⊹──⊱✠⊰──⊹
Их спальня была выполнена в стиле шебби шик, только в тёмных тонах, и всем своим видом создавала уютную атмосферу французских провинциальных городков или аутентичных спален веков так восемнадцатых-девятнадцатых: широкая деревянная двуспальная кровать, на вид крепкая, что сегодня им очень пригодится, располагалась возле стены с изображением цветущей ветки сакуры, с которой слетают нежные лепестки, опираясь о неё своим высоким резным изголовьем. По обе стороны столики на изящных изгибающихся ножках покоили на себе светильники, под потолком изгибалась средних размеров хрустальная люстра, а справа выход на балкон открывался через высокую прозрачную дверь и светлое створчатое окно. Широкие доски ламината приятно ощущались под ногами, а ближе ко входу в комнату стоял высокий комод, одним из предметов украшения которого стала шкатулка с различной бижутерией супружеской четы Нишимура — в основном, конечно, немногочисленные тонкие цепочки, которые Рики привык носить на шее, были завалены огромным количеством бус Сону разных форм и размеров. Конечно, основной частью внимания может завладеть огромный букет пионов цвета нюдовой розы, покоящийся в резной пузатенькой вазе. Сону по пальцам обеих рук сосчитать не сможет, какая здесь уже стоит: вазы частенько летят в стену над кроватью с тяжёлой крепкой руки его супруга. Это его наказание — украшение интерьера разбивается о твёрдую поверхность вдребезги, чтобы Сону спал на загнутых осколках с неровными острыми краями, причиняющими его обнажённому телу колющую и режущую боль. Сглотнув резко вставший в горле ком, Сону мимолётным движением проходится по рукаву дорогой рубашки, которая, задравшись, оголяет израненное благодаря мужу запястье. — Вот так, моя орхидея, — прошептал Рики, сидя на корточках перед кроватью. С улыбкой наслаждения, искривившей полные кровоточащие губы, он протянул свою ладонь, большую и шершавую, чтобы узловатыми мозолистыми пальцами заправить грязные и мокрые от пота волосы Сону за ухо. — Ты как принцесса на горошине. Так красиво. Просто чудесно. Его рука, кожа которой поблёскивала засохшей меж пальцев кровью, опустилась на голое искусанное бедро, чтобы он всем своим естеством мог вкусить ублажение от дрожащего тела Сону. На белоснежные шёлковые простыни из выступающего животика каплями лилась густая алая жидкость, медленно окрашивая их ярким оттенком. Сону вздрогнул, замерши в лежачем положении. Он хотел бы перевернуться, но любое движение заставляло осколки впиваться в тонкую и мягкую нежную кожу. — Псих, — бросает Сону, бездумно уставившись на торчащие вверх подсохшие лепестки пионов. Рики подарил ему этот огромный букет, пестрящий пышными цветами, когда Сону объявил, что беременный. Альфа был в ожидании; к сожалению, при совместном походе к врачу это оказалось ошибочным выводом. Ошибочный вывод оставил ещё свежие шрамы на чувствительном животе Сону. Омега почти нервно дёргает головой: он проверяет закрытую наглухо дверь в соседнюю комнату, виднеющуюся в проходе, хоть и сделал это ранее. Он никогда не решался в открытую гулять по кукольной мастерской Рики. Высокие и низкие, висящие под потолком на верёвочках из-за надобности высыхания недавно нанесённой на них краски и стоящие группками по углам — они вселяли в Сону неподдельный ужас. Рики смеялся, ласково называя его «глупышкой», когда омега, прижимаясь к груди мужа, прятал в ней своё лицо и с испугом бормотал что-то, похожее на мысль о том, что они будто живые. Вылупились на него своими огромными стеклянными (почти как у Чонвона) глазами, держа в фарфоровых руках маски. Рики был кукольником и владельцем сети фирм, выпускающих красивые детские игрушки, как для коллекционирования, так и для самой обыкновенной развивающей игры. Его ручная работа стоила дороже, чем, кажется, весь гардероб обыкновенного представителя общества среднего класса, но тем и цепляла ценителей, с охотой приобретающих его кукол. Сону же работал модельером-дизайнером, и все вокруг твердили, что эти двое нашли друг друга. Сону с опаской переводит взгляд с закрытой на замок двери на их свадебную фотографию. Сверкающие с