведу вас всех и тому подобное. Но если честно он уже пару недель мне ничего не говорит, просто давит своим весом, и тоскливо очень становится. Гермиона незаметно кинула взгляд за плечо друга — у противоположной стены сидел с какой-то книгой Реддл. Почувствовав её внимание, он поднял голову и коротко пожал плечами. — Он и без моей помощи себя загрызёт, — невинно произнёс Том. — А разговаривать, как я уже говорил, я предпочитаю с кем-то поумнее. Он многозначительно склонил голову, оглаживая девушку взглядом. Та едва сдержалась, чтобы не закатить глаза, хотя внутри что-то ёкнуло от его слов. — А когда ты видел его в дневнике… — Гермиона вновь посмотрела на Гарри, — каким он был? Поттер задумался. — Знаешь… — протянул он, — обычным. Реддл усиленно делал незаинтересованный их диалогом вид, но девушка знала, что он внимательно слушает. Гарри продолжил. — Хотя как — обычным… — он невесело усмехнулся. — Едва ли такого человека, как Том Реддл, можно назвать обычным. Том согласно кивнул якобы чему-то в книге. — Он был… таким крутым, каким мне никогда было бы не стать. Лучший ученик, староста, весь такой красивый и талантливый… Мерлин, я ведь сразу поверил его словам про Хагрида, — Гарри виновато зажмурился. — Кто угодно бы поверил, — Гермиона участливо дотронулась до его плеча. — Кроме Дамблдора, — Гарри накрыл её ладонь сверху. — Он видел его насквозь, с самой первой встречи в приюте. Раздался слышимый только Грейнджер хлопок — Реддл захлопнул книгу и поднялся на ноги. Его лицо исказилось в презрении, когда он подошёл ближе и сел перед Гарри на корточки. — С первой встречи, говоришь? — прошипел он, опасно блеснув глазами. — Какой великий подвиг — навесить на детдомовского мальчишку ярлык злодея и постоянно напоминать об этом своим недоверием. Дать жалкие копейки на покупку поддержанных учебников и мантий, а потом безразлично смотреть, как над этим мальчиком издеваются богатенькие однокурсники. Гермиона испуганно перевела взгляд на Гарри, который, конечно же, не видел перед собой никого. Реддл склонил голову набок, недобро усмехаясь. — Какой хороший Дамблдор… отправляющий этого плохого мальчишку каждые каникулы обратно в приют, прямо под летящие с неба снаряды… В груди что-то болезненно сжалось. Гермиона подняла руку, ведомая порывом дотронуться до мужчины, но вовремя одёрнула себя, так и застыв на месте в непонятной позе. Гарри удивленно взглянул на подругу: — В чём дело, Гермиона? Грейнджер медленно покачала головой, продолжая всматриваться в чёрные глаза напротив. В какой из реальностей она находилась? Спала ли она, грезила ли в очередной раз? Иначе как ещё объяснить это странное чувство, что наполняло её сердце? Она действительно понимала, что испытывал сейчас Реддл, сопереживала ему, чувствовала его. И это ошеломляло. — Ты никогда не думал о том… — тихо обратилась она к Гарри, но адресуя слова сидевшему напротив Реддлу, — что прояви Дамблдор чуть больше заботы по отношению к маленькому одинокому мальчику, позволь ему остаться в Хогвартсе, а не отправляя в приют во время войны, окажи такую же поддержку, как тебе когда-то… Она запнулась, когда Том медленно закрыл глаза, — Ты не думал о том, что всё могло сложиться иначе? Ей никто не ответил, а, может быть, она просто не услышала ответа, вновь теряясь во времени. Моргнув, она обнаружила, что лежит в своей постели, а на улице уже глубокая ночь. Она была в палатке одна — ни Гарри, ни медальона не было. Гермиона поднялась на ноги, кутаясь в тёплую кофту, и выглянула из палатки — никого. Какое-то странное волнение разлилось по венам, вынуждая те начать быстрее разгонять приправленную адреналином кровь. Грейнджер поёжилась и осторожно произнесла: — Гарри? — не дождавшись ответа, она добавила чуть тише: — Том?.. Тишина. Тревожное предчувствие заставило её наколдовать светящуюся сферу и до боли в глазах вглядываться в тёмную лесную чащу. Она не знала, сколько прошло времени, но когда на горизонте забрезжил рассвет, тьма расступилась, выпуская два силуэта. Облегчение затопило сознание — Гарри просто ходил куда-то с медальоном. Но в следующий миг, когда силуэты подошли ближе, Гермиона почувствовала, как уходит земля из-под ног. Гарри и впрямь возвращался не один, но вместо незримого Реддла рядом с ним вышагивал кто-то другой, вроде бы такой знакомый, но такой ненужный ей сейчас. — Привет… — неуверенно произнёс Рон, подойдя на расстояние нескольких метров. Парни были мокрыми с головы до ног, но счастливо улыбались. В руках у Рона был меч Гриффиндора, а у Гарри — медальон… Или, вернее, то, что от него осталось. Почерневший металл был словно расколот на две половины, державшиеся вместе исключительно за счёт цепочки. Гермиона неверяще покачала головой, чувствуя, как внутри всё обрывается. Осознание постепенно настигало заторможенное восприятие. Рон нашёл их, он вернулся, и вместе с Гарри они смогли уничтожить крестраж. Но почему-то вместо радости и облегчения внутренности скрутило чудовищной болью. Гермиона едва не осела на землю, схватившись рукой за ближайшее дерево. — Гермиона? — осторожно позвал её Гарри, сделав шаг ближе. Девушка покачала головой, зажмурившись. Нет… нет-нет-нет… Она не должна так реагировать. Ей не должно быть так больно. Это всё неправильно. Возьми себя в руки, Гермиона. Знакомый голос прозвучал в голове безжалостной иллюзией подсознания, но помог прийти в чувство и хотя бы сделать хриплый вдох. Вот так… дыши, Гермиона. Направь свою боль на того, кто этого заслуживает. Оттолкнувшись от дерева, девушка ринулась к рыжеволосому парню, поднимая с земли гроздья земли и бросая в его виноватое лицо. — Ты долбанный эгоист, Рон Уизли!!! Злость и отчаяние вырывались изо рта глухими криками и обвинениями, но легче почему-то не становилось. Уже позже, когда истерика поутихла, Гермиона нашла в себе силы выслушать их рассказ. — Это было… так странно, — произнёс Гарри. Они сидели за столом, положив в центр уничтоженный крестраж. — Патронус появился словно из ниоткуда… Он говорил что-то ещё — про озеро, найденный в нём меч, про то, как Рон вытащил его из воды. Гермиона лишь кивала, невидящим взглядом смотря на медальон. — Как это было? — тихо спросила она. Рон с Гарри переглянулись. — Честно, я думал, будет сложнее, — Уизли пожал плечами. — Когда Гарри открыл его, из него полезло чёрное нечто, но стоило рубануть мечом — и всё исчезло. — Мы справились, Гермиона, — Гарри дотронулся до её руки и улыбнулся, — Мы сделали это. Девушка кивнула и заставила себя улыбнуться в ответ.***
Потом много ещё чего произошло. После уничтожения медальона события закрутили их стремительным вихрем — визит к отцу Полумны, побег, облава в лесу, пленение, снова побег, ограбление Гринготса и очередная гонка наперегонки со смертью, в этот раз на драконе. Они смогли найти и уничтожить все крестражи, а затем и самого Волдеморта, одержав победу в финальном сражении. Война забрала слишком многое у каждого, в чей дом она постучалась. Гермиона не была исключением — расставание с родителями, потеря близких и друзей, разбитое сердце. И как бы страшно ей ни было это признавать, виновником последнего оказался совсем не Рон. Каким-то совершенно противоестественным и неправильным образом, Гермиона смогла сблизиться с Томом Реддлом из медальона. Сблизиться настолько, что теперь его нехватка ощущалась гноящейся дырой внутри, будто бы медальон, который она так долго носила на груди, прожёг кожу и вплавился в кости. Наверное, по этой причине она продолжала разговаривать с ним в своей голове. Внутренний голос навсегда обрёл его звучание, помогая пережить боль потери. Это в какой-то степени даже лестно. Гермиона улыбнулась, разбирая вещи. С момента битвы за Хогвартс прошло две недели. Девушка решила вернуться на Гриммо вместе с Гарри, отказавшись уезжать с Роном в Нору. Тот, конечно, расстроился, но кто-то из друзей (наверное, Джинни), убедила его дать Гермионе время разобраться в своих чувствах и побыть одной. И теперь она в гордом одиночестве занимала одну из многочисленных комнат особняка, совершенно не зная, что ей делать дальше. В родной дом возвращаться было бессмысленно, искать родителей — тоже. Нужно было двигаться дальше, оставив за плечами всё пережитое и утерянное. Только вот как идти вперёд, если путаница из чувств постоянно откидывает тебя обратно? Чувства деструктивны, они приведут тебя к краху. Грейнджер покачала головой, присаживаясь на кровать и принимаясь доставать из бисерной сумочки весь хлам, что таскала с собой по лесам. — Они уже привели, — парировала она вслух. — И тем не менее, я не жалею о них. Лишь о том, что испытала их не к Рону. Сумка казалась поистине бездонной: вещи из неё уже буквально заполнили собой всю комнату, но девушка продолжала доставать всё новые и новые. А к кому же тогда? Гермиона не спешила отвечать. Она засунула руку почти по плечо, пытаясь достать со дна какой-то мелкий предмет, завёрнутый в ткань. Пальцы всё никак не могли ухватиться за него, а когда это всё же получилось, Грейнджер победно хмыкнула, извлекая предмет наружу. — Тебе ли не знать, Том… — отстранённо