неё глаза Рики, придерживающего его, такого молодого и смеющегося, за талию, наблюдают за ним неотрывно. Неотрывно… — Чёрт возьми, да я с ума схожу! — Сону встряхивает копной пушистых светло-розовых волос, чтобы согнать с себя наваждение, и решительно ступает к шкафу лёгкими быстрыми шагами, чтобы достать из недр огромного предмета мебели самый обыкновенный чемодан. Последний раз на отдых они ездили?.. Ах, он не помнит. Но они уже давно не проводили время только вдвоём. — Не надо здесь задерживаться. Тем более, Чонвон ждёт меня. Удивительно, как ёмко вся жизнь человека может уместиться в один чемодан. Сону быстро перебирает вещи с тёмно-синих вешалок, приятных на ощупь, некоторые блузки даже вместе с ними кидает, вдвое складывая тонкую ткань. Обращаться с одеждой небрежно не в стиле для такого аккуратного, опрятного и аристократичного омеги, как он, но счёт идёт на минуты. Супруг может вернуться в любой момент. А где же он сейчас?.. Сону хотел бы, желал бы испытать к этому хоть малейшую эмоцию, — интерес, любопытство, радость, негодование — кроме страха. Омега замирает примерно на половине пути. В его руках — тонкая летняя блузка с корсетом, который обыкновенно тонкую талию приятно обнимает, заставляя теряться в огромных для его изящного тела ладонях Рики, и маленькими выступающими чашечками, где мягко лежит его грудь. Это был подарок Рики, стоил кругленькую сумму, и сделан он был, кажется, больше для преследуемых альфой целях: Рики любил уткнуться лицом в мягкую грудь Сону, приятно отдающую цветочным ароматом невероятно дорогих духов, мять её в руках и целовать незащищённые места. — Возьму, — выдыхает Сону, тело взволнованно трепещет от воспоминаний о былом, хорошем, романтичном. — А может, всё-таки дождаться его и поговорить?.. — но тут же омега встряхивает волосами грозно и, топнув ногой, сердито скидывает блузку в чемодан поверх светлой горы немного небрежно уложенных вещей. — Нет, с ним — ни за что! Не захочет. Меня. Отпускать, — шипит он с паузами. — Он ненавидит меня! Документы выужены из-под стопки аккуратно сложенной на полке в одном из отделений шкафа домашней одежды, денег на банковской карте достаточно, чтобы с уходом из дома не беспокоиться о состоянии своего материального положения. Сону искренне рад, что собственная карьера идёт в гору с каждым днём, и ему не приходится зависеть от мужа, чем может похвастаться далеко не каждая знакомая ему омега. Сону бросает взгляд на кровать: на белоснежные простыни, пахнущие химическим стиральным порошком и кондиционером для белья, откинута крышка собранного чемодана. Кажется, его дорога закончена. Конечно, будь рядом Чонвон, он бы воскликнул: «Нет, нет, всё впереди!», тормоша его за рукав блузки. — И всё же, тебе всегда удавалось помогать мне, мой дорогой Рики, — выдыхает Сону в полный голос, прикрыв веки. — Помогать мне набираться сил и поступать правильно, — его губы трогает ядовитая ухмылка ненависти. — Но тебе следовало стараться немного больше… — Сону?.. Знакомый глубокий голос потрясает его сознание сильнее оглушающего урагана. Грубый тон с хрипотцой и нотками насмешки бьёт в виски, отдаваясь стуком стальных молотков. Сону широко распахивает глаза; тело цепенеет на месте, будто прикованное к полу, а подкосившиеся колени почти не держат, когда омега сжимает дверную ручку. Со спокойными и размеренными приближающимися сзади шагами в нос ударяет аромат лаванды — природный аромат его мужа — с явными нотками запаха сигарет, сырого и противного до дрожи. — Сону, что ты делаешь? Сглотнув громко, Сону разворачивается на пятках. Капроновые носки шаркают по коврику, когда он, выпустив из ладони ручку чемодана, выставляет руки перед собой, чтобы не наткнуться на Рики вплотную, и резко разворачивается. Меж полных раскрасневшихся губ Рики зажата дорогая тлеющая поднимающимся вверх дымом сигарета; холодные глаза, острые и глубокие, прослеживают движения его уставившихся на альфу в упор глаз. Рики небрежно засовывает руки в карманы пошитых на заказ брюк, слабо затянутых ремнём. Он пожирает Сону делано любопытным взором своих тёмных глубоких глаз. — Рики, — Сону набирается смелости. Его решительности едва хватает на единственное предложение, сформулированное и отпущенное твёрдым тоном. — Я от тебя ухожу. Молчание, воцарившееся между ними, настолько густое, что, кажется, нависло тяжело, окружив комнату грозовой тучей. Рики не произносит ни слова. Сону с опаской наблюдает за тем, как его альфа тянет свою большую жилистую руку, скрытую тканью рубашки, чтобы вынуть изо рта тлеющую сигарету, пепел которой осыпается на пол. Сону даже опомниться не успевает: лёгким движением головы отбросив сверкающие мягким сиянием в оранжевом свечении ночника серебристые волосы, Рики тушит сигарету о нежную кожу ладони Сону. — Ай! Грёбаный придурок!.. — Сону громко вскрикивает, скорее от неожиданности, чем от обжёгшей кожу так, словно бы тыльную сторону ладони кусают тысячи маленьких насекомых, боли. — Ты что делаешь?! Рывком Сону толкает Рики, в мгновение прижимаясь маленькими и мягкими пухлыми ладонями к его крепкой груди, обтянутой украшением в виде красующихся на дизайнерской рубашке ремней. — У меня есть для тебя подарок, — Рики с места не двигается. На его полных губах растягивается ухмылка превосходства, пока худощавая фигура омеги ростом ему по плечо пытается отпихнуть его. Альфа делает одно неосторожное, но меткое движение рукой. Сону ахает и ладони ко рту прижимает, когда окурок летит прямо в вазу с пышными пионами. На одном из тонких извивающихся стеблей остаётся тёмное пятно, прежде чем сигарета исчезает в глубине пузатой вазы. — Рики, ты не слышишь?! — Сону повышает голос, в котором истеричные нотки проскальзывают. — Я ухожу от тебя!.. — Повернись, пожалуйста, — хмыкает в ответ Рики сквозь сжатые зубы. — Я хочу его на тебя примерить. Сону рычит, что со стороны его мужа больше похоже на мяуканье едва заметного маленького котёнка, снующего у ног. Руки сжимаются в крепкие маленькие кулаки; ожог от сигаретного фильтра на ладони неприятно щиплет. Сону разворачивается на дрожащих ногах. Он замирает, когда Рики тянется в карман брюк. Тихое шарканье тканей заставляет напрячься. Мгновение — и шеи касаются тонкие шёлковые нити, кропотливо сплетённые между собой в причудливый узор. Бусины, цепляющиеся за нити в шахматном порядке, ложатся на его кожу, а самая крупная, обрамлённая блестящей серебряной рамкой, оборачивается прямо поверх кадыка. Одна из жемчужин на тонкой цепочке лежит прямо в ярёмной рамке. Оказывается, это самое обыкновенное кружевное колье. Оно… довольно красиво, только вот зачем его супруг разыгрывает этот театр одного актёра? Застёжка сзади щёлкает слишком уж громко — или Сону в несколько раз острее и чувствительнее всё из-за леденящего кровь ужаса воспринимает? По телу медленно рассыпаются неприятные мурашки, когда холодные пальцы, длинные и грубые, касаются его выбритого затылка. Рики отстраняется с улыбкой, стоит Сону обернуться. — Ри- — поперхнувшись, Сону тут же замолкает, едва слышно выдыхая оставшийся воздух. Его блестящие страхом глаза широко распахиваются; хлопая глупо длинными накрашенными ресницами, Сону приоткрывает пересохшие вымазанные в помаде губы. Он дышит едва уловимо. Если Сону попытается разомкнуть рот хотя бы чуть шире, давление украшения на его нежную тонкую шею усилится, и кожу заколет острой кусающей болью. Колье впивается в него, почти перекрывая дыхательные пути. Омега смотрит на Рики снизу вверх с ужасающей безмолвной обидой, сверкающей в усталых блестящих глазах, сейчас с каждым мгновением постепенно вспыхивающих пламенем. Рики усмехается; он небрежно засовывает руки в карманы и цокает языком: — Что ты говорил? Уйти хочешь? — его широкие брови приподнимаются, после чего одна из них изгибается в скептичном жесте. Рики тянет руку, чтобы погладить налившееся кровью яблочко мягкой пухлой щеки возлюбленного. — Псих, — шипит Сону одним языком; с его не смыкающихся губ почти капает слюна. Маленькое изящное тело омеги вздрагивает, стоит Рики с усмешкой стереть крошечную капельку слюны, угрожающую скатиться с губ Сону, раскрывшихся алым бантом, по подбородку, грубой шероховатой подушечкой большого пальца. — Ты не уйдёшь, Сону. Кажется, неожиданность