ответила она, рассматривая находку. Отогнув кусочек плотной бархатной ткани, она увидела знакомый блеск. — А вот и ты… — пробормотала Гермиона, раскрывая фальшивый медальон. Внутри что-то тоскливо зацарапалось о рёбра, и, грустно улыбнувшись, девушка огладила металлический бок. И мир перевернулся. Это была словно вспышка — образы хаотично замелькали перед глазами, кружа голову. Гермиона попыталась вырваться из этого круговорота, но видения не отпускали. А затем она увидела себя саму в лесу. «Это воспоминания?» — успела лишь подумать она, разглядывая блёклую картинку прошлого: «Почему я тогда этого не помню?» Она и правда не понимала, что происходит. Гермиона из видения была словно… она вела себя странно. Совершенно пустой взгляд с расширенными зрачками пугал, но хуже всего было другое — то, как она двигалась и вела себя: она сидела возле палатки, уставившись перед собой стеклянными глазами, и вертела в руках медальон. Затем резко поднялась и быстро пошла в сторону деревьев, встав перед одним как вкопанная. Долгое время ничего не происходило — девушка просто смотрела перед собой невидящим взглядом и беззвучно шевелила губами. Затем она развернулась, пошла обратно и села на прежнее место, вновь застыв, как статуя. «Словно сомнамбула…» — с ужасом осознала Гермиона из настоящего: «Я действительно грезила наяву». Словно в подтверждение воспоминания вновь пронеслись перед глазами искажённым диафильмом. Они сменялись один за одним, и девушка задыхалась от осознания — сколько же их было? Сколько раз она выпадала из реальности? Что ещё она делала? Отвечая на этот вопрос, круговорот воспоминаний замедлился, останавливаясь на одном конкретном. Очередная ночь, кажется, незадолго до вылазки в Годрикову впадину. Гермиона-из-прошлого стояла одна в лесу, перед ней на земле лежали два медальона, настоящий и фальшивый. «Что происходит?..» — липкий ужас поднялся по позвоночнику. Девушке хотелось броситься к своей проекции и встряхнуть её за плечи, сделать что угодно, чтобы остановить, но она могла лишь безмолвно наблюдать. Гермиона-из-прошлого с совершенно пустым взглядом достала из сумочки книгу, — ту самую, которую читала, когда впервые услышала Тома, — и складной нож. «Нет… нет-нет!..» Гермиона-из-прошлого открыла книгу на странице с ритуалом подмены, положила её на землю, и, простояв несколько минут в тишине, рассекла ножом ладонь. Сев на корточки, она окропила два медальона своей кровью, затем поднялась, достала палочку и принялась выводить в воздухе незнакомые руны, беззвучно шевеля губами. Хотя, скорее всего, звук был, но он потерялся в истошном вопле Гермионы-из-настоящего. «Если честно он уже пару недель мне ничего не говорит..» «Я думал, будет сложнее. Когда Гарри открыл его, из него полезло чёрное нечто, но стоило рубануть мечом — и всё исчезло…» Возьми себя в руки, Гермиона. С хриплым болезненным вздохом девушка вернулась в реальность, обессиленно падая на колени и содрогаясь в кашле. Горло сжалось в рвотном позыве, и Гермиона выплюнула изо рта кислую желчь. Вытерев губы рукой, она села на пол, облокотившись спиной на кровать, и закрыла глаза. Мысли хаотично метались в голове, отказываясь формироваться во что-то осознанное. Спустя несколько глубоких вдохов, ей всё же удалось прийти в себя. И сразу за этим её накрыл ужас. Она подменила настоящий медальон. Она провела какой-то тёмный ритуал и подменила крестраж. Она… Сбоку раздался знакомый смешок. Распахнув глаза, Гермиона часто задышала, боясь повернуть голову. — Как же так, Гермиона? — насмешливо произнёс голос. — Я думал, ты обрадуешься, ведь мы стали так близки. Грейнджер медленно перевела взгляд вбок. Реддл стоял рядом, облачённый во всё те же черные брюки и длинную мантию. Только теперь он казался куда более реальным, чем раньше, по крайней мере, его руки оказались достаточно материальными для того, чтобы взять с кровати её палочку. — На чём мы там остановились? — он повертел волшебное древко в пальцах, — Ах да… Присев на корточки, он посмотрел на девушку и улыбнулся, так знакомо склонив голову набок. — Конечно, я знаю… — видя непонимание на лице Гермионы, он раздражённо цокнул: — Знаю, к кому ты испытываешь чувства. Он протянул руку и дотронулся до её бледного лица, стирая со щеки влажную дорожку. — Но, как я уже говорил — они приведут тебя к краху. Гермиона всхлипнула и зажмурилась, не желая видеть, как Том заносит над ней палочку. И сжимая что есть силы глаза, сквозь тонкую кожу век она увидела вспышку, но так и не сумела рассмотреть, какого цвета она была.