берёт своё — Рики вздрагивает, когда Сону отшатывается от него, тут же резко замахнувшись. Из груди воздух выбивает — омега задирает локоть, чтобы в следующую секунду ударить альфу в живот. — Ты тварь! — вскрикивает Сону, отшатываясь с животным ужасом, сверкающим в слезящихся глазах. — Ты мне больно делаешь!.. — Я тварь?! Ты пытался сбежать от меня, Сону! — задушенно цедит Рики в ответ, согнувшись. — Я пытался сбежать, потому что ты душишь меня, Рики! — в ярости шипит Сону. Его пухленькие белые пальцы цепляются кончиками за кружево, дерут колье, чтобы сорвать со своей шеи, — а украшение не тянется совершенно — и как только удаётся немного отнять его от горла, Сону набирает в лёгкие воздух и кричит, что есть силы. — Ты меня убиваешь! Я не могу больше находиться здесь! — Я злюсь на тебя, потому что тебе нет дела до нашей семьи! — Я люблю нашу семью! — вопит Сону истошно, почти заходясь в истерике. Тело хрупкого молодого мужчины начинает мелко потряхивать. — Но я ненавижу то, чем ты стал! Бьёшь, оскорбляешь, запираешь в доме, изменяешь, и всё потому, что сам же и обвиняешь меня в чём-то!.. Хриплый смех, врезавшийся в уши, заставляет Сону замереть в оцепенении. Изумлённый, он наблюдает за тем, как Рики опускает на него яростный взгляд тёмных глаз, в которых когда-то весь его маленький мир умещался. — Потому что ты, блять, шлюха, Сону. — Я шлюха?! — Сону подскакивает на месте, оскорблённый. — Не легче ли тебе назвать себя шлюхой, Рики, а? Неужели ты не шлюха, которой лишь бы засунуть свой член во что-нибудь? — лицо Рики кривится от отвращения; его негодование доставляет Сону истинное наслаждение. — Быть с двумя, а то и с тремя одновременно, пока я жду тебя с работы с приготовленным ужином! Ты не заботишься о том, что я буду чувствовать, Рики! — омега переводит загнанное дыхание. Страх уступает место зверской ярости. — Твой потолок нужд — это всеобщее обожание толпы!.. Рики издаёт звук, похожий на необузданное рычание дикого зверя. — Кажется, тебя в машине ждёт Чонвон? — Чонвон — мой лучший друг! — голосит Сону, резкими, почти бешеными движениями оттягивая колье от шеи. — Он младше тебя на десять лет, Сону! — восклицает Рики, на что Сону бормочет, задыхаясь, из последних сил: — И что? Ну и что? Рики хмыкает. Потрясённое как чужими, так и своими же собственными криками сознание переживает очередной удар, нанесённый резко воцарившейся тишиной, словно бы вакуумом сжимающей твою голову. Сминая в маленьких, слабо сжатых кулаках украшение, сковывающее шею, Сону с опаской провожает взглядом его уже выпрямившуюся огромную фигуру. С кровожадной улыбкой Рики, обходя кровать почти крадущимися шагами, достигает комода. Пузатенькая ваза с тяжёлым для Сону букетом оказывается легкой в руках альфы, который дует пухлые губы: вертя в руках, Рики рассматривает её словно бы с интересом. Мгновение — ваза перевёрнута вверх дном. — Рики, нет!.. — Сону вскрикивает, не в силах с места сдвинуться, когда вода с хлюпаньем и плеском фонтаном бьётся о пол, куда следом же летят и изящные пастельные цветки прекрасных пионов. Хмыкнув, Рики склоняет голову вбок, рассматривая растекающуюся по гладкому ламинату воду. В следующую секунду он замахивается, и ваза, чуть не врезавшись в голову стремительно пригнувшегося Сону, влетает в стену. Треск, звон разбитого стекла поражает чувствительный слух Сону, который с отвисшей челюстью наблюдает за тем, как отскочившие от стены осколки светлой керамики каскадом спадают на их аккуратно заправленную постель. — Так на чём мы остановились, орхидея? — Сону с ужасом распахивает глаза, когда тепло от огромного тела обдаёт его собственное сзади. Рики весело мычит. Медленно развернувшись, Сону вздрагивает, когда в его глазах сверкают перстни Рики на сжатых в кулаке пальцах. — Ах, да, — усмехается он. — Ты набрал в лёгкие воздух…⊹──⊱✠⊰──⊹
Очнувшись, Сону понимает, что его тревожит нечто, щекочущее его губы. Он находит в себе силы встряхнуть головой, чтобы немного прийти в чувства, однако сделать это мешает держащаяся за линию его челюсти мозолистая ладонь. Странно. Обыкновенно после удара кулаком в лицо или голову от Рики он не очухивался так быстро. Голову кружит от остаточной силы травмирующего воздействия, а глаза едва ли могут уловить знакомые очертания крепкой фигуры мужа, разместившейся меж его раздвинутых фарфоровых бёдер, чья полная плоть покрыта незажившими шрамами. Дыхание Сону перехватывает; омега пытается сдвинуться в сторону, но стоит лишь постараться влево движение сделать — крупные осколки разбитой вазы впиваются в него снизу, придавливая кожу острыми краями. Сону скулит, приоткрывшиеся губы дрожат от страха и попытки хватать оставшийся воздух. Кружевное колье неприятно натирает жёстким шёлком, колют шею будто бы остриями заточенных иголок. — Ты на лезвии ножа, — усмехается Рики. Его глаза завешаны растрепавшейся спутанной чёлкой, спадающей на брови неровным каскадом. — Знаешь, я шил это платье специально для тебя по образу моей самой красивой куклы. Той, которую я не хотел продавать уже несколько лет. Помнишь, ты её испугался? Она стоит в углу мастерской. Сону припоминает. Это фарфоровая кукла с гладкой кожей и идеально круглым личиком: её платиновые волосы, в которые вплетено бриллиантовой украшение, струятся по плечам, завиваясь крупными кудрями, а пышное молочное платье расшито золотом, переливающимся в цвет со свисающим с шеи ожерельем, подчёркивающим тонкие выступающие ключицы. Её малюсенькие пухлые губы сердцем отливают тёмно-красной глянцевой помадой, а взгляд больших ясных голубых глаз отведён, но кажется, словно она смотрит прямо на него. В руке она держит самую обыкновенную маску, украшенную позолоченным акрилом. Кукла красива, однако Сону испугался того, что она была слишком… живой. Вероятно, Рики ожидает от него ответа. Сжавшая щёки ладонь причиняет боль — Сону выдыхает прерывисто от пронзившего правую часть лица болезненного ощущения. Ожогом печёт боль от удара, нанесённого супругом. Сону кивает. — Я шил его тебе на день рождения, — самодовольно продолжает Рики с мягкой улыбкой. — У тебя ведь уже через месяц день рождения! Тебе бы исполнилось тридцать пять лет. Какая жалость. Губы почти царапает ворс мягкой маленькой кисточки. Осторожно опустив взгляд, Сону натыкается на небольших размеров палитру в руках альфы, который наносит на его губы тёмно-бордовый акрил. Истерзанные бёдра обнажает короткая пышная юбка надетого на него платья: по ощущениям лёгкого ветра, холодящего его открытую кожу худых плеч, платье на бретелях, к тому же, обнажающее его выгнувшуюся мягкой дугой спину. Юбку платья, нижняя оборка которой состоит из прозрачного кружевного сетчатого материала, затягивает большой белый бант, помогая корсету немного лучше обнимать его тонкую талию. Небольшая грудь омеги мягко лежит в чашечках лифа, а белый воротничок обрамляет шею чуть ниже душащего колье. — Думаю, я закончил, — хмыкнув, Рики откладывает инструменты для преображения мужа в сторону, чтобы после откинуться на пятки, с ухмылкой разглядывая собственное творение не без эстетического наслаждения. — Т-ты собрался сделать меня куклой? — хрипит Сону, зажмурившись. Рики хмыкает: — Почему нет? Ты больше похож на куколку, нежели на человека, орхидея. Красивый предмет интерьера, дополняющий резную вазу с цветочками, который иногда может подставить тебе свою пухлую задницу. Наслаждение, не правда ли? — он хохочет, откинувшись торсом назад, и зажмуривается. — Ты помнишь, каково это — играть в куклы? Их надо переодевать, кормить, мыть, украшать аксессуарами, — Рики щурится. Его горящие неутомимой злобой глаза заставляют Сону трепетать от невыносимого животного ужаса, заставляющего кровь в венах стынуть. — А ещё… С их помощью можно ублажать себя. Раздевать догола, трогать их искусственную пластмассовую грудь, — альфа мимолётно облизывает истерзанные зубами опухшие губы. — Прижиматься пальцами между идеальных длинных ног и представлять, что ты трогаешь их киску. Детская претензия на дерзость — самое безобидное, что можно спрятать за закрытыми дверями в юном возрасте, правда, моя орхидея? Шныряющие по всему помещению комнаты глаза Сону, намеревающиеся избегать взгляда Рики, натыкаются на прикреплённое к стене над навесной полкой свадебное фото в толстой деревянной рамке. Учти, у нас с тобой пожизненный контракт. — Знаешь, я долго думал, как же тебя можно украсить, чтобы нам обоим было весело играть, — сипит Рики. Его шершавая ладонь игриво подталкивает расцарапанное израненное колено Сону в сторону, намереваясь раздвинуть его ноги ещё немного шире. — Бусы, косметика, кольца, серьги… Всего этого у тебя слишком много. Так что у меня есть другой вариант. Меж длинных узловатых пальцев мелькает стебель нежно-розового пышного бутона. Глаза Сону распахиваются, губы раскрываются чуть шире, дрогнув: что Рики собирается делать? Неужели он хочет украшать тело Сону пионами, прикрепляя их на обжигающий кожу горячий клей? Рики хмыкает сквозь плотно сжатую челюсть; непонятно, доволен ли он подобной реакцией. — Ебло проще, шалава. Ты даже двух гнилых роз не стоишь. Сону оскорблённо вздрагивает. Губы Рики трогает слабая улыбка. Его большое крепкое тело наклоняется вперёд, нависая над Сону, восхитительно вздрогнувшим. — Я хотел ребёнка. — Я не виноват, что тест показал ложный результат. — Ты обдурил меня. — Я не делал этого, — Сону измученно откидывает голову на подушку, привлекательно обнажая изящный кадык, с которого съехало колье. Рики прослеживает за ним коротким взглядом. — Я был уверен, что беременный. Рики, если ты хочешь ребёнка, я готов, я готов родить тебе хоть четверых, хоть семерых… Сколько захочешь, — нежный тонкий голос отдаёт вымученной хрипотцой. — Только не делай того, что ты хочешь сделать. Пожалуйста, я тебя умоляю… Рики мило склоняет голову вбок с усмешкой рассматривая едва держащегося в сознании Сону. — Фамильярность порождает презрение, моя орхидея. — Я убью тебя, — выдыхает опустивший глаза Сону. Рики усмехается. — Это меня не остановит. Тёплые ладони мужа задирают короткую пышную юбку. Сону вздрагивает, почувствовав, как один из пальцев альфы опускается вниз, прощупывая его промежность; истерзанное осколками, хрустящими внизу, тело напрягается в тревоге, на что Рики издаёт смешок. Свободная рука альфы ложится на мягкий изгиб тонкой талии, фактически поймав Сону в ловушку, прежде чем Рики наклоняется к нему. Рики тихо фырчит, забавляясь происходящим, и наклоняется вперёд, чтобы лизнуть тонкую шею Сону, смакуя вкус пота на языке. Сону издаёт тихий стон отвращения, сжав трясущиеся руки в кулаки, когда чувствует безумную улыбку альфы своей кожей. — От тебя так приятно пахнет страхом, моя орхидея, — бормочет он в кожу омеги, с наслаждением прижимаясь носом ко влажной шее и втягивая феромоны цветочного аромата. Пропитавшая его голос похоть заставляет Сону инстинктивно заскулить, однако, вопреки своим действиям, омега качает головой в ответ на чужие слова. Воспользовавшись отвлёкшимся супругом, Рики прижимает сухой палец к сжавшемуся входу. Сону вздрагивает — резкое покалывание пробегает по его спине. Альфа хихикает над его реакцией, проталкивая палец глубже, несмотря на сильное сопротивление. Напряжённое тело Сону вкупе с болезненным скулежом, срывающимся с его намалёванных краской губ, будоражит его больное сознание. Рики вынимает палец, когда Сону прикрывает глаза, невольно выдохнув, а из его входа вытекает, хлынув потоком, естественная смазка. Он лениво поглаживает вытащенный из штанов твёрдый член, с ухмылкой бегая глазами по следам поцелуев и засосам, рассыпавшимся цветочной поляной по оголённым участкам фарфоровой кожи. Он мимолётно проходится языком меж губ, прежде чем прижаться к промежности Сону. — Рики, — ослабленно выпаливает Сону, зажмурившись. — Пожалуйста, остановись… Пожалуйста, одумайся!.. — молит он дрожащим от явного смятения мелодичным голосом, отчаянно вперившись в мужа тут же широко распахнувшимися глазами. — Но как я могу? Рики тихо усмехается, не сводя глаз с Сону. Его рука тянется, чтобы аккуратно подцепить что-то с постели. Рики поднимает ладонь над шрамом на груди, прежде чем вонзиться в Сону одним сильным толчком, не заботясь о жалобной мольбе, слетевшей с его губ. Сону истошно вопит, когда Рики вонзает в его глубокий кровоточащий шрам острый конец стебля пиона. — Рики!.. — он кричит. Его тело дёргается, Сону пытается ворочаться, но его дыхание перехватывает, и весь воздух из лёгких выбивает, когда его обнажённая спина, не прикрытая даже тонкой тканью платья, режется об острые края лежащих под ним осколков вазы, беспощадно разрезающих тонкие ткани кожи. — Рики, пожалуйста, перестань! Прекрати! Мне больно!.. Сону вскрикивает, закатив глаза, запрокидывает голову, когда его неподготовленный вход пронзает волна острой боли. Спина выгибается, пытаясь уйти от контакта с осколками разбитой вдребезги вазы, а руки автоматически вцепляются в прутья резной спинки кровати. Рики ругается тихо из-за ощущения бархатных тугих стенок, пульсирующих вокруг его члена. Тело Сону мелко дрожит; тонкая струйка крови змеится вверх по такому же изящному стеблю пиона, всаженному глубоко в свежий шрам на его мягкой чувствительной груди. Достигнув нежных светло-розовых лепестков, полупрозрачная алая жидкость медленно стекает к одному из них, струясь внутрь, почти проникая в самую сердцевину. — Шрамов на тебе было меньше, чем цветов в букете, — бормочет Рики с исказившей губы ядовитой ухмылкой. — Я добавил твоему телу совсем немного, пока ты спал. Цветы — лучшее окружение такому же цветку, как ты, орхидея. Губы Сону дрожат, приоткрытые едва-едва, чтобы пытаться втягивать внутрь малейшие капли, крупицы воздуха, пытаясь дышать. Его веки опускаются, свет от ночника отбрасывает тени длинных ресниц на щёки, в которые вбит тональный крем. Дрогнув, веки приоткрываются, прежде чем с ресниц упадёт первая хрустальная слеза. Чертя за собой неровную дорожку по пухлой щеке, влага извивается, после чего падает на простыни, пропитанные кровью под истерзанной спиной Сону. Рики смеётся. — Теперь ты плачешь? Он крепко хватает Сону за израненное бедро, медленно вытаскивая член, пока внутри не остаётся только головка. На этот раз заострённый стебель пиона впивается в почти заживший шрам на правом бедре. Сону прерывисто выдыхает; его тело дёргается от грубых воздействий. Омега задыхается от боли, слёзы продолжают течь по его щекам. Ты мёртв для меня. Ты мёртв, ты мёртв, ты мёртв для меня, Рики. Тяжёлый запах Рики был единственным, что он мог почувствовать, исключая хватающие его лицо грубые ладони, пропахшие отвратительным никотином. Яркий аромат лаванды кричал о переполненностью похотью и чистой радости от всего, что происходило. Дрожащие и ноющие от режущей боли, бёдра Сону раскрываются, чтобы лучше справляться с ней. Омега закусывает губу; жалкое хныканье срывается с его губ. Рики сдирает кожу с его трепетной души, украшая его цветами. — Ой, зачем закрывать глаза, моя орхидея? — насмешливо воркует Рики, прежде чем откинуться назад, когда Сону с отвращением зажмуривается, дрожа от омывающей тело боли. — Ты пропускаешь всё веселье, милый. Постанывая от удовольствия, Рики наклоняется ближе к лицу мужа, позволяя дыханию вырваться на его кожу, прежде чем лизнуть мокрую щёку Сону, смакуя солёные слёзы на языке с восхитительным мычанием. — Н-не надо… — скулит Сону, роняя на постель хрустальные слёзы. Разбитая ваза хрустит под его истерзанной в кровь спиной, трясущиеся руки поднимаются, чтобы оттолкнуть тело альфы в попытке отодвинуть его. Рики не шевелится; он слегка приподнимает чужие колени, заставив тело заскулившего Сону прижаться к кровати, и крепче сжимает бедро омеги, прижав ладонь к торчащему пиону, прежде чем грубо вонзиться во влажный жар в хаотичном темпе. — Я всегда, — рычит Рики. — Был для тебя плохим. Так? — широко раскрытыми глазами Сону наблюдает за тем, как жилистые ладони Рики ползут по груди, задевая торчащий бутон цветка, к его тонкой шее. — Вообще-то, никто никогда не в силах угодить тебе, мерзкая сучка, — цедит он сквозь плотно сжатые зубы. Глаза застилает тёмной пеленой; Сону широко раскрывает губы, когда чужие руки сжимаются вокруг его горла. Рики перекрывает ему путь к нормальному дыханию. Колье царапает мягкую кожу лебединой шеи, залитой рубиновым румянцем от напряжения. Его муж душит его, прилагая к давлению на горло все оставшиеся усилия. — В пустых мелочах теряются важные моменты, Рики, — Сону бездумно улыбается накрашенными Рики тёмными губами, с которых смазалась краска. — Я люблю тебя. Хрустящий треск отдаётся в ушах Рики оглушающим ураганом. Лицо Сону застывает в улыбке, а блестящие от слёз глаза в обрамлении пушистых длинных ресниц, широко раскрытые, уставляются прямо в его холодные глаза. Его голова падает набок, шея безвольно застывает в оцепеневшем положении. Завитые пушистые локоны спадают на глаза, отбрасывая на опустевший взгляд тени; сжимая в ладонях горло Сону, Рики кончает, содрогаясь в оргазме со стоном наслаждения, и, сжимая меж пальцев стебель, всаживает последний пион в горло Сону. Узел альфы формируется, грубо зафиксировавшись в теле омеги. Спустя короткое время переводящий дыхание Рики отталкивается и вырывается из тела Сону, медленно вытаскивая свой член с тихим хлопком. Осколки вазы хрустят под его безвольно упавшим на кровать истерзанном цветками пионов телом. Вид его фигуры — лицо, залитое слезами, блестящие глаза, шея, покрытая засосами, кровоточащие шрамы на груди, боках и бёдрах — образ, который Рики никогда не хочет забыть. — Моя самая красивая кукла, — удовлетворённо хмыкает альфа, заправляясь обратно в брюки. Он встаёт на ноги и выпрямляется, прежде чем оглянуться на смятую постель. — Я сделаю куклу по твоему подобию, Сону. Из неё будут расти цветы. Рики напрягается, когда понимает, что ответа не последует. Дёрнув головой ещё раз, Рики вздрагивает: его густые тёмные брови хмурятся в непонимании, после чего он оборачивается всем телом. — Сону?.. Сону не подаёт признаков жизни. Его тупые стеклянные глаза, уставившиеся в стену, блестят в играющих по комнате лучах сияния вечернего неба, едва проглядывающего сквозь маленькую щель плотно закрытых штор. Из тела, в которое разом вонзились лежащие под ним осколки, торчат пионы, омываемые алой жидкостью, струящейся из кровоточащих ран. Голова мягко лежит на плече. Рики сломал ему шею. — Сону! — Рики вскрикивает, прижав ладони ко рту. Сорвавшись с места, стремглав он бросается к кровати. Грохнувшись перед постелью на колени, Рики дышит загнанно, хватая Сону за плечи. — Сону, Сону… Сону, ты слышишь меня?! — он дёргает тело Сону на себя, чтобы прижать его похолодевшую щёку к своей раскрасневшейся щеке. — Сону, ответь мне! Сону не отзывается. Тяжёлую тишину разрывает пробирающий до костей глухой грубый смех.⊹──⊱✠⊰──⊹
— Рики! Чёрт возьми, Нишимура, если ты не откроешь мне дверь сейчас же, я возьму из машины лопату и начну выламывать её! Чонвон колотит обоими кулаками по широкой деревянной двери, представляющей собой вход в величественный двухэтажный коттедж семьи Нишимура. Младший омега едва ли не падает, когда дверь неожиданно распахивается. Чонвон отшатывается с отвращением, выставив руки вперёд, стоит на пороге взбудораженного Рики увидеть. — О, малыш Вонни, — альфа скалится, цепляясь за дверной косяк. — А я всё думал, когда же ты выйдешь из своего дешёвого корыта, чтобы забить тревогу. — Не заговаривай мне зубы, ублюдок, — шипит Чонвон. — Где Сону? Ты чего наделал, идиот? Где он? Рики хихикает. — Его нет. — Как нет? — челюсть Чонвона дёргается. — Рики, где Сону? — Нет его! — восклицает Рики с улыбкой на лице. — Я ему шею сломал. С широко распахнувшимися глазами, блеснувшими в свете фиолетового неба, Чонвон отталкивает Рики с прохода и проскальзывает в дом. Торопливыми лихорадочными шагами омега держит путь в спальню супругов; бегом он преодолевает лестницу, перепрыгивая через ступеньку, после чего бросается туда, где из-за приоткрытой двери льётся тёмно-оранжевый свет. — Что ты натворил?! Рики усмехается, когда сверху доносится истошный вопль ужаса. Сложив руки на груди, он с улыбкой опирается о стену. Потухший взгляд холодных глаз, глубоких и тёмных, цепляется за фотографию, сделанную в день их свадьбы: в уединении на деревянном пирсе, окружённом светло-изумрудной листвой многолетних ив, Сону прижимался к его груди, улыбаясь в камеру умиротворённо и счастливо. Его глаза больше не горели живым огнём на фотографии: они сверкали пустотой мёртвого взгляда, скосившегося вбок со сломанной шеей. Вдоль выпуклых вен засохшая кровь. Сону сорвал кожу с его трепетной души.